Тадаши открыл глаза. Из незашторенных окон нещадно бил свет. Кожу на лице стягивало сухостью. Щурясь, он отвернул голову в сторону и увидел рядом спящего господина. Его словно ударило молнией, остатки сна сняло, как рукой. Кикучи сразу восстановил в памяти цепочку событий, предшествующих вчерашнему отключению сознания. Что было дальше, он мог лишь додумать.
Взгляд был прикован к спящему Аиноске. Тот спал мило и безмятежно, свернувшись калачиком. Растрепанные волосы беспорядочно разбросаны по подушке, из приоткрытого рта стекала струйка слюны. Тадаши не помнил, когда в последний раз видел Шиндо спящим. Наверное, во время учебы в университете, тогда пьяный Аиноске часто засыпал у него на коленях. Еле дыша, чтобы не разбудить, он завороженно смотрел на мирно посапывающего во сне господина, любуясь им, словно произведением искусства. Мышцы были расслаблены, черты казались мягче и плавнее, благодаря чему лицо выглядело невинным и по-юношески беззаботным.
«Бедный хозяин, на плечи которого с малых лет свалилась огромная ответственность. Лишь во сне он может себе позволить расслабиться. Хотя призраки прошлого и проблемы настоящего часто тревожат его в кошмарах», — подумал Кикучи, глядя, как подрагивают веки господина и слегка хмурятся брови.
Тадаши никогда не завидовал статусу хозяина, его богатству или возможностям. С ранних лет он знал, как сложно быть господином Аиноске. Куда проще ему, которому не нужно ничего решать, а в обязанности входит лишь помощь своему лучшему другу. Многие делают это бесплатно, а ему еще и деньги платили. Конечно, порой бывает трудно, и речь идет вовсе не о бессонных ночах, странных поручениях, и уж тем более, не о грудах офисной рутины, которую нужно совмещать с бытовыми хлопотами и ведением дел, связанных со скейтбордингом — поддерживать сайт, следить за новостями, записями турниров и репортажами с «Крейзи рок», чтобы хозяин всегда пребывал в курсе дела. Все это было ерундой для Тадаши, он давно привык к поручениям разного характера и имел полезную привычку не задавать лишних вопросов, выполняя все приказы и капризы хозяина. Куда сложнее, порой, просто находится с ним рядом, и держать себя при этом в руках. Тадаши был плохим другом и хорошим слугой. Первое — потому, что тогда не смог отстоять Аиноске перед его собственным отцом. Угрызения совести терзали Кикучи по сей день, а скейт, брошенный в огонь Шиндо старшим, будет стоять у него перед глазами до конца жизни. Тогда в полных слез глазах юного господина Аиноске вместе с отражающимся в них огнем, он увидел боль, обиду и презрение. В тот день он умер для него как друг и превратился просто в помощника, слугу, верного пса. Казалось, что тогда он сгорел заживо, бросившись вслед за своим скейтом, а вместо него, словно феникс, восстал другой человек, чьим поступкам порой Тадаши до сих пор удивляется. В том, что Аиноске стал таким, он чувствовал свою вину, ведь именно тот случай стал механизмом, запустившим в действие жестокого монстра, носящего имя Адам.
Конечно, будучи лишь сыном слуги, он бы не помешал отцу Аиноске сжечь скейтборд, но показал бы юному господину, что тот не один в этом жестоком мире. А так, он лишь оказался трусом и, в какой-то мере, предателем… Пепел того страшного дня выпал на душе горьким осадком. Нельзя было затевать эту кашу с самого начала, поддавать господина искушению попробовать кататься на доске, ведь дети его социального класса играют в поло и гольф, но никак не ездят на скейте. Тадаши корил себя и чувствовал вину в том, каким стал господин Аиноске. Ведь это он показал маленькому Шиндо, как кататься на борде, это он впервые дал попробовать сигарету в подростковом возрасте, чтобы успокоить истерику после очередной ссоры с родственниками. Это на нем Аиноске учился целоваться и не только... Адам не ангел, но именно Тадаши виновен в том, что теперь в раю он персона нон грата. Мысли об этом съедали Кикучи изнутри, хорошо, что у него не было времени на то, чтобы предаваться им.
С детства он любил мальчишку, с годами повзрослевшего телом, но не душой, порой капризного, а временами и вовсе несносного. Но Тадаши был настоящим профессионалом и верным слугой, позволяя себе вольности лишь в собственной фантазии, где все было немного иначе, нежели во время их эротических игр, служивших для одного разрядкой и способом в очередной раз выплеснуть свою обиду, а для другого возможностью получить доступ к желанному телу.
Предложение взять выходной он воспринимал как личное оскорбление – «Неужели, господин так легко сможет обойтись без меня? Неужели я ему не нужен?». Ведь сам он не представлял своей жизни без Шиндо младшего.
Аиноске во сне сомкнул припухшие губы.
«Прильнуть бы к ним хоть на секунду…»
Борясь с желанием, Тадаши взглянул на наручные часы, которые не снимал никогда — 6:30. Сегодня он спал непростительно долго. А будильник в его комнате, должно быть, разрывался до сих пор. Как бы не был прекрасен спящий господин, нужно срочно вставать, ведь утром надо переделать кучу дел, а еще в душ сходить. Тадаши осторожно попытался вылезти из-под одеяла, но Аиноске, ворочаясь во сне, вдруг обнял его, прижимая к себе, как плюшевого медвежонка.
Боясь спугнуть внезапно обрушившийся на него подарок небес, Тадаши ощутил родной запах и почувствовал небритую щеку Шиндо своей щекой. Высвободиться из мертвой хватки было нереально, даже если бы он хотел.
— Ева… — пробормотал Аиноске во сне.
«Снова он за свое, сдалась ему эта навязчивая идея», — тревожно подумалось Тадаши.
Ах, если бы он родился в другой семье, и они с господином были на равных, он смог бы сделать его счастливым, заставил бы перестать чувствовать себя неполноценным без какой-то там эфемерной Евы, показать, какой должна быть настоящая любовь. Но находиться рядом с ним — это уже счастье, разве нет? Хотелось взять его на руки, заслонить собой от всех внешних раздражителей; заботиться о нем еще больше; любить нежно, а иногда жестко и напористо; кататься вместе на скейтах по городу, делая привалы на поцелуи в тени деревьев; кормить его клубникой с рук; повалить на траву и покрывать нежными поцелуями шею; держать его за руку; готовить вместе сладости, целовать на ночь… Аиноске для Тадаши был смыслом жизни, личным космосом, причиной просыпаться по утрам.
Шиндо проворчал что-то невнятное, руки ослабли и он перевернулся на спину, пнув Тадаши коленом в живот, высвобождая из сладкого плена. Выдохнув, Кикучи снова попытался вылезть из-под одеяла, и у него почти получилось это сделать, когда Аиноске открыл глаза.
— Тадаши… — Произнес он хриплым после сна голосом.
— Да, господин, — ответил Кикучи, боясь, что сейчас придется объяснять, почему он здесь и до сих пор не занят делами или же оправдываться за то, что вчера оказался таким слабаком, что было бы еще неприятней...
— Полежи со мной, — вдруг неожиданно услышал он в ответ. Сердце от этих слов чуть не вылетело в стратосферу.
— Давай пошлем все к чертям и не поедем сегодня на работу? — Потянулся Аиноске.
— Но господин, сегодня у Вас важная встреча… Нужно вставать, — ах, как же сложно дались Тадаши эти слова.
— Какой же ты зануда! — Шиндо младший запустил в него подушкой. Тадаши еле сдержал детский смешок и желание врезать ему в ответ. Он и сам в душе оставался мальчишкой, ведь повзрослеть пришлось очень рано. Видеть господина таким беззаботным — нечастая роскошь. Было ли это концом затяжной депрессии? Говорить пока рано, но Тадаши на это уповал. Ясно, что именно паренек с прозвищем Сноу так повлиял на Аиноске, ведь с момента встречи с ним хозяин словно ожил и был снова полон вдохновения, а его губительно мощная энергия просто била через край. И Тадаши этому искренне радовался. Пассии в жизни любвеобильного господина были не редкостью, но они приходили и уходили, а он, Тадаши, оставался с ним всегда. Беспокоило только, что эту его «любовь» становилось контролировать все сложнее.
— Как ты себя чувствуешь? — Вдруг сменив выражение лица на серьезное, спросил Шиндо, садясь в кровати.
— Я в порядке, господин, а Вы как? — Стараясь скрыть смущение, ответил Тадаши. Нечасто хозяин у него такое спрашивал.
— Вот и славно, — улыбнулся Аиноске уголком рта, — раз не хочешь со мной валяться, ступай и принеси кофе, у меня еще 15 минут до будильника, — произнес он, косясь на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.
— Хорошо, хозяин, — кивнул Тадаши, принявшись собирать разбросанную по полу одежду, что лежала вперемешку с ошейником и злополучным хвостом.
— Я пока в душ, — бросил Аиноске, вставая с кровати. Он спал обнаженным и Тадаши на миг задержался, чтобы поймать угловым зрением фигуру хозяина, которой позавидовал бы любой греческий бог.
— Живее, пес! — Прикрикнул на него Шиндо, невозмутимо направившись к двери ванной, нарочно покачивая упругими ягодицами.
Когда Тадаши принес хозяину кофе, тот был уже вымыт, гладко выбрит и в костюме. Сам же он едва успел умыться на кухне
— Готовь машину, я хочу заехать на «Крейзи рок» перед работой, — распорядился Аиноске, взяв чашку кофе с подноса, и поспешно отхлебнул глоток.
Тадаши лишь кивнул.
***
Ланга стоял один посреди погрузившегося в темноту и пение сверчков парка. Сердце отбивало бешеный ритм, отзываясь в пульсирующих висках. Он не верил произошедшему и размышлял, не приснилось ли ему это все? Ведь только во сне он позволял себе такие вольности, а тут его словно подменили. Рядом с Аиноске мозг будто отключался, а в игру вступали чувства и инстинкты: дикие, необузданные, животные и неведомые ранее. Видел бы его сейчас Адам, уж точно не дал бы холодную кличку. Хотя, хорошо, что не видел, ведь кто знает, какое прозвище он получил бы от короля турнира «S».
Правильно ли он поступил, позволив Шиндо поцеловать себя, вот так, сразу? Хотя, какая разница, ведь о поцелуе с Аиноске он мечтал с момента их первой встречи. Когда политик попросил научить кататься на скейте, Ланга был приятно удивлен. Сегодня он увидел Аиноске совсем с другой стороны, она оказалась не хуже той, что он видел в офисе, когда впервые его встретил, и уж чего греха таить, втюрился как девчонка. Встав на скейт, Аиноске словно изменился, его глаза вспыхнули азартом. Ланга, прекрасно понимая это чувство, был рад, что Шиндо решил разделить его увлечение, ради него научиться кататься на скейте, и мало того, делал это с неподдельным интересом.
Лангу переполняли эмоции — сначала он обрел новое увлечение и верных друзей, а теперь еще, кажется, нашел человека, с которым готов построить отношения.
За спиной словно выросли крылья. Хасегава запрыгнул на скейт и оттолкнулся несколько раз, набирая скорость, на лице застыла улыбка, в глазах горели неистовые огоньки. Он чувствовал в себе прилив сил и небывалую уверенность.
Вот оно! Идеальный каспер слайд, как делает Адам! Вот чего ему не хватало для того, чтобы освоить этот элемент! Сейчас Хасегава был готов свернуть горы! Трюки получались один лучше другого, прыжки все выше и выше.
«Спасибо за крылья, Аиноске».
***
Эйфория растаяла с первыми лучами солнца нового дня, а вместо нее в душу закрались сомнения, что он приедет, ведь не бывает в жизни все, как в сказке. Зачем такому успешному человеку, как Шиндо Аиноске какой-то там парень скейтер из Канады?
Ланга не мог дождаться конца последнего урока, постоянно заглядывая на время. У него не было даже номера Аиноске, некуда ни звонить, ни писать. Парень нервно барабанил пальцами по столу.
— Волнуешься? — Шепнул Реки с соседней парты, заметив душевные терзания друга, подразумевая субботний поединок на «S»
— Ага, — кивнул Хасегава, не вдаваясь в подробности.
Каян понимающе кивнул и добавил:
— Пойдем ко мне после школы, покажу что-то интересное.
— Прости, я не могу, — отозвался Ланга, — у меня есть кое-какие дела…
— Знаю я твои дела, опять тренироваться надумал один, втихаря?
Хасегава лишь смущенно натянул улыбку.
— Можно тогда с тобой пойду? — Не отставал Реки.
— Я не кататься собираюсь, — сознался Ланга, понимая, что заливается румянцем, — Просто обещал помочь родственнику…
— А, вот оно что. Ну ладно, — пожал плечами Каян. — Не знал, что у тебя здесь есть родственники…
Ланга, краснея еще больше, сделал вид, что его вдруг очень заинтересовало происходящее на школьной доске и комментарии учителя. Вранье ему всегда трудно давалось, но нужно было как-то выкручиваться… Открывать карты пока рано, неизвестно, как Реки отнесется к этому… Да и что рассказывать, если толком и не ясно особо ничего?
Глаза были устремлены на доску, но все, о чем он мог сейчас думать — как хорошо было бы обнять Аиноске за широкие плечи, и, взглянув в рубиновые глаза, вдохнуть его аромат, раствориться в нем, став одним целым, прижимаясь крепко к мускулистой груди, целовать в шею, гладить по широкой спине, спускаясь к упругим ягодицам и томно дышать в ухо. Никогда прежде Ланга никого так не хотел. Низ живота начинал сладостно ныть при одной лишь мысли об Аиноске. Даже утром по дороге в школу, даже на скейте...
Прозвенел звонок и Хасегава, выпалив «Пока, Реки, до завтра!», первым вылетел из класса, чуть не сбив по пути нескольких одноклассников и учителя. Окна коридора выходили во двор, и, увидев у ворот школы знакомую черную машину, Ланга испытал огромное облегчение. Захлестнутый лавиной радости, Сноу поспешил к выходу. Ноги сами его несли навстречу любви.
«Вместо приветствия, обнять его и зацеловать до смерти, наставить засосов, снова залезть под рубашку, чтобы потрогать рельефные кубики пресса, завалить на заднее сидение и, страстно целуя, трогать везде…»
— Садитесь скорее, — произнес шофер в приоткрытое окно.
— Здравствуй, Ланга, — сидящий на заднем сидении Аиноске одарил его улыбкой и поцеловал руку.
— Здравствуйте, — смущенно пролепетал Хасегава, сразу покрываясь румянцем.
