Непохожие, или ...?

      I              - Чигринец, ты что, кумаришь? Ты не в курсе типа что приемная мать Алёхиной директор нашей шараги? Хочешь сказать – не знала? – искренне удивляется Женя, видя ошарашенное лицо Бандитки. – Что по дружбе, Чигринец, а? Твоя «подруга» тебе даже не сказала?       - Гонишь? – только и выдаёт обескураженная Юля, которая от услышанного, кажется, даже резко стала чуть трезвее. – Мазур! Гонишь, говорю? – девушка трясет Женю за плечи, та лишь улыбается в ответ, покачивая головой.       Вдруг Чигринец срывается с места, и бежит к выходу из парка. Алёхина не должна была успеть далеко уйти. Светловолосая Бандитка была не из тех, кто откладывает на потом расстановку точек над «i». Она догонит Боксершу, и сделает это здесь и сейчас, по горячим следам.       Далеко бежать не пришлось, Вика, полусогнувшись, стояла недалеко от центральных ворот городского парка с резными металлическими узорами. Девушка опустошала содержимое своего желудка на газон, уперевшись одной рукой на деревце. Физическая боль, и боль эмоциональная, от перенесенного позора, смешали в организме темноволосой девушки ядерный коктейль, который выходил сейчас всеми возможными способами.       - Алёхина! – закричала Чигринец, и подбежала к подруге. – АЛЁХИНА! На меня смотри!       - Чего тебе? – Вика разогнулась и, скривившись, посмотрела на запыхавшуюся и раскрасневшуюся Юлю, вытерев рот рукавом.       - Боксер, это правда? Правда про мать? – Бандитка схватила темноволосую за плечо, и энергично тряханула. Кажется, Чигринец надеялась, что от такой встряски из Вики выпадут все её секреты, но к сожалению – так это не работало.       - Что? Мазур тебе нашептала всё-таки? – зло ухмыльнулась Алёхина, потирая ушибленные ребра, и глядя на подругу исподлобья. Одной рукой девушка всё ещё опиралась на дерево. К её огромному сожалению – в настоящей уличной драке боксерские приемы мало помогали.       - Мазур, да! Прикинь? – кричит Юля с обидой. – А должна была ты! От тебя я должна была это узнать, не от неё! Шо ты голову опускаешь, Боксер? В глаза мне смотри, в глаза! – Чигринец резким движением поднимает голову Алёхиной за подбородок. В карих глазах стоят слезы.       - Смотрю! Смотрю, Чигринец! Нравится!? – шипит Вика, изо всех сил пытаясь сдержаться, чтобы не разрыдаться от своего унизительного и бессильного положения. – Скажи я тебе – стала бы ты со мной дружить!? Нет! Начала бы сторониться! И не говори, что нет, враньё! Зачем водиться с приемной дочкой директора!? Только лишние проблемы! - Вика делает паузу, скривившись от боли. – Даже сейчас… Ты уже готова послать меня, когда узнала…       - Я готова послать тебя за вранье! Дура! – Юля со всей силы бьёт кулаком по дереву, обдирая костяшку в кровь. Но лучше так, чем врезать этой темноволосой несносной спорщице, которую она всё ещё считала своей подругой.       - А где вранье то? Где, Юль!? Ты спрашивала меня про мать? Нет! То, что я просто не сказала – это не вранье. Включи голову, мать твою,– тон Боксерши стал спокойнее, она морщится от каждого слова. Да, сила под названием «злая Женя Мазур» неплохо её потрепала.       Девушки молчат. Юля понимает, что доля истины в словах Алёхиной есть, и мучительно пытается подобрать ещё какие-то контраргументы. Не выходит.       - Шо теперь будет с Женей? – вдруг выдает Бандитка. – У неё будут проблемы? Говори, как есть, Алёхина.       - Тебя опять волнует Женя… Господи, Чигринец! Ты меня за кого принимаешь, за крысу какую-то? Ничего твоей святой Батюшке не будет, успокойся. И вали обратно к ней, достала, - сдерживать слезы, подступающие к карим глазам, полным боли, всё сложнее.       - Вик, так ты поэтому так к ней? Тебя бесило, шо твоя мамка главная, а весь колледж под Мазур ходит? – Юля безжалостно продолжала резать по живому, несмотря на то, что видела состояние Алёхиной. Желание решить всё здесь и сейчас перешагивало в горячей светловолосой девушке все моральные принципы. – Боксерша, отвечай! Ну!       - Господи… Чигринец… Какая же ты дура! – Вика сплевывает себе под ноги. – Дура! Как ты не понимаешь!? Неужели не понимаешь? Какое лидерство? О чем ты? Правда не понимаешь!? – Алёхина отворачивается, и зарывается лицом в ладони, слезы всё-таки взяли верх над остатками напускного самообладания.       - Алёхина, так объясни! Шо ты ноешь, я сейчас тебе сама врежу! – Чигринец никогда не знала, как реагировать на подобные проявления эмоций. Единственное что всегда приходило в её голову – ударить, чтобы привести в чувство, и так она обычно и делала. Девушка сама не любила показывать свои слабости, и её воротило от того, когда это делали другие. Ей всегда казалось, что в такие моменты она подглядывает что-то слишком личное, сокровенное, и её это начинало раздражать, но лишь потому, что никто не научил её отвечать сочувствием и эмпатией.       - Так врежь! Дура тупая! – Вика подходит лицом к лицу к подруге, и смотрит на неё заискивающе снизу-вверх, девушка сейчас была похожа на взъерошенного и обиженного маленького воробья. И это, пожалуй, было истинным лицом Виктории Алёхиной в этой жизни. Не самоуверенная циничная пацанка, готовая махать кулаками и доказывать своё превосходство, а маленький обиженный воробей. Недопонятый, недолюбленный. Который в очередной раз привязавшись к кому-то, получил лишь стену непонимания в ответ.       - Да иди ты! – Чигринец отталкивает Алёхину. – Надо больно мне тебя трогать, - неуверенно бубнит голубоглазая.       - Всё, Чигринец! Вали к своей Мазур, вали! Не ходи за мной, дура! – Боксерша разворачивается, и быстро растворяется в темноте.       Юля остается стоять в растрепанных чувствах. Девушка не понимает, что за сцена сейчас была здесь разыграна, и что всё это значит. А даже если и понимает, какими-то самыми потаенными уголками своего подсознания, то всё равно хочет спрятать эти мысли и догадки подальше, забыть, не воспринимать. Подменить их чем угодно, обмануться.       - Дура, - ещё один удар, уже итак кровоточащей рукой, по безразличному и равнодушному дереву.       Чигринец не побежит вслед за Алёхиной. Она не знает, что сказать ей, какие слова подобрать. Как сделать так, чтобы сказанное не ранило ещё больнее, не убило Вику окончательно. Юля действительно прикипела к этой короткостриженой темноволосой девчонке, прикипела как к подруге. Подруге, и ничего более. Но это явно не то, что Боксерша хотела бы слышать сейчас, не оды о дружбе из уст Юлии Чигринец. Девушки, которую Вика Алёхина начала ревновать к Жене Мазур с первой их встречи. Девушки, с глупых шуточек которой на вводном занятии начались все проблемы Боксерши. Началась очередная привязанность, которая этим вечером грозила закончится очередными порезами, на уже итак донельзя израненном теле.       II       Женя Мазур затворила за собой дверь квартиры. Была уже глубокая ночь, и девушка, стараясь быть как можно тише, проскользнула в ванную комнату. Там, чуть слышно включив воду тонкой струйкой, темноволосая опустила под неё кулаки, смывая кровь с костяшек. Выключив воду, и протерев руки чистым и мягким полотенцем, девушка открыла шкафчик над раковиной, и, взяв оттуда бутылочку с перекисью водорода, начала обрабатывать раны. Щипало. Женя закусывала губу и морщила лоб.       -Хорошо погуляли, я смотрю, - вдруг разрезал тишину чей-то голос. От неожиданности Мазур выронила пузырек с перекисью, и громко выругалась.       - Мивина, блин! Что подкрадываешься? Я думала ты спишь, - недовольно пробурчала Батюшка.       - Ну так может объяснишь? - незаметно проникшая в ванную комнату девушка встала, и скрестила руки на груди, ожидая ответов. Весь её вид не сулил приятных светских бесед, а скорее предвещал жёсткий разбор полётов.       Выбритые виски и затылок, русые волосы собраны в хвостик на макушке. На шее красуется треугольная татуировка. Сильные мускулистые руки, правильные и волевые черты лица. На контрасте со всей этой брутальной внешностью - глаза. Прекрасные кукольные голубые глазки, необычайно глубокие и пронзительные, как и их обладательница. Девушку звали Анастасия Михайловна Иваненко, или же просто Мивина. Самый близкий человек в жизни Евгении Мазур. Человек, вытащивший её из огромной задницы, и живший с ней под одной крышей.       -Мивин, - Женя опустила глаза на свои костяшки, ей было неловко под пристальным взглядом девушки рядом.       - Кого ты побила? А главное - зачем? Жек, я слушаю, - спокойный и размеренный тон Анастасии Михайловны почему-то не внушал спокойствия. Он лишь говорил о том, что ответы на поставленные вопросы должны быть даны здесь и сейчас.       - Я не сдержалась... Меня провоцировали, и.... Я не сдержалась. Насть, если меня бьют - я не буду подставлять вторую щеку. И ты должна это понимать, - Мазур подняла свои тёмные глаза на собеседницу. В них читался и вызов, и мольба о понимании одновременно.       Да, здесь и сейчас, в этой ванной комнате, была совсем не та Женя Мазур, которую привыкли видеть все. То была совсем другая девушка. Девушка, которая корит себя, и сожалеет о недавнем поступке. Девушка, которая боится, что теперь её будущее из-за этого спущено под откос. Девушка, которой было безумно стыдно перед стоящей сейчас рядом Мивиной. И только перед этой самой Мивиной Женя Мазур могла позволить себе быть такой, и только эта самая Мивина видела её и в состояниях, гораздо более удручающих и жалких.       -Ты не била первая? - строго спросила Настя.       - Нет конечно! Мивин, говорю же тебе, на меня напрыгнули с кулаками... И тут есть огроооомная проблема... – Мазур напряженно терла лицо ладонями.       - Ну, говори, – Настя закатила глаза, понимая, что, если даже Женя считает, что есть какая-то проблема, а уж тем более, если она «огромная» - значит в ближайшее время ничего хорошего их не ждёт, и снова придется выгребать из какого-нибудь дерьма.       - Эта девка, что кинулась на меня и хорошенько огребла... Она дочка нашего директора в колледже, а ещё она порядочная сука, и теперь я боюсь, что... - Женя сжала кулаки, а по щекам резко покатились слезы. - Насть... Мне будет так стыдно, перед мамой... Перед тобой... Если вдруг меня отчислят.       - Тш! Стоп, Мазур, иди сюда, - Мивина призывно раскрыла объятия, в которые тут же зарылась Батюшка. Настя гладила её сотрясающуюся спину сильными руками, и что-то шептала ей на ухо.       - Насть... Это пиздец, - прохрипела Женя, глотая слезы.       - Жека, стой, не наводи кипиш раньше времени. Ты не вернешься к старой жизни, даже если тебя погонят из колледжа. Не вернёшься, нет. Я не позволю. Я тебя оттуда уже вытащила один раз, а во второй просто не дам снова залезть, - тон Насти стал очень мягким, это действовало на Мазур лучше любых седативных препаратов.       Пару лет назад, когда Жене Мазур было семнадцать, и она возвращалась со своего школьного выпускного вечера - их пути невероятным образом пересеклись, с уже двадцатилетней на тот момент, Мивиной Михайловной. Батюшка была в абсолютно невменяемом состоянии после многодневного марафона употребления различных веществ, и ей не пришло в голову ничего лучше, чем кинуться с кулаками на девушку, которая на узкой дорожке случайно задела её плечом. Конечно откуда Жене было знать, что девушка занимается профессиональным спортом, и буквально за долю секунды, Батюшка уже вдыхала своими ноздрями запах асфальта, с закрученными назад руками.       А ещё через какое-то время Настя уже делала всё возможное, чтобы вытащить эту девчонку из ямы, которую она сама себе вырыла по вине своей молодой и глупой головы. И теперь Женя Мазур была грозой района, сильной, несгибаемой и справедливой. И абсолютно не приемлющей никаких тем с веществами, сильнее алкоголя и сигарет.       Но светловолосая девушка, сжимающая её сейчас в своих объятиях, и шепчущая на ухо, помнила её той самой семнадцатилетней девчонкой с пустыми глазами, и потерянными ориентирами.       У каждого сильного человека в жизни должен быть такой, перед кем не стыдно быть слабым. Перед кем можно обнажить свои раны, как они есть, в уверенности, что на них подуют, а не присыплют солью. У Жени Мазур была Анастасия Михайловна, и у этих двоих была абсолютно особенная связь. Связь душ, не тел.       Может это было причиной того, что Батюшка так прикипела к несуразной Чигринец? Может она чувствовала кармический долг перед вселенной, за то, что к ней тоже однажды также прикипели и вытащили со дна? Может она хотела тоже для кого-то стать тем самым спасителем, и расплатиться по счетам? «А может, потому, что у неё очень красивые глаза?» - каждый раз добавляла про себя Мазур.       -Насть... Спасибо, - прошептала Женя, высвобождаясь из объятий, и утирая слезы. - Всё, я собралась, я в норме!– темноволосая картинно похлопала себя по щекам, подбадривая, и пытаясь выдавать улыбку. – Я боец! Я ведь боец, Иваненко?       - Боец, ещё какой, – подмигнула подруга. - Так-то лучше! - Мивина широко улыбнулась, и одобрительно похлопала Женю по спине. - Утро вечера мудренее, пошли спать, боец.       - Да, ты иди, я покурю и тоже буду, - Мазур направилась на балкон, где за сигаретой ещё не раз подумает о том, насколько красивы глаза у Юли Чигринец. А потом разумеется, уже которую ночь подряд, увидит их во сне.