***
Лука поглаживает рукой талию пьяной Чен и смотрит на Фела, изучая лицо. Феликсу тошно. Он чувствует, что волна глухого раздражения рискует захлестнуть всё вокруг, поэтому старается натянуть улыбку, но она больше похожа на искривление лица. — Не волнуйся, Куффен, — говорит Фел, подходит ближе и взваливает Бриджит на плечо. Та только ойкает. Пронзительные голубые глаза Луки смотрят на них с пониманием, будто он обо всём догадывался с самого начала. — Я донесу её до дома. Это не забота, а всего лишь следствие холодного расчёта. От Чен изрядно пахнет спиртным и табаком, но Феликс в первую очередь улавливает незнакомый запах какого-то мужского одеколона или дезодоранта, намертво прилипшего к её волосам. Невольно вспоминается день, когда Фел сидел возле двери спальни, слушая тяжёлые вздохи, отрывистые стоны, повизгивания, подобно скулившим животным, и красочно представлял то, что там происходило. Феликс не испытывает эмоций, ему ни до чего нет дела. Он затаскивает Бриджит домой, где сразу же сдёргивает мокрую кофточку, и располагается на небольшом пуфике возле её кровати. Фел не заботится, просто исполняет роль няньки, которую сам же на себя навесил. Он касается её лица и, нахмурившись, отбрасывает упавшие на лицо пряди волос. Спокойное лицо Чен, не выражающее сейчас ни дерзости, ни отваги, кажется Феликсу ещё более беззащитным, чем тогда, когда с её гневно сощуренных глаз бегают хрустальные капельки слёз. Такая милая. Не удержавшись, Фел кладёт свою тонкую ладонь на её щёку и большим пальцем проводит по губам. И, чёрт подери, это просто невыносимо. Хотя… пофигу. В мире восемь миллиардов человек, если не Бриджит, то Кагами или Хлоя, да кто угодно подойдёт! Феликс не из тех людей, что станут подвергать опасности дело всей своей жизни из-за какой-то там бабы. Надо подобрать сопли, сделать выводы и жить дальше. Фел продолжает использовать Чен как приманку, чтобы выманить акуманизированных, и, когда они попадают в тупик, он совершенно бесшумно выпрыгивает из темноты и наносит решающий удар. В эти моменты он представляет, как подставит клинок к нежной шее напарницы, слегка надавит и уничтожит её и все эти раздражающие привычки, восхищённые взгляды, тёмные волосы на его расчёске и мирные посапывания в соседней кровати. Бриджит говорит без умолку, но её фразы беспомощно разбиваются о возведённые Феликсом стены, лишь изредка, мелко покалывая, прорываются сквозь них, но никак не влияют на его угрюмо-молчаливое состояние. Чен хлопает глазками так невинно, что желание свернуть ей шею, задушить, разорвать к чертям глотку буквально витает в воздухе, заполняя всё пространство серых клеток мозга. От её милых улыбок руки потеют, сердце бьётся так не человечески быстро и шумно, что готово сломать рёбра изнутри, а вся накопившаяся злость улетучивается, уступая место апатичной дремоте. Какая-то электрическая энергия пронзает Фела и охватывает всё его существо, когда Бриджит роняет из рук стакан с водой, не сводя взгляда с багрового пятна засоса на его шее. Это останется зависимостью до тех пор, пока отчаяние не станет желанным привкусом на языке.***
Они сидят на крыше какой-то высотки и смотрят, как сумерки поднимаются со дна города, поглощая его. Вязкая густая тишина окутывает пару плотным коконом, сильный ветер обдувает тела, холод пронизывает их до костей. — Что для тебя любовь? — резко спрашивает Бриджит, глядя в глаза собеседнику, словно пытаясь прочесть его мысли. Лицо Феликса каменеет, на губах появляется неприятная ухмылка, и он без жалости давит хрупкое сердце Чен, любуясь тем, как сверкающие красные стёклышки разлетаются во все стороны. Бриджит тяжело вздыхает, собирает осколки и сыплет их в его холодные руки. Плевать на боль, ей жизненно необходимо узнать ответ на вопрос. И Фел отвечает, стирает в порошок остаток стекла в своих пальцах и высыпает его на землю. Хлёсткий звук пощёчины выстрелом звучит в сумеречной тишине. Феликса по-прежнему раздражает, когда напарница пытается проявить заботу, с остальным он почти смирился. Фел не мастер общения, но даже он понимает, что оставлять всё как есть нельзя. Поэтому он делает букет из голубых роз вперемежку с тонкой травой, напоминавшей морские водоросли, и оставляет его на прикроватном столике. Никаких извинений и раскаяний в совершенной им мерзости. Тёплые объятия Чен приятны, и Феликсу кажется, что его завёртывают в одеяло. В этот момент гнилые доски его потайного шкафа идут трещинами, и сквозь щели Бриджит видит скелеты в полуистлевших одеждах. Видит и одаривает Фела улыбкой, сравнимой с брезжущим за окном рассветом. Вот же глупышка! Феликс с недовольством рассказывает о дяде и, перехватив сочувствующий взгляд Чен, криво ухмыляется, вздёрнув подбородок. Фел не заботится, когда зажимает рану Бриджит рукой, смотря, как кровь течёт сквозь пальцы и впитывается в землю. Он всхлипывает, издаёт неразборчивые звуки, мечтая одним движением вырвать кадык Бражника. Феликс сдерживает дёргающуюся Чен, которая смотрит на Габриэля так, будто убийство — меньшее из того, на что она способна. Но стоит только Бражнику открыть рот, как всё желание оставить его невредимым тут же исчезает, и Фел отпускает Бриджит, позволяя той избивать дядю до полусмерти. Этим же днём Феликс кладёт наваху в глубокий выдвижной ящик и покупает букет белых камелий — любимых цветов Чен. Это не забота, но Фел бросает Кагами и все свои сомнения, когда Бриджит, положив его руку себе на грудь, признаётся в любви. В тот миг в зелёных глазах впервые тает лёд, а сознание окутывают тёплые волны спокойствия. Феликс не умеет заботиться, но это неважно, ведь заботы Чен хватает на двоих. Бриджит ластится к нему, надеясь заполучить добрую улыбку и небрежно-нежное прикосновение к ушам. Фел целует обжигающе и пылко, сминая её неумелые, но настойчивые губы. Не разрывая поцелуй, он нежно проводит рукой по спине Чен, прощупывая каждый позвонок, и это заводит сильнее, чем мощнейший афродизиак. Бриджит шепчет на ухо «доброе утро» и прижимается к плечу Феликса так, будто только он сможет защитить её от тяжести этого мира. Фел хмыкает от неожиданности, но всё же первым тянется к губам, нежно обнимая за талию. Да, это забота, но Феликса всё устраивает.