Scusa per gigli

Ларри поражался выдержке преподавателя, живущего с ним в одной квартире. Двое суток прошло с того инцидента в подсобке актового зала, сейчас он улыбается учительницам в приёмной, рассказывая, как ждёт сегодняшнего мероприятия, – Мероприятие, точно. Та причина, по которой они и остались наедине в школе. Джонсон теперь ещё больше ненавидит школьные мероприятия. – проводит развлекательные игры со своими детьми, – они ведь теперь только на нём, Ларри с понедельника уходит со школы, его это больше не будет касаться. – обсуждает с директором план учёбы на второй семестр, но и глазом не ведёт на прикосновения физрука. Не язвит, не шутит на эту тему, даже не смущается их, но и не избегает. Просто никак не реагирует. Словно больше не чувствует к этому никаких эмоций. Или же делает всё, дабы показать, что не чувствует. А Ларри изнутри горит, и готов на - Господи, какой ужас - такие глупости, просто ради секундной эмоции на чужом лице. Он чувствует себя таким придурком за слова, вырвавшиеся тогда на эмоциях, что теперь хочется едва ли не на коленях прощения выпрашивать. Хотя Салл сказал, что никаких обид между ними и нет. Врёт конечно, но сказал же! Джонсон же сам ещё недавно успокаивал плачущего на руках преподавателя, аккуратно поглаживаю небесные волосы. А сейчас, когда между ними, выросла стена, он только в полной мере начал понимать, как ему необходим друг детства. Он, кажется, уже помешан на преподавателе, он без него дышать нормально не может. Вот только и признать это не сможет пока. В силу воспитания, в силу собственных «нет» в голове. Ларри теперь даже не знает, что съест его сильнее – чувства к другу детства или «неправильность» этих самых чувств. – Уходишь от нас, Ларри? – флегматично спрашивает Паша, второй физрук, попивая кофе. Не то, чтобы Ларри хотел, чтобы за ним плакали, но такая реакция его удивляет. – Да, перехожу в одну компанию по связям. Это выгоднее, сам понимаешь. – Да понимаю, я бы также поступил на твоём месте. Знал бы ты, какие скандалы мне закатывает дома жена. Вот вроде в Америку переехали, новую жизнь начали, я за плечами экономическое образование и знания трёх языков имею, а по итогу обычным учителем сейчас работаю. – Зачем ты тогда на учителя пошёл? – теперь Ларри удивляется этому человеку ещё больше. – Моё русское образование тут особо никому оказывается и не нужно, а детей я всегда любил, вот и пошёл куда позвали. Джонсон прикинул что-то и через пару минут спросил: – А в холдинговую компанию пошел бы работать? Павел пожал плечами и тут же кивнул. – Естественно пошел бы. Дурак только откажется от этого. Позвал бы кто для начала. – Мужчина не напрашивается, просто констатирует факты, оттого и нравится шатену своей простотой. – Идешь на мероприятие сегодня вечером? – Физрукам разве тоже нужно? – Нет, не нужно. – Он ставит пустую кружку на стол и облокачивается на спинку стула, врезаясь взглядом в коллегу. – Джонсон, вы ведь с Саллом везде вместе ходили, видел ты в кабинет к нему бегал. А тут вдруг принцессу нашу решил бросить одну с целым классом детей, шарахаетесь два дня друг от друга будто прокаженные, оттого и спрашиваю, будешь ли идти. – Паш, я… – нервно начал преподаватель, но Александрович только отмахивается, словно от назойливой мухи и продолжает уже на тон мягче. – Ларри, я ведь в ваши отношения не лезу, мне своих дома хватает, поверь. Но я тут не первый год работаю, Салл только вроде очухался и перестал выглядеть как полумертвец, а сейчас снова оглядывается, дабы на тебя ненароком не попасть. Вы эту кашу сильно не заваривайте, а то не выберетесь потом. Ладно, хватит штаны просиживать, пошли, последний твой день доработаем как следует. На мероприятие вечером Ларри не идёт, просит через мисс Тейлор, что в соседнем от Фишера кабинете, передать, что он будет ждать дома. Та странно на него смотрит, явно не складывает пазл до конца в своей голове, но соглашается, кивая головой и улыбаясь в ответ на чужую улыбку. Выходные проходят порознь, Джонсон сам ходит в магазин, но всё также неизменно кладёт в тележку синнабоны, которые так любит его сосед. Салл не общается с другом, но всегда готовит на двоих, готовит то, что любит в основном он, даже сам того не замечая. Не смотря на недопонимание, на колючие слова, вырвавшиеся недавно, в каждом их жесте буквально сквозит забота друг о друге. И Ларри бы соврал, если бы сказал, что его эта забота как-то волнует. Он постепенно стал привыкать. Привыкать к своим чувствам. Их ледяная стена начинает таять в понедельник. Саллу ко второму уроку, поэтому он свободно просыпается в восемь и, заметив пустующее рядом место, спокойно ступает босыми ногами из комнаты, но на середине пути на кухню, возле гостиной, тормозит. – Доброе утро. – улыбается через зеркало ему Ларри, пытаясь завязать галстук на шее. Топот ног и чужую макушку он заметил сразу, но всё же ощущает неловкость. Совсем не знает, как теперь общаться. Когда Фишер мягко улыбается в ответ, с груди падает что-то тяжелое, и Джонсон находит в себе силы обернутся на учителя. – Ты сегодня ко второму? Ларри смотрит на сонного человека перед ним, что медленно моргает, не отойдя полностью от сна, имеет гнездо на голове и след на щеке от подушки и пытается не улыбаться во все тридцать все. Выходит это слабо. Салл кивает и наконец подает голос: – Да, а ты на первый рабочий день? Впрочем, ответ ему и не нужен, это понятно и так. Ларри стоит в белой рубашке, черных штанах и тщетно пытается завязать черный галстук. Его худая фигура в такой одежде кажется очень даже статной, что Салл позволяет себе задержать на нём взгляд подольше, чем обычно. Потом он молча подходит впритык, забирая галстук из чужих пальцев и чувствуя мелкий разряд тока, когда они соприкасаются, и сам принимается завязывать. Они чувствуют дыхания друг друга, но молчат. Закончив с предметом одежды, учитель опускает его и проходится кончиками пальцев по чужой груди. Потому что может. Потому что никто ему ничего не скажет. И ведь правда, Ларри молчит, завороженно наблюдая за бледной рукой. Приходит в себя лишь когда по гостиной разноситься чужой голос. – Тебе идут костюмы. – Да? – не зная зачем переспрашивает Ларри. Их взгляды пересекаются, и учитель насмешливо улыбается. – Ага, только пиджак не надевай. И так на пижона смахиваешь, а с пиджаком тебе будет не отделаться от этой клички, я тебе обещаю. Джонсон смеется, кивает в знак согласия, а внутри появляется надежда, что они смогут вернуть то общение. Потом общение идет куда мягче, всё больше заставляя их притираться друг к другу. Ларри работает на износ, отмахиваясь от предложения Трэвиса и Димы на счёт клуба, впитывая на работе всё как губка и возвращаясь домой уставшим, ближе к восьми-девяти вечера, где зачастую уже ждёт Фишер со свежеприготовленным ужином. Кажется, тогда он в полной мере может ощутить на вкус слово «счастье», даже не смотря на усталость и небольшие трудности. Отец на работе иногда подозрительно косится, пытаясь выведать, чего это единственный сын с другим мужчиной живет, ведь семью уже стоило бы заводить. Квон Ли, правая рука мужчины в бизнесе и друг, лишь бегает хвостиком, временами достаточно нагло слушая личные диалоги отца и сына про жизнь младшего. Мартин Джонсон на это, кажется, не обращает никакого внимания, но Ларри мысленно обещает, что через две недели, когда все права полностью перейдут под его попечительство, Квон окажется на улице без работы. В тишине квартиры достаточно громко щелкает замочная скважина. Ларри слишком уставший, поэтому обувь скидывает где-то на середине коридора, снимая на ходу пальто, – на улице ударил слишком сильный мороз, ему точно не стоило надевать это пальто, – и заходя в гостиную, видит спящее на диване тело. Преподаватель свернулся клубочком, держа в руках толстую книгу, что грозилась вот-вот упасть на пол. Мужчина кинул взгляд на часы, что отбивали одиннадцать ночи и осознал, что забыл предупредить о том, что задержится сегодня допоздна. Джонсон забирает книгу, улыбаясь и видя в ней ту самую книгу от Ханьи Янагихары, что он подарил преподавателю после их похода в театр. После попытки поднять спящее тело, Салл нехотя открывает глаза и врезается во взгляд карих глаз напротив. Ларри так и застыл, согнувшись пополам и протянувши руки к парню. – Ларри? Ты сегодня поздно. – сказал Салли, но даже не предпринял попытку встать, будто ожидая дальнейших действий друга. – Прости, забыл сказать. Уже поздно, давай я отнесу тебя спать. Мальвина сонно кивнул и, оказавшись в чужих руках, обвил шею Джонсона, утыкаясь носом куда-то в его ключицу так, будто в этих действиях нет ничего такого. Ларри сделал вдох и выдох, пытаясь взять себя в руки, но мурашки, бегущие по спине, сдавали все эмоции с потрохами. Когда преподаватель уже крепко спал, Ларри присоединился к нему после похода в душ и без какого-либо страха уткнулся носом в небесные волосы, вдыхая чужой аромат с нотками вишни.

***

Фишер едет к Эшли, нервно теребя пальцы в машине такси. Он одет сегодня чуть лучше обычного, обтягивающая черная водолазка с черными штанами клеш и некоторыми аксессуарами заставляют его чувствовать себя некомфортно, ведь кажутся «слишком нарядными». Дверь квартиры Эшли даже не заперта, на что он делает акцент, но брюнетка лишь отмахивается, продолжая накручивать собственную прядь волос на плойку. – Прости дорогой, немного не рассчитала время. – мило улыбнулась девушка, что в черном платье длинны миди сейчас выглядела просто сногсшибательно. Салл промолчал и послушно стал ждать, пока подруга соберется. На улице дул беспощадный ветер, и почти полная темнота в шесть часов вечера полностью накрывала плохо освещаемый двор подруги. Под ногами хрустел снег и Салл радовался, что Кэмпбелл проявила благоразумие и не надела лабутены, что пылятся в её шкафу. – Я всё ещё считаю клуб плохой затеей. – пробормотал Салл, пока вбивал в поиске такси. – Трэвис то знает? – Он знает, что я у тебя, точнее у вас с Ларри. – улыбнулась неловко девушка, пожимая плечами. – А Ларри то знает? – Я сказал, что мы будем у тебя. – тяжело выдохнул учитель. – Пиздец, надеюсь они не решат сегодня созвониться. Салл сам не знает, как согласился на эту идею с клубом. Ему нравились взаимоотношения с Ларри, нравились их совместные вечера, и даже когда друг был уставший, но находил силы на кружечку чая на кухне, то это приятно грело что-то в груди. Но он знал, что они будут стоять на месте, ведь Ларри точно не переступит через принципы, а Салл через страхи и опасения. Этот поцелуй неплохо пошатнул их отношения, и скажи он, что хочет продолжения, хочет хотя бы повтора, то их дружба явно пойдет на дно резко и бесповоротно. Эшли, будто специально, посыпала соль на рану во время очередного видеозвонка. – Ты прямо светишься весь, мне приятно за этим наблюдать. – улыбнулась подруга по ту сторону экрана, продолжая нарезать лук для салата. – Мне кажется, вы с Ларри достаточно сильно прикипели друг к другу, хотя вспомнить детство, эта связь была у вас всегда. – К чему ты клонишь? – напряженно спросил Фишер. Другой бы и не заметил подвоха в таких словах, но он знает эту девушку почти всю жизнь. – Салл, ты давно проверял наличие цветов? – она отложила доску с ножом, присаживаясь на стул и глазами вцепляясь в друга. А тот лишь губу кусает и взгляд отводит. Они никогда не разговаривали за цветы, но Салл понимал, что подруга уже давно все сложила в голове. Уж больно понимающими взглядами она иногда смотрела на него и его руки, прикрытые одежкой. – Скажи, если я неправа, но думаю на твоём теле последним временем, вот как вы с Ларри съехались, перестали появляться новые цветки. Фишер молчит. Он не дурак, уже не раз всё примерно подчитывал, понимая, что сходится. Всё, блять, сходится по датам. Знает, что скорее всего не ошибается, ведь судьба не зря подарила ему человека, что почти всю жизнь бок о бок с ним, но не может поверить, не может принять. – Не думаешь поговорить с ним за это? – тихо спрашивает Кэмпбелл, не желая давить на друга. – Ты ведь давно всё поняла, да? – грустно улыбается он и собеседница возвращает ему такую же грустную улыбку. – По вам двоим тяжело не понять, если честно. Ну так, если всё-таки да? – А если нет, Эшли? – тяжело выдохнул парень, проходясь руками по лицу, будто в попытке смыть с себя всю тяжесть мыслей, что грызут его сейчас. – Ты бы видела, какими перепуганными глазами он смотрел на меня после нашего поцелуя. – подруга даже тут тактично молчит, хотя эту информацию она не знала. – Я сам перепугался, но он сказал потом, что не такой и вообще это ошибка. – А ты сам то в себе это принял? – она не уточняет, но этого и не требуется. Принять «это» означало принять все чувства, все вытекающие последствия и не отрицать ту тягу, что заставляет руки сжимать до побелевших костяшек. – Мне кажется, да. Я… я не уверен, Эшли, но точно не хочу, чтобы он уходил. Чтобы мы снова прекращали общение. Какой-то момент в видеозвонке стоит тишина, после которой девушка едва не подскакивает, говоря, что ему срочно нужно выпить и развеяться от этих мыслей хоть на один вечер. Потом что-то сумбурно рассказывает про недавно открывшийся клуб через несколько кварталов от них, присыпая это аргументом «Значит Трэвису и Ларри можно шляться по клубам, а нам нет? Ещё чего!». Потом она заходит на сайт, покупает два билета им на завтра и буквально ставит перед фактом. Вот теперь Салл едет в такси, возле очень энергичной подруги и уже жалеет о том, что согласился. Охранник на входе осматривает сумочку девушки, их проверяют в списках и забирают верхнюю одежду. С самого помещения басит музыка и Салл всё ещё жалеет о своём решение. Потом он пьет три шота, когда понимает, что коктейли его не берут, и точно НЕ жалеет о своём решение. Мысленно ставит пометку, что стоит поблагодарить подругу за такой хороший выбор клуба. Если он вспомнит об этом, конечно.