посвяти свое сердце

Темнота пожирала. Воздух внутри пещеры оказался ледяным и влажным. Он больно колол легкие, так, что Юнги старался дышать через обрезок своего зеленого плаща. Он сидел, привалившись спиной к стене пещеры, покрытой склизкой субстанцией. Хотелось домой. Малодушно и по-детски. Горячие слезы подступали к глазам, но капрал упорно вытирал их, не смея плакать. Что происходило наверху? Погибли ли ребята? Намджун? А что до них с Джином — неужели умрут здесь, заточенные под землей, без еды и воды? Юнги ругал себя за этот идиотский поступок. Всегда думал, что потерять одного бойца лучше, чем взвод. Незаменимых людей ведь не бывает. «Ну раз не бывает, что скулишь? — злобно подумал он. — Если могут заменить Джина, значит, смогут и тебя». Но эгоистичное, отвратительное чувство несправедливости пожирало капрала. Стены давили на него со всех сторон. В темноте было слышно даже, как бьется сердце Сокджина: очень мерно, спокойно. Тук-тук, тук-тук. Этот звук гонгом отдавал Юнги в уши. Злость съедала его, как кислота, принятая внутрь. Хотелось избить капитана до полуобморока и бросить в бездонную яму, это его вина! Если бы он не мешкался со своими идиотскими глушилками, они не оказались бы в западне, а Намджун не пал бы смертью храбрых в бою с титанами. До злобного смешно: лучшие солдаты человечества выжили при падении стены, выжили на бесчисленных вылазках, выжили при атаках недружественных корпусов, но умерли, не сумев одолеть одного пятнадцатиметрового. Даже отморозки из королевской полиции имели право поднять их на смех после случившегося. Но от того, что Юнги выходил из себя и размышлял, как оно было или не было, легче не становилось. Следовало действовать. — Эй, — позвал капрал. Тот не отреагировал. Тогда Юнги наощупь подлез к нему и звонко дал по щеке. — Подъем, солдат! — голова Джина только безвольно повернулась в другую сторону. Разозлившись, омега нанес вторую пощечину: — Не смей помирать тут, ты, безумный кусок злобного гения. Не считаешь, что это очень эгоистично — подохнуть, пока твою задницу пытаются спасти? — Юнги, — прохрипел командующий, разлепив тяжелые веки. Он коснулся пальцами затылка, ощупав слипшиеся от крови холодные пряди. — Крепко я приложился, а? — Да уж достаточно. Вставай. — Ну что ты за человек такой? — простонал Сокджин. — Даже умереть спокойно не даешь. Какое плохое зло я тебе сделал… Юнги поджал губы и выпрямился, с трудом сдерживая порыв пнуть Джина по ребрам. «Он не виноват, что попался титану», успокоил себя капрал. «А прыгать следом — твое самостоятельное решение. Не его ошибка». Но жить гораздо легче, когда вину можно спихнуть на другого. Юнги старался контролировать мысли и не терять рассудок. Ведь ему было страшно. А страх — очень сильное чувство. Отвернувшись от с трудом поднявшегося на ноги Сокджина, Юнги напряг зрение, пытаясь разглядеть обстановку. Было так темно, хоть глаз вырви. Он видел лишь тусклые светлые точки — места, куда проникал солнечный свет через щели булыжников. Им следовало откопать завал так, чтобы их не обсыпало градом камней. Юнги аккуратно взобрался по насыпи, ближе к поверхности. Они были так близко к свободе, и в то же время так далеко. Джин копался позади него, раздражая Мина своим сопением и шарканьем. — Может, прекратишь мельтешить? — рявкнул он. — Ты мешаешь мне думать! — Извини, — пробормотал Джин. Капрал хмыкнул, отвернулся от него и продолжил разглядывать верхушку завала. Камни были крупными, но двое людей вполне могли их сдвинуть. Одна беда — если начать, опадут налегающие сверху булыжники. Двое оказались в западне без возможности сообщить остальным, что выжили. Юнги прислонился лбом к холодному камню и постарался выровнять сбившееся от тревоги дыхание. Руки начали дрожать, как в припадке, а грудь сдавила паника. Воздух с трудом поступал в легкие. Это чувство не раз одолевало его в битвах, оно преследовало его, когда Намджун долго отсутствовал по королевским заданиям, когда отец запирал его избитым в комнате — оно было с ним всегда, когда Юнги ощущал… беспомощность. Безмолвный крик костью встал в горле. Он даже не мог вволю наплакаться, боясь показать командующему Киму истинные чувства. Другим людям нельзя знать, как тебе страшно. Как кровь холодит жилы, а ноги дрожат. Нужно найти силы выстоять и, если суждено, умереть с честью. Как любой разведчик, Юнги примирился с тем, что однажды умрет. Но он надеялся: смерть будет более благородной. Не безрассудной, не фатальной ошибкой. Капрал не был в силах повернуть время вспять и сделать другой выбор. Жалел ли о нем Юнги? Безумно. Он трусливо хотел вернуться назад, его съедал страх. Капрал разлепил остекленевшие глаза лишь тогда, когда услышал рваный треск ткани и стук камня о камень. — Что ты делаешь? — Как что? — улыбнулся в темноте Джин. — Я добываю огонь. Не сидеть же нам в темноте, пока нас не выручат. — С чего ты вообще взял, что кто-то придет к нам на помощь? — ощетинился Юнги. — Я бы пришел. Эта мысль тяжело ударила Юнги в грудь, да так, что воздух выбило из легких. Он долго смотрел на командующего, пока тот не смог, наконец, высечь огонь из камней. Искры вспыхнули, подожгли обрезок обмотанной вокруг клинка тряпки. Огонь резко обжег привыкшие к темноте глаза. Юнги зажмурился и отвернулся. Со светом отступил страх, но на смену ему пришло горькое осознание их бедственного положения. Лицо Джина было окровавлено. С линии волос текли крупные капли крови, огибая брови и попадая на скулу. Переносица оказалась перебита. Осколок зуба отвалился. Его форма была вся в грязи и крови… Он выглядел ужасно, и, тем не менее, улыбался. Через боль и слезы добывал для них огонь, пока Юнги трусливо себя жалел. Мерзкое чувство собственного ничтожества закопошилось внутри: и когда он позволил личному перерасти в рабочее? Разве вина Джина, что он был для Намджуна лучше? Стоил больше? Нет. — Ты… выглядишь не очень, — пробормотал Юнги и спрыгнул с камней. Мелкая крошка захрустела под ногами, когда он подошел к командующему. — А, да ерунда. По утрам я еще хуже, — рассмеялся Джин и тут же схватился за ребра. — Ой… Наверное, мне пока лучше не смеяться. — Дай посмотрю. Капрал помог ему лечь на твердую поверхность, снял куртку и расстегнул рубашку, после чего начал осматривать ребра. От боли Джин стискивал зубы так, что вена на лбу взбухла — главное не кричать. А вообще, командующему хотелось дать Юнги в челюсть, только бы он убрал руки. О, как же бедственно было их положение. Юнги с каждой секундой все больше сомневался в том, что они выберутся отсюда живым — если выберутся вообще. — Что скажете, док? — попытался пошутить Джин. — Жить буду? — Сломано два ребра справа, ощущение, что слева есть трещина. Если ребро проколет легкое… — Юнги сомкнул губы. — Хорошо бы зафиксировать. Тебе нельзя двигаться. — Нет. Нужно идти, искать выход. — Как хочешь. Юнги не стал его переубеждать, они давно не дети, которых нужно опекать, просить, умолять. Они сами несли ответственности за свои жизни. Капрал сделал ему перевязку, чтобы ребра не смещались, вытер тряпками из плащей кровь и забинтовал разбитую голову. Ткань тут же прописалась красным. Джин активно терял кровь — и чем больше, тем меньше шансов у него было на спасение. Юнги отбросил мысли обо всем, что помешало бы им спастись. Он поднялся с корточек и протянул руку Сокджину. Поднимаясь, тот лишь сморщился, но не проронил ни слова, не показал, что от боли даже ноги подкашивались. Он посветил импровизированным факелом в темноту. — Там есть проход… — Но мы понятия не имеем, куда он ведет. — И не узнаем, пока не проверим, — бодрясь, сказал Джин. — Может, там именно для нас развесили указатели и выбили дверь в скале, а, Юнги? — Меня выводит из себя твоя легкомысленность. Но ты прав — проверить стоит, — хмыкнул капрал и первым шагнул в темноту тоннеля, подсвечивая себе дорогу. За ним с трудом плелся Джин. — Вот Поло обзавидуется. Он всегда мечтал поехать на отдых в горы, а я вот, считай, с подземной экскурсией хожу. Но отдых нам только снится, это уж точно. Ты вот куда хотел бы съездить? — спросил Джин, прижимая руку к ребрам. Юнги ничего не ответил. — Я бы, наверное, на ферму. Корми себе лошадок да зайцев, чай на свежем воздухе пей. Красота же. Такой отпуск, как у нас сейчас, все же не по мне. Сыровато да и не оборудовано под туристов… — Слушай, замолкни уже. — Юнги, ты злой такой, потому что давно не отдыхал. И Намджун тоже. Я думаю, вы оба могли бы взять отпуск и поехать куда-нибудь в лес… — На что ты намекаешь? — процедил капрал. — Как, на что? На то, что лесной воздух хорошо влияет на нервную систему, — улыбнулся Джин. — Вы оба нервные какие-то… — Тебе не кажется, что это не твое дело? Может быть, твой длинный нос не стоит совать туда, куда не просили? Если не забыл, мы здесь по твоей милости, — зло выпалил Юнги. — Меня бесит твоя беспечность. Если ты не заметил, то мы в глубокой заднице, а там, наверху, наверняка не осталось никого, кто был бы способен помочь. Ты бы пришел на помощь? Я бы тоже. Если бы сам остался жив. — Юнги, ну почему ты так ко мне относишься? — просто и прямо спросил Сокджин. Он смотрел Юнги прямо в глаза. — Нам ведь с тобой нечего… и некого делить. — Может хватит? — рявкнул Мин, дернувшись к командующему, но вовремя остановил себя. Почему он стал так быстро терять самообладание? И что бы он сделал? Ударил его? Окровавленного и обессиленного? Юнги сделал несколько шагов назад. — Юнги, я не он. Я не слепой. Я понимаю, что некоторые чувства… могут завладевать разумом. Но он никогда даже не привлекал меня, как мужчина. Давай сразу расставим все точки над «i». Может, хоть перед смертью перестанем собачиться? — улыбнулся он. — Ты ничего не понимаешь… — Да. Я в жизни вообще мало что понимаю, — пожал плечами командующий. — Но я точно знаю, как вы дорожите друг другом. Думаешь, никто не замечает ваши гляделки? Или то, как ты делаешь кофе всегда для двоих, на автомате, а он, не поднимая голову, протягивает навстречу руку. Как он закрывает острые углы стола, пока ты опускаешься за карандашом? Юнги, брось. Я тебе не враг. Намджун мой командир и хороший друг. Но мне даже подумать страшно о большем, да я и не думал никогда. Мне вообще другой нравится. — Ты никогда не говорил об этом, — сдавленно выдавил Юнги, чувствуя, как спирает воздух в груди. — А ты никогда не спрашивал, — улыбнулся Джин. — Он дорожит тобой так же сильно, как и ты им. — Лучше бы ты меня ударил, — усмехнулся Юнги. Он присел на корточки, прижав холодные ладони к вискам. — Это так все… отвратительно. — Думаешь? Мне казалось, из вас вышла бы хорошая пара. — Джин, прекрати! — повысил голос капрал. Эхо разлетелось по пещере. — Этого не будет — никогда не будет, понимаешь? Иначе мы больше не сможем сражаться вдвоем и вести разведкорпус к победе над титанами. Его предназначение в этом мире важнее, чем какие-то чувства. Я же слишком многое положил на кон, чтобы быть сейчас здесь с тобой, дьявол тебя дери. — Уж лучше Поло, чем дьявол, — пробормотал Джин. — Что? — А что? Я не хуже вас умею скрывать свои чувства и мысли. Если не лучше. — Серьезно? Папараццо? — Юнги сначала улыбнулся от абсурдности. Затем хихикнул. Рассмеялся. — Между прочим, он нисколько не хуже твоего командующего, ага! — выгнул бровь Джин. — А во многом даже превосходит. — Да, это точно, — усмехнулся Юнги и, прикрыв глаза, откинул голову на стену пещеры. — Мне иногда казалось, что он и сам в тебя влюблен. — А почему ты думаешь, я держу его на расстоянии? — грустно улыбнулся Ким. — Я знаю, что не смогу его уберечь, если он будет рядом. Поэтому, Юнги, я как никто понимаю. Юнги сомкнул губы. Ему всегда казалось, что никому вокруг не приходилось скрывать свои чувства, терпеть душевную боль и не иметь возможности быть рядом с тем, кого любишь, притом физически всегда находясь поблизости. Это была изощренная пытка. И вдруг выходит, что он не был одинок в своих чувствах, что его чувства были понятны другим… Мин в жизни бы не подумал, что человеком, которому он откроется, станет Сокджин. Он бы скорее с титаном поговорил по душам. Зато теперь омега ощущал себя так, будто его облили ведром гнилых помоев, ведь Джин никогда не обвинял, всегда шел навстречу и оказывал поддержку. Юнги было до красных щек стыдно. А они с Намджуном… неужели все было настолько очевидно? Но если это видел Джин, значит, видели и другие? Юнги мотнул головой и поднялся. — Прости меня за то, что я вел себя как мудак и мешал своими чувствами нашему общему делу. — Мы просто люди, — Джин положил руку на его плечо. — А людям свойственно ошибаться. Без обид, Юнги. Но найти выход поскорее не помешало бы… Кажется, я скоро потеряю сознание. За этим разговором Юнги вовсе забыл главное: командующий получил серьезные ранения, прямо сейчас над его жизнью висел дамоклов меч. Юнги быстро смастерил из обрезков своего плаща новый факел, подставил Джину плечо, и вдвоем они продолжили двигаться вглубь пещеры, по скользким от сырости камням. Двое шли долго, настолько долго, что у командующего начали подгибаться ноги. Его силы были на исходе, но он с упорством, свойственным всем бойцам, шел вперед, играя со смертью наперегонки. Не сдаваясь. Юнги не любил молиться, но в тот момент взвывал к небесам, трем богинями, вселенной — всему подряд, умоляя сохранить Джину жизнь. Откуда-то в нем вспыхнула яркая искра воли и нежелания сдаваться. Не хотелось умирать, не здесь! Его место — на поле боя, рядом с Намджуном и Джином. — Эй, эй, ты только не отключайся. — Порядок, — прошептал сухими губами командующий и безвольно подался вперед. Юнги успел его поймать прежде, чем тот упал. — Тише, тише… Давай, я помогу присесть, — поняв, что дальше он идти не сможет, Юнги усадил бледного и дрожащего товарища на землю. — Прости, — прошептал Ким. — Прости, я стал обузой… — Заткнешься ты уже? — Юнги коснулся его холодного, влажного от крови и пота лба. — Я пройду немного вперед, ладно? Посмотрю, что там, и вернусь, идет? — Джин едва заметно кивнул. Испарина покрыла его лицо, блестела, отражая огонь от самодельного факела. Тряпка на голове пропиталась кровью. — Только умирать не смей, ты понял? Командующий исследовательского корпуса Ким Сокджин, это приказ. — Я понял вас, капрал, — с трудом разлепив губы, ответил тот. — Я буду служить вам… и человечеству… — Хорошо. Вот и хорошо, да, — Юнги снял куртку, оставшись лишь в утепленной рубашке, и укрыл ею больного. Не в силах больше найти слов, капрал отвернулся и ушел дальше, в разинувшую пасть темноту, оставив Джина одного. Ему было до чертиков страшно, но показать это при Юнги он не мог. Какие шансы по спасению у них были? Случилось бы чудо, доживи командующий до утра. Его внутренности ныли, каждый участок тела отзывался ноющей болью, такой, что впору было кричать. И стоило остаться один на один с собой в беспроглядной тьме, вскрылись гнойные раны его старых травм. Голодно. Холодно. Страшно… Судорожное дыхание сорвалось с губ. Он сполз по стене на землю, сырую и ледяную, и свернулся калачиком. Сломанные ребра воспротивились этому действию болезненной вспышкой, но Джин, до крови прикусив язык, не пикнул. Он — солдат. Солдаты иногда умирают. «Я считал, что хотя бы здесь сослужу хорошую службу, — горько думал командующий. — А теперь лежу в сырой темнице и доживаю свои последние часы. Наверное, правы были соседи. Ничего из меня в итоге и не вышло». Крупная слеза потонула в его мокрых от крови волосах. Было стыдно и больно плакать. В последний раз он не сдержался на похоронах семьи — последний миг, когда решился показать слабость миру. С тех самых пор он надел бронежилет из улыбки и жизнерадостности, чтобы ни одна пуля не смогла пробить. Кто же знал, что этот бронежилет не защитит от смерти? Они все играли в рулетку. Кому-то попадались холостые. Кому-то, как Джину, заряженные. Лишь грустный факт. Печальная вероятность. Ему бы не хотелось, чтобы Юнги тащил на себе его холодный труп. Но умереть за стенами… было приятно. Он ведь шел к этому всю свою жизнь — мечтал узнать, каков мир за огороженной скотобойней, именуемой городами. Какой он — мир титанов. Жаль, что оказаться за пределами стены Мария так и не получилось, но остаться здесь — тоже неплохо. Командующий закрыл глаза, желая поспать. Чтобы пропала боль, пропал холод, чтобы пропал он сам. Юнги шумно дышал, держа перед собой почти догоревший факел. Шел долго, путь вглубь пещеры доселе был прямым, без резких обрывов и подъемов. «Бесполезно», — отчаянно думал солдат. Бесполезно надеяться на лучшее. Надежда — хорошее чувство. Оно способно вселять силы даже в безвыходных ситуациях, без нее человек обречен на бесславный конец. Надежда тлела угольком в душе Юнги, но слезы жгли глаза. Им обоим хотелось плакать, но оба храбрились друг перед другом, не признавая слабости, усталости, сломленности. Поэтому Юнги шел вперед. Его за пятки кусало время, утекающее сквозь пальцы, а в лицо ухмылялся страх, но страх не за себя — за Джина. Юнги не мог его потерять, не здесь, не сейчас. Ну почему, чтобы что-то наладилось, один обязательно должен был оказаться в опасности? «Ты сам не хотел его слышать и слушать. Теперь скулишь», ругал себя Юнги. Ничего не мешало поговорить, когда Джин был цел и здоров. «Кроме твоих глупой ревности и иррациональной злости». — Твою мать, — капрал остановился и уперся ладонью в стену пещеры, переводя дух. Он глубоко вздохнул обжигающе ледяной воздух и воспроизвел в памяти слова Намджуна: — «Чтобы дойти до цели, нужно идти. Мелкой поступью или большими шагами, но останавливаться нельзя. Остановишься — проиграешь. Поэтому борись. До самого конца», — он выдохнул через рот и разлепил болящие глаза. — Я дойду, Намджун. Он побежал навстречу неизвестности, поскальзываясь и оступаясь на мокрых камнях. Если впереди и был свет, то Юнги его не видел. Однако вскоре он выбежал к небольшой развилке: три дыры разверзлись впереди. Шокированный, капрал огляделся. На первый взгляд, проходы были совершенно одинаковыми, вот только слева… Прямо над входом в карман пещеры был нарисован белой краской небольшой символ. Юнги никогда ранее не встречал таких. Он подошел поближе и попытался рассмотреть. То был круг с девятью узелками. Краска относительно свежая, вряд ли ей много лет. Мин прикоснулся к символу пальцами и растер подушечками. — Что за… — он притих, боясь, что внутри кто-то есть, но одновременно надеясь на это. Такое мог нарисовать только человек. Мин оторвал новый кусок ткани от плаща, чтобы поддержать огонь, и обнажил клинок на случай опасности. Сделал первый аккуратный шаг, затем второй и третий, подсвечивая путь. Тени, пугая, прыгали по стенам. Титанов здесь быть не могло, разве что дикие звери или не менее дикие люди. Но кто жил бы за стеной, без всякой безопасности, в горах? Еще и зимой, когда температура опускалась ниже нуля… Юнги тихо шагал, прислушиваясь даже к собственному дыханию, пока перед ним не начали появляться очертания каких-то предметов. Нахмурившись, капрал подошел поближе и увидел… человеческие вещи. В углу лежал спальный мешок на деревянных ящиках, которые должны были защищать владельца от холода. Посредине стоял котелок, там покоились остатки непонятного варева, а вокруг была сооружена самодельная печь с истлевшими углями. Возле спального мешка валялся черный холщовый рюкзак. Юнги поддел его клинком и раскрыл. Внутри виднелись корешки книг и каких-то записей. Тяжело сглотнув, он принялся оглядываться дальше. Стены были расписаны той же белой краской, но незнакомым языком. Слишком странно, ведь в пределах стен люди говорили на одном наречии с диалектами регионов, которые, впрочем, Мину были знакомы. Но здесь оказались абсолютно непонятные закорючки. Неужели тут обосновался какой-то безумец, оставшийся выживать после падения Шиганшины и стены Мария? Юнги пнул носком сапога консервы, одна часть которых была подписана странными символами, другая же — обычными буквами. Он поднял жестянку и прочел: «Сельдь в томате». — Как? — шокировано шепнул Мин. — Как он входил и выходил за пределы стены, минуя патруль? Как передвигался? Что, черт побери, здесь творится? Вопросы одолевали Юнги. «Джин бы точно сошел с ума, если бы увидел все это», мысленно улыбнулся капрал. Он присел на корточки и принялся рыться в рюкзаке. Кроме книг, — на двух языках, — нашлись многочисленные записи в иностранном варианте, но прочитать ничего, кроме цифровых заметок, не вышло. Мин, недолго раздумывая, прибрал листы. Лишь в одной записке, сделанной на ломаной и кривой письменности их языка, он смог расшифровать некоторые слова: — Атакующий, женская особь, перевозчик? Что все это значит? — текли вопросы. Что-то ему подсказывало: в руках не просто бредни сумасшедшего — письма действительно что-то значили. Иначе все безумие, творящееся здесь, было бы просто бессмысленным. Никто не стал бы рисковать своей шкурой ради шалости. В этом месте жил человек разумный, ясно осознающий свою деятельность. Порывшись без зазрения совести в сумке, он нашел фонарик и несколько мелких вещей: складной нож с очень острым лезвием, пару мотков веревки, бинт и странно, резко пахнущий бутылек. Все это капрал решил забрать с собой. Какой-то грохот в самом начале пещеры, откуда они с Джином пришли, заставил Юнги крупно вздрогнуть. Он рывком вскочил на ноги, со звоном металла бросив на землю лезвие-факел, закинул рюкзак на спину и побежал туда, где оставил товарища. От его взгляда ускользнул рисунок девяти титанов прямо над входом в карман пещеры… — Джин! — выкрикнул Юнги, со всех ног несясь назад. Свет фонарика дрожал в его руке перепуганным светлячком. Капрал за десяток минут, казавшихся вечностью, смог добежать до бессознательного Сокджина. Взрыв и крики вновь раздались из начала пещеры, но настолько приглушенные, что их едва можно было различить. Там были люди. Там было спасение или погибель — но туда еще предстояло дойти. Командующий не отреагировал на тряску, сколько бы Юнги не бил его по щекам и не трепал за плечи. Мин резко прижался ухом к его груди. Сердце тихо, как мышка, стучало внутри, но биение то было похоже на мольбу о помощи. Стиснув зубы, Юнги крепко обхватил Джина подмышками и аккуратно потянул в попытке посадить, притом не задев сломанные ребра. — Что я говорил тебе? Не умирать! Ты не смеешь ослушаться приказа, — кряхтя и тяжело дыша, Юнги силился поднять Сокджина. Волосы противно липли к лицу. — Черт… Очнись, я прошу тебя… Сейчас совсем не время для смерти. Но Джин не просыпался. Слишком много крови потерял, слишком большой стресс пришелся на его организм. Юнги осталось лишь тащить товарища на себе. Крики тем временем не прекращались, но сердце так гулко стучало в ушах, что капрал ничего не соображал. Мин с трудом взвалил Джина на плечи, который был выше и крупнее. Юнги доставал ему макушкой до шеи, но раньше разница не волновала так, как сейчас. Омега боялся лишь одного — не донести. — Положись на меня, — прошептал Юнги. Джин простонал во сне от боли. — Все будет в порядке, ладно? Ты был прав, Джин. Во всем был прав, — обхватив Сокджина под бедрами, он посадил его так, чтобы командующий обхватил его за шею. — Будь уверен, что я отомщу тебе, если ты вздумаешь помереть в шаге от спасения. Что ж, а теперь пошли. Подъем и первые шаги были невероятно тяжелыми. Ноги как будто налились железом от бедер и до кончиков пальцев. Мышцы напряглись от тяжести чужого тела, закоченевшие конечности отказывались работать, и, тем не менее, Юнги шел. Потому что, будь на его месте он сам, Джин бы даже без ног дотащил его к спасению. Даже если тащить пришлось бы зубами. Поэтому, заливаясь потом и слезами, Юнги брел вперед, покачиваясь из стороны в сторону. Ему было страшно обнаружить на той стороне не разведчиков, а бандитов или хозяина вещей. Но из двух зол пришлось выбирать меньшее. — …ги! Джин! — послышались крики знакомого голоса. Проглотив комок из горечи и слез, Юнги закричал, что есть силы: — Мы живы! Мы здесь! Сначала была тишина, а потом громкий топот ног отразился от стен. Юнги от облегчения чуть не рухнул наземь, но его вовремя подхватили сильные руки Намджуна. Мокрого от крови, грязи и снега, с многочисленными порезами, но живого. Юнги успел лишь сказать о ранениях Джина, пока Гуан и Поло снимали командующего со спины. Папараццо поднял бету на руки, как будто тот ничего не весил, а Гуан придерживал его под спиной, стараясь как можно меньше травмировать ребра. Юнги хотел было кинуться вслед, но Намджун обнял его. Так крепко и неожиданно, что у Мина подкосились ноги. — Ты жив, — будто не веря в свое счастье, прошептал Намджун. И сильнее стиснул омегу. — Жив… Вы оба живы… — И ты, — хрипло шепнул Юнги. Он встал на носочки и обхватил его за шею, вплел сбитые, мозолистые пальцы в волосы Намджуна. Позволили себе секунду непозволительного счастья перед очередной схваткой со смертью. Юнги поднял на него влажный взгляд, непозволительно, непростительно сильно желая поцеловать. И отстранился. — Надо уходить… — Скорее, — командир положил ладонь на спину капрала и подтолкнул к выходу. Вдвоем они выбрались из пещеры, вскарабкавшись по скользким камням, оставшимся после взрыва. Гуан помог Юнги подтянуться, обхватив за руку и буквально подняв наружу. Солнце осветило израненный взгляд. Юнги обернулся на завалы камней и радостно подумал: «Как хорошо, что эта заноза заставила меня пройти дальше. Иначе нас бы точно убило взрывом». Намджун сунул два пальца в рот и громко свистнул, подзывая лошадей. Лошадь Юнги, слава трем богиням, не испугалась и не убежала. Почти на ходу капрал вскочил на нее и наконец рассмотрел оставшееся поле битвы… Титаны уже истлевали, выпуская в воздух пар. Их скелеты обнажились, как старые переплетения древесных корней. Он не знал, сколько их было, но насколько хватало взгляда тянулся пар, будто туман, стелющийся над лесом. — Что здесь произошло? — тихо спросил Юнги, дернув за поводья. — Как только вас завалило, титаны словно обезумели. Начали кидаться на нас с невероятной силой, — сказал Намджун, поравнявшись с ним. — Я не знаю, каким образом нам удалось отбиться. Не верю в удачу, но здесь — не иначе, как она. В другом случае мы бы не были передовым оружием человечества. — Или безрассудным, — капрал прикусил губу и отвернулся. Солнце давно упало за горизонт, окрасив небо кровью вскрытой раны заката. Следовало торопиться. — Джин сильно ранен… — Он боец. Как и каждый из нас, — твердо, безапелляционно отрезал командир. — Я приказал ему не умирать. — Отлично, — улыбнулся уголком губ Намджун. — Иногда ему полезно давать такие приказы. Гуан, забери лошадь командующего, — он указал на животное, что ожидало хозяина у дерева. Кивнув, солдат исполнил приказ. Группа опором погнала лошадей, вновь возведя курок смерти. Юнги не мог без боли видеть Джина, почти лежащего на груди Поло. На Папараццо не было лица. Теперь капрал смотрел на двоих совершенно другим взглядом и замечал, как бережно помощник капитана придерживает его, как прижимает к себе, ведя лошадь одной рукой. Холодный ветер бил их по лицам, трепал волосы Юнги, развевающиеся за спиной красными языками пламени в свете уходящего солнца. Гуан скакал рядом с Поло, готовясь поддержать его в нужную минуту. Мин обернулся и увидел, что Намджун смотрел прямо на него. Смотрел глазами, полными теплоты. Ком встал где-то посредине горла. — Спасибо, — одними губами прошептал Юнги. — Что пришел. — Я не мог не прийти, — так же тихо шепнул Намджун. — Я всегда буду приходить туда, где будешь ты… Разведчики возвращались домой, потеряв двух своих братьев. Обессиленные. Окровавленные. Разгромленные. Но живые.

***

— Ты уверен? — осторожно спросил Чонгук, глядя ему в глаза. Не ответив, Джей напал первым. Сорвался с места, взметая песок, и занес кулак в лицо противнику, но тот быстро выставил блок. Благодаря частым тренировкам с Диасом, он выучил этот урок, как свои пять пальцев, а потому резко подпрыгнул, ловко минуя подножку, заранее уготовленную для его падения. Тактика ближнего боя у Джея была на высоте, поэтому Чонгук терпел промахи, лишь бы научиться. Джей тут же нанес несколько быстрых, точных ударов кулаком под дых, в плечо и контрольный — локтем по темечку. Однако, последний не достиг цели. Увернувшись, Чон отскочил, пригнулся и сделал резкий толчок опорной ногой. Он врезался в торс Джея и сбил его с ног. Оголенные до пояса, несмотря на холодный ветер, они оба полетели на землю, счесывая локти и подбородки. Джей проехался спиной по песку, оставляя глубокую борозду. Не дав ему времени на координацию, Чонгук запрыгнул сверху и вмазал кулаком рядом с чужой головой — Диас успел увернуться и толкнуть противника в грудь. Теперь он смог перехватить Чонгука и свалить на землю. Они сцепились в ожесточенной схватке, не желая уступать друг другу победу. Чувствуя, как капля пота катится по лбу, Джей отметил, что тренировки не прошли даром. Чонгук впитывал, как губка, все, чему он учил, и легко применял это на практике. Парни старались тренироваться каждый день, дабы не прозябать в отсутствие занятий. Командира Хансона не было в кадетском корпусе с самого испытания, Мартель рассказывал, что видел у Юджона в глазах слезы. Никто не знал, в чем дело, но неожиданная свобода их расхолаживала. Немногие проявили интерес к индивидуальным тренировкам, в отличие от этих двоих. Некоторые девчонки и омеги тоже упражнялись, но большинство предпочло восстановиться после тяжелого испытания. Чимин проводил время в библиотеке, а Хосок — в крытом спортзале, где было не так холодно. Поэтому на улице тренировались лишь они. Чонгук резко обхватил его бедрами и сдавил. Но, когда кулак попался в ловушку его рук, понял, что сам не может сдвинуться. Джей навалился на него и резко прижал холодный локоть к чужому горлу, где быстро билось сердце. Победоносная ухмылка озарила лицо Диаса, когда противник поднял руки, сдаваясь. — А я уж думал, сломанное ребро даст мне фору, — усмехнулся Чонгук. — Никогда не надейся на слабости противника. Думай о его сильных сторонах — и не проиграешь, — Джей встал и подал руку. Парень тоже поднялся. — Идем на второй круг? — Ага, — и ребята вышли на пятикилометровую круговую дистанцию. Было странно бегать без криков командира, но Чонгук по ним скучал. После всего, что случилось, он был бы рад даже камни с утра до ночи таскать для постройки моста, только бы командир Хансон, от которого ни слуху, ни духу, вернулся. Даже его мужу не сообщили, где он и когда приедет обратно. «Ожидайте» — вот и все, что услышал омега с ребенком на руках. У Чонгука рвалось на кусочки сердце от его слез. Берси, чувствуя настроение папы, тоже беспрерывно плакал. Неравнодушные ребята из их отряда помогали учителю с малышом, гуляли и кормили, пока Юджон отбивал пороги директора корпуса. Между Чонгуком и командиром Хансоном что-то навсегда изменилось. Как ни старался, он не мог забыть его перепуганное лицо, его крепкие объятия и взволнованный голос… Бьерн скинул маску всемогущего командира и стал просто собой — мужчиной, солдатом, мужем, отцом. — Как твое ребро? — спросил Чонгук, когда они добежали до финиша. Бег уже не утомлял. — Заживает. Не страшно, другие пострадали намного сильнее. Самюэль до сих пор на меня обижен. — Он остынет. Ты действовал в рамках своих полномочий, — Чонгук уселся на песок и уперся локтями в колени. Джей опустился рядом. — Не знаю, как поступил бы на твоем месте. — Ты был на моем месте. И выбрал остаться, хотя как и я не знал, доживет ли он до утра. — Так мы оба оплошали? — улыбнулся уголком губ Чон. — Или, наоборот, выиграли? Как нас будут судить? — Завтра станет известно. Результаты огласят перед вербовкой, — пожал плечами солдат. — Ты уже твердо для себя решил, куда вступаешь? — Я это знал с самого детства. Разведчиком буду, ходить под командованием Ким Намджуна, — Чонгук расплылся в блаженной улыбке. — Мне все равно на место в рейтинге. В разведчики можно пойти любому. Вот тем, кто в королевскую полицию метит — пришлось рвать жопу. Я слышал, Анни думала поступить туда? — Ее право, — отозвался Джей. — Разве вы не друзья? — спросил Чонгук. Парень посмотрел на него долгим взглядом. Чонгук тут же исправился: — Да. Полевые товарищи. Но все же, разве тебе не интересна их судьба? — Интересна. Но у них своя голова на плечах. Чонгук, знаешь, что самое ценное есть у человека? Это не деньги. Не драгоценности. Не высокий статус. Это… — Свобода, — закончил за него Чонгук. — Да. Свобода выбора. Нам же остается либо принять этот выбор, либо нет. Неважно, насколько вы близки — люди уходят, и ты ничего не можешь с этим поделать. — Я понимаю это, Джей. Но на некоторых людей не может быть все равно, — он посмотрел на крутящегося у крыльца Мартеля, что разговаривал с Миек и громко смеялся. Вспомнил о Хосоке, Чимине… о Тэхене. — Мы солдаты, но мы еще и люди. А люди любят, волнуются, переживают и страдают. Я хочу освободить мир от титанов, чтобы мы жили в спокойствии. И меня очень беспокоит их судьба. — Первое, чему меня научили — люди смертны. Иногда в прямом, иногда — в переносном смысле. Людей нужно отпускать. Ты ведь не будешь таскать за собой труп, будь он физический или эфемерный? — задал вопрос Джей, от которого у Чонгука по рукам пробежали мурашки. Разве не это он делает постоянно? Не тащит на себе трупы своих товарищей, воспитательниц? Поко? Мамы… Они всегда были где-то внутри Чонгука — как стимул к движению, не груз. Напоминание о важности и нужности их жизней придавало сил самому Чонгуку. Он не думал о том, что отпустить их легче, чем держать. Самое тяжелое было то, что юноша влачил в себе жизни всех: умерших и живых. Не мог позволить себе забыть, разве это не стало бы предательством? Он обещал сестре Эсми быть хорошим человеком. Сестрице Атсуко — добраться до моря. Поко — всегда быть рядом, в болезни и здравии. Мартелю — защищать от титанов. Хосоку — стать хорошим капитаном. Чимину — помочь с научными проектами. Тэхену — вытащить с того света… Чонгук обещал многим и многое. Но никак не мог вспомнить, что же обещали ему. Он медленно моргнул, глядя Джею в глаза. Диас тихо усмехнулся. — Вот об этом я и говорю. Чем проще отпускать людей, даже самых любимых, тем легче тебе будет жить. Тем проще достичь своей цели. Никто не принадлежит тебе, Чонгук, и в будущем ты это увидишь. Враг не сможет предать тебя, ведь ты ожидаешь от него нападения и готовишься. Предают те, кто ближе всего. Те, от кого ты никогда не будешь ожидать подставы. — На что ты намекаешь? — Ни на что. И ни на кого. Я говорю — и не моя проблема, что меня не слышно. Лучше продолжим тренировку. Они снова встали в спарринг, но Чонгук быстро проиграл, нагруженный собственными мыслями. Каждый разговор с Джеем — это тяжелая монета в копилку его самопознания. До Джея он никогда и не задумывался над своими поступками, он просто делал, руководствуясь внутренним компасом. Ему было неведомо, что он старался отдать во внешний мир то, чего не хватало ему самому: помощь и поддержку, тепло и любовь. Чонгук хотел быть полезным, ведь думал, что так можно заслужить любовь. Но он не осознавал, как много отдает другим, зачастую не получая ничего взамен. Он был старшим, на него надеялись, к нему прислушивались — что тогда, в приюте, что в их маленькой компании, что в кадетском корпусе. Но был ли Чонгук самостоятельной единицей? Джей однажды сказал ему: «Откажи хотя бы единожды — и посчитай, сколько раз тебе это припомнят». Чонгук был безотказным. Доверчивым. Слабым. Командир Хансон абсолютно прав. Желая заслужить любовь этого мира и живущих в нем людей, Чонгук подставлял обе щеки. Некстати ему вспомнилось, как Чимин ссылался на нехватку времени, мягко отказывая в помощи, как завидовал его успехам Хосок, как порой эгоистично Мартель обижался, когда Чонгук не мог с ним позаниматься, чтобы запомнить текст… Чонгук начинал злиться. — Чон, порядок? — спросил Джей, в очередной раз уложив его на спину. — Порядок, — гулко дыша, ответил юноша. — Мысли мешают. — Вот что, — Диас помог ему подняться. — Одна из вещей, которая помогла мне взять себя под контроль — это медитация. Попробуй. Покопайся в себе и разложи все по полочкам, если хочешь стать воином. — Я очень хочу этого, Джей. Как никогда раньше, — в ответ на эти слова товарищ улыбнулся уголком губ. — Тогда не жди, что небо упадет тебе на голову. Борись, Чонгук. Борись за то, что тебе дорого — даже если схватка будет с самим собой. А это, кстати, самый тяжелый бой. — Ребята, — помахал им издалека Мартель. Он подбежал с сияющей улыбкой. — Говорят, командир Хансон сегодня прибудет в корпус! — Что? Откуда вы это взяли? — удивился Чонгук. — Браун слышал, как солдаты перешептывались, и рассказал нам. Говорят, директор хочет его видеть… Скоро ведь соберутся командующие! Наверное, его пригласят огласить результаты. Может, рассказы об его отстранении — не более, чем слухи? — А ты их собираешь? — сложил руки на груди Джей. Мартель с болью посмотрел на него. — Меньше бы языком чесали, больше тренировались. — Если он и вправду будет здесь, я надеюсь, нам дадут с ним поговорить… — протянул Чон. — Все так глупо и нелепо получилось. — Учитель Юджон сам не свой. Плачет постоянно, — вздохнул Мартель. — Он попросил меня посидеть с Берси. Джей, пойдешь со мной? — С чего бы? — Хорошая идея, — улыбнулся Чонгук, ткнув локтем Джея в бок. Тот окинул его хмурым взглядом. — Я пока займу душ, а потом поговорю с Юджоном. Хорошо вам понянчиться с малышом. Мартель, чмокни его пару раз за меня. — Ага! — братишка широко улыбнулся, но, как только Чонгук ушел в сторону домиков, повернулся к Джею и с самым виноватым видом спросил: — Мы можем поговорить? Джей догадывался, о чем пойдет разговор — Чон-младший не раз пытался завести с ним этот диалог, но Диас не видел смысла. И все же кивнул. Надел рубашку, сверху — куртку, и они неспешным шагом пошли к жилым корпусам, где размещались преподаватели, тренеры и командиры. Юджон сидел на лавочке, держа хныкающего Берси — такого крохотного, а уже столкнувшегося с жестокой жизнью. Крупные слезы катились по его щекам к подбородку и падали на одеяльце, которым папа укутал сына. Увидев кадетов, он тут же вытер слезы и поднялся, глядя на Мартеля покрасневшими, припухшими глазами: — Прости меня, Мартель… Мне так стыдно, что я снова оставляю Берси на тебя, — шмыгнул носом учитель. — Ах, прошу вас, не беспокойтесь! — Мартель обнял его, утешающе поглаживая по спине. — Мне только в радость гулять с Берси, он такой славный малыш! И Джей вот вызвался тоже, — улыбнулся он. — Вообще-то… — Мы пойдем гулять и дышать свежим воздухом, — перебил его Чон-младший. Джей закатил глаза. — А как только вы закончите — вернемся и выпьем хороший травяной чай. Успокаивающий. — Спасибо, спасибо, мои дорогие, — Юджон утер краем куртки нос. — Джей, я могу?.. — он сделал шаг вперед и кивнул на Берси. Парень немного растерялся. Он знал, каково держать в руках оружие, а вот детей — понятия не имел. Но видя, как заплаканный и совершенно несчастный омега смотрит на него, заглядывая прямиком в душу, Диас не смог отказать и протянул руки. Берси улыбнулся беззубым ротиком, отчего его щечки, чуть покрасневшие, стали похожи на два яблочка. Джей неловко и не слишком уверенно взял его на руки и уставился на этот комок тепла. — А что мне делать с ним? — он поднял взгляд на Юджона и самозабвенно улыбающегося Мартеля. — Просто держать? Так? — Да. Только головку положи на локоть, вот сюда, — учитель аккуратно поправил малыша на чужих руках и натянул шапочку, из-под которой торчали кудрявые волосики. Наклонившись, ласково прижался ко лбу малыша прохладными губами: — Прости меня, моя голубка, что снова оставляю тебя… Я скоро вернусь… — Учитель, мы будем поблизости. Берси хорошо уснет на свежем воздухе, — Мартель указал ладонью в сторону подлеска. — Вот там будем, на лавочке. Хорошо? Только не беспокойтесь. — Спасибо, мой милый, спасибо, — Юджон слегка сжал его локоть и отдал сумку. — Тут бутылочки со смесью, салфетки, соска, теплые вещи… Я найду вас, как только закончу, ладно? Простите еще раз, — учитель обнял Мартеля, а Мартель прижал его к себе, поглаживая по затылку. Этот человек сделал так много для них, он помогал и был рядом, когда это было необходимо, теперь Мартель желал отплатить тем же. Ребята двинулись на прогулку. Берси издавал какие-то странные для Джея звуки, разглядывая его огромными глазками. Он кусал свои ручки в теплых царапках и с тихим «гы-ы-ы» улыбался Диасу. Парень никогда не видел детей так близко. Для него эти ощущения были… странными. Неопознанными. Как будто обнаружилось что-то новое, доселе не виданное, а потому он никак не мог понять, что же чувствует. Джей всегда считал, что дети ему безразличны, потому что они как звезды на небе — есть и есть, светят и светят. До них не достанешь — просто знаешь, что те существуют. — Он… пахнет, — неуверенно сказал Джей. — Как, уже? — удивился Мартель и принюхался к малышу. Менять пеленки он не слишком любил, но для Берси готов был пойти и на такое. — Странно, я не чувствую… — Да нет же. Он молоком пахнет. — Аха-ха-ха! — расхохотался омега. — Все детки пахнут молоком. — Это странно… — протянул Джей, с опаской глядя на ребенка. Мартель не выдержал и прыснул от вида его лица. — Ну что? — Прости. Просто ты слишком мило выглядишь с ребенком на руках. Прости, пожалуйста. — Все нормально. Я просто никогда не держал детей. — Они тебе нравятся? — Не знаю. Не думал об этом, — Джей посмотрел на Берси и поднял бровь. — Чего он улыбается мне? — Думаю, ты нравишься ему. Берси очень тактильный и общительный ребенок, страшно реагирует на общий эмоциональный фон. Тем более, он давно не видел своего отца… — Мартель вздохнул. — Может, он в тебе видит своего защитника, а? Мог ли ты подумать, что будешь защищать не человечество от титанов, а одного медвежонка? — юноша ласково щипнул Берси за щечку. Тот издал похожий на смех звук. — Как дети могут быть общительными в таком возрасте? Они же ничего не понимают. — Вот так, Джей, — улыбнулся Чон-младший. — Так же, как ты, лучший солдат нашего корпуса, способен одолеть любого противника, а ребенка держишь впервые. Вот так и Берси. Он просто любит, когда его окружают вниманием, — ребята присели на лавочку, и малыш закряхтел в руках Джея. Тот аж дернулся от неожиданности. — Не пугайся, ему просто неудобно. Вот так, маленький. Мартель уложил ребенка ножками на бедра, а туловищем на руку альфы. Достал из сумки еще теплое молоко, нагнулся и приставил соску к пухлым розовым губам. Берси тут же с удовольствием принялся кушать. А Джей во все глаза глядел на Мартеля, который так органично и правильно смотрелся не с оружием в руках, а с детской смесью… Тепло. Вот то неясное чувство, что испытывал Диас, держа Берси и видя эту картину. Он знал, что такое страсть. Знал, что значит и желание. Но нежность была ему неведома. — Тебе идет это. — Что — это? — улыбнулся Мартель. — Кормить Берси? — малыш откликнулся улыбкой с соской во рту на звук своего имени. Пара капель потекла с уголков губ. — Аккуратнее, солнышко. Кушай и не отвлекайся, — юноша с трепетной нежностью вытер его ротик и взглянул на Джея. — Да. Ну не только Берси, наверное. Ты красиво смотришься. — Спасибо, — смутился омега. — А знаешь, тебе тоже это идет… — Я воин. — Да. Но воины тоже заводят детей… Джей, то, что произошло в горах, мои слова… Я совсем так не думаю, — он помотал головой. — Я был в панике. Мы с Самюэлем очень давно знаем друг друга, поэтому я отреагировал так остро. Он мой товарищ, друг… Мы через многое прошли, понимаешь? Я видел, как умер его брат и как тяжело он переживал это. Мы с Чонгуком всегда стараемся помогать окружающим. Твои действия пошли вразрез с моим мировоззрением, но ты действовал разумно. Как командующий. А я… я не думал, как солдат. Ты простишь меня? — Мне не за что прощать тебя, Мартель. Ты человек, и у тебя человеческие реакции, — пожал плечами Джей. — Но ты должен понимать — или ты, или тебя. Нужно пожертвовать кем-то, чтобы спасти остальных. Мне не хочется тебя ничему учить, ты мальчик взрослый. Просто впредь выполняй команды. — Я… я не могу, — опустил глаза Мартель. — В тот момент я думал о том, что было бы, окажись на его месте Чонгук. Я бы сошел с ума и сам туда прыгнул. — Тогда ты глупец. — А ты… — юноша задохнулся от возмущения, но, подняв взгляд, увидел, что Джей улыбается. Аккуратно и несмело, будто впервые пробовал. — Почему ты улыбаешься? — Не знаю. Это Берси так влияет. — Наверное, — кивнул Мартель и поправил шапочку малыша. — Джей, несмотря ни на что, спасибо. Ты поступил как настоящий герой, и я очень сильно зауважал тебя. Еще сильнее. И спасибо, что помогаешь Чонгуку. — Мартель, тебе не место в солдатах. Ты очень добрый. — Разве доброта — это порок? — Нет. Но между «добротой» и «глупостью» очень тонкая грань. — Значит, я глупый? — Я же сказал, ты добрый, — Берси смотрел то на одного, то на другого, с удовольствием посасывая бутылочку. Со стороны они вполне сошли бы за молодую семью. Мартель показательно надулся, сложил руки на груди и отвернулся. — Ну, теперь и ты на меня обидишься? — усмехнулся Джей, обхватил Мартеля одной рукой, что не составило ему никакого труда, и прижал к себе. Сердце юноши быстро забилось от волнения и трепета, но он не подал виду. — Нет, — буркнул омега. — Не обиделся. — Мартель, я лишь не хочу, чтобы ты пострадал. В реальном бою все очень… жестоко. Наши тренировки не готовят к ним. Если твой командир скажет тебе бежать — беги. Скажет ползти — ползи. Скажет стрелять — стреляй. Однажды это может спасти тебе жизнь. — Я понимаю, Джей, — тяжело вздохнув, он повернулся к собеседнику так, что они чуть не столкнулись носами. — Тогда как же мне не потерять человечность на поле боя? — Иногда на поле боя откидывают нечто большее, чем человечность. Это жизнь, — слегка улыбнулся парень и посмотрел на Берси. — И ее не бывает без смерти. Мартель не ответил. Он молча сидел бедро к бедру Джея и не спешил ему напоминать о лежащей на талии руке. Ему было хорошо. Приятно. Берси тихо чмокал, посасывая бутылочку, его круглые щечки надувались еще больше. В тот момент не было ни испытаний, ни переживаний, ни титанов, ни других людей. Просто они — втроем. У Мартеля в груди было так тепло, что, он думал, мог бы согреть руки Джея. Тот посмотрел ему в лицо, спокойно улыбаясь. Для Диаса это было в новинку — сидеть вот так. Нет, он давно уже познал прелести совместных ночей, но вот это — нечто совершенно иное. — А знаешь, откуда я родом? Оттуда, где на лугах паслись пушистые коровы… — начал Мартель. — Что? На свете есть пушистые коровы? — Конечно! — тихонько засмеялся юноша. — А еще… — они тихо болтали, глядя друг на друга. С расстояния не было возможности услышать, о чем был разговор и как близко их лица находились друг к другу. Аби сжал пальцами свои предплечья и потупил взгляд в землю, возвращаясь в корпус. Противное жжение в груди никак не хотело униматься.

*

— Это шутка?! — Чонгук побагровел от злости. Командир Хансон взглянул на него уставшим взглядом. — Почему? Кто вообще решил, что ответственность за это должны нести вы? — Я ваш командир, — сказал Бьерн и тут же поправился: — Был. Я видел тучу. Видел, что погода портилась. Я был обязан вас развернуть, так указано в протоколе. И кто-то должен за это ответить. — Но разве кадеты не проходят через это каждый год? — спросил Чимин. — Были потери похуже наших… В этом году, благо, без смертей. Так почему же именно сейчас? — Просто кому-то выгодно, — поджал губы Хосок. Все посмотрели на него. — Очевидно же. Почему предыдущих командиров не отстраняли от деятельности? Я в жизни не поверю, что никто ни разу не попадал в такую передрягу. Просто нашли причину вас сместить, вот и все. — Что же нам делать? — стараясь держать себя в руках, тихо спросил Юджон. — Они меня не слушают… Я пытался вразумить директора, но он просто проигнорировал. Бьерн, что же нам делать? — Ну, ну, не плачь, — мужчина обнял мужа, сгреб его, такого хрупкого, испуганного, в свои медвежьи объятия и зарылся носом в волосы. Плечи учителя изредка подрагивали. — Я пойду служить в гарнизон. — Что?! — вскрикнули разом ребята. — Как… вы действительно уйдете? — спросил Хосок. — Вот так просто? Не поборовшись? — Мне не оставили выбора. Или ухожу, или меня отправляют в тюрьму за несоблюдение должностного регламента и подвержение опасности жизни кадетов. Я не могу — у меня семья, — спокойно ответил командир. Он посмотрел на Хосока, затем на Чимина, после — на Чонгука. — Я научил вас всему, что умею сам. Иногда мне приходилось быть с вами строже, но того требовали обстоятельства. Когда вы увидите титанов, поверьте: мир больше никогда не станет прежним. Многие погибнут. И я хочу, чтобы вы были к этому готовы. — Командир… — Я больше не командир, — мотнул головой Бьерн. — Командир Хансон, — упорно повторил Чонгук. — Я не позволю этой несправедливости случиться так просто. Поверьте, я найду способ справиться с этой несправедливостью, — злой, Чон резко встал из-за стола и вышел на улицу. Бьерн проводил его тяжелым взглядом и посмотрел на Чимина. — Вразуми его. Пусть не лезет туда, откуда не сможет выбраться. — Неужели вы смирились? — недоумевал Хосок. — Разве у меня остался выбор? Вы еще дети. Вы не знаете, как устроен этот мир. Со стороны кажется, что правильный выбор сделать легко. Но в жизни никогда не бывает «правильного» выбора. Есть только тот, который нанесет меньший урон тебе и твоим близким. Я выбрал свою семью. Когда вы подрастете и вам тоже посчастливится узнать, что значит быть главой семьи, то, быть может, сумеете понять. — Мы всегда думали, что вы до последнего будете сражаться, — тихо сказал Чимин. — Но… мы не осуждаем вас. Но и мириться с вашим выбором не хотим. Поэтому Чонгук на взводе. — Вы должны беречь его, — недолго помолчав, ответил Бьерн. — Он совершенно особенный человек. Вы все — особенные. Должен признать, мне сложно с вами расставаться. Вы — мой лучший выпуск, я знаю, что вы оставите след в истории. — Почему вы не сказали этого самому Чонгуку? — спросил Хосок. — Потому что иначе ему было бы еще сложнее проститься со мной. Теперь идите, — Бьерн махнул ладонью. — Я хочу поговорить с Юджоном наедине. И вытрите сопли, смотреть противно, — грустно усмехнулся командир. Чимин и Хосок с глухим стуком прижали кулаки к сердцам, чувствуя какую-то щемящую внутри боль. Бьерн повернулся и взял ладони супруга в свои: — Прости меня. Я так облажался… — Я не могу в это поверить, — сглотнув слезы, сказал Юджон. — Вдруг ребята правы? Вдруг тебя отстраняют нарочно? — Все может быть. Но мне легче защитить вас с Берси из гарнизона, чем из карцера. Мы проведем награждение и уедем в Трост. Ты поступишь работать в школу, Берси отдадим в ясли, а я буду служить на стене. Все будет в порядке, слышишь? — Но тут вся наша жизнь! — заплакал Юджон. — Как же ребята будут без тебя… — Они завтрашние солдаты. Вскоре их детство оборвется, им придется идти дальше самостоятельно. Пусть это будет их самая большая потеря, — Бьерн отвел взгляд. — Мне тоже тяжело. Я не хотел этого… — Я знаю, — всхлипнул омега. Он обнял мужа за шею. — Что бы ты ни решил, я пойду за тобой… — Спасибо, — прошептал Бьерн. — Я не могу тебя просить о большем… Чимин и Хосок остановились около ступенек, ведущих в тренировочный крытый зал, и присели. Ветер гонял по земле комья снега и какой-то бумажный мусор. Небо над головой было сырым и тяжелым, совсем как мысли, роящиеся в головах кадетов. Чимин подтянул колени к груди и внимательно посмотрел на мрачного Хосока. — Говори. Я же вижу: тебя что-то мучает. — Ты идешь в разведку? — Да, — кивнул Чимин. — Ведь мы так задумали изначально. Я, ты, Чонгук и Мартель. — Это была мечта Чонгука. Не моя. — О чем ты? — моргнул Пак. — Ты передумал? — Меня удивляет то, что не передумал ты. После всего, что случилось — разве я мог хотеть остаться в разведке? Черт, Чимин, мы даже за стену не вышли, а уже чуть не умерли. Там мы будем каждую секунду в опасности перед стихией, если не говорить о титанах. Блять. — Тебе страшно… — Да! Мне охренеть как страшно. Мы чуть не умерли в том переходе. Я каждую минуту думал о том, что она — последняя. Хотелось выть до потери пульса. Я не готов, — прошептал Хосок. — Знаю, что попаду в рейтинг. Я могу пойти в королевскую полицию. — Ясно… — Не нужно осуждать меня, — ощетинился парень. Ему было страшно чувствовать себя слабым, еще страшнее — признавать это. — Я не осуждаю. Будучи в королевской полиции, ты можешь уйти в разведку. Будучи в разведке — в полицию уже не вернешься. Это понятно. Объяснимо. Хосок тяжело посмотрел на него. Горько. Никто не знал, чего стоили ему эти слова. Разве не он призывал всегда идти вперед? Не он ли храбрился и хотел вступить в ряды разведчиков? Он думал, что в детстве сожрал все ядовитые дары жизни, а оказалось, то были сахарные тыквы. Впереди ждал настоящий ад, к которому Чон оказался не готов. Муштра командира Хансона воспитывала тело, но дух способен был закалить только бой, настоящий бой. Он еще не вступил на тропу войны с титанами, а уже было сложно. Раздражение и злость на самого себя терзали Хосока с того самого дня. Он знал, что никто из ребят, даже нежный Мартель, не отказался от идеи вступить в ряды разведчиков, а он… А он трусил. Или хотел получить заслуженный плод своих трудов — безопасность за пределами стены Сина? Разве не для этого рвал жопу? Охранять королевскую задницу — не самое плохое занятие. Хосок лопался от назойливых мыслей, они рвали его голову на части. — Ты уже сказал ему? — Нет. Когда бы? — усмехнулся Хосок. — Он то тренируется с Диасом, то сидит в библиотеке с Мартелем, то бегает проведывать Тэхена. — Ты ведь знаешь, это лишь отговорки… — мягко сказал друг. — Да! Я знаю, Чимин, чтоб тебя! — не выдержав чужой взгляд, Хосок отвернулся. Ему было… стыдно. Противно. — Я ничего не могу сделать с этим. — Понятно. Ну, я думаю, что Чонгук тебя поймет. Он всегда входил в наше положение. — Я не могу следовать за его мечтой, — тихо сказал парень. — У меня должна быть своя, разве нет? — И чего ты хотел все это время? — Будучи ребенком, я хотел воевать за людей, за мир на нашей земле. Когда вырос и понял, что мир еще опаснее, чем был для меня в детстве… Мне захотелось спокойствия. А ты? Чего ты хочешь, Чимин? Ты всегда шел за нами, но никогда не говорил, чего хочешь сам. — Наверное, этого я и хочу, — Чимин посмотрел вверх. — Быть с вами. Я уже потерял семью однажды, и не хочу терять ее снова. Быть с вами и реализовать свои задумки — вот чего я хочу. — И тебе все равно, в какой форме это реализовывать? В каком корпусе? — Полезнее я буду в разведке. У меня есть идеи для улучшения боевого оружия и захватывающих средств. — Тебе так Чонгук сказал? — Нет, — улыбнулся он, глянув на Хосока. — Ты. Хосок притих. Первая реакция, ярость, спала и оставила на своем месте лишь глумливый стыд, который обнажил все страхи и недостатки, как волны выбрасывает на берег мусор, стёкла и острые камни. Парень не знал, куда деть взгляд, а потому уперся в носки сапог. Наверное, в глубине души он все для себя решил. Так будет лучше. Они ведь не могли быть всегда вместе? То была детская мечта, разрушенная суровой реальностью. Хосок не знал, что думать, что чувствовать. Он пытался договориться со своей совестью, но не получалось. Вина грызла сердце. Обещание, данное ребятам, теперь воевало с его истинным желанием защиты. Он хотел жить в безопасности, разве это было чем-то плохим? Но Хосок солдат. Он клялся защищать людей, а защищать их внутри стены Сина не имело никакого смысла. Сначала умирают разведчики. Затем гарнизон. После них — полиция. Хосок хотел спрятаться за трупами своих друзей, которых звал семьей? Не выдержав собственных мыслей, он вскочил со ступенек и пошел в неопределенном направлении. — Ты куда? — удивился Чимин. — Мне подумать надо. Одному. Расстроенный, Чимин остался сидеть, обхватив свои коленки. Значил ли уход Хосока то, что их, казалось бы, крепкая компания дала трещину? А то, что Чонгук теперь больше времени проводил с Джеем? Чимин всегда оставался на шаг позади. Он плыл за ними, даже если ребята глупо гребли против течения. Он верил им безоговорочно. Но, может быть, пришла пора и ему подумать о том, что будет дальше? Ведь, казалось, все остальные уже все для себя решили. — Куда бежишь? — раздался тихий голос. Чонгук дернулся от неожиданности, увидев притаившегося за кустом шиповника Тэхена. Он сидел на лавочке, накрыв ноги пледом, и читал лежавшую на коленях книгу. Ветер аккуратно трепал страницы, будто желая перевернуть. Спокойный взгляд карих глаз остановился на Чонгуке, злом, сжимающем кулаки. Тэхен оглядел его с ног до головы, вложил сухой листик вместо закладки и закрыл книгу. Похлопал по месту рядом с собой. Чонгук почему-то повиновался, хотя шел в совершенно другую сторону. Как заколдованный, перелез через близко растущие кусты и сел рядом. — Ты встревожен. — Нет, я зол. — Что послужило причиной? — Ты не слышал? Командира Хансона отстранили от работы, — Чонгук сжал руки в кулаки. — Не могу в это поверить. Это так несправедливо и низко. — Что он сделал? — удивился Тэхен. — Ничего! В чем и дело, Тэ. Но его обвиняют в том, что произошло в горах… Откуда ему было знать? Он такой же человек, как и мы. Я видел его глаза, когда он нашел нас. Так не смотрят на тех, кого хотят убить. Он кинулся к нам на помощь. Разве это справедливо, Тэхен? — Нет, — покачал головой омега. Чуть нахмурил густые брови. — Как-то это все… глупо. Но что собирался делать ты? — Как, что? Я шел к директору, чтобы… — Чтобы высказать свое недовольство его решением? — парень в ответ кивнул. — Чонгук, ты ведь далеко не глупый. Хочешь оказаться в самом конце рейтинга? Или же… вылететь из корпуса в шаге от своей мечты? — Нет… — Тогда зачем ты сам вставляешь себе палки в коле-кха-кха, — закашлялся еще не окрепший после продолжительной болезни юноша. Чонгук ласково коснулся его спины между лопаток. — Все в порядке… Спасибо… Так вот, зачем ты вредишь себе? Ты не сможешь помочь ему, если влезешь в это. — Ты предлагаешь мне просто сидеть и ничего не делать? — Нет. Я предлагаю тебе другой путь, — улыбнулся Тэхен. Чонгук впервые видел такую его улыбку. Теплую, спокойную. — На вербовке будут люди, которые способны повлиять на исход судьбы нашего командира. Хотя бы командующий Ким. Я всегда думал, что он — разумный человек. Ты сможешь вступить в его ряды и тогда уже попросить. Уж он-то имеет необходимые связи. К чему ломиться в двери, которые не открыли даже самому командиру Хансону? Неужели ты думаешь, будто твой голос повлияет на них? — Вообще-то, ты прав. Я разозлился. Хотел… не знаю, петицию создать. Вышибить им дверь ногой. Блин, не мог же я просто сидеть на месте. — Это хорошее дело, Чонгук. Ты… делаешь хорошие вещи. — Я совсем забыл спросить: как ты себя чувствуешь? Выглядишь… — Чонгук посмотрел ему в глаза. Его кожа была еще бледной, но синяки под глазами проходили, взгляд прояснился, а губы налились краской жизни. Тэхен стал еще красивее. Щеки, впавшие от изнурительной болезни, приобрели милую форму и едва заметную розовинку. «Выглядишь, как ангел», — подумал Чонгук, а вслух сказал: — …уже лучше. — Обо мне очень хорошо заботятся в лазарете. Я еще немного кашляю, но уже иду на поправку. Ты спас мою жизнь. Ждешь, что я теперь в долгу у тебя буду? — шутливо толкнул его кулачком юноша. Чонгук улыбнулся. — Было бы классно, вообще-то. — На самом деле, Чонгук, спасибо. Мне не хотелось умирать там. Было страшно, холодно, — Тэхен обхватил свои предплечья, вспоминая те ужасные часы. — Но благодаря тебе мне не было одиноко. Как все остальное время. И спасибо за мои перчатки, ты сохранил их. И заботился о нас двоих… — Все в порядке, Тэ. Я должен был. Мы ведь товарищи. — Для меня это значит больше, чем ты мог бы представить, — он мотнул головой. — Я… не умею дружить. У меня не было друзей. Моя семья — стая коршунов, в которой я был белой вороной. Поэтому я бежал от них, Чонгук. Привыкая к ударам, начинаешь бить сам, — усмехнулся Тэхен. — Что-то такое. Ты извини, если я что не то сказал тебе тогда. — Ты уже извинялся. Я не в обиде. Тем более, сам вспылил. Знаешь… — Чонгук смог наконец-то оторвать от него взгляд и посмотрел себе под ноги. — Когда тебя бьют ножом, нужно тщательно следить за тем, чтобы не испачкать кровью невинных. То есть, ты защищаешься от тех, кто тебя не обижал. Я понимаю. Здесь не все к тебе расположены доброжелательно… — О, это я успел заметить, поверь. — Но я и мои друзья не относимся к числу этих людей. Ты мог бы… Ну, если хочешь, общаться с нами. Со мной, — улыбнулся ему парень. Тэхен почувствовал себя… странно. Он слишком привык к своему одиночеству, чтобы вот так просто подпустить других. Он крепче сжал руками, одетыми в перчатки, книгу. — Ты всегда так открыт с другими людьми? — Да. Я жил в приюте, у нас было принято дружить и заботиться о младших или слабых. — Но ты уже давно не в приюте. — Но младших и слабых от этого меньше не стало, — улыбнулся Чонгук. — А что случилось с твоими родителями? — Мама бросила меня, когда я родился. Не знаю, почему. Но иногда мне кажется, что ее голос до сих пор снится мне. Отца я не знал. — Оу… Извини. — Ты не знал. — Сложно сказать, что лучше: живые родители-ублюдки или мертвые, — Тэхен кисло улыбнулся. — Эти перчатки мне дал последний близкий человек. Последний, кому я верил… Он научил меня всему, что знал сам. В том числе драться. Убивать. Я слышал, что обо мне говорят, про богатеньких родителей и все такое. Но правда такова, что мне приходилось убивать в лесу, чтобы есть, приходилось красть, скрываться, приходилось и голодать, и засыпать под открытым небом. Я сражался, чтобы попасть сюда, Чонгук. Ничего не далось мне просто так. — Я верю, — тихо ответил Чонгук. — Его звали Амаль. Того, кто проложил мне дорогу сюда. — Почему ты выбрал именно армию? — Тогда моя жизнь не будет пустой, — Тэхен поднял ладонь. На нее тихо спланировала снежинка. — Приятно быть кому-то нужным, верно? — Чонгук кивнул. Он точно знал, каково это. — И потому что Амаль был солдатом. Я не мог стать кем-то другим, — улыбнулся уголком губ юноша. — Я с самого детства хотел быть таким, как он. Сильным. — Ты очень сильный и доказал это в горах, — улыбнулся ему в ответ Чонгук. Их взгляды встретились. — И ты тоже… Я думал, что ты хочешь просто всем понравиться. Не видел в тебе ничего, кроме этого желания показать себя. Но… — Знаешь, я часто думаю о том, что мне важно доказать окружающим свою нужность, потому что матери я нужен не был. Она оставила меня. В детстве я думал, почему же все сложилось именно так? Может быть, потому, что я был плохим? Или как-то обидел ее? Но я ведь был ребенком. Разве любовь к детям не абсолютна? Тогда я быстро понял: чтобы тебя любили, нужно быть полезным. Сестры в приюте учили меня быть хорошим человеком, защищать обделенных и немощных. Взращивали во мне чувство справедливости, отваги. — Но какая твоя конечная цель? — Я хочу истребить титанов. Хочу, чтобы мы вышли за пределы этих стен и жили в том мире, который принадлежит нам. В огромном, свободном от гнета мире. Вот чего я по-настоящему хочу. — Ты думаешь, что найдешь счастье за стенами? — Да. Думаю, что так. — Ты никогда не думал о том, что твои враги, твои настоящие враги — это люди, не титаны? — Чонгук долго смотрел на Тэхена. В голове всплыл сон, увиденный в хлипкой хибаре: он с высоты титана видел смерти каждого, кто был ему дорог. Разве могла опасность идти от человека? — Не люди убили моих друзей и воспитателей в приюте. Не люди лишили крова наших товарищей. Не люди вынудили нас стать солдатами. Это были титаны… Я уверен, что, как только они исчезнут, наша жизнь наладится. Прекратятся войны за землю. Мы выйдем за стены и начнем жить иначе… Как люди, а не как скот. — Люди никогда не прекратят войну, — печально улыбнулся Тэхен. — Они грызутся даже сейчас. В мире нет ничего более стабильного, чем человеческая жадность и жестокость. Думаешь, дело в титанах? Они — просто внешняя угроза, которая сплотила нас. Но не более того. — О чем ты вообще говоришь, Тэхен? Ты в курсе, к чему могут привести такие речи? — В курсе. Но мне не страшно, — юноша весь выпрямился, откинул волосы со лба. И принялся кашлять. Чонгук заботливо придержал его, пока тот пытался сохранить легкие внутри, приложив платок к губам. — Титаны могут убить меня, потому что хотят сожрать. По неизвестной нам причине, и тем не менее их поведение ожидаемо. А вот люди могут улыбаться тебе в глаза и прятать за спиной нож. Это-то и пугает, Чонгук. Разве тебе не делали больно? — Делали, но, — Чонгук примолк. Ему как будто нечего было противопоставить чужим словам. Он покачал головой: — Я хочу жить в свободном мире. Здесь я не свободен. Я пришел бороться за мир без титанов, поэтому я стану разведчиком! Стану солдатом, который без страха будет бороться за справедливость! — Ну ты и зануда, — сухо усмехнулся Тэхен, вытирая губы платком. — Ладно. Ты веришь в то, что делаешь. Это дорогого стоит. Многие-то пришли сюда, чтобы обезопасить свои шкуры. — И ты? — И я. Но у меня и выбора особого не было. Разве что, конечно, в бордель, — Чонгук смутился при этой фразе, как будто что-то представил. Тэхен явно веселился. — Ну, уже вообразил меня в полупрозрачных одеждах, с ошейником и завязанными глазами? — Что?! Нет! — жарко воспротивился Чонгук. — Ошейника там не было… И ребята рассмеялись. Чонгук был счастлив слышать смех омеги, похожий на солнечные лучи среди грозного неба, что дарили умиротворение и покой. Он бы всю жизнь сидел вот так и разговаривал с Тэхеном, который оказался интересным и очень умным собеседником. Это тот случай, когда красиво было и внутри, и снаружи. Перестав смеяться, Чонгук просто с улыбкой смотрел на омегу. Было приятно просто сидеть рядом, словно они просто два подростка, которые не должны сражаться за спасение мира. Словно они просто наслаждались временем друг с другом. Парень глянул на старую книгу в руках Тэхена. — Что читаешь? — «Легенды забытого мира». Впервые ее вижу вообще, — юноша покрутил книгу в руках. Потрепанная тканевая обложка, сбитая на уголках, грозилась вот-вот развалиться. Но нельзя было не отметить красоту оформления. Рисунка уже не разобрать, лишь по центру виднелись витиеватые узоры из золотых нитей. — Там про мир без титанов. Про русалок, фей, всяких лесных и водных обитателей, про вервольфов. — Кто это? — Люди, способные обращаться волками, тиграми или даже журавлями. Одним словом — сказки, — улыбнулся Тэхен. — Но, впрочем, можно занять себя на вечер, если уж совсем делать нечего. Все бока отлежал под капельницами. — Бедняга, — Чонгуку больше не хотелось говорить о великом. Он подсел чуть ближе к Тэхену, обдав его своим запахом, и заглянул через руку: — Может, будешь не против, если я составлю тебе компанию? Мне было бы интересно узнать про эти легенды. Хорошо потом пугать ими мелкоту-первокурсников, — улыбнулся Чон. — Ну, почему бы и нет, — пожал плечами Тэхен. — Я остановился на Хозяине леса. Пишут, что он очень могущественный и сильный… Тэхен раскрыл книгу так, чтобы и Чонгук смог увидеть потертые картинки. Только ему, увы, было крайне сложно сосредоточиться на сути рассказа. Он просто слушал глубокий голос, глядел, как открываются губы, выпуская в воздух слова, как красивые глаза бегают по строчкам. От Тэхена исходило тепло. Не то тепло, что излучал Мартель или ребята. Все было… совершенно иначе. И Чонгуку безумно нравилось. Он никогда особо не обращал внимание ни на омег, ни на девушек. Тэхен же стал особенным случаем. Неприступный, как стена, сильный, самодостаточный, спокойный… И оттого безумно привлекательный. Чонгук чувствовал: он может почерпнуть в нем нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Ему ужасно хотелось соответствовать, но пока что Чонгуку нечего было предложить, кроме своих искренней симпатии и внимания. — Ты не слушаешь, — не отрывая взгляд от страниц, внезапно заметил Тэхен. — Ага, — улыбнулся Чонгук. — Вообще-то да, не слушаю. Ты просто очень красивый, — юноша резко посмотрел на него так, будто ему в жизни не говорили подобных слов. — Ты легенды учить будешь или на меня пялиться? — пробурчал омега. — А нельзя и то, и другое? — Чонгук. — Все, все, выбираю легенды. — Кхм, да… Так вот… Тэхен продолжил читать, а Чонгук не мог без улыбки смотреть на его щеки, расцветшие, как две прекрасные розы.

*

У Юнги было чувство, словно его избили. Выглядел он, впрочем, соответствующе. У них с Намджуном не было и минуты передышки: оказавшись внутри стен, они тут же отправились в кадетский корпус на вербовку солдат. Благо, что Сокджина удалось оставить в лазарете и приставить к нему Поло — хотя сложно было представить, чтобы кто-то смог оторвать его от постели командующего. После всего случившегося Юнги не мог не испытывать тревогу за состояние товарища. Они не знали абсолютно никаких подробностей, ведь сразу же отправились сюда, успев лишь принять душ и переодеться. Вопросов им не задавали, не осмелились. Но как закрыть рты остальным — проблема насущная. Намджун был спокоен. Он не высказывал своего волнения или усталости, именно это придавало Юнги сил. Они сидели в преподавательской столовой и ели. За окном занимался ранний рассвет. Сидя на жесткой лавке, в безопасности, с ложкой в руке, капралу тяжело было осознать и даже поверить в то, что с ними произошло. Намджун поднял чашку и отхлебнул кислый кофе. — Тебе бы поспать, — сказал Юнги, опустив взгляд в тарелку. Он ел рисовую кашу на молоке, вполне сносную, но кусок не лез в горло. — О нем думаешь? — О нем. И о том, какие последствия это повлечет. Я ошибся, Юнги. — Ошибся, — кивнул капрал. — Но ты знаешь сам, что рисков без ошибок не бывает. Так случилось… — Я потерял двух солдат. Почти потерял вас, — то, с какой силой он сжал чашку, выдало его напряжение. Жесткий взгляд был устремлен на горизонт. — Больше я такой ошибки не повторю. — Джин сказал, что он бы вернулся, будь на твоем месте. — А ты? — Нет. Ты знаешь. И тот Намджун, которого я знал, не пошел бы. — Я не могу потерять вас обоих. Разом, — Намджун тщетно пытался придумать себе оправдание. Он рисковал всеми, чего хороший командующий бы не допустил. Но и действовал Ким не как командующий, а как мужчина, потерявший своего омегу. Намджун резко отхлебнул кофе, стараясь перебить горечь во рту кислотой. — Все обошлось. — Звучит так себе, — Юнги скупо усмехнулся. — Это всплывет. Обязательно. — Нет, — жестко ответил капрал, Намджун посмотрел на него. — Я не позволю этому случиться. Просто… поверь мне. — Я не стану задавать вопросы. По крайней мере, не сейчас. — Спасибо. Юнги хотел улыбнуться, но проглотил это желание. Он не понимал что именно, но что-то между ними изменилось. Как будто стена, которую они строили так долго, пошла трещиной. Юнги за этой стеной тщетно прятал свои чувства к командующему, свои мечты и надежды. А теперь она трещала по швам, грозясь обвалиться на их головы. Теперь касания Намджуна, его взгляды, обращенные улыбки — все было другим. Оказавшись на краю смерти, Юнги понял: он не готов вот так просто отпустить Намджуна, как бы долго и тщательно к этому не готовился. Они — всего лишь люди. Может, более сильные, способные, смелые. Но они все же люди, а люди смертны. Как по команде, оба отвели взгляды, ставшие слишком интимными, обнаженными. Юнги сунул ложку с рисовой кашей в рот и без энтузиазма проглотил. — Командующий Ким, капрал, — улыбнулся вошедший к ним в столовую мужчина. Он был с дороги, на кудрявых черных волосах и плечах осели снежинки. Смахнув их, он подошел к столу и пожал двоим руки. — Фогель Коэн, командир 65-го защитного отряда гарнизона. Мы с вами уже встречались. — Как твоя служба, Фогель? Я слышал, тебя назначили заместителем командующего гарнизона. Это почетное звание для столь юного возраста, — кивнул ему Намджун. — Присаживайся. Кофе здесь отвратный. — Ничего, впрочем, не меняется, — улыбнулся парень. Он присел рядом с Юнги и все-таки взял кружку: — Всегда пью его тут. Навевает воспоминания из детства, когда сам учился. Забавно, что преподавателей и кадетов кормят одинаково. Я думал, что первые должны иметь привилегии. — А вторые жрать снег, чтобы укрепить дух? — спросил Юнги. Фогель рассмеялся. — Неплохая мотивация, кстати. Меня вот заставляли снег горстями есть, это неплохо закалило. Королевская полиция, как обычно, опаздывает? — Фогель оглядел полупустой зал. — Не в их правилах приходить вовремя. — Впрочем, у нас есть возможность отдохнуть, — спокойно улыбнулся Намджун. — И изучить рейтинг лучших кадетов. — Думаете, кто-то пойдет в разведку из них? — Коэн подтянул листок к себе и с гордостью отметил там имя Чонгука. Приятно было знать, что этот паренек времени зря не терял. Он указал Намджуну и Юнги: — Вот этот — точно ваш. С самого детства бредил идеей вступить в разведкорпус и истребить титанов. — Да? Ну а я тогда мечтаю стать королем. Релевантно. — Капрал, вы всегда не в настроении? — улыбнулся Фогель. — Чон Чонгук, — прочитал Намджун его имя вслух. — С самого детства, говоришь? — Ага. Я его знал, когда сопляк еще пешком под стол ходил. Давно не виделись, столько лет прошло. Если он не изменился, то будет одним из лучших солдат разведкорпуса. Костьми ляжет на благо человечества — в этом будьте уверены. — Фогель прав, — раздался голос за их спинами. Бьерн, одетый не в привычный тренировочный костюм, а в форму кадетского подразделения, подошел к собравшимся и с большим уважением пожал руку каждому. — Здравствуй, Намджун. Юнги. Я хотел поговорить с вами до распределения. Краем уха услышал, что вы тут о Чонгуке толкуете… — Имя этого пацана звучит из всех уст, я даже заинтригован, что же он из себя представляет. — Юнги, — спокойно одернул его Намджун. — Чонгука незаслуженно засунули на последнее место. Директор хотел и вовсе дисквалифицировать его и Ким Тэхена, потому что они «сошли с дистанции». Правила для всех одинаковые, да. Я согласен. Но Чонгук не из тех людей, кто бросит товарища умирать. Он рискнул своей жизнью, чтобы спасти Тэхена. Мне стоило невероятных сил и жарких споров, чтобы их оставили в рейтинге. Они очень хорошо учились и зарабатывали хорошие баллы. Чонгук и Джей, первый в списке, — Бьерн указал пальцем на его имя. — Лучшие. Они прирожденные лидеры. Но Диас берет дисциплиной, Чонгук — доверием. Я знаю, что корпуса могут отказывать в приеме солдат… — Чего, впрочем, в разведкорпусе никогда не было, — заметил командующий. — Да. И все же. Я очень прошу вас присмотреться к Чонгуку. Не обращайте внимания, что он последний — в моем личном рейтинге он делит место с Джеем. Они сильные и выносливые. Такие солдаты — находка для корпуса. — Что можешь о других сказать? — спросил Юнги. — Ким Тэхен, Абигейл Пиррс и Анни Браун прекрасные солдаты. Ким лучший в управлении УПМ, задачи в воздухе — для него. Пиррс прекрасно владеет ближним боем. Браун всегда показывала себя с лучшей стороны, ее выносливости может позавидовать любой мужчина. — Интересно… — протянул капрал. — Ким Тэхен был бы очень кстати в нашем корпусе. — Не знаю, куда они пойдут, — покачал головой Бьерн. — Чон Хосок невероятно упорный. Его подстегивает, но и угнетает момент соперничества. Его бы силу да в нужное русло… Что касается Пак Чимина — ценный кадр. Голова у него светлая, но слишком уж зависим от окружения. Как только сможет отлипнуть от остальных, станет по-настоящему сильным и самодостаточным, — Бьерн вкратце рассказал о каждом солдате из рейтинга. Намджун почему-то заострил внимание именно на Чонгуке. Какое-то внутреннее чутье ему подсказывало, что это оно… Новый этап в жизни разведкорпуса. Закончив со скромным завтраком, солдаты вышли на улицу. На спортивной площадке уже выстроились кадеты, выпускники этого года. Высокие, широкоплечие и сильные, они перемешались между собой с низенькими, ловкими и быстрыми. Юнги не припоминал еще такой разношерстной компании. Перед ними уже стоял Карл фон Дюррехейм из королевской полиции, а рядом с ним — Лиза Леманн. Фогель увидел ее. Их глаза вспыхнули узнаванием, затем — радостью. Он не видел девушку с тех самых пор, как она ушла в королевскую полицию, со смерти Широ. Она изменилась. Взгляд больше не был добрым. Ожесточился. Лицо — каменная маска. Фогель больше не мог узнать в ней свою Лизу. Она смерила его взглядом без улыбки и отвернулась, сжав челюсти. Карл же, наоборот, гадко ухмыльнулся, когда остальные подошли. — Капрал, выглядите просто отвратно, не смею скрыть, — сказал он так, чтобы это услышали командиры. — Ах, неужто вы побывали в бою? — спросил он, без стыда разглядывая побитого Юнги. — А вы хотите? — Намджун спокойно повернул к нему голову. — Могу это устроить. Но не обещаю, что вы выйдете оттуда живым. Если вообще выйдете. — Это угроза, командующий Ким? — Ни в коем случае. Предупреждение. Чонгуку не было слышно, о чем говорили старшие, однако он не мог оторвать взгляд, полный восхищения, от Ким Намджуна. Юноша чувствовал, как нервничали ребята, но сам был спокоен. И твердо уверен в своем выборе. Им предстояло еще месяц отработать как 104-му отряду, но с этого момента каждый из них — приверженец своего корпуса. Чонгуку плевать, какое место в рейтинге он занимал, беспокоило одно — вдруг откажут? Таких случаев очень мало, обычно разведчики никогда не гнали новобранцев. И все же подобное случалось. Чонгук с завистью смотрел каждый год, как выпускники примыкают к разведотряду, а теперь вот и сам стоял на их месте и ждал начала церемонии. Мартеля, Чимина и Хосока поставили в другие ряды, но рядом с ним оказался Тэхен — спокойный, будто безразличный ко всему происходящему. Чонгук глянул на него с улыбкой, пока директор приветствовал кадетов и солдат. Тэхен слегка улыбнулся в ответ, а после отвел взгляд. — Теперь озвучим рейтинг, — сказал немолодой мужчина, с недавних пор занимающий место директора кадетского корпуса. — Первое, почетное место занимает Диас Джей. Второе — Абигейл Пиррс. Третье — Чон Хосок, — Чонгук заметил, как плечи друга гордо расправились, и улыбка озарила его лицо. Он так долго шел к этой цели. Он ее заслужил. — Пятое место занимает Пак Чимин. Шестое — Ким Тэхен… — Поздравляю, — шепнул Чонгук. — Бесполезный рейтинг, — прошептал в ответ омега, не отводя взгляда от солдат. — Он ничего не значит. — И замыкает десятку лучших кадетов этого года — Чон Чонгук. Мои поздравления кадетам, которые смогут поступить в королевскую полицию и гордо защищать безопасность нашего короля, — раздались жидкие аплодисменты. Никто не был рад озвученным именам. Каждый кадет хотел оказаться на их месте, но самих «победителей» это словно не волновало. — Теперь передадим право говорить нашим дорогим гостям… — Приветствую, соплячки, — громко сказал Карл, шагнув вперед. Он поднял руку, привлекая к себе внимание. — Королевская полиция — авангард защитных сил человечества. Элитные бойцы, — Чонгук не сдержал смешок, отчего на него повернулись сокурсники, Намджун и Юнги. Командующий и капрал переглянулись, словно говоря: «Этот парнишка нас определенно понимает». Карл, как ни в чем не бывало, продолжил: — Вас обучили, чтобы вы смогли защищать покой короля. Вы, десятка лучших, выполните свое предназначение и послужите человечеству! — наступила тишина, которую поспешил нарушить директор. — Кхм, аплодисменты, — и похлопал в ладони. Кадеты лениво послушались. Им не хотелось радоваться за чужую удачу. У них оставались два варианта: корм титанам или гнить на стенах. — Да… Прошу, следующий. — Добрый день, вчерашние кадеты, — громко сказал Фогель, оглядывая ряды. Нашел Чонгука. — Сегодня вы уже солдаты и ваша служба уже началась. Мое имя Фогель Коэн, и много лет назад я начинал с того же места. Теперь я служу стенам и защите людей. Гарнизон будет счастлив открыть для новобранцев двери. Вступая, помните: вы — щит для гражданских. Вы клянетесь защищать их ценой своей жизни. Последними спускаетесь в подвал в случае нападения. Последними садитесь на отбывающий корабль — если хватает мест. Не думайте, будто служба на стене — сплошное удовольствие, — твердый взгляд Коэна прошелся над головами кадетов. — День и ночь вы будете служить на благо своего народа. Благодарю за внимание. Мужчина благодарно склонил голову, когда кадеты уже активнее зааплодировали ему. Фогель понимал, что большая часть кадетов уйдут за ним. У многих попросту не было выбора. Только глупец или бесстрашный смельчак отважится идти в разведкорпус, и он определенно имел одного на примете. Фогель вернулся на место и сложил ладони в замок за спиной. Настала очередь Намджуна. Он — единственный командующий, который лично почтил присутствием кадетов. Никакие другие командующие не приезжали, обычно посылая вместо себя помощников или командиров отдельных отрядов. Взгляд Намджуна был спокойным, холодным. Он не спешил начинать. Изучал кадетов, будто выискивал трещины в броне, в которые смог бы забить гвозди. Он безмолвно говорил: «Идите за мной». Чонгук готов был идти. — Вы нужны человечеству, — громко сказал Намджун. — Ваша смелость, сила, ваши сердца. Я буду честен: разведчики умирают чаще остальных. Каждую вылазку за стену мы терпим гибель наших собратьев. Но лишь ценой жизней, ценой жертв человечество способно двигаться дальше. Мы ничего не сможем узнать о титанах, если так и останемся сидеть здесь, в стенах. Если королевская полиция — последняя граница боя, а гарнизон — щит, то разведчики — это меч. Мы вступаем в бой и возвращаемся оттуда со щитом или на щите. Так посвятите же свои сердца человечеству, — его голос раздался громом. — Что мы способны откинуть, чтобы превзойти самого дьявола? Даже своих сердец и душ нам для этого не жаль, — Намджун со стуком прижал кулак к сердцу. Юнги повторил за ним без промедления. Затем это сделал Фогель и Чонгук, а после и другие кадеты. — Теперь вы должны сделать выбор, — объявил директор. Представители корпусов встали перед ними, образовывая три сектора. Чонгук без промедления подошел к Намджуну и с жаром сказал: — Командующий Ким! Позвольте мне служить в разведкорпусе, — парень прижал кулак к сердцу. — Я обещаю, что истреблю титанов и позволю миру жить в спокойствии. — Боевой дух, — спокойно улыбнулся командующий. Он положил ладонь на плечо Чонгука: — Вольно, солдат. И добро пожаловать. У Чонгука чуть не подкосились коленки. Внутренности дрожали от счастья, всепоглощающего, необъятного. К нему подошел капрал, которого они видели когда-то в детстве. Он казался таким грозным, таким большим. Теперь же Юнги пришлось задрать голову, чтобы взглянуть солдату-сопляку в лицо. — Придется попотеть, чтобы истребить всех титанов. — Я готов! Капрал, я докажу вам! — Даже не сомневаюсь. Юнги тихо хмыкнул и отвернулся от переростка. «Такие люди нам нужны, — подумалось ему. — Готовые к смерти в любую секунду». Чонгук с огромным удовольствием наблюдал за присоединением друзей. Сначала подбежал Мартель, затем Чимин. Брата он обнял, другу — крепко пожал руку. Затем подошел Джей и Анни. Но когда подошел Тэхен, присягая командующему Ким Намджуну, Чонгук не поверил своим глазам: — Тэхен! И ты тоже? — А ты думал? — выгнул бровь Ким. — Я получил второй шанс на жизнь, — «благодаря тебе» — так и осталось привкусом на языке. Озвучить мысли Тэхен не осмелился. — Тем более, королевская полиция — сборище мерзких выскочек. — Мне нравится этот парень, — тихо сказал Юнги Намджуну, прекрасно слыша их разговор. Ему совсем не хотелось, чтобы кадеты задирали свои сопливые носы раньше времени. Намджун тепло улыбнулся и кивнул. Давно у них не было такого набора. — Разведкорпус стоит на границе новой жизни, — так же тихо ответил Намджун, смотря в упор на Чонгука. — Поверь мне, Юнги. С этой секунды ничего не будет как прежде. Чонгук перевел взгляд на Хосока. Он — немногий из тех солдат, кто еще не примкнул ни к какому корпусу. Аби тоже стоял, жестко сжав челюсти до боли, держа ноги на ширине плеч, а ладони спрятанными в кулаки. Парень улыбнулся своему другу и махнул рукой, подзывая. Но Хосок не сдвинулся с места. Взгляд казался виноватым, как у побитого щенка, однако он быстро спрятал его. Улыбка медленно сползла с лица Чонгука. — Хосок? Ты идешь? — одними губами спросил юноша. Хосок мотнул головой, как будто сомневаясь в своем ответе. Он отвернулся и пошел к Карлу фон Дюррехейму. Следом за ним пошел и Абигейл Пиррс. Внутри Чонгука оборвалась невидимая нить — нить уверенности, что они всегда будут вместе. Что вместе будут сражаться за свободу человечества. Вместе истребят титанов. Чонгук выбрал свободу и выход за стены, Хосок выбрал заточение и безопасность за семью печатями. Он вступил в королевскую полицию, и между ними отныне пролегла длинная, глубокая трещина недоверия. — Ты не можешь осуждать его, — прошептал Тэхен. Чимин положил ладонь на плечо друга и сжал. — Нет, — жестко ответил Чонгук. — Я могу. Трусы и предатели не заслужили ничего иного, — его голос был громким, достаточно громким, чтобы услышал Хосок. — Пусть прячутся за стенами. Наша борьба начинается здесь и сейчас. Гром раскатом раздался над их головами. Впереди — дорога в город Трост. А потом — за стены.