Принцесса и медведь

Открыв глаза, Виола обнаружила, что лежит на узкой кровати в темной комнатушке. В стене вместо окна была прорезана вертикальная щель, сквозь которую виднелась тонкая полоска ночного неба. Виола взглянула на мерцающие звезды, и тут ее словно ударили под дых. Бьорна больше нет! Ее отважного сильного Бьорна больше нет! Страшная действительность обрушилась могучей лавиной, ослепляя, оглушая, сметая все на своем пути. Виола зажмурилась, обхватила руками голову и застыла, от горя забыв, как дышать. В груди все горело каленым железом, и каждый толчок сердца отдавался невыносимой болью. «Ярл Сигизмунд передает тебе привет!» Блеснувшее лезвие. Замах. Судорожный вздох. Тлеющие угли. Прожорливые языки пламени. Рвущийся из окна удушливый серый дым. Бьорна больше нет! Виоле казалось, что она висит над пропастью, в которой бурлит и пенится черный водоворот. Из мутной пучины тянутся склизкие щупальца, хватают ее, опутывают и затягивают на глубину. Единственной ниточкой, удерживающей ее в этом мире, не дающей окончательно сойти с ума, был слабый проблеск надежды, тонкой жилкой пульсирующий у нее в мозгу. «А может, его спасли? Может, соседи успели потушить пожар! Ты не мог так просто умереть и бросить меня одну! Не мог! Ты нужен мне, Бьорн Торвальдсон! Слышишь? Ты нужен мне!» Собрав всю волю в кулак, Виола отогнала мысли о смерти возлюбленного. Нельзя дать отчаянию завладеть собой. «Пока не увижу тела, буду считать его живым», — решила она. Глаза скользнули по дощатым стенам и низкому потолку. «Где я?» Виола поднялась с кровати и подошла к двери. Подергала — заперто. Приблизилась к окну — оно было таким узким, что в него с трудом пролезала рука. В тусклом свете предрассветного неба виднелся забор и кусочек утоптанного двора. Скорей всего она в доме ярла, ведь тот мерзавец, что ударил Бьорна ножом, «передавал привет» именно от него. «Ярл! — Виола в отчаянии прислонилась к стене, до боли впиваясь ногтями в ладони. — Подлая мразь! Чтоб ты сдох самой мучительной смертью!» Не зря ее терзали дурные предчувствия! Надо было просто уехать! Проклятый Бьорн с его проклятыми понятиями о чести! Дурак! Нашел кому доверять! Но что же делать? Можно ли отсюда сбежать? Виола огляделась по сторонам — кровать, ведро в углу, небольшой стол у стены и табурет. Отломать от табурета ножку и забить ею насмерть первого, кто сюда заявится? Виола подошла поближе. Ага, разбежалась! — табурет, как и стол, оказался намертво прибитым к полу. Виола дернула за сиденье, но ничего не вышло. Она едва не разрыдалась от бессилия. Свобода была так близка, а теперь — она заперта в этой темнице, а любимый… Нет! Нельзя об этом думать! Он жив! Жив! Она будет повторять себе это до тех пор, пока не встретится с ним… или пока не убедится в его смерти. Оставалось лишь уповать на божью милость. Виола опустилась на колени, сложила руки на груди и принялась истово молиться. Молиться не за себя. За Бьорна. Она потеряла счет времени, и лишь когда небо засветилось перламутром, поняла, что уже рассвело. Поднимаясь с пола, она ощущала себя древней старухой. На нее навалилась жуткая усталость, все тело заломило так, словно кости вот-вот рассыплются в прах. Виола еще раз выглянула наружу — похоже, окно ее темницы выходит на задний двор. Даже в утреннем свете ничего нового было не разглядеть — все тот же плетень и пыльный клочок земли. Она легла на кровать и свернулась в комок. На миг показалось, что сейчас любимый обнимет ее, укроет пледом, прижмет к горячей груди… Виола всхлипнула и разрыдалась. Завыла в голос, как раненая волчица. От потрясения она впала в забытье, и следующие несколько часов напрочь стерлись из памяти. Лишь когда со скрипом распахнулась дверь, Виола вздрогнула, возвращаясь в реальность. На пороге стоял он. Ярл Сигизмунд собственной персоной. — Скотина! — услышала Виола свой яростный вопль, и в следующую секунду уже нещадно молотила ярла куда придется. Она успела ему отвесить несколько зуботычин, прежде чем он схватил ее за плечи и швырнул на кровать. — Угомонись, ангалонская шлюха! — процедил он, презрительно глядя на нее сверху вниз. — Еще раз поднимешь на меня руку — и я тебе ее отрублю. — Ты подлая лживая тварь! — с ненавистью выпалила она. — Бьорн отдал тебе Грондаль, так какого черта ты его обманул? Бог покарает тебя, паршивый ублюдок! — Бог? — Ярл насмешливо поднял бровь. — Твой бог покарает меня? Пока что это мои боги покарали твоего ненаглядного Бьорна за то, что он нарушил присягу. — Это ты приказал его убить, проклятая сволочь! Ты! Пожав плечами, Сигизмунд подошел к окну. — Всякий, кто позарится на мою собственность, будет наказан, — надменно бросил он, глядя во двор. — Он посягнул на мою женщину. Неужели он думал, что я так просто позволю ему уйти? — Я не твоя женщина, мерзавец! А даже если и так — он выкупил меня! Отдал все, что у него было! — Сам дурак. Я его об этом не просил. — Ярл повернулся к Виоле. — Идем, я кое-что покажу тебе, чтобы ты не питала иллюзий. — Никуда я с тобой не пойду! — Пойдешь! С этими словами Сигизмунд схватил ее за плечо, стащил с постели и выволок за дверь. Они вышли в коридор, освещенный чадящими факелами. Толкая Виолу в спину, ярл вынудил ее подняться по узкой лестнице на крышу. — Только без глупостей! Они оказались на смотровой площадке, огороженной резным деревянным парапетом. Виола взглянула вниз. Рюккен, словно в чаше, покоился среди высоких гор. В тихом озере отражались зеленые склоны и небо, расцвеченное нежными мазками зари. — Смотри! — Ярл указал на что-то рукой. И там, среди позолоченных восходящим солнцем крыш Виола увидела уродливую черную кляксу, над которой все еще поднимался сизый дым. — Видишь, как боги карают клятвопреступников? — издевательски промолвил Сигизмунд. — Как бы мы ни пытались тушить пожар, все выгорело дотла. Огонь едва не перекинулся на соседние дома. Видишь? Из-за твоего Бьорна чуть не сгорело полсела. А от него самого осталась лишь горстка пепла, так что ему даже не понадобится погребальный костер. Виола безмолвно смотрела на то, что осталось от дома ее возлюбленного. Слова ярла доносились до нее будто сквозь толщу воды, и вместе с дымом улетучивалась надежда. Сердце отбивало медленные тяжелые удары, в ушах оглушительно грохотал колокольный звон. Все померкло перед глазами, Виола видела лишь траурное черное пятно среди светлых крыш. Колени ослабли, ноги подкосились, и она бы полетела вниз, если бы ярл не схватил ее за шиворот. — Тихо! — буркнул он. — Ты мне пока еще нужна живой. Думаешь, я поверил, что твой папаша не признает наследником твоего сына? За дурака меня держишь? Ладно, налюбовалась, и хватит с тебя. Пошли назад! Он отвел ее обратно в комнату, швырнул на кровать и изнасиловал. Виола не сопротивлялась. Она лежала неподвижно, как сломанная кукла, только из-под закрытых век безудержно катились жгучие слезы. Когда ярл ушел, она так и осталась лежать на кровати, даже не одернув сорочку. Ей было уже все равно. Душа выгорела дотла, и в груди вместо сердца чернело дымящееся пепелище. Единственное, чего ей хотелось — это умереть, чтобы в посмертии воссоединиться с возлюбленным. Ну, или хотя бы обрести покой. *** К полудню в комнату заглянула рабыня Диса, та, что была с ярлом в купальне. Она поставила на стол миску с едой и кувшин, но Виола лишь безучастно отвернулась к стене. Связных мыслей в голове не было, в памяти крутились только обрывки воспоминаний. Вот они с Бьорном умываются в реке, и капли воды блестят на его широкой груди… Вот он нашел ее, заблудившуюся в лесу, и несет к горящему в ночи лагерному костру… Вот он убивает медведя, и поворачивается к ней весь в крови, с топором в руках… Воспоминания — это все, что у нее осталось. Все, что еще наполняло смыслом ее бренную оболочку. Все, чем она будет жить… доживать… ведь ей осталось совсем недолго. Вечером снова заявился Сигизмунд. Виола даже не подняла головы от подушки, но, учуяв перегар, догадалась, что он пьян. Сердце тревожно сжалось, впрочем, в следующий момент тупое равнодушие вновь окутало ее непроницаемым коконом. Сигизмунд вцепился в ее плечо. — Вставай, сука! — заплетающимся языком приказал он. Виола не шелохнулась, и тогда он дернул ее за руку, стаскивая с постели. Она упала на четвереньки. Ярл схватил ее за волосы, вынуждая запрокинуть голову. — В глаза мне смотри, тварь! — прорычал он. Виола подняла на него безразличный взгляд. Его зрачки лихорадочно блестели, губы гневно кривились в седеющей бороде. — Чего тебе от меня нужно? — Хриплые слова процарапали саднящее горло. Сигизмунд потянул ее за косу, заставляя подняться на ноги. — Вставай! Пошла! — Он грубо пнул ее в спину, выталкивая за дверь. Виола не знала, куда он ее ведет, да и не хотела знать. Ей было все равно. Она словно погрузилась на дно болота, и толстый слой вязкой жижи не пропускал ни чувств, ни эмоций. Ничего, кроме тупой и ноющей боли в груди. Пройдя по узкому коридору, они оказались в главном зале. В мерцающем свете пламени Виола увидела, что за столом полным полно народу. Смех, гомон, пьяные вопли — кажется, пир в самом разгаре. Зачем Сигизмунд притащил ее сюда? При виде Виолы толпа взбудоражено загудела, а ярл подвел ее к узкой высокой клетке с открытой дверцей. — Прошу, леди, — насмешливо произнес он. — Здесь вам самое место. Грянул хохот, и со всех сторон раздались глумливые выкрики разгоряченных мужиков. — Что это за пташка, а, Сигизмунд? — Пускай она нам споет! — И споет, и спляшет, — пробормотал ярл и в следующий момент рванул на Виоле рубаху. — Это лишнее. Ткань с треском поддалась. Виола, оставшись полностью обнаженной, кое-как прикрылась руками. Под возбужденный галдеж толпы Сигизмунд втолкнул ее внутрь, захлопнул решетчатую дверцу и защелкнул замок. — Поднимайте! — велел он, и слуги, потянув за перекинутую через балку цепь, подняли клетку так, что она повисла прямо над серединой стола. Мужики засвистели, заулюлюкали. Виола скорчилась на полу, дрожа от холода и унижения. Железные прутья больно вдавились в нежное тело. Хотелось заткнуть уши и завизжать, чтобы не слышать гнусных выкриков обезумевшей толпы. — За что ты ее так? — спросил кто-то. — Так у нас в Рюккене наказывают шлюх, — лениво бросил ярл и, усевшись за стол, подозвал рабыню, чтобы та наполнила ему питейный рог. Пир продолжался до глубокой ночи, и все это время Виола просидела голая в тесной клетке, выставленная напоказ, словно какая-то вещь. Она безучастно прислонилась лбом к решетке и ни на что не реагировала. Захмелевшие хейды отпускали в ее адрес омерзительные шутки и швыряли в нее объедками, но она отрешилась от действительности и впала в тупое оцепенение, как будто все это происходило не с ней. В конце концов Сигизмунду надоело, что она не обращает на издевательства никакого внимания, и он приказал опустить клетку прямо на стол. Прутья задребезжали от удара о столешницу, и к Виоле тут же потянулся десяток похотливых рук. Она сжалась в комок, ощущая себя куском мяса, брошенным на растерзание своре голодных псов. Чья-то рука грубо сдавила грудь. Виола отпрянула, но тут заскорузлые ладони схватили ее за ягодицы. Кто-то ущипнул сосок, да так больно, что на глазах выступили слезы. Она дернулась, но ее схватили за волосы и притянули к решетке. Чей-то толстый палец попытался протиснуться между ног. Виола отпихнула от себя кисть наглеца, отчаянно сжимая бедра, но жадные руки тянулись со всех сторон, и скрыться от них не было никакой возможности. Сердце бешено колотилось, спина взмокла от пота, а воздух словно загустел и раскалился от похоти захмелевших мужиков. Уже через пару минут Виола почувствовала себя сломленной и опустошенной. Она больше не пыталась сопротивляться, а скорчилась в углу, тяжело дыша, пока грубые, липкие, смердящие жареным мясом ладони ненасытно лапали и ощупывали ее. — Эй, девка, хочешь пивка? — Кто-то просунул сквозь прутья питейный рог и ткнул Виоле в лицо. Горькое пойло плеснулось в нос, потекло по подбородку, закапало на грудь. Хейды загоготали, глядя, как Виола отфыркивается от попавших в ноздри капель. — Ты б еще ей свой хрен в клетку засунул, — хохотнул один из них. — А что, и засуну, — осклабился второй и поднялся, расстегивая штаны. — Довольно! — оборвал их Сигизмунд. — Хватит с нее… на первый раз.  — Да брось, мы только начали развлекаться. Ярл, пропустив эти слова мимо ушей, подозвал слугу. — Уведи ее! В следующий момент клетку подняли со стола и опустили на пол. Дверца с лязгом распахнулась, но Виола продолжала, скукожившись, сидеть на дне. Слуга набросил ей на плечи разорванную сорочку и помог подняться. С трудом волоча ноги, она сделала пару шагов и застыла, наткнувшись на жесткий взгляд Сигизмунда. — Твое счастье, леди, что ты мне еще нужна, — надменно бросил он. — Иначе ты была бы здесь голая, но не в клетке, а распятая на столе. Даже не представляешь, что бы они с тобой сделали. Сквозь падающие на глаза слипшиеся пряди Виола посмотрела на окружающих. Багровые отблески очага зловеще плясали на скалящихся бородатых лицах. По коже пробежал мороз. Попасть в их лапы — участь страшнее смерти. Оказавшись в комнате, Виола рухнула на кровать и, завернувшись в одеяло, забилась в угол. Она твердо вознамерилась покончить с собой. Утром она придумает какой-нибудь способ самоубийства. Но не сейчас. Сейчас нет на это сил. Среди ночи в темницу снова вошли, потревожив ее мучительное забытье. Виола открыла глаза. Над ней стояла женщина со свечой в руке. В зыбком мерцании виднелись желтые змеиные глаза, тонкие поджатые губы… Фастрид. Виола сомкнула веки. Что ж, если жена ярла хочет ее убить, то пускай сделает это сейчас. Чтобы облегчить ей задачу, Виола запрокинула голову, выставляя напоказ беззащитное горло. Однако Фастрид, еще немного постояв в раздумьях, ушла.