*
Не было понятно, который час наступил, но по ощущениям Чонгука — около полудня. Снег с того самого момента, как товарищи вышли за порог, ни на мгновение не переставал валить. В долгих часах сомнений Чон размышлял, послал бы их командир Хансон на задание, зная о предстоящей буре? Рискнул бы жизнями своих кадетов? И что он испытывал теперь? Чонгук постоянно думал о том, как другие группы справляются. Наверное, группа Джея уже поступила на КПП, сомнений в этом у него не было. Джей прекрасный командир. Однако непогода не смотрела на то, кто и какими качествами обладал… Чонгуку очень хотелось, чтобы все вернулись с задания живыми, но больше всего он переживал о тех, кто часами ранее покинул старую хижину. Парень оторвался от окна, в котором тщетно пытался что-то разглядеть, и подкинул дров в негаснущий огонь. Языки пламени тут же принялись жадно обгладывать сухие ветви. Тэхен по-прежнему был без сознания. Изредка он стонал во сне, мучительно заламывал брови и приоткрывал иссохшие губы, напоминающие наждачку. Кое-где они лопнули и кровили. Окунув край марли в теплую воду, Чонгук присел перед ним на колени и низко наклонился, вытирая капельки крови тканью… Смоченные водой, алые губы заблестели. Парень застыл в нескольких сантиметрах от его лица, неожиданно и совершенно не к месту отмечая про себя, какой же Тэхен красивый… На трепетно покрасневших щеках играли тени длинных ресниц, крылья носа слегка подрагивали, он постоянно то открывал, то смыкал губы. Его красота была поистине королевской. Может быть, над Тэхеном и подшучивали, роптали о его нелюдимости, скрытности, «привилегированности» поступления в кадетский корпус (хотя Чонгук даже слушать не хотел — кто в здравом уме начнет пропихивать своего ребенка в армию?), сходились люди в одном — он был красив. Необычайно красив. Всего дважды Чонгук был так близко к его лицу — в первый раз во время драки, второй — сегодня, и оба раза подвисал на пару мгновений, рассматривая приятные черты. Хотелось прикоснуться к его коже кончиками пальцев, но это было бы совершенно бесчестно — пользоваться уязвимым положением. Потому Чонгук резко отстранился, насильно отгоняя себя от Тэхена. — Блин, — тихо посмеявшись, сказал Чонгук. — Он тут на грани жизни и смерти, а я о чем думаю? Абсурдность ситуации заставила его рассмеяться. Сменив Тэхену компресс, Чон решил сходить за новой порцией снега. Вооружившись какой-то древней миской, откопанной накануне, он вышел на улицу. Пурга тут же бросилась на него диким зверем. Колючий снег назойливо лез в лицо, мешая открыть глаза. Сердце Чонгука зашлось в диком страхе — если ему здесь тяжело снега набрать, каково ребятам там, в лесу? Не отправил ли он их на верную смерть? Или остался погибать тут вместе с Тэхеном, погребенный под пластами снега? Чонгук принялся мотать головой, откидывая эти ужасные мысли в сторону. Набрав достаточно снега и отодрав несколько кусков ивовой коры, парень поспешил вернуться. Вскипяченный в котелке снег тихо булькал, оповещая о готовности. Чонгук процедил получившуюся воду от грязи в свою походную бутыль и закинул в нее кору ивы и мяту. Это единственный рецепт, который получилось вспомнить — отвар должен был оказать жаропонижающее и отхаркивающее действие. Чонгук надеялся. В запасе у него было не так-то много трав, зато имелось немного растительного масла на случай удачного отстрела дичи. Он вспомнил, как когда-то в детстве сильно заболел. Его сжирали кашель и высокая температура, появившиеся буквально из ниоткуда. Тогда воспитательница Атсуко, что любила Чонгука очень трепетной, почти что сестринской любовью, до прихода врачей принялась оказывать ему первую помощь. В ее арсенале, конечно, было намного больше подручных средств, но попытаться и потерпеть поражение — лучше, чем не сделать ничего. Чонгук встал на колени перед Тэхеном и принялся аккуратно его раздевать до полоски штанов, преодолевая смущение. — Тебе так станет легче дышать, Тэ, — сказал парень, но обращался больше к самому себе. — Прости, что трогаю тебя, пока ты без сознания. Я знаю, тебе бы это не понравилось, но мы в дрянном положении. Приходится выкручиваться. Это масляной компресс, — зачем-то объяснил он Тэхену, хотя тот, вероятно, никогда бы и не вспомнил о данном эпизоде. — Сестра Атсуко делала мне его. Только у нас нет никаких эфирных масел. Но чем богаты, тому и рады, ага? — усмехнулся парень и аккуратно положил смоченную теплым маслом марлю Тэхену на грудь и шею. Затем накрыл сверху шарфами, куртками, всеми теплыми вещами, которые только были доступны, и принялся ждать. Компресс сохранял тепло и способствовал какому-никакому лечению. Аккуратно раздавив таблетку краем стакана, Чонгук смешал ее с водой и дал Тэхену, более не заглядываясь на него, а заботясь лишь о том, чтобы полученный раствор оказался выпит. Пару капель он смахнул большим пальцем с уголка его губ. Время медленно шло, почти физически оседая на плечи. Он все пытался читать оставленную Хосоком книжонку, но в голову ничего не лезло. Тогда он решил немного позаниматься, чтобы согреться: сделал отжимания и приседания. Лениво ужасный день подходил к концу, такому, что не было ясно — остались ли его друзья в живых или нет. Но не без радости Чонгук отметил, что буря начала успокаиваться. Ледяной ветер больше не выл одиноким волком в тишине, снег перестал валить с неба, и на улицу опустилась не менее долгая и холодная ночь… Решив вновь поухаживать за больным, парень растопил снега и открыл доступ к горячему телу. Обмакнув тряпку в теплую воду, начал аккуратно обмывать вспотевшую кожу, вымазанную теперь и в масле. Он прошелся тряпкой по кромке его штанов, старательно не смотря на подтянутый, впалый живот, коснулся торчащих ребер и груди, игнорируя соски. Больной мерно, спокойно дышал, но при каждом выдохе из его горла вырывался хрип. Когда Чонгук поднял голову к его лицу, то чуть не крикнул от неожиданности. — И давно ты очнулся? — смутился Чонгук, но тут же постарался придать себе беззаботный вид, будто бы голый торс Тэхена его совсем не волновал. — Не хотел тебе мешать меня рассматривать, — с трудом прохрипел Тэхен. Его взгляд был таким смазанным, белки глаз покраснели, а говорил он ужасно осипшим голосом. — Я очень хочу пить… — Конечно, — засуетился Чонгук. Он аккуратно помог приподнять больному голову, подложив под затылок свою ладонь, и приставил к губам отвар из ивовой коры и трав. Тэхен выпил столько, сколько смог, морщась от противного вкуса. — Знаю, гадко. Но я сделал его, чтобы снять температуру… По крайней мере, я на это надеялся. — Где мои перчатки? — напившись и облизав горькие губы, спросил Тэхен. Ему было так тяжело держать глаза открытыми, что он тут же завалился на импровизированную подушку и закрыл их. — Твои… перчатки? — поднял брови Чонгук. — Я убрал их в рюкзак. Ты сильно температурил, так что я снял их. Это все, что тебя волнует? Перчатки? — А что еще меня должно волновать? — Как минимум то, что с тобой произошло? То, что произошло со всеми нами, пока мы тебя спасали?! — чувствуя, что начинает не просто злиться, а выходить из себя, Чон крепко сжал кулаки. Тэхену было плохо, он бредил. Злость не могла им помочь. — Я думал, что ты проявишь больше благодарности. — Я не просил спасать меня, — ощетинился кадет, приоткрыв глаза. — Это был ваш выбор. Могли бы просто бросить меня умирать. «И все тогда бы закончилось», — горько подумал Тэхен. Его многолетняя борьба просто прекратилась бы. Это неплохая смерть — замерзнуть в бессознательном состоянии. Он бы не почувствовал боли или ужаса. Он бы просто уснул и вернулся к своим предкам, ведь живых, по-настоящему родных людей у него больше не было. Все, кто когда-то был дорог, умерли, оставив после себя только горе и память. Он чувствовал, что Чонгук злился. Тэхен бы тоже злился, — и злился когда-то, — если бы его помощь не ставили ни во что. Тэхену было очень плохо. Его легкие, казалось, горели изнутри. Глаза пылали огнем, постоянно хотелось пить, через забитый нос дышалось тяжело. А теперь они с Чонгуком заточены здесь, и не было ясно, спасутся ли. «Это моя вина», — крутилась в голове очевидная мысль. Это Тэхен вынудил Чонгука остаться. Не выдержав долгий взгляд, Ким отвернул голову к стене и едва слышно вымолвил: — Ты мог уйти. — Нет. Я не мог. Потому что иначе ты бы умер здесь. — Тебе-то что? — Я не знаю, какое мне до этого дело. Разве плохо, что кому-то на тебя не все равно? — Я должен тебя благодарить за это? — поджал губы Тэхен. — Ты меня не знаешь. — Тэхен, при чем тут вообще это! — взорвался парень. — Ну почему ты такой колючий? Я ведь ничего дурного тебе не сделал. Я старался помогать, чем мог. Но ты закрылся и никого не подпускаешь. Я ведь хочу просто стать товарищем тебе… У нас общая миссия — защищать людей от титанов. Как мы будем их защищать без взаимопонимания? — Чтобы исполнять приказы, никакое понимание не нужно. Тебе приказывают — ты делаешь. Я не дружить сюда пришел. — А зачем же ты пришел, Тэхен? Не людей защищать, не дружить, не подниматься по службе. Зачем тогда? — Чтобы убежать, — резко, злобно сказал Тэхен. — Убежать от своего прошлого, убежать от своей семьи, от себя. Такой ответ тебя устроит? Повисло молчание. Чонгук тяжело вздохнул, сел в позу лотоса и подтащил к себе миску с теплым маслом, собираясь поменять компресс. Если Тэхен и был против, то ничем недовольство не высказал, даже тяжелые веки не приоткрыл. Только дышал очень тяжело, с хрипами. Чонгук на него не злился. Он полез туда, куда лезть не стоило — и получил соответствующую реакцию. Просто это равнодушие Тэхена его… поразило. Неужели ему и вправду было наплевать, что ребята рисковали ради его спасения? Все, что было важно омеге — это какие-то перчатки? Чонгук вздохнул, смочил марлю маслом и вновь уложил компресс на грудь парня, укрыв того потеплее. Тэхен долго молчал, плотно сжимая сухие губы, а потом едва слышно вымолвил: — Извини, что я так грубо. Не хотел. — Все нормально, Тэхен. Ты болен, напуган и устал, — покачал головой Чон. — Ты меня тоже извини. Ну, за то, что накричал. Я сорвался. — Я действительно убегаю от прошлой жизни, кха-кха, — оборвавшись на полуфразе, Тэхен принялся неистово кашлять. Чонгук поднес к его губам отвар и заставил сделать несколько глотков. От кашля его и без того красное лицо покраснело сильнее. Откашлявшись, Тэхен вновь упал на подушку, как будто отдав последние силы. — Как ты? — взволновался Чонгук. Он дотронулся до горячего лба омеги, покрытого испариной. — Такой горячий… — Тебе честно или обнадеживающе? — А сам как думаешь? — Плохо, Чонгук. Мне кажется, я сейчас отключусь, — его начинала бить мелкая дрожь. Чонгук обхватил его ладонь — на удивление нежную, с гладкой кожей, и заметно сжал. Тэхен ответил взаимностью. — Если я все равно умру, почему бы не поговорить по душам, а? — Ты не умрешь, — хмуро ответил Чонгук. — Ребята ушли за помощью. Я буду тебя лечить тем, что у нас пока есть в распоряжении, а потом… — А потом? — не открывая глаз, тихо спросил Тэхен. — Не знаю, Тэ. Потом — будет видно. Давай сосредоточимся на этой задаче. — Последнее, что я помню перед отключением — бурю. Сбивающую с ног — как минимум, и смертоносную — как максимум. Если они ушли за помощью в такую непогоду, их, скорее всего, уже нет в живых. Я уже никуда не смогу пойти, мне даже глаза открытыми сложно держать. У тебя одного есть шанс спастись, если ты поступишь умно. Я очень ценю твой великодушный порыв помереть вместе, это даже немного романтично. Но ты поступаешь глупо, оставаясь тут. Уходи, пока есть запас продовольствия и сил. — Все сказал? — Полагаю. — Тогда вот что скажу я: заткнись, Тэхен. Не тебе решать, как мне поступить. Свой выбор я уже сделал, и ты можешь его только принять. Мы своих в беде не бросаем. — И как давно я стал «вашим»? — В тот самый момент, как появился в отряде, черт бы тебя побрал, Тэхен! Тот не ответил. Он зашелся страшным кашлем, настолько сильным, что его начало тошнить желчью. Чонгук аккуратно придерживал его и гладил ладонью между лопаток. Когда приступ закончился, а Тэхен, обессилев, упал, Чонгук вытер влажной марлей его рот и лицо. Больного вновь начало трясти. Лихорадка не отпускала, не давала и шанса расправить плечи. Тэхен вновь провалился в бессознательное состояние, оставив Чонгука в одиночку бороться с паникой. Он действительно не понимал, что ему делать, кроме как быть рядом и молиться о лучшем. К тому же, его самого мучила жуткая мигрень… Чонгук подкинул дров в угли, поддерживая затухающий огонь. Искорки вспыхнули ввысь и потухли. — Не бойся, Тэ, — тихо сказал парень, откинув с его лба влажные пряди. — Мы с тобой выберемся отсюда. Он лег на холодный пол, даже не удосужившись постелить себе. Чонгук долго ворочался, отбивая бока на ледяной и твердой поверхности, но беспокойный сон все-таки взял его в свой плен. Ему снились титаны, прорвавшие стену Розу. Снились крики, боль, размозженное тело Мартеля, разорванное в клочья тело Хосока, прибитый обломками Чимин и окровавленное лицо Тэхена, что смотрел на него глазами, полными слез… Такой крохотный в его руках, слабый и беззащитный. Ничего не мешало Чонгуку раздавить его между пальцев. Он сомкнул ладонь, чувствуя хруст костей и связок, а затем откинул в сторону изувеченное тело. Титан, которым был Чонгук, поднял голову вверх и взревел. Одинокий и покинутый среди обломков мира и собственноручно устроенного пожара… — Ах! — резко распахнув глаза, Чонгук проснулся. Сердце гулко стучало в груди, а кофта прилипла к спине от пота. — Ты стонал во сне, — едва разлепив губы, сказал Тэхен. И плакал. Но об этом Ким решил умолчать. — Давно не спишь? — резко утерев лицо, Чонгук поднялся на ноги. За окном занимался рассвет, едва заметный за верхушками деревьев. — Почему не разбудил? — Не могу спать, — прикрыв глаза, Тэхен тяжело вздохнул. — У меня такое чувство, будто я умираю, Чонгук. — О чем ты говоришь? — нервно спросил парень. — Отбрось эти дурацкие мысли. Лучше выпей таблетку, — Чонгук поднес к губам Тэхена последний шарик и дал запить отваром. С этого момента настоящих лекарств у них не оставалось. — Я весь горю. Мне так жарко, — Тэхен дрожал как от холода. Его зубы тихо стучали. — Но стоит раскрыться — тут же замерзаю. У меня кружится голова, Чонгук. — Я знаю, — прикусил губу Чон. — Тэ, я знаю, что тебе очень плохо. Нужно потерпеть. Ты ведь очень сильный, ну? Ты с титанами сражаться будешь, неужели какая-то болезнь способна сломить твой дух? — парень положил ладонь на его макушку и начал поглаживать. С теплом, по-родному. Тэхен повернул к нему голову и посмотрел на Чонгука стеклянным, измученным взглядом. Что-то внутри оборвалось от него… — Тэ, не смотри так, пожалуйста. — Мне страшно. Мне очень страшно, — у Тэхена на глаза навернулись слезы. Острая боль тут же ударила в голову. — Э-э-эй… Я не могу просить тебя не бояться, потому что мне страшно тоже. Но я знаю одно: никому не позволю причинить тебе боль. Титанам, болезни или ненастью — плевать. Сейчас тебе плохо, но я обещаю: это вскоре закончится, — Чонгук сел, чтобы Тэхен смог положить голову на его колени. Жесткие пальцы Чонгука запутались в его мокрых волосах, отдающих кислым молоком. Ему не было неприятно. Ему было больно наблюдать омегу таким. Как бы хотелось снова увидеть его в строю, стойким, как оловянный солдатик, с колким, здоровым взглядом. — Мы выберемся. Я уверен в этом, как ни в чем другом. Ты же солдат, да? И я тоже. Командир Хансон дал нам лишь очередное задание, с которым мы справимся. Может, до высокого рейтинга нам как до титаньей задницы, но, — Чон усмехнулся. — Я уверен, командир так наорет на нас… — Угу. В сравнении с его гневом смерть уже не так уж и страшна. — Аха-ха-ха! Точно, — рассмеялся Чонгук. — Я бы предпочел, чтобы меня разодрал медведь, чем Бьерн. Хотя, подожди, это же эквивалентно, — в ответ Тэхен издал нечто между смехом и бульканьем. Не выдержав, снова закашлялся. Чонгук тут же пожалел о том, что вздумал шутить, и подал ему топленого снега. Вода в флягах уже давно кончилась… — Только пей немного, Тэ. Это не настоящая вода. Тебе может стать хуже… — Еще хуже? — откашлявшись, улыбнулся уголком губ Тэхен. — Трудно поверить, что мне может стать еще хуже… — Сможешь поспать? — спросил Чонгук. Омега слабо кивнул. — Хорошо. А я пока соберу веток и снега, твой компресс пора менять, — парень уже собирался встать, как вдруг Тэхен накрыл его ладонь и слабо сжал. — Нет. Побудь со мной, пока я не усну. Пожалуйста… Я так долго был один… Сердце Чонгука облилось ледяной кровью. Каким же одиноким и потерянным был Тэхен? Через что же ему пришлось пройти, чтобы быть сейчас с ними? Какие тяжелые испытания выпали на его долю? Чонгук ласково улыбнулся, хотя Тэхен этого не видел, и кивнул. Сплел пальцы в замок. Он не знал, зачем, ведь жест… такой интимный. Но это казалось правильным. Если им и вправду осталось не так много, Чонгук хотел бы провести эти сутки, — или часы, — в отрадном спокойствии. Не беспокоясь о предстоящей кончине или муках. Просто быть рядом с Тэхеном. Умирать — страшно, когда никто не разделяет твою участь. Но и тащить за собой в могилу кого-то — эгоистично. Чонгуку, впрочем, было все равно. Он просто устал — бежать, бороться, падать, вставать и вновь бежать. Он еще не научился твердо стоять на ногах, а ему уже нельзя было останавливаться. — Тэхен, а ты слышал когда-нибудь о море? О бесконечном, бескрайнем море там, за стеной? — игнорируя тяжесть в груди, Чонгук улыбался. Тэхен с трудом покачал головой. — Когда я был в приюте, сестра Атсуко читала мне книгу. Она была огромной и очень-очень старой. Там писали о безмерных огненных песках, о безбрежных ледяных водах, о лесах, что раскидываются насколько хватает взгляда, о горах — многовековых горах, которые существовали до человечества, до титанов… Она так хотела увидеть море, Тэ. Думала, представляешь, что море можно заточить в банку. Она умерла, Тэхен, так и не поняв, что такое «море», так и не узнав, как оно выглядит. Но мы с тобой, я и ты, мы еще можем до него дойти. Только наберись, пожалуйста, сил. Знаю, сложно. Знаю, что я прошу у тебя почти невозможного. Но ты не можешь сдаться здесь, вот так… Ты должен идти вперед. Искать, за что бороться. Тэ? — Чонгук сжал его руку, но Тэхен не отреагировал. Он вновь впал в беспамятство. — Поспи… Наберись сил, Тэхен. Больше омега в себя не приходил — ни когда Чонгук аккуратно переложил его голову на подушку, ни когда пытался напоить его, ни когда дневной свет уступил место густым сумеркам. Он дышал тяжело и хрипло. Кожа потемнела, он весь как-то похолодел, хотя и не переставал потеть. Чонгук, чтобы отвлечь себя от ужасных мыслей, занимался. Отжимался, пока руки не начали дрожать, а икры не свело судорогой. Набрал еще снега, вновь растопил печь… Но Тэхен все еще был от него далек, заточенный в темницу своей болезни. Чонгук лежал рядом и поглаживал по голове, напевая какие-то давно забытые колыбельные, когда услышал шум снаружи. «Дикие звери?» — мелькнула испуганной птицей мысль. Чон подскочил и схватился за оружие. Аккуратно выглянул в окно, силясь увидеть огни или тени, но в лесу царил мрак. Он отошел и встал возле Тэхена в боевую позу, закрывая его своим телом. Нож холодил руку. Стало так тихо, что он слышал только биение своего сердца и треск дров в печи… — Чонгук! — послышался окрик где-то вдалеке. Парень моргнул, думая, что ему показалось. — Чонгук! — раздалось вновь. Чонгук тут же выбежал на улицу и принялся кричать: — Я здесь! Чон Чонгук, кадет подготовительного корпуса, отряд 104! Я жив! Со мной раненый… — Чонгук! Мы идем! По телу парня разлилась головокружительная нега от мысли, что Тэхен спасен! Они оба спасены… Ему хотелось выть в голос. Ужасные мысли о кончине одолевали его, сколько бы ни старался гнать их прочь. Вскоре он увидел отряд из солдат с эмблемами кадетского корпуса и гарнизона. Чонгук побежал к ним, едва ли не падая в сугробы. Навстречу ему выбежал командир Хансон — бледный, перепуганный, с полными ужаса глазами. Чонгук ожидал чего угодно, но только не того, что командир его обнимет. Бьерн сжал кадета в крепких объятиях, затем схватил ладонями его лицо и бегло осмотрел. — Ты в порядке… Слава трем Богиням, ты в порядке! Чонгук, извини меня. Прошу, прости, если сможешь, — командир вновь обнял ошарашенного парня, который с трудом сдерживался, чтобы позорно не разреветься, как ребенок, потерявшийся в лесу. К ним подбежали остальные солдаты. — Где Тэхен? — Он там, в домике, — ответил дрожащим голосом Чонгук и махнул в сторону хижины. — Командир, ему очень плохо. Я боюсь, что он… — Все хорошо, Чонгук, все в порядке. Ты молодец, слышишь? Я тобой горжусь, — Бьерн по-отечески сжал его плечи и вновь обнял. Затем повернулся и закричал: — Быстрее! Хвасон, осмотри его и дай нужные лекарства, — выкрикнув приказ солдату-медику, он повернулся к остальным: — Готовьте носилки! Нельзя задерживаться больше ни на мгновение! — Где ребята? — глотая горечь, спросил Чонгук, боясь услышать самый страшный ответ. — Они живы. Богини охраняли их путь! Страшно замерзшие, но живые. Твою мать. Я думал… — Бьерн помотал головой. — Они оставляли груды камней и веток, чтобы не сбиться с пути. Именно это и помогло нам найти вас! Скорее, Чонгук, идем, — обняв кадета за плечи, он повел его в сторону, откуда пришел отряд. — Но Тэ… — Чонгук обернулся через плечо: — Я должен быть рядом с ним… — Теперь с ним будут медики. Мы доставим вас в повозках, они уже ожидают. Из-за бури казалось, что идти долго, но вы не дотянули совсем чуть-чуть, — поспешил его успокоить командир. — Мы проиграли, да? — Нет, Чонгук. Конечно же, нет. Вы выиграли. Выиграли у жизни второй шанс. А это идиотское задание… В жопу его. Не думай больше ни о чем, все осталось позади…*
Как они вернулись на базу, Чонгук уже не помнил. Он потерял сознание, как только оказался в повозке, и проспал до самого обеда. Очнулся уже переодетый в теплую пижаму на больничной койке. Около него стояла тумба с подносом горячего грибного супа, джемовой лепешки и чая из сосновых шишек. Не считая парочки пластырей на руках и ввалившихся глаз, он чувствовал себя хорошо. В палате стоял приятный полумрак. Приподняв голову, он увидел еще нескольких кадетов на соседних койках, среди них была и Миек, свернувшаяся клубочком и мерно посапывающая, и Самюэль, весь забинтованный, с капельницей. Он еще не знал, через что прошли остальные. В голове была только одна мысль — все позади. Парень тяжело поднялся на негнущихся руках, голова, протестуя, тут же принялась кружиться и болеть. Наспех перекусил, обжигая язык горячим супом, и выскользнул в коридор медкорпуса. Он слышал голоса и смех откуда-то издалека. Переставляя свинцовые ноги, вышел к ребятам. Изрядно потрепанным, с бинтами и шинами на разных частях тела, но живым… Живым и смеющимся. Они не увидели притаившегося за углом Чонгука, что смотрел на них, с трудом сдерживая слезы облегчения и радости. Мартель сидел между Хосоком и Чимином, активно жестикулируя и рассказывая о преодолении отвесного карниза, о подвиге Джея, который оставался теперь лишь хмурым наблюдателем, а Аби говорил об их злоключении, о том, как они попали в ураган… Перед ними на журнальном столике стояли кружки с теплым чаем, за окном валил снег. Чонгук прижался спиной к стене и зажмурился. Голова еще кружилась, но он не мог пойти отдыхать, не увидев того, за кого болело сердце… На стойке он узнал у медбрата, где отдыхает Тэхен. Если тот и хотел возвратить и не пустить его к Киму, то, увидев взгляд Чонгука, ничего не сказал. Придерживаясь за стену, кадет добрался до одиночной палаты. Приоткрыл дверь, впуская полоску оранжевого света, и зашел внутрь. На тумбе стояли самые разные бутыли с лекарствами, одинокая толстая свеча с оплавленным воском дрожала в теплом воздухе. Чонгук улыбнулся уголком губ. — Так и думал, что чего-то здесь будет не хватать, — и поставил на тумбу честно украденную со стойки медбрата вазу с полевыми цветами. — Тебе они здесь нужнее, чем ему. Чонгук взял стул и подтащил его к койке Тэхена, стараясь не разбудить больного. Он спал крепким, спокойным сном. Грудь мерно поднималась и опускалась, руки были сложены на животе. Парень с болью подметил истыканные капельницами вены… Вытащив из кармана перчатки Тэхена, что тот так бережно хранил, положил их под ладони омеги. — Вот. Подумал, что ты был бы рад их найти. Парень погладил его по пальцам и вновь улыбнулся. Не смея больше отнимать время и спокойствие Тэхена, собирался было уже уходить, как вдруг, сквозь сон, омега обхватил его ладонь своей. Чонгук замер — виски прострелила боль. Но не ушел. Так и просидел с ним до самого вечера, охраняя чужой сон. Никто не помешал им. Только Бьерн со спокойной улыбкой поплотнее прикрыл дверь и отправился на совет, где вскоре должен был лишиться права командования.*
Юнги застыл в напряжении. «Приманки» уже давно ускакали за одиноким титаном, который бродил в лесу. Разведчики обосновались у предгорья, с одной стороны перед ними раскинулись каменистые уступы с небольшой расщелиной, куда бы смогли поместиться несколько человек, с другой — подлесок и одинокие сосны. Им было очень легко лавировать, оставаться вне зоны досягаемости для врага. Они сидели по человеку с каждой из сторон. Намджун и Сокджин держали по две «глушилки», а Юнги и Поло должны были замедлить титана. Задача была очень простой, они проворачивали подобное уже множество раз. Но что-то не давало Юнги покоя. Он сидел на корточках на валуне и прислушивался. Небо заволокло грозовыми облаками, мимо проплывала налитая бурей туча, прямо к Рамссонским горам. Юнги проводил ее взглядом и вновь обратился к лесу. Где же они были? У капрала неприятно сосало под ложечкой. Хотя сигнальных огней не подавали, странное, тревога никак не отпускала. Юнги коснулся ладонью земли; порыв ветра хлестко ударил его волосами по лицу. — Земля дрожит, — предупредил он. — Что? — вытянув шею, прикрикнул командующий Сокджин. — Капрал, не слышу! — Земля дрожит! — заорал тот, подскочив на ноги. — На деревья, срочно! Но не успели они среагировать, как из леса галопом на лошади выскочил раненый солдат разведкорпуса, а за ним то, что у бывалого капрала вызвало холодные мурашки вдоль позвоночника. Титаны. Не один, как они полагали. Десяток. Самые мелкие — до трех метров ростом, бежали впереди, несуразно размахивая коротким руками и щелкая пастями. Сразу следом, сотрясая землю, бежали два пятнадцатиметровых. Поло грязно выругался и, использовав УПМ, взлетел на сук дерева, едва успев увернуться от лап прыгнувшего на него противника. Солдаты тут же взметнулись вверх, укрываясь от атаки на соснах. Однако для пятнадцатиметровых тварей достать их — всего лишь вопрос времени. Гуан — тот самый солдат, что был приманкой, взлетел на тросах на дерево прямо из седла лошади и приземлился рядом с командующим Кимом. Животное же, испуганно заржав, поскакало дальше, укрываясь от опасности в лесу. — Немедленно доложи ситуацию! — не терпящим промедления голосом потребовал Намджун. — Командующий, разведка ошиблась, — утерев кровь с лица, выпалил солдат. — Их там оказалось больше… Намного больше… Боба сожрали первым. Они просто вылетели на нас, как смерч. Вторым умер Габриэль. Мне удалось развернуть лошадь и сбежать, но меня уже заметили. — Почему ты не использовал сигнальные огни? — Я пытался. Они оказались неисправны, — Гуан в доказательство протянул испорченный сигнальный пистолет. Намджун крепко сжал зубы. — Что за бред?! Сейчас середина осени, температура ниже нуля! Они должны быть в состоянии анабиоза! — закричал Сокджин, уворачиваясь от массивной лапы. — Это уже не важно! — выкрикнул Юнги. — Поло, берешь правый фланг. Я займусь центром, — и на этих словах спрыгнул вниз. Гарпуны выстрелили и вонзились в шею мелкому титану, что тут же пал от лезвий Юнги. Годами отточенная реакция и слаженная работа разведчиков не заставила себя долго ждать. Даже не сговариваясь, каждый знал свое дело. Поло взял на себя двух пятиметровых, что принялись лезть на дерево, разевая смрадные пасти. Джин спрыгнул с толстого сука и на гарпунах начал лавировать между титанами, силясь понять, что заставило тех, — в мороз, когда биоритмы естественным образом замедляются, — напасть на солдат толпой. Ведь разведка доносила, что в этой местности бродит один, максимум двое десятиметровых, к тому же очень пассивных и заторможенных. Из-за малого объема солнечного света титаны стали вовсе не опасны, нерасторопны и медлительны. Чего не скажешь об этих. Они активно нападали. Намджун сбросил мешающиеся на локтях «глушилки» и принялся стремительно вырезать титанам шеи, ловко подныривая под длинные руки и ноги. Юнги вторил ему. Они двигались с обоих сторон, приближаясь к центру — к пятнадцатиметровым, которые вели себя, как… наблюдатели? — А? — удивился Сокджин, повиснув на стволе многовековой сосны. Двое титанов поджидали, пока утомленные мелкими титанами разведчики подберутся к ним. Гиганты жутко улыбались, стеклянным взглядом наблюдая за борьбой. Поло схлестнулся с атакующей мелочью, которая ловко прыгала, пытаясь откусить кусочек от его тела. Сокджин взобрался на ветвь дерева и стиснул зубы. Он не понимал, почему титаны себя так вели — это было совершенно противоестественно. Однако самое страшное — что из леса все время подтягивались новые, как будто по чьей-то команде, точно выждав момент, пока разведчики начнут выбиваться из сил. Капитан исследовательского корпуса перебежал на другое дерево, используя УПМ. Пятнадцатиметровых следовало вывести из строя. Они могли разобраться с мелкими, но если в бой вступят эти — отряду несдобровать. Их было всего пятеро, и какими способными не были капрал Мин и командующий Ким, сражаться бесконечно не могли даже они. Сокджин сумел забраться повыше и прицелился, зажмурив один глаз, прямо в шею титану. Больше не было нужды захватить образцы живьем. Только убить. — Что же заставило вас так поступать? — пробормотал капитан. Он выдернул чеку, огонек фитиля зажегся, зашипел. — Пора проща… Что?! — выдохнул Сокджин, увидев, что на него смотрит второй пятнадцатиметровый. И первый, которого он собирался убить, начал оборачиваться. — Джин! — заорал снизу Намджун, разрубив еще одному титану затылок. — Отступить! Это приказ! Но он не успел даже развернуться, когда огромная лапа схватила его тросы. Гарпуны вывалились из стволов деревьев, потащив за собой кору. Он повис на них, как безвольная бабочка в лапах ядовитого паука. Брыкаться было бесполезно, а перерезать свои тросы — все равно что подписать смертный приговор. Фитиль медленно догорал у правой руке Сокджина, грозясь вот-вот взорваться. Бета болтался между двумя скалящимися титанами на уровне их глаз. Для Джина замерло время, исчезло пространство. Остался лишь бешеный стук сердца и звук горящего фитиля… — Капитан Ким! — заорал Поло. Он принялся стремительно подниматься на помощь, но его изловил за ногу один из мелких титанов. Как ребенок терзает игрушку, он отбросил Поло на землю так, что тот приложился головой и пропахал припорошенную поляну спиной. — Поло! — кинулся к нему Гуан, пока его не окружили. — Да чтоб тебя, — процедил Юнги. Отбросив ногой отрезанную голову титана — такую легкую, что даже не пришлось прикладывать сил, Юнги выпустил гарпуны прямо в тело пятнадцатиметрового. — Эй, уроды! Почувствовав на себе человека, титан начал крутиться, в попытках изловить помеху, а вот второй никак не отреагировал на манипуляции Намджуна. Тогда Джин пронзительно закричал и выпустил глушилку титану прямо в лицо. Она разорвалась, ослепляя его. Великан взвыл, как раненый зверь, но отпустил тросы капитана. Тот стрелой полетел вниз, благо Намджун успел его подхватить и вместе приземлиться на ветвь дерева. Юнги же взбежал по спине второго титана, используя тросы, и с криком разрезал ему шею, из которой тут же повалил пар. Мелочь, топтавшаяся у самых ног, словно обезумела. Они начали прыгать, пытаясь добраться до разведчиков. Юнги пробежался по руке титана, спрыгнул и перебрался на дерево. — Поло, порядок? — закричал он вниз. Папараццо с трудом показал большой палец. — Берете мелких. Мы беремся за этого, — и кивнул на раненого титана, из морды которого валил пар. Регенерация активно действовала, заживляя стеклянные глаза. Нельзя терять ни минуты. — Юнги, заходишь сзади. Джин, способен выпустить глушилку? — обратился к нему командующий. Уже успевший попрощаться с жизнью, Ким кивнул. — Хорошо. Беру анфас. Пошли! Трое одновременно спрыгнули вниз, действуя точно и слаженно, как единый организм. Лишь в полете Джин обнаружил, что один из гарпунов сломался. Паника захватила его руки. Дрожащими пальцами он несколько раз судорожно нажал на курок, но гарпун просто повис, не реагируя. Неловко болтаясь на втором, еще работающем тросе, капитан зажег глушилку и прицелился. Умирать — так хоть забрать одного любимого титана в Ад. Юнги и Намджун сразу же заметили заминку. Намджун сработал на опережение и отрезал твари руку. Тот взревел. Восстановленный глаз судорожно вращался в глазнице, вторая же рука размахивала в стороны, не позволяя Юнги приблизиться к спине. Титан будто специально встал лицом к деревьям, а спиной — к открытым горам. — Сука! — процедил Юнги. Устав с ним церемониться, он выпустил оба гарпуна в едва зажившее лицо. Ошметки белка и кровь заляпали его форму, он брезгливо сморщился, но подлетел ближе, уворачиваясь от тянущихся рук. — Джин, давай! Но в момент, когда капитан собирался выстрелить глушилкой, титан, словно обезумев, ринулся в его сторону и врезался лицом прямо в дерево, оставляя глубокий отпечаток в изломанном стволе. На мгновение все замерли. Юнги чудом успел вырвать свои гарпуны. Затем титан схватил потерявшего сознание Сокджина и отшвырнул в сторону — вот так просто, как безвольную куклу. Поло заорал. Джин тяжело ударился о камень, несколько раз перевернулся, сдирая лицо в кровь, и свалился прямо в расщелину горы. Намджун запрыгнул на титана сверху и с неприсущей ему яростью изрубил шею твари в лоскуты. — Джин! Капитан! — орал Поло, не сумев пробиться через титанов. Юнги не знал, чем думал в тот момент и думал ли вообще. Его тело отреагировало быстрее, чем мозг смог оценить действия. Капрал Мин на всех парах подлетел к земле, перешел на бег и юркнул за Сокджином. Через несколько секунд после этого взорвалась глушилка, обрушив град камней на вход в расщелину. Капрал и капитан оказались заточены в горах, а командующий и разведчики — окружены подступающими титанами. — Юнги… — хриплый шепот Намджуна потонул в реве великанов и поднявшемся ветре.