Démoniaque

Свет горящих свечей мягко очерчивал стройную, крепкую женскую фигуру. В царящем полумраке, где она была сокрыта среди полупрозрачных покрывал, неизвестная красавица плавно танцевала свой магический танец. Словно не замечая наблюдателя, что не сводил своего жадного взгляда с ее самой, она позволяла себе отдаться во власть желанного пляса.  Мягкого, голубого цвета топ, был вышит блестящими монистами. Он едва прикрывал нежную грудь соблазнительницы. А легкая, газовая юбка небесного цвета следовала по пятам за своей хозяйкой с целью увлечь зрителя. Её темные, густые волосы были уложены в высокую прическу, открывая обзор на белоснежную шею и ключицы. Запястья рук и ног были украшены золотыми браслетами, что отзывались своим мелодичным звуком.  В какой-то момент красавица явно повернулась к незнакомцу, бросая ему немой вызов своими темно-синими глазами. Протягивая руки навстречу к нему и в то же время привлекая к себе, она звала его за собой, улыбаясь чарующей улыбкой. Как редко она улыбалась раньше: чаще это был либо страх, либо отчаянье.  Он знал, что и в этот раз это было лишь сном, наваждением. Таинственная танцовщица никогда бы не осмелилась смотреть на него с той хитрецой и легкой надменностью, которую демонстрировала сейчас. Она скорее бы плюнула бы ему в лицо и убежала бы на самый край света, проклиная его, словно страшное чудовище из сказки.  Но это все было сном. Поэтому он мог позволить себе дотронуться до своей красавицы, и прижать ее теплое тело в свои объятья. Женщина не сопротивлялась этому, напротив, она сильнее прижалась к мужчине, обвивая его крепкую шею своими нежными руками.  Медленно приблизив свои пухлые губы она слегка поцеловала его в уголок рта, словно бы дразня. Но мужчине было достаточно и этого сигнала: он прижался своими требовательными устами к ее рту, захватывая их обоих в темный омут порочного чувства. Увы, но эта танцовщица уже давно было для него не просто легким увлечением, или влюбленностью. Она действительно была для него целым наваждением, заставляя мучиться и страдать. Легко подхватив ее тело, мужчина бережно уложил женщину на стоящую рядом софу. Не давая себе мгновения, чтобы опомниться, он с жадностью срывал с нее легкую одежду, желая увидеть мягкое тело. Его руки, знавшие тяжесть военного оружия, нежно касались ее округлой груди. Трепетно сжимая два полушария, мужчина прижимался к ним губами, вспоминая запах ее кожи. Небрежным жестом распустив водопад шелковых, темных волос он с силой сжал их, оттягивая назад. Чтобы иметь возможность заглянуть в ее синий, темный омут глаз и раствориться в нем полностью. Иметь возможность увидеть, как она с томлением и страстью смотрит на него, полностью отдавая себя во власть ему.  Покрывать поцелуями ее небольшой живот, нежно очерчивая его изгибы. Позволить себе коснуться нежного шелка полных бедер, что скромно были сжаты. Но он слишком соскучился по ней, по её теплу, поэтому преодолел это напускное сопротивление. Ведь оно было здесь ненастоящим.  Напротив, танцовщица смело смотрела ему в его зеленые глаза, позволяя касаться себе светло-русых локонов любовника. Своими теплыми руками она поглаживала его грудь, спрятанную за тканью рубашки. Прикасалась губами к его щекам, ушам, шее, чем только подогревала его интерес к себе. И когда он с жадностью вошел в ее крепкое тело, она лишь слегка вздохнула, с жадностью принимая его.  Начиная древний, таинственный танец они оба отдались взаимной страсти, что сжигала их души. Наслаждаясь своим единением, они вместе падали в свою общую бездну, из которой не могли оба выбраться. Тяжело дыша, они крепко сжимали друг друга, словно бы боялись, что их могут разлучить друг с другом. И даже когда все закончилось, они все равно не могли разлучиться. Он нежно прижал к себе ее, коснувшись губами ее темных волос.       - Варя-Варенька, - нежно прошептал мужчина, понимая что наконец-то нашел ее. Что она рядом с ним, и он больше никогда не потеряет свою беглую крепостную.  Женщина нежно вывернулась из его объятий, и оперевшись на одну руку, мягко взглянула на него. С нежностью и любовью она смотрела на своего господина, что вновь был рядом с ней. Её пухлые губы открылись, но произнесли следующие слова, совершенно не своим голосом:       - Миша, Мишенька. Проснись, прошу тебя! Мужчина испуганно посмотрел на свою возлюбленную, что продолжала улыбаться. В то же мгновение видение прекрасной красавицы начало таять на глазах и приобретать совершенно другие черты лица. Это была совершенно другая женщина с серыми глазами, и белокурыми волосами. Она была худа и бледна, под стать своей ночной сорочки и белоснежного чепца. С тревогой и заботой женщина смотрела на него, явно волнуясь. Думала разбудить от страшного кошмара из-за чего ее супруг ворочался в постели и тяжело вздыхал. Но вот только не по тому поводу вздыхал мужчина, оттого и пробуждение его было нерадостным.        - Зачем Вы меня разбудили, сударыня? - холодного спросил Тарновский, поворачиваясь от нелюбимой супруги на другой бок. Михаил Гаврилович услышал, как женщина слегка всхлипнула от столь неожиданной грубости и робко ответила:       - Вы ворочались, и что-то говорили себе под нос. Я подумала что Вам сняться кошмары…       - Благодарю Вас за заботу, - зло отрезал он, - Но я не нуждался в Вашей помощи. Все было прекрасно до того момента, пока Вы не разбудили меня. Понимая, что жена разрушила столь желанный и нужный ему сон, злой Тарновский встал с постели, намереваясь уйти ночевать в кабинет. Он тут же зажег свечу, собираясь уйти из спальни, как его остановил обвиняющий голос жены.        - Почему Вы так холодны со мной, Михаил Гаврилович? Что плохого я Вам сделала, что Вы так пренебрегаете мной? Прошло три года с нашего с Вами брака, но Вы так и не открылись мне. Даже наше ложе мы разделили не сразу после венчания. К чему это безмолвное молчание?       - Сударыня, об этом я предупредил Вас об этом еще нашу первую, совместную ночь, - ответил ей Тарновский, чуть повернувшись в ее сторону. Холодный взгляд его зеленых глаз обжигал и ранил бедную женщину, - Я сразу предупредил Вас о том, что женился на Вас лишь по расчету наших родителей. Никаких чувств я к Вам никогда не испытывал. Возможно, что Вы были влюблены в мой мундир, а наследство моих родителей, лишь подогревал Ваш девичий интерес.       - Прошу, не говорите так грубо! - чуть повысив голос, воскликнула она, - Я питаю к Вам самые нежные и любящие чувства…       - Охотно верю. Но куда приятнее выходить замуж за красивого офицера с доходом в пятьсот тысяч рублей в год, чем урода без гроша в кармане. А Ваша матушка весьма толково в этом разбиралась, поэтому и поощряла Вашу влюбленность.        - Но разве Вы сами не дали свое согласие? Вас никто не заставлял!       - Увы, мой батюшка видно устал от той холостяцкой жизни, что я вел. К тому же я полностью был опутан долгами, поэтому у меня не оставалось иного выхода, как принести себя в жертву Вам.        - В “жертву”? Жестокий… Как Вы можете так говорить подобное? Возле Вас были самые завидные и состоятельные красавицы, которыми Вы явно пренебрегали. Я слышала многие слухи и сплетни, что были в свете еще до того, как мы состоялась наша помолвка. Однако Вы ухаживали именно за мной, а не за ними!       - Будьте уверены: в тот момент, когда я начал за Вами ухаживать, батюшка как раз известил меня о своем решении. Меня ждала безденежная, голодная жизнь. Даже если бы я отправился на Кавказ свободным холостяком.  На эту жестокую правду графиня не могла оставаться спокойной: прижимая к своим губам платок, она тихо плакала, стараясь не издавать звука. Что могли подумать о них слуги, если бы узнали о размолвке между их господами? Но непонимание и отчуждение было между ними с самого начала. И если графиня только старалась разбить эту стену, то ее муж с особым усердием возводил новую.        - Будьте счастливы и радуйтесь тому, что имеете, - философски изрек Тарновский, подходя к двери и давая понять, что разговор окончен, - Вы получили громкий титул. Наши с Вами родные счастливы. Вы можете выезжать в свет, можете бывать за границей, если хотите. Но не ждите от меня теплых чувств к Вам. Достаточно того, что мне приходится строить из себя хорошего супруга на всех приемах.  С этим заключением он покинул госпожу Тарновскую, оставляя ту в холодной, пустой постели. Михаил Гаврилович уже не слышал тихих эмоций своей супруги, двигаясь в сторону кабинета.  Зайдя в комнату, он не стал будить слуг, а сам зажег несколько свечей, чтобы не сидеть в полной темноте. Налив себе бокал вина и взяв в руки книгу какого-то французского писателя, мужчина пытался погрузиться в чтение. Но строчки прыгали и расплывались перед глазами. Вместо них сознание вновь подкидывало соблазнительную фигурку в костюме танцовщицы, что насмешливо смотрела на него, изгибаясь в танце. Тарновский отбросил книгу в сторону. Встав с кресла, он подошел к окну, распахнув его нараспашку. Ночной, зимний воздух ворвался в помещение, остужая воспаленное сознание графа, заставляя его погрузится в думу воспоминаний. *** С той роковой зимы он более не слышал о ней никаких вестей. Его одержимость, его Варенька словно под землю провалилась. Он потратил почти год, объезжая все ближайшие губернии и пытаясь узнать хоть какие-нибудь вести о ней. В розыскном списке о беглых крестьянах она все еще числилась, но никто не видел ее. После напрасного годового поиска, в течении которого он периодически выбивал себе отпуск в армии, а также объясняясь с родителями, мужчина не нашел Варвару.  Отец Михаила Гавриловича громко ругал своего сына, упрекая того в том, что он бегает словно мальчишка по всей стране за какой-то крестьянкой. Матушка усердно молилась, чтобы ее сын образумился и прекратил все эти безумные попытки найти желанную крепостную. Однако их сын лишь ссорился с родными, продолжая искать свою Вареньку.  Он даже имел наглость явится в дом к Подгорекцим, намереваясь спросить у своего друга и его супруги о судьбе бывшей холопки Татьяны Сергеевны. Однако замужняя княгиня приняло его весьма холодно, памятуя о событиях тех дней, когда Михаил Гаврилович склонил крепостную подругу во грех и причинил ее семье немало неудобств. Да и Андрей Константинович, его друг, сдержанно ответил, что ничего не знает о судьбе Варвары и попросил мужчину на некоторое время их не беспокоить. Тарновский сразу понял, что семейство Ланских затаило на него обиду, а Подгорецкий не хочет расстраивать новоиспеченную княгиню. Он сразу же покинул их дом и в течении длительного времени не появлялся у них.  Пытаясь забыться от горести потери, Михаил Гаврилович отправился вместе с армией на Кавказ искать смерти. Нельзя было сказать, что он был отчаявшимся возлюбленным, что не видел смысла жизни из-за потери Вареньки. Напротив, он стал более холодным, более равнодушным и отчаянным. Когда-то Варвара назвала его чудовищем, что идет по головам ради своей цели. Она бежала от него как от прокаженного, упрекая в том, что у него нет ни чести, ни достоинства. Так что мешает ему стать таким? Лишь подле нее его зверь вел себя, как домашнее животное, позволяя убрать когти и ластиться к хозяйке, чтобы получить долю ласки и тепла. Но она отвергла его. Убежала, спряталась, а может уже давно лежит в сырой земле.  Именно поэтому, находясь на театре военных действий Михаил Гаврилович отчаянно сражался с неверными, выделяясь среди остальных офицеров. Его хвалили за храбрость и отвагу, причисляли к наградам, сообщали об этом императору. Но Тарновскому было все равно. Быть столичным повесой, чтобы очаровывать светских красавиц, что были похожи друг на друга - ему не хотелось. Жениться и осесть помещиком в деревне, умирая от скуки - тоже было не для него. Поэтому он искал свое место на поле боя.  И лишь когда отец прислал письмо о том, что матушка желала бы увидеть своего сына, умоляла взять отпуск и навестить ее, он сдался. Смерти он так и не нашел, она упорно избегала его, словно говорила ему о том, что его час не пришел. Можно было поехать навестить стариков. Если же и после его будет тянуть к делу, то он вновь вернется в армию, или отправится путешествовать по Европе.  Вернувшись домой и обняв родителей, Михаил Гаврилович рассказывал о своих подвигах, чем вызывал одобрение отца и тихие вздохи матери. Но Гаврила Тарновский явно вызвал своего сына не только чтобы увидеть свое дитя и порадоваться за него. Оказавшись всем семейством в столичном доме в Петербурге, Тарновский-старший активно знакомил своего сына со многими сановниками, а матушка делилась своими впечатлениями о местных, хороших барышнях. Нетрудно было догадаться чего именно хотели родители от своего сына, но он оставался со всеми предельно вежлив и холоден. Лишь с некоторыми чиновниками Михаил Гаврилович завел полезные знакомства, иногда бывая в английском клубе, или играя с ними в карты. Разделять компанию со статными красавицами и их матушками он был не намерен, как и долго задерживаться на балах и званых ужинах. И лишь когда отец Михаила Гавриловича вызвал к себе сына на весьма деликатный разговор, тот сразу понял к чему именно привет их диалог.        - Граф N весьма доволен твоими успехами на Кавказе, Мишель, - начал отец, - Ты был с ним весьма вежлив и обходителен. И это весьма верное решение, ведь граф служил когда-то адъютантом при покойном государе Александре Павловиче.        - Мне он показался весьма умным и дальновидным человеком, отец, - осторожно ответил ему Михаил Гаврилович, - Было приятно познакомится с ним. Надеюсь, что его дети только возвеличат доброе имя своего отца.       - Верно, - согласился с ним старик, - Того же я жду и от тебя. Даже несмотря на то, что ты отличился на Кавказе. И в то же время я хотел бы заметить, что наш род нужно не только выделять военными доблестями или заслугами перед Отечеством. Так же необходимо чтобы наша семья продолжала расти и крепнуть.        - Даст Бог когда-нибудь и наши потомки возвеличат наше имя, - произнес Михаил Гаврилович, понимая куда клонит тот, - Наши дети и внуки всегда будут прославлять имена своих предков. Как и наше с Вами, отец.        - Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, - нетерпеливо произнес Тарновский-старший, недовольный тем, что сын уходит от ответа, - Граф Н хороший человек, с доходом в несколько тысяч в год. Его сыновья занимают, как должность при дворе, так и отлично показали себя на флоте и армии. За его дочерей граф дает хорошее приданое. Твоя матушка так же говорила с графиней, и хотела так же сообщить…       - С чего вдруг такой интерес к моей жизни, отец? - поинтересовался Михаил Гаврилович, скрещивая руки на груди, - До недавнего момента Вас вполне все устраивало: в карты играю редко, деньги прошу у Вас уже не столь часто как раньше, да и не слишком увиваюсь за светскими дамами. Что же изменилось?       - Ты уже давно не мальчик и юный повеса, Мишель, - сурово произнес граф, поджав губы, - Все это время, что ты был на Кавказе мы с твоей матерью волновались о тебе. Волновались о твоем будущем и нашей семье. Тебе уже давно не двадцать, Мишель. Пора подумать и о том, чтобы жениться.       - Но меня все вполне устраивает, отец. Кроме того здешние красавицы меня не привлекают, как бы их маменьки не старались.       - А кто же тебя привлекает? - нетерпеливо воскликнул старый граф, чувствуя, как начинает злиться. Он догадывался в какую сторону клонил его единственный сын, - Быть может у тебя уже есть кто-то на примете? Должно быть это родовитая, знатная девушка?  Сын тоже замолчал. Отец начинал злиться, вспоминая его годовые скитания. А вновь бередить старые раны и скандалить с родителем ему не хотелось. Поэтому он не произнес ни звука, лишь сжав руки в кулаки так, что побелели костяшки.       - Что молчишь, Мишель? Отчего же не открываешь нам имя будущей невестки? Или оттого, что ею является некая холопка? Крестьянка, что возможно уже давно отдала Господу душу за свою распутную натуру! Терпеть поругание своей возлюбленной Михаил Гаврилович не мог. Он дерзко вскинул свои зеленые глаза на отца и тут же вскочил на ноги. Грудь его тяжело дышала, сдерживая порыв яростного гнева.       - Прошу Вас воздержаться от оскорблений, отец. Я не хотел бы говорить на эту тему.       - Мальчишка! - презрительно бросил Тарновский-старший, - Прошло столько времени, а ты все никак не можешь забыть какую-то дворовую девку, что вертела тобой как хотела.        - Прошу Вас остановиться отец, - повысил голос Михаил Гаврилович, чувствуя, как горячая кровь застилает ему глаза от злобы, - Она была не была той, какой Вы ее описываете.       - Неужели? Вся их бабья сущность одинакова и всегда проявится, в любой момент. Хорошо еще этого щенка от нее не привез к нам. Видимо сдох ублюдок вместе с этой паскудой где-нибудь в лесу. А ты дурак, не видел дальше своего носа. Громкий удар разбитого стекла огласил кабинет. Некоторые домочадцы услышали этот шум и подбежали к дверям. Однако никто не осмеливался зайти, лишь пытались прислушаться к доносившимся до них звукам. Особо обеспокоенные побежали докладывать обо всем графине.  Однако сын не причинил своему родителю вреда. Схватив с журнального столика винный графин и зашвырнув его в стену, он злобным взглядом смотрел на своего отца, отчего тому на миг стало страшно. На него смотрел не его родной сын, а настоящий монстр, что готов был растерзать любого за дорогого ему человека. Бешеные зеленые глаза любимого сына словно прожигали Тарновского-старшего. Светлые волосы были взлохмачены, а сам он тяжело дышал, пытаясь справится со своим гневом.       - Не упоминайте о ней более, иначе я могу не ручаться за себя. Та женщина была для меня всем, пусть и пыталась бежать от меня. Я знаю, что она была бы моей не только телом, но и душой. И если бы мне было отведено хоть немного времени, хоть малая часть, она могла бы разглядеть во мне живого человека. Не тот навязанный образ, что я ежедневно показываю перед светом. А настоящего человека, со своими мыслями и чувствами. И тогда бы она была бы лишь моей. Эта женщина, и тот ребенок, могли бы стать центром всей моей жизни. Я искал их, но безуспешно. Я лишился смысла своей жизни, отец! Гробовая тишина царила между ними. Открытая ярость и ненависть была меж ними, что только обостряла чувство страха и злобы. Они оба стояли на своих желаниях, не думая о чувствах родного человека.  И лишь где-то далеко, по другую сторону двери были слышны взволнованные голоса и шум шагов. Послышался голос графини Тарновской, что спешила в кабинет к своему супругу из-за тревожных вестей.        - Тогда решайся, - севшим голосом произнес старик, стоя на своем. Он не желал понимать своего сына, - Или я тебя лишаю наследства, или ты женишься. На любой женщине, что принесет честь и достоинство в нашу семью. А если не подчинишься - ищи свою крестьянку, хоть на самом краю земли. Только не думаю, что на голодный желудок ты будешь воспевать свою любовь к ней. Михаил Гаврилович резко побледнел. Своими руками отец отдалял их друг от друга, создавая между ними глухую стену непонимания. Неужели старый граф никогда не любил никого так сильно, как его сын? Почему он не в силах его понять? Что будет с ним после этой бессмысленной женитьбы, коли душа была уже мертва и холодна ко всем и всему? Лишь к родителям, к своей семье она билась, но и здесь ему наносят новый удар.  Тяжело вдохнув воздуха в полную мужскую грудь, Михаил Гаврилович твердым взглядом посмотрел на своего отца. Он успокоился и пришел в себя. Коли родитель так хочет, пусть так и будет. И будь что будет. Все равно отец не будет царствовать над ним вечность. Да и жениться на ком-либо, не значит любить и проводить все время с супругой.       - Воля Ваша, отец, - глухо произнес он и вышел из кабинета. Не обратив внимания на взволнованную матушку, что уже была рядом он пошел прочь. Никто из слуг не посмел его остановить. Не единого голоса он не услышал вслед. Жертва была принесена, обряд венчания скоро свершится, а молодой граф приведет в дом юную жену.  *** Бедная графиня Тарновская. Её радужные мечты о счастливом будущем с Михаилом Гавриловичем были разбиты в первую неделю замужества. Супруг не разделял с ней ложе в брачную ночь, как было положено. А последующие ночи он либо удалялся в свой кабинет, либо сразу же засыпал в их постели, не прикоснувшись к ней.  И была бы супруга не столь привлекательна и соблазнительна, но нет: это было хрупкое, нежное создание семнадцати лет, со светлыми волосами и большими серыми глазами. Невысокого роста, с белоснежной кожей и изящной грацией она была весьма завидной невестой Петербурга.  Надежда Ивановна была юной барышней, когда она увидела статного офицера Тарновского, что вошел в бальную залу. Его солдатская выправка, гордый вид и шрам, что был чуть ниже правой щеки, вызвали в девичьей душе трепетное волнение. И пусть Михаил Гаврилович не обращал на нее пристального внимания, лишь пару раз пригласив юную барышню на танец, в душе девушки царила буря эмоций. Ночью того же дня, она долго не могла уснуть, прижимая теплое одеяло к своему телу и мечтая о бравом офицере.  Наблюдательная маменька Надежды Ивановны заметила перемены в своей дочери, и вызвала ту на откровенный разговор. После него женщины стали явными союзниками в достижении желанной цели. Всего несколько недель и желаемый объект находится подле ног радостной невесты, сообщая о своем намерении жениться.  Наивная девушка. Какой окрыленной и возбужденной она чувствовала себя в тот момент. С каким трепетом билось в груди ее сердце, когда она заходила в церковь, в подвенечном платье. С какими радужными мыслями она парила в своих мечтах, когда они с женихом сказали священнику “да”, и вышли из церкви. И как была обескуражена невеста, когда ее новоиспеченный муж сообщил ей что они не разделят вместе первую брачную ночь.       - Я Вас не понимаю, - произнесла супруга, удивленным взглядом смотря на своего мужа.       - Все очень просто, сударыня, - был дан ей холодный ответ, - Я не составлю этой ночью Вам компанию. Этот брак был заключен по воле наших родителей. Однако я не желал этого. Поэтому прошу Вас не питать никаких иллюзий на этот союз. После этого он оставил несчастную супругу одну в спальне, проведя ту ночь в своем кабинете. Графиня, сдерживая слезы, легла в ледяную постель пытаясь найти оправдание своему супругу. Вначале Надежда Ивановна подумала, что муж устал после тяжелого дня, и решила сильно не беспокоится по этому поводу. На следующую ночь он правда остался в спальне, но тут же лег в постель и захрапел. Не было ни поцелуя, ни объятий, ни ласковых слов. И это все ранило молодую графиню.  Сколько горьких слез выплакала бедная жена в ту пору. Теперь она ясно поняла, что Тарновский ее не любит. Однако графиня продолжала изображать на своем лице радость перед гостями и не сообщать об этом матери. Через какое-то время она вновь попыталась поговорить с Михаилом Гавриловичем, но тот повторил ей те же слова, что произнес ранее.       - Я не смогу любить Вас, Надежда Ивановна. Этот брак был угоден нашим родителям, но не мне. Я нисколько не люблю Вас.       - Тогда зачем Вы женились на мне? - в сердцах воскликнула девушка, судорожно всхлипывая.       - Мне пришлось жениться, по воле моих родителей. Так же, как и Вы вышли замуж чтобы стать уважаемой замужней женщиной. Получить красавца мужа и иметь возможность выезжать в свет без маменьки.       - Я люблю Вас! - воскликнула та, не веря своим ушам, - Больше своей жизни, я люблю Вас, Мишель! Не разбивайте мне сердце своими ужасными словами. Я полюбила не Ваше состояние, или Ваш мундир. Нет! Я полюбила Вас самого.       - Вы меня совершенно не знаете сударыня. Поэтому не утруждайте мне, произнеся столь громкие слова.  И все же столь холодным и отстраненным супруг был только наедине. Когда их приглашали на приемы, или в гости, Михаил Гаврилович был сама любезность со своей женой. Соблюдая все правила этикета и хорошего тона, он был настолько безупречным супругом на людях, сколько холодным и равнодушным за закрытыми дверями спальни.  И лишь рождение долгожданного первенца, спустя год семейной жизни, скрасили горечь Надежды Ивановны. Новорожденный младенец был чудо как хорош: с белокурыми волосами и серыми глазами, он радостно лепетал что-то на своем наречии, глядя на счастливую мать. Радостная графиня Тарновская души не чаяла в своем сыне, день и ночь проводя вместе и с ним. Женщина тщательно следила за ним и купалась в счастливых моментах материнства.  И если графиня радовалась рождению маленького малыша, то отец лишь изредка уделял свое внимание ребенку. Когда ему сообщили о том, что мальчику хотят дать имя Юрий, мужчина лишь безразлично пожал плечами. Свою обязанность он выполнил и считал себя отныне свободным.  Теперь все его внимание и деятельность была сосредоточена на придворной жизни светского Петербурга. С помощью военных заслуг, его благосклонно приняли при дворе, позволяя продвигаться по службе. И если местная аристократия думала о том, что Тарновский всеми силами старается обеспечить своей семье хорошее будущее, то они явно ошибались. Это была лишь возможность сбежать из опостылевшего дома, где его всегда ждала милая жена с крохотным младенцем на руках. А дворцовые обязанности и интриги позволяли ему полностью уйти от семьи.  Репутация его была чиста и безупречна: их семью принимали во многих домах, они ездили на воды в Пятигорск, или в Баден-Баден. Но все это было лишь идеальной ширмой благополучной и счастливой семьи. Когда они вместе возвращались домой, супруг запирался в своем кабинете и не обращал внимания на домочадцев. И эта равнодушие все еще ранило нежное и любящее сердце Надежды Ивановны, что всеми силами хотела сломать эту стену безмолвия.  Но своими попытками достучаться, она еще больше отдалила от себя Михаила Гавриловича, и это очень сильно огорчало ее. Радость ее была заключена же в маленьком сыне, что рос на ее руках.  Женщина явно не знала о чем именно думал ее супруг, когда запирался в кабинете. Тарновский никому не открывался, да и сердечной привязанности ни к кому не имел. Лишь изредка, оставаясь наедине с собой, он позволял себе воскресить в голове давно забытый образ. Вспомнить ту самую юную девушку, что радостно смеялась тем летом в деревне. Воскресить в своей памяти ее голос, улыбку, глаза, стан.  *** Тарновский тяжело вздохнул, пытаясь сфокусировать свой взгляд на горящей свечи. За своими думами, он не заметил, как присел в кресло и заснул. В комнате было ужасно холодно, из-за открытого окна, отчего многие свечи погасли.  За окном уже начал дребезжать рассвет. Утро потихоньку вступало в свои права, рассеивая сумрак ночи.  Поднявшись с кресла, мужчина закрыл окно, рассматривая утренние краски. Начинался новый день. Следовало позвать Архипа, сменить белье, позавтракать и ехать с докладом к царю. Однако ему не хотелось прерывать свои воспоминания о желанной красавице, что явилась к нему сегодня. Ее покойный дух, словно был неким знаком, напоминанием о том, что было раньше.  “Как жаль, что я больше не увижу ее”.