Прошло три года
Я, матерь божия, ныне с молитвою Пред твоим образом, ярким сиянием, Не о спасении, не перед битвою, Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную, За душу странника в мире безродного; Но я вручить хочу деву невинную Теплой заступнице мира холодного.
Окружи счастием душу достойную; Дай ей сопутников, полных внимания, Молодость светлую, старость покойную, Сердцу незлобному мир упования.
Срок ли приблизится часу прощальному В утро ли шумное, в ночь ли безгласную — Ты восприять пошли к ложу печальному Лучшего ангела душу прекрасную.
— Какое чудное стихотворение! Как нежен и поэтичен слог! Скажите нам, кто же его автор? — Неужели Вы не знаете Лермонтова, Катрин? А ведь его стихи нынче весьма популярны и известны. — К сожалению в нашей провинции мы не всегда можем следовать петербургской моде. Но я слышала об этом офицере. Один из моих друзей читал его некоторые стихи. Время было далеко за полночь, но в этой небольшой, богато украшенной гостиной собрались разномастные люди. Здесь были и местные состоятельные помещики, и молодые кадеты и пожилые семьянины. Все это мужское общество было разбавлено вином, картами, табачным дымом и женщинами. Женщины и девицы в этой компании принадлежали к самой известной древней профессии. Фривольно одетые и кричаще накрашенные, они с замиранием сердца слушали одного молодого офицера, что декламировал им поэзию Михаила Юрьевича Лермонтова. За свою короткую и яркую жизнь они мало что могли услышать доброго от окружающих. Только поэзия, да выпивка помогала как-то забываться от жестокой реальности этого мира. И все же не все куртизанки восхищенно слушали чтеца: молодая, темноволосая женщина со скучающим видом сидела в высоком кресле, не обращая внимания на нескольких мужчин, что с интересом смотрели на нее. Ей было безразлично все это действие, и лишь изредка она бросала взгляды на настенные часы ожидая утреннего часа. — А какой именно барышне были посвящены эти стихи? — спросила одна из девушек, пока офицер не начал читать новые произведения. — Слухи твердят, что он посвятил их Варваре Александровне Лопухиной, ныне Бахметевой. Его далекой детской любви. — Ах, как романтично! — воскликнула та же глупышка и тут же повернулась к темноволосой женщине, — Варварушка, ты слышала? Прямо твоя тезка, и ей стихи. — Я слышала, Катрин, — с нотками раздражения ответила упомянутая, — Однако не вижу здесь ничего романтичного. Насколько известно эта барышня уже давно замужем за своим мужем. А им, насколько известно является не этот писака. Присутствующие в гостиной тут же ахнули от столь явного пренебрежения. Обычно столь ярое презрение к поэтам могли выразить лица высшего света. Нередко в их произведениях они видели каритакарутные образы на них самих и этим были недовольны. Но здесь, в глухой провинции, люди ловили каждую новость, что шла из Петербурга или из Москвы. И все же нашелся даже тот человек, что небрежно отозвался о знаменитом поэте. Однако Варвара не стала обращать внимания ни на перешептывания окружающих, ни на недовольные взгляды Мадам, что контролировала своих девушек. Вместо этого она с гордым видом поднялась с кресла и вновь обратила свой взгляд на часы. — Увы, но вся эта поэзия наводит на меня дикую скуку. Никита Сергеевич, — обратилась она к одному из своих покровителей, — Пройдемте в мою комнату. Мне хотелось бы побыть с Вами наедине. Названный оказался одним из местных помещиков. Он по хозяйски подкрутил себе ус, следуя за ней в комнату. Старый волокита уже долго добивался внимания этой заносчивой красавицы, что редко одаривала его своей благосклонностью. И вот сегодня ему улыбнулась удача. Однако мужчина не догадывался, что даже после его ласк красавица так и останется холодной и отстраненной статуей. *** На часах уже было десять часов утра. В публичных домах в это время только начинала умолкать ночная, шумная жизнь. Девицы ложились спать, слуги убирали комнаты, а хозяйка высчитывали полученную прибыль. — Сегодня у тебя была отличная ночь, Варвара, — сообщила ей Мадам, как только пересчитала получку женщины, — Даже несмотря на то, что ты так и не хочешь одарить своей благосклонностью Никиту Сергеевича, он каждый раз приносит внушительную сумму. Почему ты так жестока к нему, дорогая? — Его жена весьма скандальна. Я не раз слышала ее гневные проповеди в церкви, когда она общалась с местными кумушками. Ревнует своего благодатного к нам, держит его в ежовых рукавицах, — равнодушно ответила Варвара и тут же усмехнулась, — Хотя там и держать особо нечего. Услышав это хозяйка сама невольно улыбнулась, согласившись со своей работницей. Что поделать, коли почтенным матронам приходиться сидеть по домам и изнывать от злобы, когда их мужья приходят к ним? Зато в отличии от многих дешевых борделей, у Мадам было лучшее заведение. Она не скупилась ни на внутренность и убранство дома, ни на врачей и гигиену для своих девочек. Поэтому лучше бы благодарили их за то что мужья к ним возвращаются спокойными и радостными. — Если у Вас нет ко мне поручений, я пойду Мадам, — поклонилась ей Варвара, накидывая на плечи шубку. — Да, можешь идти, — махнула ей рукой та, продолжая считать выручку. Варвара вышла на свежий воздух и вдохнула полной грудью. Морозный, жгучий воздух тут же проник в ее легкие, даря некоторое ощущение долгожданной свободы. Погода была поистине чудесной: дул легкий, холодный ветер, снег плотно укрывал землю, а солнышко изредка выглядывало из-за тучек. Наслаждаясь погодой, женщина потуже завязала на голове шерстяной платок и пошла в сторону церкви. Сегодня было воскресенье и служба только-только закончилась в храме. Варваре не хотелось бы, чтобы ее увидели местные, но ей было достаточно несколько минут чтобы помолится пред иконой Богородицы и сходить на местной кладбище. Выходила она всегда в десять часов, когда поздняя служба заканчивалась и молилась отдельно ото всех. И если служители церкви с укором смотрели на нее, то слушать сплетни от местных жен ей было в тягость. Поэтому она и приходила, когда все уже расходились. Стоя пред иконами Варвара истово молилась о всех своих родных и знакомых. В молитвах она поминала родное Арапово, в которое уже никогда не вернется. Вспоминала она и о своей матушке — Арине Захаровне — даже не зная жива ли она еще на этом свете? Редко поминала о Татьяне Сергеевне и о Анне Николаевне, что возможно уже давно перебрались в столицу. Помнила она и всех друзей и подружек-дворовых в родном Арапово и всегда читала молитвы за их счастье и здоровье. Отдельно молила Варвара Богородицу, чтобы не омрачила она счастье юной Ульяны, что подрастала на ее глазах. И пусть девочка жила отдельно, в доме той самой повитухи, что помогла разродиться женщине, она все равно горячо молилась как о той, так и о другой. И лишь напоследок, с горькими слезами вспоминала она о своем мертворожденном ребенке, что родился у нее от Михаила Гавриловича. Не знала Варвара, за что именно Бог наказал ее тогда? Ведь несмотря ни на что она была готова полюбить это дитя. Она могла бы отдать всю свою любовь, нежность и доброту этому крохотному созданию. Но вместе с его смертью зачерствела и душа некогда юной и веселой девушки. В первое время она закрылась ото всех и ни с кем не хотела разговаривать. Лишь Ульяне удавалось ненадолго растормошить свою подругу, но та вновь закрывалась в себе, когда видела яркую улыбку девочки. «А ведь и моя малютка могла бы так же радостно улыбаться,» — думала она, отворачиваясь от Ульяны и пытаясь сдержать рыдания. Дело все чуть не дошло до греха смертоубийства, если бы не повитуха. Она смогла остановить Варвару от удавки на шее, когда та осталась одна в избе. Женщина надавала крепких пощечин девушке, чтобы та пришла в себя и вылила на нее ушат ледяной, ключевой воды. «Если тебе на себя все равно, то хоть подумай на кого оставляешь Ульяну? Она ведь еще совсем девчонка, несмышленыш. И то пытается тебя как-то к жизни вернуть! Неужели на том свете будешь спокойно глядеть, видя как она тут убивается по тебе? Ведь ты для нее единственный человек на всем белом свете!», — отчитывала ее повитуха, пытаясь вразумить. Однако та лишь сжала руками ее рубаху, задыхаясь от собственных слез. «А как мне жить, Марфа Васильевна? Как жить мне на этом свете? Почти с самой осени брожу я по свету, как неприкаянная: то бежать мне приходится от преследователей, то они меня куда-то везут. И уже сбилась я с пути за все это время, устала от тревог и постоянных страхов! Думала домой вернуться, дитя свое растить, пусть даже насильно подаренное, а нет, судьба по иному вершит. Отобрал этот черт, этот ирод мою кровь и плоть, чтобы гореть ему в аду! Из-за него мои беды, из-за него мои несчастья! Не могу я более мириться со своей участью. Неужто Бог карает меня за тот поступок, когда добровольно пришла к нему? Но ведь я сделала то ради своей матушки! Ведь этот дьявол бы и ее не пощадил!» Долго кричала и стонала Варвара выворачивая пред повитухой свою душу. Да лишь молча слушала ее и гладила по голове, надеясь что вместе со слезами и исповедью своей, девушка успокоится. Она и впрямь забылась и вскоре спала спокойным сном. Быстро уложила ее на лавку Марфа Васильевна и приготовила успокаивающего отвару. Благо Ульяны все это время не было в хате и она не стала свидетельницей всего этого. И лишь когда Варвара проснулась и выпила настоя, повитуха решила еще раз переговорить с ней. «Поняла я что нелегкая у тебя судьба сложилась, Варенька. Много горя и злобы людской ты увидела на этом свете, я тебя понимаю. Но и ты услышь меня: на свете есть много баб, что детей рожали от таких людей, от которых сам нечистый отвернулся. Тяжко это ребенка терять, очень тяжко. Но значит судьба у него была иная, к Богу приближенная. Поплачь и помолись за него: твое дитя теперь в Божьем царстве, куда никто заглянуть не смеет. Никто его там не обидит и не причинит ему вреда. А у тебя самой еще будут дети. И ты также будешь любить их, как любила бы его. А про человека того не вспоминай — получит он свое по заслугам. Не жизнь, так Господь накажет. Поэтому не плачь и не кручинься. У тебя еще осталась Ульяша. Она так беспокоилась о тебе все эти дни, от постели не отходила. Подумай теперь о том, как жить вам дальше? На что питаться? Или ты все же решила пойти в полицию?» Задумалась после этого Варвара. Повитуха была права и надо было что-то делать: или вновь пытаться вернуться домой, или уже здесь на месте обживаться. Да только примут ли беглую крепостную? Или погонят взашей? Уже через несколько дней, полностью поднявшись на ноги, Варвара направилась в сыскное отделение, чтобы заявить о себе и Ульяне. Однако в это время в город приехала важная особа, приближенная к царской семье. Все ведомство полиции было взволнованно этим приездом, поэтому никто не стал возиться с девушкой. С криками и бранью ее выгнали прочь, даже не выслушав ее. После того Варвара, вместе с Ульяной подались в работницы. Они были готовы браться за любую работу: кухарки, белошвейки, прачки. Однако вся трудность заключалась в том, что у них не было никаких с собой документов. А брать беглых крепостных редко кто решался. Давали только мелкую или однодневную работу. За все это время девушки получили лишь несколько копеек, благодаря которым удалось купить еду, или мелкие предметы гардероба. Так продолжалось несколько месяцев, пока к разбитой и уставшей после трудного дня, Варваре не подошла некая дама. Эта женщина оглядев ту с ног до головы заметила, что девушка весьма красива. Незнакомка догадывалась о том, что ей наверняка нужны были деньги и предложила свои услуги. «Вон наше заведение,» — указала та на двухэтажный дом, который горел как игрушечный фонарик. В том доме были распахнуты окна, доносились звуки инструментов и чьи-то визги и крики. «Но это же дом терпимости!» — воскликнула Варвара. Она не раз слышала от своей барыни Анны Николаевны об этих злачных местах, где девушки без страха и смущения отдаются мужчинам. «И что? — пожала плечами та, — Тебе ведь нужны деньги, голубушка? Если тебе как раз нужно несколько рублей всего за одну ночь, то милости просим. А нет, можешь и дальше чужие портянки стирать, да гроши получать». Долго думала об этом в ту темную ночь Варвара. Наслышана за все это время она была о греховных заведениях, где мужчины хорошо проводили свое время. Слышала о богатых гостиных, об кричащих туалетах девиц и о хорошей выручке за одну ночь. Еще когда она работала прачкой слышала разговоры о том, что девушки в борделях за ночь могут заработать столько, сколько прачка за всю свою жизнь. Но стоит ли брать грех на душу и идти в то место ради барышей? Стоят ли деньги опозоренной чести и доли? На нее только слепой пальцем не будет тыкать. Как быть ей? Ведь с малых лет внушали ей про девичью честь и порядочность. Говорили о том, как грешно было отдаваться разным мужчинам, кроме мужа законного. «И что в итоге?» — хмыкнула в ответ своим думам Варвара, — «Как бы я не опасалась, не боролась — стала барской забавой. Да и к тому же столько людей пострадали из-за этого случая. Так кто теперь меня будет осуждать здесь — в незнакомом мне краю? Родных и близких я верно больше никогда не увижу. Хоть и старалась, а видно не судьба мне вернуться в отчий дом. Так что мне теперь терять? Только Ульяша держит меня на этом свете. Без нее уже давно бы наложила на себя руки и никто не остановил бы меня. Пойду в этот злачный дом и будь что будет. Лишь бы Ульяна не знала тревог и печали.» Уже на следующее утро она подошла к заведению, наблюдая как знатные господа покидают его. Кто-то из них был веселым и посылал выглядывающим в окна девицам воздушные поцелуи. Кто-то был сильно пьян и слуги тащили его до коляски. А некоторые спокойно уходили, подкручивая свои усы и хитро прищуриваясь. Варвара замерла на месте от такой картины и решила подождать пока все эти господа уйдут. Как только улица стала пуста, а окна в заведении закрылись, девушка подошла к дверям и робко постучала. Дверь открыл некий уродливый карлик, и сразу спросил что ей угодно? Услышав цель прибытия он слащаво улыбнулся и отворил перед ней двери, провожая ее в кабинет Мадам. Мадам оказалась женщиной средних лет. Худая с тонкими и хищными чертами лица она подперла свой острый подбородок сухой ладонь осматривая новую работницу. Ее внимательный взгляд буквально заглядывал внутрь Варвары, слушая ее историю. «Документы есть с собой?», — перебила ее она, поднимаясь из-за стола на котором считала выручку. Подойдя к крестьянке она начала осматривать ее со всех сторон. «Нет. Меня насильно увезли из родных мест и оставили здесь». «Бродяжка получается», — заключила Мадам, — «Но ничего, это легко исправить. Значит так, слушай: сейчас пойдешь к нашему врачу, он осмотрит тебя и доложит мне о твоем здоровье. Если никаких болезней у тебя не будет обнаружено отправишься к моей экономке. Она проинструктирует тебя по всему что можно делать в моем заведении, а что нельзя. Говорю сразу 80% выручки за ночь отдаешь мне. Остальные 20% можешь использовать по своему усмотрению. Желтый билет будет у тебя, хоть ты и беглянка. А теперь иди, врач ждет». Эскулап внимательно осмотрел пациентку и вынес положительный вердикт о ее здоровье. После чего Варваре выдали новые документы на ее имя и провели к экономке. Та в максимально быстрое время объяснила девушке как и что принято говорить гостям, требовать к себе внимания и не вызвать гнева гостя. Затем ее отвели в баню, где было дозволено помыться вместе с остальными девицами. Девушки с интересом разглядывали новенькую, которая слегка стеснялась и была робкой. «Ты главное улыбайся и будь приветлива», — успокаивали они ее, — «И тогда клиенты сами к тебе толпой хлынут». Вечером ей помогли одеться в темно-синее платье, что выставляло напоказ ее смуглую кожу рук и груди. Темные локоны волос были убраны в высокую прическу, а на ногах были туфли на небольшом каблуке. Из украшений ей дали на первый раз пару сережек и небольшую цепочку с медальоном. Вспоминая первую ночь, Варвара помнила как дико билось ее сердце перед неизвестным. Как ее глаза расширялись от ужаса видя ночные развлечения местных помещиков: здесь были и карты, и выпивка, и крепкие ругательства. Но самое страшное началось для нее тогда, когда какой-то господин с маслянистым взглядом попросил Мадам отдать ее на ночь. Она до сих пор помнила как он навалился на нее сразу же в комнате. До дрожи ей были противны его мокрые поцелуи и жадные, потные руки. Он не мог толком справиться с ее платьем, из-за чего она попросила снять его с себя сама. Его алчный взгляд скользил по ее фигуре, видя как обнажается каждый участок кожи. Не дождавшись пока девушка полностью снимет его, он тут же повалил ту на кровать. Все что запомнила Варвара из той ночи это постоянная возня и смердящий запах кислой капусты. За эту ночь она получила хорошие барыши, да и сам клиент дал ей на помадные. И пусть из всего этого «заработка» ей досталось самой лишь 20%, она была рада отложить их в своей комнате, чтобы потом отдать Ульяне и Марфе Васильевне. Так прошли последующие три года. За это время Варвара научилась различать настроение своих клиентов и их желания. Ей не было нужды соревноваться с другими девицами: в заведение Мадам всегда приходили гости. Но ей не хотелось уподобляться безликой толпе этого вертопраха. Молодая женщина не забывала, что теперь в этом мире у нее есть Ульяна. И ей следовало куда-то пристроить в дальнейшем девочку. Мысли о том, чтобы она шла в это отвратное место — не могло быть и речи. Именно поэтому она начала вычислять своих клиентов. Так или иначе любой проститутке был желателен покровитель, который ее всему обеспечит. С этим замыслом и начала Варвара откладывать деньги не только на шляпки и чулки, но и на что-то более стоящее. Вспоминая, как горели глаза приезжих гостей в Арапово, когда она вместе с барышней декламировала стихи или отрывки из прозы — девушка решила уделить этому более пристальное внимание. Теперь она часто и подолгу бывала в книжных магазинах, изучая не только романы, но и более серьезную, а порой и иностранную, литературу. Благо в свое время она научилась основам чтения и письма в поместье Ланских. Женщина начала привлекать мужчин не только своим телом, но и душевными разговорами. Она специально привлекала к себе богатого клиента, чтобы в дальнейшем иметь при себе обеспеченного благодетеля. Но даже завлекая мужчин в свои сети Варя внутренне закрылась ото всех. Она сделалась более расчетливее, циничнее и смекалистее. Для нее было необходимым дать Ульяне более лучшее место, и покинуть этот город. Даже если она будет в случае любовницы. Поэтому пока девицы после завтрака бездельничали, или читали какой-нибудь фривольный роман, Варвара читала научную литературу, узнавала свежие новости, завела дружеские отношения со многими из своих клиентов и налаживала связи с Мадам. И поскольку доход от клиентов Вари возрос, Мадам благосклонно относилась к ее одиночным вылазкам в город. Местных жен и кумушек Варвара не боялась. Она редко сходилась с ними в словесных баталиях, стараясь не пересекаться с ними на улице. Одинаково ненавидя как жен своих клиентов так и их самих, женщина думала лишь об одном: выбраться из этой позорной ямы. *** На кладбище было тихо и спокойно. Снег только вновь начал падать с неба, когда Варвара нашла могилу своего ребенка. Она уже была завалена снегом и лишь деревянный крест служил небольшим маяком в этом холодном царстве. — Здравствуй, радость моя, — тихо прошептала Варвара, — Вот я пришла навестить тебя. Как поживаешь, кровинушка моя? А я все тоскую по тебе. Вспоминаю о тебе каждый раз, когда ложусь спать. И в молитвах поминаю тебя. Знать бы мне что у тебя все хорошо. Так я ведь тебе гостинец сегодня принесла, — и она вынула из кармана несколько конфеток и положила их на могилку. Мертвая тишина была ей ответом в это морозное утро. Но женщине не нужен был человеческий ответ. Она слышала его сердцем и лишь улыбалась в ответ, смотря на крест из дерева. Постояв еще какое-то время, Варвара пошла прочь. Лишь в церкви и возле могилы своего дитя она могла выплакать все горе и слезы, что копила в себе. Только здесь она могла еще предаться призракам прошлых лет и оплакивать в одиночестве свою судьбу. Все остальное время она была словно соткана из бездушного и холодного камня, что борется в этом мире. Обратный путь шел в дом повитухи, чтобы навестить Ульяну и Марфу Васильевну. Обычно Варвара навещала их два раза в месяц по воскресеньям. В это время была уверенность, что они будут дома. Редко когда повитуха уходила в этот день к роженице или больному. Ульяша дома была всегда: порой она была занята делами по хозяйству, а порой выполняла заказы по рукоделию. Заказы были от разных господ города и Ульяна получала за работу хорошие барыши. Заказы эти появились после того, как Варвара с Ульяной на пару смастерили осеннюю накидку для прогулок, слегка украсив ее лентами и бахромой. В ней Варвара появлялась на улицах города, когда было необходимо направится в кондитерскую, или на прогулку. Следуя по улице, она краем уха слышала злобные перешептывания от женщин и ловила восхищенные взгляды мужчин. Женщина поняла, что это ее козырь и решила своей идеи воплотиться в следующем шаге. Им оказалась замысловатая шляпка от солнечного зноя, которую Варя и Ульяна вновь изысканно украсили вместе. В этот раз она прогуливалась вместе с остальными девицами в парке и несколько раз демонстративно заявила о том, что приобрела эту шляпку у одной мастерицы. Имени Ульяши она специально не назвала, и тут же увидела легкую досаду на лице некоторых модниц. И наконец решающим шагом было красивое платье из бархата и парчи. Его коварные мастерицы украсили вышивкой из тесьмы, золотыми пуговицами и прочими деталями. Платье было весьма дорогим, и сделано на полученную выручку от Вариных покровителей. Именно в нем с гордым и надменным видом она направилась в церковь, вместе с остальными девицами и Мадам. Это действительно был ее триумф, потому что даже батюшка, увидев столь дерзкую и броскую красоту неодобрительно покачал головой. Мужчины улыбались и шептали вслед восторженные комплименты, в то время как их жены кипели от бессильной злобы. Но Варваре было все равно: она вела себя как ни в чем не бывало и скромно молилась во время молитвы. Лишь когда их группа уходила из храма, одна из юных девушек набралась смелости и спросила Варвару где именно она приобрела это платье? На этот раз имя Ульяши было раскрыто и как сообщала девочка, в первый день к ней пришло несколько женщин, которые желали бы сделать заказ. Именно благодаря небольшой хитрости девочке больше не пришлось искать работу каждый день, перебиваясь случайными заработками. Специально для Ульяши, Варвара попросила одного из адвокатов (коим был ее клиентом) направить запрос к губернатору на составление для нее документа. И пусть теперь по бумагам она была мещанкой, Варваре было намного спокойнее оттого, что она больше не числилась как беглая крепостная. — Варюша, ты пришла! Здравствуй, — поздоровалась с ней Ульяша, и тут же кинулась в объятья подруги, — Марфа Васильевна ушла рано утром, ребенок заболел у заводских крестьян. Скоро должна быть. Ты проходи, садись за стол. — За эти три года Ульяна сильно изменилась: из худенькой, скромной девочки она превратилась в милую девушку с доброй улыбкой. Было видно, что Ульяша заметно окрепла и стала более смелее в действиях и разговоре. Варваре она чем-то напоминала саму себя в тот последний год в Арапово. Помолившись, они сели за простой обед. Несмотря на заказы от состоятельных клиентов, Ульяна продолжала питаться тем, что готовила в доме своего батюшки. Деньги им могли понадобиться на другой случай, а еда всегда была вкуснее своя, а не заграничные изыски. — Приходила княгиня Л***, заказывала себе пару сорочек, — делилась Ульяна, — Просила изысканно украсить воланами, и оборками. Видно надеется, что супруг ее обратит на нее внимание. Жаловалась, что он постоянно пропадает у Вас. А заодно и про тебя не забыла помянуть. Уж больно плохо она отзывалась о тебе. — Неудивительно, — ответила Варя, — Ее благоверный совсем забросил ее в последние годы из-за любопытного носа. Он сам мне про то жаловался. Что покою по вечерам не дает, ревнует страшно, да все бумаги его проверяет. Как еще не придушил ее? — Грешно так говорить, Варюша, — одернула ту девушка, — Все же она его жена, и больно ей видно, что муж не рядом с ней. — Ей больно оттого, что на уши некому присесть, — отрезала та, — поэтому и сама мучается и муженька своего третирует. Но полно, не хочу вспоминать их, когда мы здесь. Резкий стук в дверь прервал их беседу. В хату зашла Марфа Васильевна и сразу повернулась в красный угол, чтобы помолиться. После этого она заметила находящуюся здесь Варвару и поздоровалась с ней. Расторопная Ульяша тут же помогла повитухе снять шубу и платок, да проводить к столу. — Здравствуй, Варюша. Решила навестить нас — славно. Давно тебя не было, мы уже заскучали по тебе, — произнесла женщина, садясь за стол и принимаясь за обед. — И ты будь здрава, Марфа Васильевна, — ответила ей Варвара, — Как нынче дела твои? — Дела хороши: этом году много семей, где хорошие детишки рождаются. Правда больше девочек, но тоже похвально. Больных и хворых тоже мало, хоть и зашла сегодня к хворому ребеночку. Но можно сказать, что эта зима закончится без смертей, да болезней всяких, слава Богу, — на этих словах повитуха перекрестилась, смотря на изображение Богородицы в углу избы. И тут же повернулась к Ульяне, попросив ту: — Ульяша, радость моя. Сходи на двор, там котомка моя с нужными вещами. Отнеси их в баню, постирать их надобно. А то пришла сегодня к этим заводским, так у них такая семья, что даже простыни чистой не было. Благо я всегда ношу с собой свое. — Конечно, сейчас закипячу воду и постираю, — послушалась девушка и вышла из избы, оставив женщин вдвоем. — Варвара догадывалась о чем пойдет речь и отчего повитуха решила выслать девочку из избы. Этот разговор начинался каждый раз, когда женщинам удавалось остаться наедине. И каждый раз он заканчивался не самым приятным концом. Марфа Васильевна долгое время молчала, пока не решила спросить ее: — А что же ты, Варюша? Все еще не собираешься уйти из этого места? — Мы говорили с тобой об этом ранее, Марфа Васильевна, — сухо ответила ей та, — Я не собираюсь пока уходить из него. И не пытайтесь вновь убедить меня, что мне следует уйти оттуда. Не вразумишь. — Я знаю. Ты уже говорила мне о том, что тебе неприятна эта тема, но Варя я ведь каждый божий день сталкиваюсь с этим. И я знаю какой исход ожидает всех этих несчастных женщин, когда красота и молодость проходит, а старость и болезнь съедают ее тело. — Но я еще молода, и у нас бы недавний осмотр, — парировала ей Варвара, — Врач полностью убедился в том, что я здорова. К тому же я сама слежу за пристрастиями моих спутников, чтобы не заразиться. — Следи не следи, а мышка везде себе найдет норку найдет. Не зарекайся, Варюша. Сегодня доля на твоей стороне, а завтра горя хлебнешь вдвойне. И хоть вижу, что ты уже давно изменилась, с тех пор как появилась здесь в моем доме, но подумай об Ульяше… — А о ком мне еще думать как не о ней, Марфа Васильевна? — повернулась Варя к той, поджав губы, — Думаете я счастлива жить в том месте? Радуюсь тому, что каждый вечер мне приходиться ублажать этих стариков, да лжецов? Слышать от их жен всю злобу в свою сторону? Или меня привлекают платья, да цацки в которые мы наряжаемся каждый вечер? Нет. Меня это совершенно не волнует. Единственное, чего я добиваюсь это лучшей доли для Ульяши. Я не хочу чтобы она вышла замуж за какого-нибудь самодура, или стала любовницей местного помещика. А для этого мне нужны деньги. Деньги и полезные связи, чтобы мы с ней не оказались на краю бедности. И поэтому мне нужен богатый покровитель. Но не из наших, не из местных, они все женаты и сидят по своим усадьбам. Я целюсь выше. — Будь осторожнее: взобравшись высоко надо еще удержаться, а это нелегко. Падать очень больно. — Однажды я уже упала, но не сломалась. И теперь не позволю упасть себе в повторный раз. У меня получится добиться своего. Так что не отговаривайте меня, Марфа Васильевна. — Но как же ты найдешь богатого покровителя в наших краях? Да, наши помещики богаты и знатны, но наш край это даже не Московская и не Казанская губерния. Мало куда к нам богатых, да родовитых приезжает. Своих хватает. — Именно поэтому, я налаживаю связи с местными барами. Сегодня у меня в руке они, а завтра будут и другие. Кстати, как раз на днях приедет один весьма почтенный господин из самой Москвы. Один мой знакомый предложил приехать к нему в гости, в усадьбу. А заодно он мимолетом рассказал и обо мне. — Неужто ты думаешь? — засомневалась повитуха, однако увидела твердую решимость в горящих, синих глаза своей собеседницы. — Это мой шанс, Марфа Васильевна. И отказываться от него я не намерена. Я получу своё и смогу вырваться из этого болота. Меня в свое время никто не пожалел и не защитил, когда я кричала и обвиняла своего насильника. Так и мне теперь все равно на всех. — Да защитит тебя Господь, — был ей ответ.