***
Чонгук вбегает в ординаторскую, кидая взгляд на настенные часы, и громко ругается, хаотично пытаясь стянуть с себя верхнюю одежду, чтобы успеть переодеться в халат до того, как о его опоздании кто-то узнает. Лёгкие горят после непрерывного бега, на лбу выступают крупные испарины, Чон смахивает пот тыльной стороной ладонью, падая на диван, восстанавливая дыхание. Он успевает ровно в ту минуту, когда в ординаторскую входит заведующий на пару с несколькими врачами, среди которых Чонгук сразу же находит Юнги-хёна. — Тэхён, — нервно оглашает Мин, зачем-то дёргая заведующего за рукав, — соглашаться на операцию сейчас немного рискованно. Может, тебе стоит назначить другую дату и другого врача? Голос доктора кажется крайне беспокойным, и Чонгук невольно вслушивается в разговор, суть которого ему не ясна, но это не отнимает крайнего любопытства. — Поддерживаю доктора Мина. Сейчас назначать операцию не к спеху, — другой врач говорит неуверенно и часто косится на Мина, видимо, в поисках поддержки. — Если я сказал, что буду проводить операцию — значит буду, — внезапный ледяной тон разносится эхом по комнате, отбиваясь от стенок и возвращаясь мурашками по спине. Чонгук невольно вздрагивает, хоть и не является участником беседы, а Юнги и неизвестный доктор резко умолкают, опуская голову без возражений. — Считаете меня недостаточно компетентным специалистом, доктор Мин? Может, вам лучше знать, как и когда стоит проводить операции пациентов со злокачественной опухолью. Напишите ещё с десяток диссертаций, чтобы я прислушался к вашим словам, а пока делайте то, что я говорю. Доктор Мин коротко кланяется, бросает сухое «хорошо» и выходит из ординаторской на негнущихся ногах, следом за ним выскакивает и доктор. В воздухе после этого разговора остаётся ощутимый след напряжения, которое оседает на кожу неприятной липкой плёнкой. Они остаются вдвоём. Чонгук сглатывает тугой ком, вставший поперёк горла, и, скрипя позвонками, поворачивает голову в сторону заведующего, пристальный взгляд которого направлен в его сторону. Интерн чувствует непреодолимую потребность что-либо сказать, чтобы нарушить воцарившуюся неловкую тишину, но заведующий неожиданно отворачивается, будто не видит посторонних в комнате, и возвращается к работе за компьютером. — Мне нужно что-то сделать? — всё же решается поинтересоваться интерн, в ответ получая молчание. Намеренное ли это игнорирование или же заведующей слишком погружён в свою работу — выяснять не хочется. И хоть в таком поведении чувствуются скрытые мотивы, Чонгук разбираться не планирует. Он лишь, пользуясь случаем, встаёт и тихо выходит из ординаторской, плотно прикрыв дверь за собой. То, что его не отчитали за опоздание, можно назвать чудом или же удачным стечением обстоятельств. И интерн благодарен внезапно повернувшейся к нему лицом фортуне, чего нельзя сказать о докторе Мине, стоявшим у регистратуры с поблекшим лицом. Рядом с доктором стояла взволнованная медсестра, которая казалась чем-то расстроенной. Лишь подойдя чуть ближе, Чонгук стал свидетелем очередного разговора, не предназначенного для его ушей. — Заведующий Ким, конечно, замечательный доктор, но может вести себя чуть-чуть повежливее, — ворчит медсестра, раскладывая лекарства на поднос. — Он предложил мне записаться к окулисту и выспаться, потому что моё лицо его, видите ли, не устраивает! У интерна даже рот раскрылся от поразительных подробностей. Раньше Ким редко позволял себе грубить персоналу, но он оказывается может быть груб не только с Чонгуком. Удивительно. — Ты же знаешь о сокращении штата, — выдыхает Юнги, допивая воду из пластикового стаканчика. — Если наше отделение не пройдёт проверку, то скорее всего большинство увольнении придётся на нас, поэтому заведующему придётся работать сверхурочно следующую неделю. Тебе стоит его понять. — Да пошёл он! — не соглашается женщина, — Я десять лет работала медсестрой не для того, чтобы какой-то ребёнок упрекал меня. — Сокращение штата? — врывается в разговор Чонгук, у которого любопытство резко взыграло в одном месте. — Хён, что это значит? Юнги, испугавшийся резкому появлению из-за спины интерна, хватается за сердце и отходит в сторону, смотря на младшего самым недовольным взглядом. — Чонгук, тебя не учили, что подслушивать плохо? — возмущается доктор, а Чонгуку, конечно, стыдно, но не до конца. — Ага, ага, — отмахивается младший. — Так что там с увольнениями? — Политикой руководства сказано, что отделение, которое окажется наименее продуктивным, попадает под сокращение. Именно поэтому в раз в год проводятся проверки, — поясняет медсестра, закончив с лекарствами. — Обычно в это время наше руководство чересчур взволнованно. Не обращай внимание, Чонгук-и. Женщина вручает в руки интерну поднос и велит идти за доктором, который делиться сплетнями не желал и отошёл от них чуть раньше. Чон благодарит, про себя замечая, что у женщин в местном отделении он пользуется расположением и обязательно воспользуется этим в следующий раз, а после бежит за Юнги, который заходит в палату. — Поэтому заведующий накричал на вас? — Чонгук стоит за спиной доктора, пока тот осматривает пациента. Интер старается говорить тише, чтобы не разбудить некоторых детей, которые до сих пор спят. — Чонгук, на меня не кричали — это раз, — серьёзно обозначает Юнги, а Чонгук делает вид, что соглашается. — А два — внутренние проблемы отделения тебя не должны сильно беспокоить, тебя сокращение в любом случае не коснётся, раз ты работаешь не официально. Юнги на этом своё объяснение заканчивает, всем своим видом показывая, что дальше продолжать он не намерен. Интерн на это лишь обиженно дует губы, но настаивать не собирается. Ему может и неприятно, что спустя почти месяц практики в отделении его не хотят посвящать в какие-то внутренние перипетии, показывая, что он здесь чужой, но, к сожалению, это правда, так что сказать Чонгуку больше нечего. До конца рабочей смены он помогал Юнги, стараясь избегать заведующего, который, казалось, делал тоже самое. *** Он бы и хотел проигнорировать тот факт, что прошедший разговор с доктором Мином оставил неприятный след, но, к сожалению, из-за собственной гордости не может. Ему обидно, что, проработав почти месяц, его до сих пор ставят в ничто. Он просто человек, мелькающий на фоне, который исчезнет с плана через два месяца. Для актёра, привыкшего к главным ролям, это особенно неприятно. Делая последнюю затяжку, Чон выдыхает дым в открытую форточку, смахивая неприятный запах ладонью. Погашенный бычок так же вылетает в окно, и Чон спрыгивает с подоконника на чистые полы. Разминая затёкшие мышцы спины, подхватывает швабру и пустое ведро, убирая инвентарь в свободный угол. На сегодня это его последнее задание и, если подождать ещё полчаса, можно уйти домой. Только бы не встретить заведующего. Дверь с тихим скрипом открывается, пропуская в ординаторскую коридорный свет, а следом самого завидующего. Фортуна — сука. Чон Чонгук, привыкай. — Курил в ординаторской? — тут же спрашивает Ким, уловив нотки никотина в воздухе. — Нет, — профессионально врёт Чон. Ким подходит ближе, преодолевая расстояние в несколько метров двумя широкими шагами. Лицо Тэхёна оказывается напротив, и Чонгук впервые замечает, что Ким на пару сантиметров выше, ведь приходится смотреть снизу вверх. Тёмные глаза в оправе густых ресниц смотрят прямо, сканируя, проникая под самую кожу, Чон заворожённо разглядывает мягкую кожу с лёгкими неровностями, морщинками, щетиной и тёмными синяками после долгой работы. В близи интерн впервые может увидеть, как холодное лицо теряется в тени усталости, и даже тёплые закатные лучи, мелькающие на карамельной коже, не смягчают глубокие впадины и морщины. — Не ври мне, Зай, — хриплым голосом отзывается Ким, заставляя Чона выйти из транса. На плечи опускаются тяжёлые ладони, сжимающие напряжённые мышцы, вызывая судорогу. Чонгук ахает, отступая назад, но крепкая хватка держит на месте. В животе что-то ухнуло от чувства опасности, и Чон, желая отстраниться, силой дёргает чужие руки от себя, слишком крепко сжимая чужое запястье. — Мне нельзя врать, Зая, — приторно сладко звучат чужие слава, отчего дрожь прокатывается от макушки до пяток. В этом фальшивом голосе Чонгук чувствует угрозу. — Хочешь, чтобы я тебя жёстко наказал? Фраза проносится над самым ухом вместе с горячим дыханием, обжигающим кожу. Чонгук воздухом давится, начиная резко истошно кашлять, скручиваясь пополам. Тэхён спокойно осматривает красное возмущённое лицо, отходит к рабочему столу, упираясь копчиком о край, скрестив руки на груди. А лицо, скотина, довольное, точно у кота после сметаны. Восстановив ровное дыхание с горящей глоткой после кашля, Чонгук выпрямляется и смотрит самым негодующим лицом на заведующего. — Простите? — хрипит интерн. — Шутка, — усмехается Ким, отмахиваясь от вьющихся прядей. — Вдруг тебе ещё понравится, тогда будет не интересно. Это всё точно походит на дешёвую комедию, в которой Чонгук главный актёр, на несчастную долю которого выпал злой начальник. И он честно сумел смериться со всем: с издевательствами, тупыми поручениями, наказаниями, но вот такое. Такое на его памяти впервые. Интерн набирает побольше воздуха в лёгкие, облизывая онемевшие губы, и переполненный решимостью смотрит на заведующего, который старательно делает вид, что никого кроме него самого в этом помещении нет. — Не слишком ли вы большего мнения о себе, заведующий Ким? — рассержено цедит Чонгук, сжимая кулаки. — Я трезво оцениваю себя, Чон, — тянет уголок губ Ким, переводя голову на интерна. — Хочешь проверить? — Я думал, вас не интересуют мужчины, — чудом сохранив самообладание, отвечает Чонгук менее уверенным голосом. — Я думал, ты не будешь лесть ко мне целоваться, — отбивает Ким, сбивая Чонгука с ног. — Тебе ужа пора домой, можешь идти. С губ вместо ответа сорвался страдальческий стон, и Чон, развернувшись на пятках, тяжёлыми шагами покидает ординаторскую, чувствуя, как щёки предательски горят со стыда. *** — Ты снова собрался пить? — ворчит Намджун, пока разбирает продукты из пакета, выкладывая на столешницу. — Хочешь со мной? Спрашивает исключительно из вежливости, ведь прекрасно знает, что менеджер не останется. Намджун вообще за ЗОЖ, весь такой правильный, и подопечному старается привить правильные привычки, но выходит пока туго. — У меня встреча, — коротко поясняет Ким, закончив с продуктами и собравшись на выход. Чонгук провожает его, облокотившись о косяк в прихожей, внимательно наблюдая за тем, как Ким натягивает туфли с выпускного вместо обычных кед. — У тебя свидание? Менеджер замирает в пороге с пиджаком в руках. Его бегающие из стороны в сторону глазки выдают с потрохами, но Чонгук опускает колкости, мягко улыбается, пожимая плечами, и сам толкает мужчину на выход, а то Ким застыл, как истукан, от вспыхнувшей неловкости. — Удачи, — машет рукой Чон, закрывая дверь перед покрасневшим лицом. Каким бы серьёзным не казался менеджер в делах личной жизни он полный профан. Щелчок закрытого замка и в квартире снова тихо. Почти как в могиле. Чон неторопливо убирает продукты в холодильник, оставляя себе банку соджу и пакет рамена, который сразу же готовит в маленькой коморке. В пустоте комнаты разносятся лязги посуды и периодические вздохи хозяина. Ему, наверное, впервые так некомфортно дома. «Это было странно» — ни к чему вспоминает Чонгук, открывая бутылку и делая первый глоток сладкой жидкости. После всей утренней суматохи и напряжения, буквально пропитавшего стены отделение, встретится с Кимом могло быть чревато страшными последствиями, особенно в тот момент, когда заведующий поймал Чонгука на горячем. Тогда Чон был уверен, что сегодня нужно было написать завещание, но по итогу отделался лёгким испугом. Это и странно. В действиях и мотивах Тэхёна было что-то пугающее, но вместе с тем интригующее. И если на остальных в течение дня Ким срывался, то Чонгука буря минула стороной. Это точно была не удача, уверяет себя интерн. Скорее затишье перед бурей. Ведь как ни крути сегодня, как и вчера и позавчера перед ним был тот же Ким Тэхён, который в первое дежурство облил его холодной водой, а чуть позже и горячим кофе. Тот же Ким, который зовёт интерна «Зай», вкладывая в подтекст нечто унизительное. Тот же заведующий, который сначала опускает твоё достоинство, а потом поедает глазами, обгладывая косточки. И не может вот так просто этот же заведующий отпустить Чонгука после того, как поймает за курением в ординаторской. «Что-то тут не чисто» — подозревает Чон, но не успевает додумать мысль, отвлекаясь на внезапное уведомление. Вынырнув из глубин подсознания, интерн обнаружил перед собой разбухшую лапшу и пустую банку соджу. В холодильнике есть вторая, но он решает распить её завтра, чтобы сегодня спокойно поспать, но прежде он отвечает на сообщение Намджуна: «Надеюсь, сегодня ты не принесёшь проблем, как в прошлый раз» — гласит сообщение, и Чонгук нервно потирает шею, ощущая ужасное напряжение в мышцах. Намджуну он так и не ответил, откладывая телефон экран вниз. Голова гудит, мышцы ноют и на повторе в мыслях странное поведение Ким Тэхёна, которое по-хорошему интерна волновать не должно. Его не уволили — уже хорошо, надо радоваться, а не искать дно, которого скорее всего просто нет. Такой уж Ким человек, делает то, что хочет и никто ему не помеха. Чонгук собирался принять душ, но ряд раздражительных уведомлений, следующих друг за другом, привлекли внимание. Снова разблокировав телефон, Чон видит сообщения от давнего знакомого, с которым последний раз общался чуть больше полугода назад и то, это было поздравление Чусоком*. «Хэй, Джей! Как жизнь? Как насчёт завтра пропустить по стаканчику с ребятами?» Интерн задумчиво трёт подбородок, допивая соджу. Его компания из агентства состоит из нескольких человек, с которым Чонгук редко зависал, пока работал, ну а после скандала встречи были сведены к минимуму, если не к нулю. Лишь изредка кто-то предлагал встретиться, но у Чонгука всегда были другие планы. Так что и в этот раз он пишет, что невероятно занят, но замирает, остановив палец на кнопке отправить. Он внезапно для себя удаляет длинное сообщение, откладывая телефон, чтобы подумать. А собственно, почему сейчас он должен отказывать? Никаких важных дел на завтра нет, а после тяжёлого рабочего дня он вполне в состоянии сходить в бар и немного расслабиться в приятной компании, в этом же нет ничего страшного. Он всегда так делал, когда жил нормально… Так почему сейчас нет? Веских причин для отказа нет. Действуй, Чон Чонгук.«Конечно, чел, я свободен завтра вечером)»