I Serve (My Prince, My King)

      - Все будет хорошо, колдун.       Впервые Локи был уверен, что Тор сказал ему чистую ложь, даже если это было сказано с самой уверенной из солнечных улыбок.       Они последовали за воином, который был послан, чтобы сопровождать их. Тор снова был в цепях. Уходя, Локи повернулся, чтобы убрать все следы своего пребывания в апартаментах. Он не собирался возвращаться.       Двери в тронный зал были открыты, и Локи видел, как Лафей расселся на троне, в его позе было очень много презрения. Локи услышал ворчание Тора, когда они вошли вместе. Один стоял перед троном, не совсем проситель, но и не равный ему, в лучшем случае гость.       В этот момент Локи испытал огромное облегчение оттого, что сохранил свои отношения с Королем Йотунхейма в тайне. Если бы Тор понял в первые дни пленения Локи, что у него есть такая власть над Лафеем, то это мог бы Лафей спасать жизнь своего сына у подножия асгардского трона, и, вероятно, стоящий перед ним не на ногах.       Ларец Вечных Зим стоял на возвышении рядом с Королем и его троном, Мьёльнир все еще был зажат в его ледяной хватке. Без сомнения, Тор чувствовал, как он тянется к нему. Локи не был настроен на магию молота, но его тоска по обладателю была так сильна, что он смог это почувствовать.       Йотунская знать выстроилась в ряд. Локи был рад, что они держатся так, как подобает знати; никто, казалось, не был готов поддаться естественному порыву закричать на Тора или самого Одина, швырнуть осколки и проклятия. Они сидели молча, наблюдая. Что они знают о Ларце и планах Лафея?       Сиф и трое Воинов стояли перед йотунской знатью, все выглядели в добром здравии, за исключением нескольких швов и синяков. Локи поднял бровь, глядя на Сиф, и она ответила натянутой улыбкой. Все прошло так хорошо, как он и надеялся тогда в лагере Асгарда.       Сиф была достаточно умна, чтобы понять, какова была цель нападения Локи, именно поэтому она стала жертвой насмешек и трюков Локи. Она что-то прошептала ему одними губами, когда он проходил мимо. «Осторожно, Локи». Значит, Один поделился с ней своими планами. И что бы это ни было, Локи придется соблюдать осторожность.       Он успокоился и снова сосредоточился, стоя перед судом.       Один повернулся к тому месту, где у входа стояли Тор и Локи. Он намеренно повернулся спиной к Лафею, который выглядел удивленным этим действием. Тор опустился на одно колено, не очень элегантно в своих цепях. У Одина было очень усталое лицо, но его поза была как у короля, и когда его внимание обратилось на них, Локи словно почувствовал себя просителем на его суде. Тор мог быть королем, но Один был Всеотцом, и Локи понимал, что ему хочется упасть на колени.       Один улыбнулся Тору удивительно нежной улыбкой, почему-то не противоречащей его воинственному поведению.       - Вы пришли вовремя, принц Лофт и король Тор, - Лафей подчеркнул титулы. – Король Один, позвольте представить вам моего единственного оставшегося в живых сына и его пленника.       Локи воспринял это как сигнал, чтобы вывести Тора из душевного равновесия, и поставил свой сапог на шею Тора, чтобы держать его распростертым на полу вражеского дворца в качестве военного трофея. Он чувствовал вибрацию рычания Тора через кожу своего сапога. Он видел, как Трое Воинов изменили позу.       Один не ответил прямо ни Лафею, ни на унижение Тора. Он вздохнул и сказал:        - Встань, Тор, мой сын, мой король.       Локи убрал ногу, позволив Тору подняться на ноги. Локи чувствовал, как от него исходит унижение, так же ясно, как если бы они все еще были связаны вместе. И понял, что ему не доставляют удовольствия страдания Тора.       «Значит хватит. Наказания Тора закончено. Больше никакой театральности».       Тор никогда не мог полностью искупить все, что он сделал; лучшее, что он мог сделать - это попытаться смягчить это.       Один поклонился Тору.        - Ваше величество,- произнес он нараспев.       Тор склонил голову в ответ.       - Всеотец, - хрипло произнес он.       Один посмотрел на Локи.       Локи думал, что Тор внешне больше похож на свою мать, но в нем также было много отцовской осанки и магнетизма, даже если он еще не полностью созрел.       Сила взгляда Одина поразила Локи.       - Принц Лофт, я полагаю.       Локи почтительно склонил голову, как подобает члену королевской семьи. Ни больше, ни меньше. Он неохотно отдавал Одину должное.       - Локи, король Один. Только Локи.       Ему не нравилась мысль, что Один будет обращаться к нему по имени, но если бы ему пришлось выбирать, то он выбрал бы то, которое было ближе для обманщика, проказника, трикстера.       - Локи. Я полагаю, что вижу в мужчине, которым ты стал, ребенка, которым ты когда-то был.       Локи был абсолютно спокоен.       «Неужели Всеотец издевается надо мной? Надо держать ухо востро».       - Мы встречались раньше, Всеотец?       Один улыбнулся.       - Король Лафей не сказал тебе. А почему нет?       Он слегка повернулся, чтобы взглянуть на Лафея, который теперь сидел на своем троне, нахмурившись.       - Я предоставлю твоему отцу самому рассказать эту историю. Не забудь сказать правду, король Лафей. У твоего мальчика итак достаточно причин ненавидеть королей Асгарда.       Тор поморщился и склонил голову.Лафей явно не ожидал этого. Он встал и подошел к Одину.       - Я расскажу это сейчас, перед судом и всем Йотунхеймом, - он перевел взгляд на Локи и на мгновение замолчал. Когда он заговорил, то явно неохотно.       - Правда в том, что в конце последней войны между нашими королевствами моя королева и я чуть не потеряли нашего первенца, которого звали Лофт, первый принц Йотунхейма. Я чуть не потерял его из-за проклятия того, что он родился слишком маленьким, почти потерял из-за традиции оставлять в храме. Но вместо этого моего ребенка чуть не постигла более худшая участь. Его чуть не похитили и не принесли в жертву врагам нашего королевства.       Локи не знал, что и думать. Он знал, что родился в последние дни войны и что его бросили в храме, как это было принято у маленьких и слабых детей, большинство из которых умерли от холода в первую же ночь.       Его привилегия как ребенка королевского дома состояла в том, чтобы вернуться домой, пережив одну ночь.       Нищета, возникшая в результате многолетней войны с Асгардом и последующим поражением, погрузила королевство в такой голод, что на него смотрели косо. Чтобы оставить слабого ребенка? Надо тратить провизию на более сильных детей, у которых больше шансов на выживание. Йотунхейм стал жестоким местом для слабых.       Значит, Один нашел Локи брошенным и хотел принести его в жертву? Что это значит? Локи посмотрел на Лафея, ожидая дальнейших ответов.       - Правду, король Лафей, - хмыкнул Один.       Лафей сердито посмотрел на Одина, который спокойно ждал.       - Не ограничиваясь Ларцом Вечных Зим, король Один намеревался взять новорожденного, еще не получившего имени Лофт, в Асгард в качестве заложника и вырастить его как сына, бок о бок со своим собственным сыном.       Рот Тора открылся, и Локи почувствовал на себе взгляд Тора, но Локи мог продолжать смотреть только на Лафея. А Лафей теперь смотрел только на Локи.       - Один, украв Ларец, напал на тебя после последней битвы, и оставил в храме, чтобы испытать твою волю к жизни. Я последовал за ним в попытке вернуть Ларец. Когда я догнал его, он держал тебя на руках. Тебя... или зеленоглазого ребенка-асгардца, идентичного тебе.       Тут вмешался Один, и Лафей не стал возражать.       - В королевском доме Йотунхейма родился могущественный чародей, маг, младенец, еще не получивший имени, которому суждено было умереть в храме. Посланный затем в пустые чертоги Хель, так и не названный, так и не признанный, забытый первый принц королевства, который так и не родился, никогда им не был. Младенец, чей инстинкт самосохранения и грубая сила заставили его принять облик, приятный тому, кто держал его на руках. Похоже, это был только что родившийся бог.       Локи почувствовал, как у него перехватило горло. Разумеется, он ничего об этом не помнил. Но разве все это может быть правдой?       Взгляд Одина охватил сына и Локи вместе.       - Я просил о договоре, и мы говорили некоторое время, как короли, но также как победитель и побежденный. К победителю идут трофеи, и у меня на руках был брошенный сын Лафея и великое оружие Йотунхейма, завернутое в мой плащ, оба взятые по праву завоевания. У меня не было причин вести переговоры с моим поверженным врагом.       Но даже тогда, будучи молодым королем, я понимал ценность компромисса и знал, что если мы оба, король Лафей и я, не откажем друг другу в этом обмене, наши королевства, скорее всего, в конечном итоге вернутся к истинному миру. И по правде говоря, больше всего меня занимало то, что я, как новоиспеченный отец, считал кражу ребенка бессовестным преступлением.       Король Лафей потребовал, чтобы я вернул ему сокровище его народа. Я спросил его, о каком сокровище он говорит: о младенце на руках или о Ларце? Я предложил мир во имя Асгарда в обмен на младенца или Шкатулку. И, сказал я, любой из них был бы большим благом для Йотунхейма, но только один был бы ценен для Асгарда, и я предпочитал этого, ребенка.       Локи уставился на него, и гнев начал закипать в нем. Один хотел взять его с собой в Асгард, чтобы использовать его, как это сделал Тор. Яблоко от яблони далеко не падает. Локи почувствовал себя потрясенным. Но он хорошо знал, кто он такой. Хотя эти люди, эти короли, каждый из них вырастил бы его по образу и подобию своих амбиций, если бы мог. Но он был Локи, и не имело значения, где он вырос и кем.       Один вздохнул, его долгие годы были очевидны в каждой черте его лица, в усталом наклоне некогда широких плеч, в его позе, которая ясно показывала, что раньше он был выше и шире, но время разрушило его физическую мощь.       - Я пытался убедить твоего отца в том, как важно воспитывать наследников наших королевств вместе, по старинному обычаю брать заложников у побежденного врага. Лафей и Йотунхейм сохранят Ларец, сердце этого царства, в обмен на то, что я возьму опеку над его сыном, который станет мостом между нами.       Тор издал какой-то звук, но Локи не обратил на него внимания. Сейчас ему было наплевать на чувства Тора. Королевский дом Асгарда действительно был занозой в заднице Локи. Он не хотел бы любить кого-то из них так сильно, но он уже действительно любил.       - Я обещал ему, что Лофт будет воспитан как принц Йотунхейма, а также как асгардец. Но гордость Лафея не позволяла, чтобы его наследника растил враг, как бы это ни было выгодно обоим нашим народам. Признаюсь, я подумывал полностью отказаться от компромисса и просто взять ребенка и Ларец, оставив Лафея на развалинах его королевства. Но король Лафей сделал свой выбор.       Лафей нахмурился, но не стал возражать или смотреть на Одина.       - Он потребовал своего сына и согласился, что Ларец будет находиться в Асгарде, - раздался ропот среди собравшейся знати йотунов, которая до сих пор молчала и держалась в стороне. - Сын Лафея и его трон будут потеряны, если он нарушит это соглашение.       Теперь Один посмотрел на Лафея. Нарушителя договора.       - Он мой сын, - проскрежетал Лафей. - И не думай, что меня толкнуло на эту сделку просто семейное чувство, или, по крайней мере, не только оно. Йотунский чародей, да к тому же законнорожденный наследник Короны, в руках Одина, в конце концов, стал бы катастрофой для этого королевства. Либо принесен в жертву победе Одина, либо взращен как асгардец, его власть эксплуатируется троном Асгарда, его кровь свернулась и осквернилась асгардскими обычаями. Я не хотел и не мог этого вынести ни как отец, ни как король.       - Ты либо дурак, либо лжец, либо и то и другое, - голос Одина был похож на рычание.       Локи напрягся от такого грубого оскорбления, несмотря на свой гнев на отца.       - Твой сын мог бы стать йотунским принцем Асгарда, стать равным королю Асгарда в свое время, став мужчиной и самим королем рядом с моим наследником. Лофт мог бы принять свое божество, свое наследие и свою приемную семью, и стать самым влиятельным носителем власти: военной, магической и дипломатической в Девяти Мирах. Разве ты не был бы доволен, если бы твой наследник шептал мне на ухо и ты увидел, как его воля исполняется во всех королевствах?       Лафей, мы могли бы вырастить и воспитать его вместе, чтобы он был достойным правителем процветающего и мирного Йотунхейма, в то время как Тор правил Асгардом, и вместе, как братья, они бы наблюдали за Девятью Мирами. Мы с тобой могли бы превратиться из врагов в союзников и, возможно, даже в друзей. Но ты предпочел отказать мне из ревности, из страха оскорбить твою гордость.       Таким образом Ларец, бесполезный военный трофей, отправился со мной в Асгард, чтобы бесцельно лежать в наших Хранилищах. Стать поводом для еще одной войны между нашими королевствами, когда твое терпение иссякло и ты нарушил свое слово, послав молодых воинов, чтобы украсть его обратно. Тем временем твой сын остался здесь, лишенный своего первородства и самого имени из-за твоей ревности к моей победе.       Лафей сглотнул, явно находясь на грани потери рассудка.       - Ты хотел Лофта, и я отказал тебе в том, чего ты хотел, разоритель! Я никогда не позволю асу развратить моего ребенка. Быть использованным, чтобы перемолоть Йотунхейм под пятой Асгарда. Никогда.       Локи услышал достаточно. Это выворачивало его желудок, но так же как и расспросы Тора о мотивах и действиях Лафея прошлой ночью, слова Одина звучали болезненно правдиво, и, кроме того, собственные слова Лафея были явно корыстными. Лафей отказался заплатить эту цену из-за разбитого сердца и гордости за благо своего королевства. Если бы он пожертвовал своим сыном ради блага своего королевства, насколько иначе все могло бы сложиться? Йотунхейм, сохранив Ларец, снова процветал бы, и больше детей не бросали бы умирать.       Чего же тогда стоили жертвы самого Локи? Все страдания его были бессмысленными, утешение для раненого чувства собственного достоинства его отца, горечь Лафея от его поражения, проявляющаяся в разрушении планов Одина, независимо от того, что они могли быть в конечном счете выгодны Йотунхейму. Он только что услышал это из уст своего отца, независимо от того, понимал ли Лафей, что он на самом деле говорил. Локи сглотнул, во рту пересохло, в горле запершило от нахлынувших эмоций, которые грозили захлестнуть его.       Не обращая внимания на йотунов и асгардцев, он хрипло обратился к отцу:       - Так вот почему принц Лофт умер в храме, и вот почему я, твой лишенный наследства сын, был воспитан как Локи, ребенок, который жил параллельной жизнью с остальными членами семьи и домочадцами. Чтобы тебя не опозорило воспитание твоего сына врагом, даже если бы это было ценой мира и процветания после твоего поражения в начатой тобой войне!       Ты ничего не получил, отец, кроме утешения для своей гордыни, и стоил своему царству и своему народу всего. И как только я достиг совершеннолетия и больше не соответствовал целям Одина, и не представлял угрозы для твоей гордости, ты рискнул всем, чтобы украсть Ларец, нарушив свое слово. Теперь я хорошо тебя вижу.       Тревога поднялась от собравшейся знати, окружавшей суд, окружавшей Лафея и его гостей. Лафей потянулся к Локи, безмолвно умоляя его.       Локи глубоко вздохнул.       - Ты заставил наш народ страдать в течение целого поколения из-за меня. Не из любви ко мне, а из-за того, что я представлял для тебя трофей. Ты отказался от того, что было нужно нашему народу, ради того, что хотел сам. Ты сделал меня соучастником этого ужаса самим моим существованием. И этого было недостаточно, ты обрек наш народ на новые ужасы своим вторжением в Асгард. И почему? Из-за твоей жажды мести.       Ты украл Ларец, который по договору согласился оставить во владении Асгарда, и навлек на нас войну, отказался использовать его для защиты от захватчиков, чье право требовать его обратно было основано на твоем собственном слове. И ты убил Хельблинди из страха, что он встанет у тебя на пути. Потому что ты жаждал эгоистичной мести. Потому что ты не хотел расплачиваться за поражение. Потому что ты думал, что это не имеет значения, если наши люди платят за то, чтобы ты действовал по своей гордости.       Бормотание собравшихся дворян стало громче. Лафей огляделся, его глаза метались, как у пойманного в ловушку зверя.       Локи начертал в воздухе магический символ.       - Довольно. Мне надоело, что короли обращаются со мной как с инструментом. Я Локи Плетущий Сети, Локи Читающий небо, Локи Серебряный Язык, Локи Огненная Звезда и я не инструмент, ни приз, ни игрушка.        Цепи упали вокруг Тора, и Локи воспользовался моментом, чтобы погреться от прикосновения его магии к твердому, сильному телу Тора, возможно, в последний раз.       Локи прошел мимо своего отца и королей Асгарда, старых и молодых, вверх по ступеням, где Ларец стоял рядом с троном Лафея. Он плавным движением закрыл его, освобождая Мьельнир от губительного холода. Он почувствовал, как Тор поднял руку, и молот закружился перед Локи, отражая и преломляя мириады цветов, когда он стряхнул ледяные глубины заморозки, которая заточила его. Он радостно прыгнул в ждущую руку Тора.       Локи стоял между троном и Ларцом и смотрел вниз на своего отца и королей Асгарда.       - Ларец останется здесь, - сказал он. - Прежние соглашения, какими бы они ни были, недействительны, и Ларец возвращается на свое законное место.        Один посмотрел на Тора, и тот кивнул.       - Лафей остается королем. Это его владения и его ответственность, и я не позволю никому снова вмешиваться в судьбу моего королевства.       Под пристальным взглядом Локи Тор натянуто кивнул.       - По какому праву... - пробормотал Лафей.       Плотина прорвалась в Локи. Он в ярости спустился на одну ступеньку с помоста.       - По праву жертвы! По праву долга! Я заплатил за это! Довольно, король Лафей! Теперь и ты выполнишь свой долг!       - Мой трон не принадлежит тебе, чтобы отдать его мне или кому-то еще, сын.       Локи улыбнулся, и улыбка сделала его похожим на своего отца в его самых жестоких проявлениях.       - Да, отец, это так. Или ты хочешь, чтобы я обрушил на него свой гнев и попросил царя Асгарда обрушить свой? Не заставляй меня ломать трон или тебя.       Локи увидел, как на лице отца появилась усмешка, и понял, что он сейчас скажет.       - Ты думаешь, Одинсон слушается тебя? Всем и так ясно, кто чей хозяин, Локи. Ты говоришь о жертвенности и служении, но что все, чего ты хочешь - это служить для его члена доступной дыркой. Я мог бы править Асгардом через тебя, если бы у тебя хватило ума взять его за сердце, и оно было бы твоим. Вместо этого ты позволил ему привязать веревочку к собственной шее, и он водит тебя за веревочку как домашнюю скотину!       Локи вздохнул. Он знал, что весь суд сейчас слушает его; все, что осталось от правящего класса Йотунхейма. Но он должен был четко изложить свою позицию, даже если это откроет его самые сокровенные мысли и желания. Он заплатит цену службы Йотунхейму.       - Ты хочешь выяснить, кто хозяин между Одинсоном и твоим собственным сыном, отец, но при этом задаешь неверный вопрос. Если я должен ответить на вопрос, кто чей хозяин, я скажу, что Тор доминирует между нами, потому что Я это позволяю. Я тот, кто подставляет свой зад. Ты правда хочешь, чтобы я это признал? Я делаю это с радостью.       Я встану на колени у его ног и буду молить о пощаде, зная, что он изменит наши позиции по щелчку моего пальца, и я упиваюсь этим, свободой, доверием, любовью, силой. Я научил его делать то, что я хочу, и он с радостью принимает это. Я все контролирую, потому что ОН это позволяет. Теперь ты понимаешь?       Локи почувствовал слезы на глазах, когда подумал о долгом путешествии, которое он пережил, прежде чем они с Тором достигли этой точки, и он не смотрел на Тора.       - Я никогда больше не буду ничьим рабом, понимаешь? Смерть. Будет первая.       Он повернулся к трону прежде, чем Лафей успел переварить сказанное или ответить, и встал справа от него, рядом с Ларцом. Положив левую руку на подлокотник трона, а правую на Ларец, он повернулся лицом ко суду, молясь, чтобы глубокие истины, которые он открыл о себе и своих отношениях с Громовержцем, не нарушили его притязаний действовать здесь в качестве Регента.       Он не мог позволить Лафею продолжать действовать безудержно, особенно теперь, когда у ног Лафея лежал Ларец. Локи не хотел сам садиться на трон, так как ему не нужны были ни пышность, ни статус, но еще более болезненной истиной было то, что трон плохо подошел бы Локи.       Но он не мог допустить, чтобы Йотунхейм остался без руководства. Он не позволит внешней силе править его царством в эти времена.       - Защита дворца от Радужного Моста теперь снята. Его величество король Тор и его величество Всеотец, возьмите ваших сопровождающих и можете покинуть это царство, пока Двор Йотунхейма не посчитает нужным направить вам приглашение. Ваша постоянная армия здесь, чье существование в настоящее время находится в моей власти, последует за мной, как только будет возможно, или оно подвергнется гневу этого царства от моих рук. Знайте, что это правда.       Сиф и Трое Воинов осторожно подошли к Тору и Одину, не сводя глаз с Локи и не осмеливаясь повернуться к нему спиной. Локи приказал солдату сопроводить их на крышу, что он и сделал, бросив извиняющийся взгляд на Лафея, который стоял, нахмурившись. Локи подумал, что Тор собирается что-то сказать ему, но Один положил руку ему на плечо и поймал взгляд сына.       Один поклонился Локи глубоким почтительным поклоном и кивнул Лафею, прежде чем последовать за их эскортом. Сиф и Воины ждали, когда Тор начнет двигаться, и через мгновение он сделал то же самое, что и Один, явно расстроенный. Ведомые своими верными воинами и товарищами, цари Асгарда отправились домой.       

***

      Локи стоял у трона, перед своим отцом и судом, и ждал приговора.