Более мягкая сторона Драко Малфоя

— И ты уверен, что он сказал «Малфой-Мэнор»?       Гарри моргает, глядя на Гермиону. — Да, я уверен. Что еще он мог сказать? Балфой Бэнор?       Рон пытается подавить смех, сидя рядом с ней за гриффиндорским столом, но безуспешно. Гермиона бросает на него мрачный взгляд, прежде чем снова повернуться к Гарри. — Не надо меня злить, Гарри. Я пытаюсь помочь.       Гарри опускает голову. — Ладно, извини. — И пока ты выслеживал Малфоя… — Ты же сама одобрила… — пытается напомнить ей Гарри, но его обрывают. — Я изучала ингредиенты твоего зелья и думаю, что уже близка к разгадке.       Гарри лихорадочно наклоняется вперед. — В самом деле? — Нет ни одного документально подтвержденного зелья, которое сочетало бы в себе корень асфоделя и паслен, — торжественно произносит Гермиона, как будто это должно было стать большим прорывом. Кроме того, это абсолютно ничего не значит для Гарри, да и для Рона тоже, судя по его невежественному выражению лица. — Что это значит? — спрашивает Гарри не так терпеливо, как следовало бы.       Гермиона удивленно переводит взгляд с Рона на Гарри, сидящего напротив нее, как будто то, что она говорит, далеко не самая очевидная вещь на свете. Она слегка качает головой, прежде чем объяснить. — Ну, я изучала документированные случаи взаимодействия всех других ингредиентов с корнем асфоделя во многих других зельях, и все реакции либо безвредны, либо не связаны с состоянием Малфоя, так что это должен быть паслен. Он единственный неучтенный.       Гарри кивает сам себе. Итак, паслен и корень асфоделя. Вот что случилось с Малфоем. Это что-то, но… — Мы все еще не знаем, какой была бы реакция. — Я только сказала, что была близка, — говорит Гермиона, потирая лоб, показывая свое разочарование. — Но у меня есть несколько теорий. — Да? — подначивает Гарри. Мерлин, он выслушает любую теорию. Ему просто хочется, чтобы все это начало обретать смысл. — Зелье, улучшающее зрение Фелиции Фалькон, на самом деле довольно устарело. Вместо того, чтобы использовать свое природное зрение и улучшать его, как должно делать любое хорошее зелье, и как ошибочно предполагает его наименование, оно искусственно создает новое зрение для субъекта. — Гермиона замолкает, ее лицо искажается от неприязни, явно ожидая, что Гарри и Рон разделят ее негодование. Никто из них ничего не говорит, потому что, по правде говоря, они понимают только половину того, что она сказала. А Гарри просто ждет, когда она дойдет до Малфоя. Гермиона продолжает: — Все ингредиенты зелья отвечают за формирование различных частей зрения, а паслен — за воссоздание бинокулярной диспропорции. — Бино что? — Рон пытается повторить, его глаза метнулись к Гарри, который в ответ пожал плечами. — Когда ты на самом деле пользуешься своими двумя глазами, чтобы воспринимать видение, вместо того, чтобы позволить зелью произвести его для тебя — что, кстати, очень опасно, и я не могу поверить Фелиции…  — Так в чем дело, Гермиона? — Гарри прерывает ее, обеспокоенный тем, что тайна Малфоя будет отложена продолжительной тирадой о Фелиции Фалькон, которая казалась нормальным человеком из всего, что Гарри читал. Хотя теперь он, конечно же, не собирается снова пытаться сделать какое-либо из ее зелий. То есть, если он вообще когда-нибудь сможет заставить себя приготовить еще какое-нибудь зелье. — Извини, — произносит Гермиона, хотя и не очень-то на это похоже. Ее объяснение стало немного безумным от волнения по поводу того, что она обнаружила. — Наши глаза воспринимают слегка смещенные линии зрения с перекрытием посередине. Чтобы имитировать это в искусственном видении, чтобы оно казалось естественным, паслен используется для разделения того, что видит субъект, на два пересекающихся, но горизонтально смещенных видения.       Гарри пытается сложить воедино слова Гермионы. Не в первый раз он жалеет, что в волшебных школах не преподают науку, тогда, может быть, что-то из этого и значило бы. — Значит, у Малфоя теперь есть эта бинокулярная диспропорция? — спрашивает он, чувствуя, что, возможно, что-то понимает.       Гермиона тяжело вздыхает. Ладно, может, и нет. — У всех нас бинокулярное неравенство, — говорит она с оттенком жалости. — Помнишь, что сказал Слизнорт? Мы не должны мыслить столь буквально.       Гарри не совсем уверен, насчет чего он думает. Все, что он понимает, — это то, что он не до конца все осознает. — Ты сказала, что у тебя есть теории насчет Малфоя? — спрашивает он, надеясь вернуть разговор в более приемлемое русло. — Я думаю, что ключевая часть — это разделение. Что если душа Малфоя каким-то образом отделилась… — Его душа? — вмешивается Рон, — Ты действительно не… — Нет, конечно, нет, Рональд, — говорит Гермиона, повышая голос. — Но я могу применить абстрактные рассуждения, и я… — Ты все еще расстроена тем, что Слизнорт сказал, что ты не можешь… — Нет, это не так. — Гермиона почти кричит, а потом зажимает ладонью рот. Окружающие гриффиндорцы и даже несколько хаффлпаффцев начинают поглядывать на них. Она продолжает шепотом: — Хорошо, отлично. Но я могу применить абстрактные рассуждения. Здесь. Голова Малфоя отделена от тела, и он ходит без головы, но никто не знает, потому что мадам Помфри наложила на нее заклинание против восприятия. Так? Это достаточно абстрактно для вас?       Гарри игнорирует это и пытается сосредоточиться на предыдущих словах Гермионы. Ключевая часть — это разделение. Малфой что-то потерял? Часть самого себя? Но в довершение всего: «Должна же быть причина, по которой ему нужно ночевать в Малфой-Мэноре». Гарри высказывает свою мысль вслух. — Может быть, там находится его голова, — шепчет Рон, а затем разражается смехом.       Гарри не может не улыбнуться, но останавливается, увидев выражение лица Гермионы. — Мне нужно в Малфой-Мэнор. — говорит он, снова переводя разговор на Малфоя.       Гермиона закатывает глаза, но не выглядит удивленной. — Да, просто ворвись в дом Люциуса Малфоя. Я уверена, что все закончится хорошо. — Он в Азкабане, так что… — начинает Гарри. — И я уверена, что Нарциссе Малфой понравится визит человека, который посадил ее мужа, — говорит Гермиона. — Я этого не делал… — Это не будет иметь значения, если она застанет тебя в своем доме. Ты понятия не имеешь, куда выходит камин с другой стороны. Ты можешь появиться в столовой напротив Нарциссы за ужином. Это опасно. — Жизнь без головы звучит чертовски круто…       Голова Гермионы с ужасающей скоростью поворачивается к Рону. — Если ты сейчас же не заткнешься, Рональд, тебе грозит опасность.       Не обращая внимания на ссору лучших друзей, Гарри приходит в голову еще одна мысль. — Малфой что-то сказал вчера вечером. Я полагаю, что это было так: «Как это может быть, что я все еще так эгоистичен даже без…» — Значит, он все еще говорит как придурок?       Гермиона и Гарри игнорируют Рона. — Даже без чего? — спрашивает Гермиона. — Я не знаю. — он замолчал. — Но он как будто что-то потерял. Может быть, он имел в виду то, что отделилось от него? — предлагает Гарри. Мерлин, они сейчас хватаются за все. Гарри был так взволнован тем, что наконец-то разгадал эту тайну, но теперь у него осталось только больше вопросов. — Итак, он знает, — говорит Гермиона, кивая, а затем на ее лице появляется извиняющееся, опасливое выражение, и Гарри уже знает, что ему не понравится следующее, что она скажет. — Гарри, ты никогда не думал, что, может быть, будет лучше, если мы просто оставим его в покое? Слизнорт и Помфри уже работают над лекарством и… — Это моя вина, Гермиона, — перебивает Гарри, изо всех сил стараясь говорить потише. — Это моя ответственность. Я не могу просто сидеть в своей комнате, как хороший маленький мальчик, и забыть, что я сделал это с ним. И ему грустно, Гермиона. Очень грустно. Я это вижу. Я хочу…нет. Я должен помочь.       Студенты теперь начинают открыто пялиться. Рон смотрит в глаза как можно большему количеству из них, пока они не почувствуют себя неловко и не отвернутся. Этот трюк он проделывал для Гарри с тех пор, как они стали друзьями.       Гермиона наклоняется вперед и тихо говорит. — Тогда, может быть, ты просто будешь рядом с ним. Тебе не нужно ничего решать. Ты можешь просто быть там. — Какого хрена? — говорит Рон, возвращаясь к разговору. — Это все еще Малфой, Гермиона. Что ты хочешь, чтобы Гарри сделал? Подружился с его заклятым врагом?       Гермиона смотрит Гарри в глаза, и он старается, чтобы на его лице ничего не отразилось. — Думаю, он уже это сделал.

* * * *

      Гарри не уверен, когда ему начал нравиться Драко Малфой. Как друг и как…ну, может быть, как нечто большее. Но это неправильно. Потому что Малфой ошибается. И сейчас неподходящее время. Все не так. Мерлин, как бы он хотел, чтобы Малфоя уже можно было вылечить. За исключением небольшой его части, части, которую он виновато пытается подавить, которая рада, что это занимает так много времени. Потому что Малфой, похоже, наслаждается его обществом. И когда он вылечится, Гарри уже не так уверен, что это будет продолжаться.       Гермиона сказала Гарри, что он должен находиться рядом с Малфоем, и он это делает. Навещает его каждый день после занятий. Но он чувствует себя неловко, как будто эгоистично крадет время у него. Малфой говорит ему, что хочет, чтобы он был там, но Мерлин, неужели это действительно Малфой? Он действительно знает, чего хочет?       Гарри ловит себя на том, что переосмысливает все, что говорит Малфой, и чем больше времени они проводят вместе, тем больше он сомневается. Потому что Малфой обращается с Гарри так, будто он ему тоже нравится. Как друг и как…ну, может быть, что-то большее.       В какой-то момент Гарри начинает казаться, что ему это только кажется. Что теснота спальни Малфоя, теснота его кровати заставили вещи казаться более интимными, чем они есть на самом деле, и что Гарри просто вчитывается в это. Читая в улыбках, которые Малфой посылает ему, когда Гарри задумчиво обсуждает свой следующий ход в шахматах (потому что Мерлин, Малфоя трудно победить). Читая во взглядах, которые Малфой посылает ему почти постоянно, даже в классе, когда он, вероятно, думает, что Гарри не смотрит (но, конечно, Гарри всегда очень хорошо осознает присутствие Малфоя в любое время). Вчитываясь в комплименты, которые Малфой делает ему все чаще и с большим почтением: — Ты невероятно быстро приспосабливаешься к моим шахматным стратегиям. — Я хотел сказать, что сегодня ты был великолепен на занятиях по защите. — Знаешь, эти очки просто очаровательны. — Я скучаю по игре в квиддич с тобой. Я никогда не видел, чтобы кто-то летал так хорошо. — Я всегда восхищался твоей страстью.       А потом однажды, когда Гарри действительно следовало этого ожидать, но его собственное отрицание затуманило его разум, Малфой или Драко, как он настаивал, чтобы Гарри называл его теперь, переворачивает все вверх дном.       Они входят в комнату Драко в пятницу днем, Гарри смеется над попытками Драко выглядеть неприметным для парочки младших студентов, проходящих мимо. С тех пор как Гарри начал регулярно навещать Драко, стало общеизвестно, что у него есть собственная спальня за пределами его факультета. Есть много слухов о причине, но никто из них не близок. Несмотря на откровение Гермионы о паслене пару недель назад, Гарри так же не приблизился к разгадке. Хотя, он перестал пытаться много дней назад. — Я думаю, что, возможно, пристрастился к твоему смеху, — говорит Драко, и если есть какой-то способ истолковать это платонически, то это разрушается тем, что он поворачивается и шагает перед Гарри, так что Гарри может чувствовать его дыхание на своем лице. Гарри перестает смеяться. Дверь за ним закрывается.       Чувства Гарри переполнены Драко, свежей мятой — его дыханием, ослепительно серым — его глазами, жаром, током, искрой — его телом, таким близким, почти трогательным, и абсолютно и полностью пригодным для поцелуев — его губами. Гарри старается не смотреть на них. Потому что он уже знает, что не может. Нет достаточно сильного искушения. — Можно я тебя поцелую? — слова проносятся в голове Гарри, но в конце концов они вылетают изо рта Драко.       Гарри закрывает глаза. Он решителен. Ни одно искушение не бывает достаточно сильным. — Нет.       Драко должно быть сделал шаг назад, потому что Гарри обнаружил, что снова может дышать. Он не открывает глаз. Ему нужна минутка. — Я так и думал. — говорит голос Драко, не такой далекий, как Гарри надеялся. — Ты всегда был хорошим. Даже сейчас, когда… Но ты прав. Мы не должны. Это только все запутает. Но… — голос Драко превращается в шепот, — Я хочу, чтобы ты знал, что я хочу. — Глаза Гарри распахиваются. Он ничего не может с этим поделать. Драко стоит всего в шаге от него и смотрит на него пристальнее, чем кто-либо прежде. — Мне всегда этого хотелось.       Гарри едва удается сбежать, его сердце грозит выпрыгнуть прямо из груди, если он останется еще немного. Мерлин, это именно то, что нужно Гарри. Он так увлекся Драко Малфоем, что почти забыл, что на самом деле это вовсе не Драко Малфой, по крайней мере, в его настоящем состоянии. И Гарри должен это исправить. Он должен его починить.       Сначала, когда Гарри выходит из общежития Драко, стараясь не оглядываться и не поскользнуться, он просто пытается уйти от него как можно дальше. Он не думает, что сможет очистить свою голову, пока не окажется на другой стороне Большого озера. И даже этого будет недостаточно, чтобы оказаться на расстоянии от Драко Малфоя.       Когда он осознает тщетность своей миссии, он меняет направление и направляется в кабинет Слизнорта. Гарри знает, что это отчаянно, но Слизнорт дал ему несколько загадочных подсказок на ранней стадии, возможно, он мог бы позволить чему-то еще проскочить, что-то, что сдвинет последний кусочек головоломки этой тайны на место.       Едва добравшись до кабинета Слизнорта, Гарри пытается решить, как лучше всего подступиться к нему — сыграть на восхищении Слизнорта или попытаться потянуть за струны его сердца, — когда слышит голоса. Он замедляет шаг, чтобы успокоиться, и крадучись преодолевает оставшееся расстояние до двери Слизнорта. Она слегка приоткрыта, и, о да, это голос мадам Помфри. Гарри благодарит свою счастливую звезду и напрягает слух, чтобы слушать, не желая произносить никаких заклинаний и потенциально выдавать свою позицию. — … пока анализы не вернутся без серьезных побочных эффектов. — говорит голос мадам Помфри. — Может, мы оставим его еще ненадолго? — раздается в ответ голос Слизнорта. — Так ему будет гораздо легче закончить учебу. Знаешь, он всегда был немного… — Гораций! — перебивает мадам Помфри. — О чем ты думаешь? Это слишком опасно, не говоря уже о том, что совершенно неэтично. — ее тон полон неодобрения, и Гарри хочется пожать ей руку. Как смеет Слизнорт предлагать Малфою отсрочить какое-либо лечение? — Да, но я думал только об образовании мальчика. — смущенно говорит Слизнорт. — Так его гораздо легче учить. Но, конечно, вы правы. Мы проведем тестирование за ночь, а утром, если все пойдет хорошо, передадим его мистеру Малфою. — Я пошлю сову в Мэнор и дам им знать. Уверена, миссис Малфой будет довольна.       Раздается скрип стула, и Гарри быстро пятится назад, вытаскивая свою мантию-невидимку. Он едва успевает полностью прикрыться, как появляется мадам Помфри. Она проходит мимо него, даже не взглянув.       Гарри выдыхает. Малфоя вылечат. Завтра. Он должен быть счастлив. Вот чего он хотел. Так почему он не счастлив?       Он знает почему. Он ведет себя эгоистично. — До тех пор, пока ты понимаешь, что это только временно.       Но почему так должно быть?