Edge of glory

      Ваня, который возвращается с Мариной из России, тот же самый, думает Тесса. Саша зато совсем другая. Никуда не делись жёсткость и упёртость, и холодность эта напускная, но появилось что-то ещё. Что-то, что разглядеть так просто не получается, особенно учитывая то, что глаза Саша прячет теперь чаще. От неё уж точно — и от Марины почему-то. Дурёха подружилась с Майей — почему её это так бесит, Тесса себе ответить не может.       Не может или не хочет?       Хочет она узнать, что не так, вот что. В раздевалке довольно тихо, и дождаться Сашу не так уж и сложно — она из душа выходит достаточно быстро, хотя остальные уже убежали, не желая терять время. У неё самой время есть, пусть и не так уж и много, и на нотки испуга — наверняка просто от неожиданности — на лице Саши, что из душевой появляется, она почти не реагирует.       — Что тебе сказали в России?       — А тебе какая разница?       Саша, кажется, даже огрызаться не пытается, что вообще странно — она просто мимо проходит, полотенце на ходу с себя снимая, и одеваться начинает, впрочем, своей наготы явно не стесняясь. Ну да, в раздевалках достаточно тепло, а стеснительность у них отмирает одной из первых. Это, правда, не мешает взгляду Тессы скользнуть по плавной линии, от колен к бёдрам, к талии, к груди небольшой и аккуратной, к шее, где к влажной коже прилипла прядка выбившихся из небрежного пучка волос. В конце концов, смотреть не запрещает никто.       — Никакой разницы, — Тесса плечами пожимает, взгляд отводит, хотя почему-то не хочется. — Просто интересно, почему ты выглядишь так, как будто тебе бросили главный вызов в твоей жизни, и в то же время так, как будто тебя лишили главной мечты.       Саша дёргается, как от удара. Угадала? Пальцем в небо ткнуть несложно, сложнее попасть — похоже, она умудрилась.       — Ты говорила, что во мне нет того, что нужно для победы, — в голосе у Саши, кажется, никаких эмоций. Кажется. Если вслушаться совсем немного, можно услышать, как он дрожит. Если вглядеться совсем капельку, можно увидеть, как подрагивают её руки, хотя пальцы на ткани её одежды не сжимаются, и сама она не замирает. — А что скажешь насчёт ситуации, когда никакая победа не поможет?       Откровенности такой, как сейчас, между ними двумя не было ещё ни разу, это даже не догадка, а уверенность. Тесса вспоминает себя в двадцать два: пару лет как олимпийская чемпионка на домашнем льду, больше всего боящаяся облажаться и всем доказать, что хейтеры правы, что она из себя ничего не представляет. Утянуть на дно Скотта. Упасть туда самой. Эта девчонка на Олимпиаде не была ни разу. Ей это только предстоит — когда? Ещё пару месяцев, и начнётся бойня за место на Играх. Ещё пару месяцев, и этим русским детишкам придётся побеждать всех, кто встаёт на их пути, чтобы попасть туда, куда хотят попасть все спортсмены. Но не это ли имела в виду Саша, говоря о том, что никакая победа не поможет?       — Нет ситуаций, в которых победа не поможет, — говорит она, и сама себе не верит. — Ты, похоже, ещё глупее, чем я думала, раз веришь в такую ерунду.       Ей бы извиниться за ту глупость, что она только что ляпнула, но поздно становится, стоит ей рот закрыть. Хотелось бы думать, что ярость, на миг плеснувшая наружу из глаз напротив, ей показалась, но глупо верить в это. Глупо даже предполагать, что в это стоит верить.       — Я ещё глупее, чем ты думала, — соглашается Саша, только от её согласия ни капли радости внутри не рождается. — Потому что решила, что тебе можно хоть немного довериться.       Блять. Вот сейчас, без всяких там «но», если она ничего не сделает, она забьёт последний гвоздь в крышку гроба всех своих надежд, связанных с этой русской девчонкой. Вот сейчас сделать надо хоть что-то, и думать некогда — за считанные доли секунды Тесса от стены отрывается, и лопатки холодит, и кожа запястья чужого под её пальцами ещё влажная едва-едва, и едва влажные волосы, оказывающиеся под пальцами другой её руки, и губы чужие под её губами даже мягче, чем она себе представляла, не признаваясь себе в этом ни разу —       — и кусается Саша ощутимо, как бы кровь из прокушенной ею губы не пошла, а может, и пошла уже, судя по тому, как быстро во рту металлический вкус появляется. Отпихивает её от себя, рывком из хватки высвободив своё запястье, отталкивая обеими руками сразу, она тоже без колебаний, и почти притискивает её обратно к той стене, у которой она стояла всё это время, снова почти заставляя лопатками к ней прижаться. Наступает Саша на неё так яростно, что, кажется, вот-вот вцепится ей не в волосы, а в шею, не пальцами, а зубами.       — Прибереги свои дерьмовые шуточки, — шипит она, — для кого-нибудь ещё. Потому что если ты думаешь, что это прикольно, то ты ещё глупее, чем я думала.       Дверью Саша хлопает так, что, кажется, потолок рухнет от этого. Тессе почему-то сложно не улыбаться.       Движения у этих двоих отточенные, выверенные, когда они на льду, ну будто и не начало сезона. Олимпийского сезона, между прочим. Саша в её сторону не смотрит даже, почти демонстративно — ну и ладно. Пусть делает вид, что ничего не произошло, если не хочет ставить в этом всём точку — или запятую? — открыто. Точку, поставленную там, в раздевалке, Тесса игнорировать выбирает. Делает вид, что её не было. У них есть своя программа, которую нужно выкатать до идеального состояния. У них есть своя работа. Ей некогда думать о девчонке со слишком острыми зубками.       — Что бы ты ни говорила, а они хороши, — замечает Скотт, когда эта пара мимо проносится на безумной скорости. Особенно безумной на фоне созерцающих закат пар Мари-Франс и Патриса, которые уже сами себе надели корону спасителей мировых танцев на льду и радуются этому. Интересно, как они запоют, если их пары не получат ни одной медали на Играх. В лицо им бы Тесса это не сказала, не принято это особо, но любит она что Мари-Франс, что Патриса немножко меньше, чем стоило бы любить старших коллег по сборной, так страстно желающих им помочь — точнее, примазаться к их славе, мрачно думает для себя Тесса. — Хотя ты, походу, впервые ничего не говоришь. Мне отметить этот день в календаре?       — Я б тебе сказала, что тебе и где отметить, но ты ж не станешь, — беззлобно огрызается Тесса. — Лучше бы ты так же внимательно к нашим программам относился.       Похоже, это Скотта и убеждает, что с ней всё в порядке — он даже не одаривает её подозревающим взглядом, ему достаточно её слов о работе. Это ведь она о ней ему всегда говорит, а не он ей, как ни крути. Да, Скотт, похоже, верит, что с ней всё в порядке — всё ли? Хочется верить, что да. Хочется верить, что ничего особенного не произошло, только вот губа ноет, даже если не думать о том укусе.       Не то чтобы она могла на сто процентов о нём не думать.       Ваня без Саши — зрелище редкое, практически нереальное, как думается Тессе, и поэтому она выискивает её глазами ещё несколько секунд после того, как почти сталкивается с ним. Нет, Саши рядом нет, а смотрит Ваня так, что вспоминается сразу, что лабрадоры, хоть и милые, а всё же охотничьи собаки, и не абы какие, а ретриверы, подбитую хозяйским выстрелом добычу к охотнику приносящую, и по пути не всегда умудряющиеся не перекусить этой самой добыче шею. Не факт, что клыки этого самого, отдельно взятого лабрадора не перекусят шею ей.       — Не дави на Сашу, — говорит он почти миролюбиво. Наверное, не почти, но Тессе чудится в его улыбке не угроза пока, но уже предупреждение. Она себя чувствует как раз-таки дичью подстреленной, но щериться в ответ, как загнанному в угол зверьку, ей ведь никто не мешает. Да и загнанной в угол её бы никто не назвал. Не рискнул бы.       — Я думала, ты сейчас будешь просить не уводить её от тебя, — хмыкает она. Ваня хмыкает в ответ, улыбка его почти такая же открытая, как обычно. На этот раз точно лишь почти.       — Если ты думаешь, что так легко её от меня увести, или меня от неё, значит, связь у вас со Скоттом далеко не такая, как я думал.       — Ты хочешь сказать, что вы отличаетесь от нас настолько? Вы вместе на льду. Вы лучшие друзья. И вы, в отличие от нас, ещё и трахаетесь, но вряд ли дело в этом. Ничего не забыла?       От её грубости он, кажется, морщится. На миг.       — А ещё мы всегда выбираем друг друга. Неважно, какая у нас альтернатива.       — А если альтернативой будет олимпийская медаль? Если тебе предложат сделать всё, чтобы ты её получил, но с другой партнёршей? Если ей предложат сделать всё, чтобы она её получила, но с другим партнёром?       — Пойдут к чёрту, — улыбается Ваня бесшабашно. — Между медалью Игр на шее и партнёршей-чемпионкой типа тебя и Саней я выберу Саню. И она тоже выберет меня.       — Почему ты так уверен?       Ваня улыбается снова, уже готовый уйти — сказал всё, что хотел?       — Потому что нас уже ставили перед этим выбором не раз и не два. Как ты видишь, мы до сих пор вместе. Потому что если мы не сможем выиграть медаль вдвоём, с кем-то ещё мы тем более не сможем это сделать.       У них, в принципе, примерно так же, только не настолько. Так же они готовы рвать друг за друга, так же не бросят друг друга. Она, конечно, пытаясь Ваню поддеть, имела в виду смысл сексуальный, но, похоже, он имел в виду все смыслы. Это почти пробуждает зависть. Почти.       — Не беспокойся так, — уже в спину ему заявляет она. — Я не имею привычки лезть к людям, которым не нравлюсь. В безопасности твоя Саша.       — Ты ей не «не нравишься», — поправляет её Ваня, остановившись, но не поворачиваясь к ней лицом. Не собирается задерживаться всё-таки, наверное. В голосе его улыбку услышать несложно. — Просто ты ей нравишься меньше, чем я, и меньше, чем лёд. Ей победить тебя важнее, чем покорить. Может, это и изменится когда-нибудь, но между тобой и медалью она выберет медаль, даже бронзовую. Даже не олимпийскую.       «Это я ей важен, а ты ей никто», слышит Тесса в этих словах, когда Ваня уходит всё-таки, так и не оглядываясь. Ей даже не обидно — она не маленькая, чтобы на такое обижаться, и, хочется надеяться, не совсем дура. Никто так никто, не то чтобы это было для неё так важно. Она тоже предпочла бы Саше медаль. Проблема в том, что перед выбором её сейчас не ставят, а когда выбирать не надо, Тесса предпочитает брать всё, что хочет, и сразу. Тесса предпочитает знать заранее, чего она хочет. Даже если это не более чем прихоть.       Саша, она знает, прихоть. Саша не должна менять её жизненные планы — и не меняет. Её план — вернуться в этом сезоне из Кореи со своим золотом. Золотом, которое она уже назначила своим, кто бы что ни говорил. Они со Скоттом заслужили его давным-давно. У них со Скоттом не стоило его отбирать ещё в Сочи — но кто теперь вспомнит Чарли и Мэрил так же восхищённо, как их? Запоминают только настоящих чемпионов. Их запомнили уже. Их уже знают. Осталось только окончательно не вписать — впечатать своё имя в мировую историю. Марина говорит, они смогут. Марина говорит, если не они, то кто? Тесса говорит, если не они, то никто и никогда. Скотт смеётся, говорит, она всегда была амбициозна. Она всегда хотела больше, чем имела. С другой стороны, а разве в спорте можно иначе? Разве в спорте, если хочешь добиться высот, можно по-другому?       Это даже почти смешно — с золотом из Москвы возвращаются Саша и Ваня, с золотом из Реджайны приезжают они, золото привозят Майя и Алекс из Лейк Плейсида. Впереди Игры, и в каждой стране ставят на тех, кто должен эту самую страну там представлять, и это всегда так, но со словами, что Саша сказала ещё в начале осени, не вяжется.       — Если не поможет никакая победа, — слышит Тесса голос Майи из раздевалки декабрьским утром, и замирает почти инстинктивно у дверей, — значит, поможет поражение твоих соперников.       — В чём разница? — спрашивает её Саша, хмыкает различимо. Майя, судя по голосу, ухмыляется.       — В том, чтобы суметь доказать не только что вы двое должны поехать туда, но и то, что другие этого не заслужили настолько же, насколько заслужили вы. Несложно, правда?       Она ответа Саши не дожидается — хватит подслушивать, в конце концов — и толкает дверь в раздевалку. Не похоже, впрочем, чтобы эта девчонка собиралась что-то отвечать Майе.       — У вас есть шанс это доказать, — продолжает Майя, лишь кивая ей коротко, мол, я тебя увидела. — Вот с завтра и начинайте.       Завтра — перелёт вроде бы и в попытке сбежать от солнца, на запад, а вроде бы и на сутки вперёд. Завтра — Нагоя, а через ещё несколько дней соревнования. Тессе не нужно объяснять, что имеет в виду Майя — она лишь смеривает её взглядом, когда Саша из раздевалки выходит, явно не собирающаяся останавливаться и подслушивать под дверью.       — Ну и зачем ты ей помогаешь?       — Это интересно.       Тесса бровь приподнимает, мол, и что? Мол, продолжай.       — Тебе бы тоже стоило попробовать дружить с людьми, даже если вы выходите на один лёд. Ну или хотя бы нормально общаться.       — Мы не ссоримся.       — Офигительный прогресс по сравнению с прошлым годом, когда вы даже на соседних тренажёрах бегать не хотели, я тебе скажу, — хихикает Майя. — Но кто я такая, чтобы пытаться тебя переубедить хоть в чём-то? Ты только не забывай, что с медалями друг друга обычно поздравляют. А то с тебя станется.       Знала, что ли, спрашивает себя Тесса, когда обнимается не только с серебряными медалистами, Майей и Алексом, но и с бронзовыми, Сашей и Ваней, когда стоит на верхней ступеньке подиума финала Гран-При. Могла догадаться, подбивает она для себя — в конце концов, они все на одном катке тренируются. Может, и она заметила бы, не думай она только о себе и Скотте, не концентрируйся она только на их победах и их тренировках.       На чьих-то ещё она всё равно не собирается, даже если щёку ещё жжёт фантомное прикосновение чужих губ, воспоминание, не оставившее и следа нежно-розовой помады.