Edge of glory

      — Ты мне теперь доверять не будешь.       Это не звучит как вопрос — она и не спрашивает. Она уверена. Она сама не знает, что на неё нашло там, в раздевалке, зачем она это вообще сделала, но Ваня заслуживает как минимум честности. И после его «что случилось», после её «я её поцеловала» ей страшно даже смотреть ему в глаза. Что он о ней подумает?       Нет, Ваня обнимает её за плечи и губами касается её виска. Как всегда, когда она нервничает, когда её надо успокоить. Как всегда, когда ему важно, что творится внутри неё — просто как всегда. Он всегда за неё волнуется.       — Глупенькая ты у меня, — говорит он, и от этого «у меня» будто натянутая до упора струна лопается внутри. — Я же знаю тебя наизусть, как и ты меня, забыла? Я знаю, что для тебя это неважно, что для тебя она менее важна, чем медаль. Любая медаль. А меня ты ни на какие медали не променяешь. Я же знаю.       Второй раз за этот день слышит она про медали. Второй раз, и это наводит на мысли. Заставляет понять, что ей напомнил первый. Саша глаза поднимает, на этот раз ловя взгляд Вани.       — Я ей сказала, что знаю, что не нравлюсь ей. Она сказала, что нравлюсь, но между мной и медалью она выберет медаль.       — Она сказала что? — Ваня смеётся, к себе на колени её перетягивает, заглушив мотор. — Я ей это про тебя сказал, ещё в сентябре. Запомнила, что ли?       — Надеюсь, ты её тогда предупредил, что твоё место для меня она никогда не займёт, — бормочет Саша, в плечо ему лицом утыкается. В его объятьях тепло и уютно, и она будто от всего мира защищена. Ваня её рыцарь, ещё с того времени, когда они в пару встали впервые. Рыцарь, защищающий от всех невзгод и проблем. — Потому что будет обидно, если она до сих пор этого не поняла.       — Я ей просто рассказал, что нас не смогли развести по разным парам, — хмыкает он в ответ, снова коротко к её виску губами жмётся. — Ну Сань, хватит нервничать.       — Ты разве не сердишься? — уточняет она недоверчиво, голос её звучит глухо, тканью его свитера приглушённый.       — Не-а.       Правда что ли не сердится?       — То есть да, мне немного обидно, — продолжает он, по волосам её гладит, — но не настолько. Это на том же уровне, как если бы я один день не пришёл и ты поддержки с Алексом или Скоттом тренировала бы.       — Поддержки это необходимость, — возражает она всё так же глухо. Он хмыкает снова.       — А тут у тебя была необходимость понять, что в твоей голове, и рассортировать всё по полочкам. Я ж тебя знаю, Сань. Ты же иначе до самой до Европы бы нервничала, если не до Мира. Не знаю, кому это надо, но не нам точно.       Сейчас, когда он об этом говорит, не получается не признать, что да, он прав. Всё действительно понятнее теперь — разве что свою роль в этом наведении порядка он, похоже, игнорирует.       — Да и потом, — добавляет он, — ты же на меня не дуешься за Алёну. А там не один поцелуй был, а три года вместе.       — Бедная девушка от тебя кольцо ждала, а не расставание, когда ты сказал про серьёзный разговор, — прыскает со смеху Саша. Смеяться с такого нехорошо, конечно, но это было пару лет назад, и накал ситуации немного прошёл, оставив неловкость и лёгкий намёк на жалость по отношению к Алёне. Жалеть людей Саша так-то не особо любит, но иногда, кроме этого, ничего не остаётся. — Но ты вернулся ко мне, чего я тебе это припоминать буду?       — Вот, ты сама это сказала, — Ваня её от себя отстраняет, жмёт с тихим «буп» на кончик её носа, заставляя улыбнуться. — У нас у всех бывают такие моменты. И что теперь, застрелиться что ли?       Слишком удобное у неё положение, чтобы им не воспользоваться и не пихнуть его возмущённо под рёбра кулачком в ответ на эти слова. Слишком.       Нет, всё-таки он прав — как всегда. Это было и прошло, и об этом надо перестать думать. Это прошло, разве что помогло понять, что внутри происходит, в собственной голове. Сейчас сосредотачиваться надо не на поцелуе этом, совсем неуместном, а на том, что впереди. На соревнованиях. В конце концов, сегодня среда, и они ещё не пришли в себя достаточно после Нагои, а уже в пятницу вечером им лететь в Питер. Безумный, безумный декабрь.       Безумный, безумный сезон. Олимпийский, одним словом.       В Питере они первые — им акклиматизироваться надо больше, чем другим. У них серьёзные претензии на то, чтобы медаль взять, и чем дороже, тем лучше. Другие приезжают следом, кому приезжать требуется, расселяются, и на льду становится всё больше и больше людей. Саша соврала бы, если бы сказала, что ей от этого не неудобно — она врать не любит. Она рядом с Ваней держится везде, где это только возможно, и знает, что и ему так комфортнее, не только ей. В конце концов, не только он её хорошо знает, но и она его.       — Как вам у Марины? — интересуется Вика в раздевалке после официальной тренировки, на лице заинтересованность изобразить даже не пытается. Саша улыбается уголками губ, даже не пытаясь изобразить улыбку искреннюю. С чего бы ей вести себя с другими так, как с ней они себя не ведут? — Мы с Никитой считаем, что тут лучше намного. Зря вы ушли.       — Зря вы ушли, — поправляет её Саша, ботинки зашнуровывая. — Марина Олеговна идеально умеет готовить к Играм. Последние две Олимпиады это доказали, по-моему. И Тесса со Скоттом, и Мэрил с Чарли. И на этих Играх тоже ничего нового не будет, тренируйтесь у кого хотите.       — Хочешь сказать, что нам ничего не светит? — вскидывается Вика. Саша снова растягивает в короткой улыбке только уголки губ, не более.       — Всё, что я хочу сказать, я говорю. Я тренируюсь с Тессой и Скоттом на одном катке второй сезон, не забывай. Так, как готовы к Играм они, не готов никто. И Майя с Алексом тоже за медаль будут грызться так, как многим и не снилось.       — Майя и Алекс подвинутся. Мы лучше них, — уверенно заявляет Вика. Новую улыбку Саша задавливает на корню — сколько можно-то, в самом-то деле?       — Я им обязательно это передам. Только вы не забудьте с ними посоревноваться хоть раз в этом сезоне. Ну, нормально, а не как в Америке.       Ей неинтересно, что там она может услышать в ответ — ей надо обратно в отель. Акклиматизация идёт полным ходом, она за последние полторы недели пролетела больше полумира не по короткой дуге, а по длинной, и сейчас ей больше всего нужно спать, потому что спала она в последний раз вчера. Режим ломать туда-сюда им с Ваней предстоит ещё не раз за этот сезон, у них Европа в Москве, и Мир в Милане, и хотелось бы, чтобы всё получилось, и были и Игры — в Пхёнчхане... Ваня её ждёт у входа, сумку у неё без слов забирает, вешает себе на плечо рядом со своей, рукой перехватывает — свободной ладонью её ладонь находит, и от этого будто замирает что-то внутри, хотя, казалось бы, ну что он сделал, сумку забрал и за руку взял?       — Я тебя люблю, ты же знаешь? — говорит она, абсолютно без причины, абсолютно причину не ища. Ваня улыбается, напуская на себя самодовольный вид.       — Ещё бы, я же офигенный, — заявляет он, нос задрав, но тут же смеётся, позволяя маске самодовольства слететь. В его волосах снежинки путаются — глупыш, опять шапку не надел — и Саша его тормозит, лезет в его сумку без спроса, чтобы шапку оттуда выудить и ему на голову натянуть. Он её ловит, не позволяет отстраниться — да она и не пытается особо. — Я тебя тоже люблю, Сань. Ты лучшая, ты же знаешь.       «Я тебя люблю», повторяют они друг другу перед выходом на лёд для короткого танца. Вторые, и это даёт надежду. «Я тебя люблю», шепчут они одними губами друг другу, коленопреклонённые, руки сцепленные, пальцы сплетённые. Их программа о любви, но даже не будь это так, они бы всё равно это друг другу сказали. Просто потому, что это правда.       Вторые, говорят им. Те, кто должны были быть вторыми вместо них, как им обещали, сдались без боя. Добровольно (ли?) уступили им своё место, лишив себя главных стартов на сезон. Саша могла бы сказать, что ей жаль, но зачем врать, опять-таки?       Первые, говорит им на следующий день Марина Олеговна, улыбается мрачно-довольно. Тех «первых», кого таковыми назвали вчера, ничему не учит жизнь. Тех «первых» уже ловили на горячем, и им пора было бы научиться хотя бы тому, чтобы осторожнее быть — но они попадаются снова. Той, кто заступает им дорогу в коридоре перед показательными, Саша улыбается безмятежно, руку Вани не отпуская.       — Я ведь вам тогда сказала, Алла Викторовна, что одно из этих мест наше. А теперь и ваши протеже решили уступить нам. Перестарались, правда, нам бы и одного хватило.       — И вы думаете, что поедете? — Алла Викторовна смотрит сверху вниз, цедит слова почти презрительно. Они с Ваней синхронно хмыкают — нет, ну надо же.       — А вам не нужны в России медалисты Игр? — отвечает вопросом на вопрос Ваня. — Если нет, то конечно, ищите способы не отправить первую пару страны на Олимпиаду.       — Вы не первая пара страны.       — Я думала, за выявление допинга на тесте после соревнований медаль и титул забирают, — Саша смелее себя чувствует рядом с Ваней, чем тогда, три с половиной месяца назад. — Так что мы первая пара страны, нравится вам это или нет. Всего хорошего.       «Подавись своей желчью», желает она мысленно, не оборачивается, обходя её всё так же за руку с Ваней на пути ко льду.       Тренировки никто не отменял, как и Европу, и если возвращаться домой на Новый Год, придётся летать между Штатами и Россией несколько раз меньше чем за месяц. Саша с Ваней задерживаются в России на несколько дней, не летят вместе с Мариной Олеговной — пару дней у неё, в Питере, пару дней у него, в Москве, а потом обратно. Праздновать, решают они, будут в Мичигане. Не отрываясь надолго от подготовки. Лучше провести время с семьёй сейчас, пока они тут, и снова потом, в январе, перед тем, как вместе с группой ехать на сборы, чем летать туда-сюда. В конце концов, этот сезон уже безумный, зачем делать его безумнее, чем это необходимо?       Мама с папой сотню, наверное, раз, повторяют, что гордятся ими — это же повторяют и родители Вани, и тёть Наташа с дядь Игорем, и тёть Ира с дядь Шурой. Саша их всех обнимает сотню, наверное, раз за эти несколько дней, чувствует себя такой любимой, какой не чувствовала с самого переезда. Если бы не выбор между качественными тренировками и эмоциональным теплом, которым их тут окружали всегда, они бы, наверное, никуда не уехали. Если бы, шутят все, тёть Ира и дядь Шура и правда стали тренерами, как до сих пор иногда грозятся, они бы никуда не уехали. Саша знает, что они правы — Саша не забывает, что «если бы» ничего не меняет.       Саша не забывает, что тренировки никто не отменял — несколько дней отдыха, и снова трансатлантика, и снова Штаты. Майя радостно щебечет, поздравляет их с титулом и с путёвкой на Игры, Алекс улыбается и присоединяется к поздравлению. Скотт и Тесса, растягивающиеся на ковриках, останавливаются на минутку, чтобы им помахать. Жизнь входит в привычную с недавних пор колею.       Марина Олеговна им сообщает о том, что она может не успеть к ним прилететь из Канады, к официальным тренировкам уж точно, на второй день после их возвращения — ещё пару дней, и неделя отдыха, когда можно будет фигнёй страдать. Ваня телефон свой берёт, улыбается загадочно в ответ на все вопросы, на звонок отвечает через пару минут, извиняется пару раз в трубку — судя по его «пап», в речи мелькающему, определить, с кем он говорит, можно сразу. Улыбка его загадочная никуда не девается, когда он Сашу в сторону утягивает.       — Ты как к моему папе относишься?       Нет, ну он серьёзно об этом спрашивает? После того, что она в детстве у них дома жила несколько месяцев, после того, что они все праздники обязательно отмечают все вместе, двумя семьями, он просто так забывает, что её вся его семья любит и она любит их в ответ, и спрашивает о том, как она относится к лучшему на свете — кроме своего — папе? Саша смотрит на Ваню возмущённо и брови приподнимает — ты, мол, издеваешься?       — А если я тебе скажу, что папа с тёть Наташей будут с нами на Европе в кике сидеть, ну если Марина Олеговна не против будет?       — Я тебя спрошу, почему ты вообще думаешь, что я не буду в восторге от этой идеи, — фыркает она, чмокает его в щёку звонко. — Идём, будешь объясняться с Мариной Олеговной.       — А ты?       — А я рядом постою. Идея-то твоя была, я так, как моральная поддержка выступлю.       Ваня ухмыляется, за собой её тянет. Объясняться и договариваться. У Марины Олеговны глаза загораются, когда Ваня ей объясняет идею.       — Заодно они и глянут ваши программы на тренировках, может и подскажут что, — говорит она, мысленно наверняка уже прикидывает, что от неё требуется, чтобы аккредитации старым знакомым оформить. — Если бы Андрей не был твоим, Ваня, папой, сидеть бы вам в кике только с кем-то одним. Хорошо всё складывается.       Более чем хорошо — что может быть лучше, чем на предолимпийском Чемпионате Европы сидеть в кике с двоими олимпийскими чемпионами? Только быть ими самим, но это им вряд ли светит. Им бы медаль урвать — они рады уже тому, что на Игры едут, пусть и без флага, пусть и без гимна, но пусть те, кто плюются желчью на спортсменов-предателей сами откажутся от дела всей своей жизни, если им так того хочется. Пусть давятся своей желчью все, у кого её в организме слишком много.       Отдыхом они на этот раз не пренебрегают — спят допоздна, гуляют по городу, один стаканчик кофе на двоих, чтобы согреться, и поцелуи на сладкое, на каток общественный приходят первого, думают, там меньше людей будет, но куда там — Ваня её в поддержку подхватывает в шутку в какой-то момент, и Саша визжит от неожиданности, потому что а ну как врежутся в кого? Не врезаются, напротив, пару человек их узнают, за автографами подходят, желают удачи на Играх, говорят, что будут болеть и за них тоже — приятно. Они на каток приходят третьего — работают сами, без Марины Олеговны, с младшими тренерами. Марина Олеговна в Калифорнии, и было бы удивительно иначе.       Майя с Алексом приезжают из Калифорнии с серебром через ещё несколько дней, с ними Марина Олеговна на один день возвращается на каток, делает пару важных замечаний Саше и Ване, спрашивает раз десять, уверены ли они в своём решении. Уверены. Саша в Тессу почти врезается, когда та ей заступает путь в коридоре, бровь одну приподнимает. Мол, что?       — Удачи вам, — говорит Тесса вместо объяснений, и на лоб уже лезут обе брови. Чего это она? — Мы завтра уезжаем на Чемпионат Канады, и не увидимся до вашего возвращения из России. Поэтому удачи желаю сейчас.       — А я не буду желать удачи, — смеётся Саша, отмерев. — Потому что в вашей Канаде у вас соперников нет. Вы там всех разъебёте, я знаю. Так что удачи желать не буду, вы и без неё справитесь.       — Ну тогда и я своё пожелание обратно забираю, — Тесса тоже посмеивается, будто отмерзает. — Вы двое, конечно, занозы в заднице, но круче заноз, чем вы, на этом чемпионате не будет.       Ещё год назад она бы не поверила, что это правда — сегодня они с Тессой обнимаются, сегодня Тесса ей не язвит, и язвить в ответ не хочется. Их обнимает и Марина Олеговна, и, через пару дней, Майя с Алексом — на следующее утро у них опять самолёт. В аэропорту их встречает, по ощущениям, целая толпа, и Саша не сразу понимает, что к этой толпе присоединяются ещё и журналисты — только когда ей микрофоном чуть ли не в лицо тыкают.       — Извините, попытайтесь, пожалуйста, не поставить Саше фингал, — смеётся Ваня, моментально между ней и журналистом влезает. — Если хотите, мы остановимся ненадолго, чтобы вы нам задали вопросы, которые хотите. Так будет удобнее.       — Только, если можно, пусть это не займёт слишком много времени, — добавляет Саша, глазки просящие делает. — Мы всё-таки после долгого перелёта, а в Штатах сейчас ночь, и спать хочется больше, чем что угодно.       Журналисты вокруг понимающе охают-ахают, но вопросы задают, не жалея их совсем — Саша уже засыпает на ходу, пока очередной журналист не пробивается вперёд.       — Марина Зуева прилетит другим рейсом? — спрашивают у них, тычут микрофоном под нос. Саша с Ваней обменивается взглядом — этот вопрос был ожидаемым.       — Марина Олеговна не прилетит на этот раз, мы встретимся с ней по возвращению в Штаты, — говорит она. — Но можете не беспокоиться за нас, она позаботилась о том, чтобы у нас была достойная поддержка.       Ну, она ведь и правда позаботилась — иначе не было бы аккредитаций. Всё-таки без разрешения и помощи тренера такое не сделаешь особо. Но отвечать на вопросы по типу «кто» и «как», они не собираются, улыбаются загадочно и лишь обещают, что все всё увидят.       Когда интернет взрывается информацией о том, кто именно с ними стоит у бортика, они лишь ухмыляются. Ну правда, а кому бы ещё их могла оставить Марина Олеговна? Бывшим тренерам? Даже не смешно. Да и свежий взгляд работает — им поправляют пару моментов, но в основном хвалят. Приятно.       Слышать, как их объявляют, перечисляя все их титулы, не менее приятно. Не менее приятно слышать от дядь Андрея и тёть Наташи «вы у нас лучшие, покажите им, как надо» и видеть их поддерживающие улыбки. Не менее приятно обниматься с ними в кике, видя оценки, о которых пару лет назад даже мечтать боялись. Не менее приятным весом на шее ощущается сначала малое, потом и большое золото — не менее приятно то, что звонит из Штатов по видеосвязи им Марина Олеговна, когда награждение заканчивается, чтобы поздравить их и сказать, как гордится ими. Хави на показательных шутит, что ему почти неловко, на льду в самом сердце русской нации, окружённому русскими, кутающимися в русские же флаги, демонстрировать свой, испанский — они все смеются, мол, сам виноват, взял золото, терпи уж. С Хави они сидят в аэропорту вскоре — им бы остаться, снова бы побыть с семьями, но до Игр слишком мало времени. Каждый день на счету.       — Увидимся в Корее, — говорит им Хави на прощание, улыбается бесшабашно.       — Увидимся, — отзываются они в один голос, улыбаются тоже. У них впереди не только тот самый, главный, старт, о котором мечтают если не все, то многие, но и последние приготовления к нему. Чтобы уж точно не облажаться. Чтобы уж точно ухватить свой шанс за хвост.       В конце концов, не у всех Олимпиада случается раз пять за карьеру. Иногда и одна — уже круто.