Последний норматив

       – Таким образом, преломляющий угол призмы выражается следующей формулой…        Мел заскользил по доске в уверенной руке Игоря Сергеевича. Когда с записью формулы было покончено, физик отряхнул ладони от меловой крошки и сел за стол, окинув класс долгим и внимательным взглядом. Наши глаза вдруг встретились, и я еще раз убедилась в том, что Игорь Сергеевич выиграл в генетической лотерее – не иначе. Вот бы еще он был чуточку мягче со всеми нами!        – Всем все понятно? – спросил учитель через пару минут. – Отлично, – протянул он, получив от учеников утвердительные кивки, – значит, будем решать задачи.        Я посмотрела в собственную тетрадь. Записывать за учителем было легко и просто, но, когда дело доходило до самостоятельной работы, я часто ошибалась, спотыкаясь обязательно на чем-то элементарном. В десятом классе Игорь Сергеевич вывел мне за год четверку, но с невероятной натяжкой – некий аванс на будущее, оправдать который я вряд ли смогу.        – К доске пойдет… – физик бросил мимолетный взгляд в раскрытый журнал нашего класса, лежащий перед ним на столе. – Афанасьева.        Словно это могло хоть как-то мне помочь, я еще раз посмотрела на формулу и вышла к доске. Игорь Сергеевич протянул мне увесистый и потрепанный сборник задач, о котором в нашей школе ходили легенды: редко у кого-то из учеников получалось решить из этой книжицы хоть что-нибудь. Исключением оказалась лишь Зуева, которая, видимо, молилась на учебник по физике и спала с портретом Ньютона – иначе невозможно было объяснить ее невероятные успехи в этом сложном для всех остальных предмете.        – Читай, – Игорь Сергеевич внимательно посмотрел на меня. – Все остальные слушают и записывают. Решение в тетради тоже буду проверять!        Я бегло прочитала условие и вытаращила на физика глаза. Может, стоить сразу поднять белый флаг и вернуться на место? Да, с двойкой в журнале, зато без позора.        – Олеся, время не бесконечно, – протянул Игорь Сергеевич, заметив мою заминку. – И в этом классе есть и другие уникумы, которых я хотел бы вызвать к доске.        «Вот с них бы и начинал», – про себя подумала я и взяла кусочек мела с подставки под доской.        – Преломляющий угол призмы y равен сорока пяти градусам, – начала читать я. – Показатель преломления материала призмы для некоторого монохроматического луча n – одна целая, шесть десятых.        Я записала все данные на доске, пытаясь найти в собственной голове хоть какую-нибудь информацию, которая помогла бы мне решить эту задачу. С некоторой долей отчаяния я посмотрела на Игоря Сергеевича.        – А дальше? – поинтересовался он.        – Ну, дальше решение, – неуверенно протянула я.        Мужчина закатил глаза, цвет которых нельзя было назвать просто синим. Скорее, они были сапфировыми.        – Ты не дочитала, Олеся, – уже с раздражением в голосе напомнил физик. – Найти-то что нужно?        Я вперилась взглядом в ненавистный сборник задач и процедила сквозь сжатые зубы:        – Каков должен быть наибольший угол падения і этого луча на призму, чтобы при выходе луча из нее не наступило полное внутреннее отражение?        – Аллилуйя! – Игорь Сергеевич даже похлопал мне. – И вот теперь, Олеся, я жду решение.        Я вдруг посмотрела на учителя совершенно другими глазами. До Игоря Сергеевича физику в нашем классе преподавал другой мужчина – Петр Михайлович, который не отличался ни любовью к детям, ни особыми способностями к преподаванию. И без того сухая наука превращалась в набор формул без каких-либо нормальных объяснений. Еще Петр Михайлович не стеснялся в выражениях, и физику, как и его самого, ненавидели абсолютно все. Появление Игоря Сергеевича было воспринято едва ли не бурными овациями; уроки стали интересными и понятными, а каждая выставленная оценка сопровождалась обоснованием учителя.        И, само собой, у нового физика появилась целая плеяда поклонниц, в которую я тоже входила. Поэтому-то и устроила эту возню на жеребьевке! Мне казалось, что я должна сделать все, лишь бы выступить с Игорем Сергеевичем. Но теперь я смотрела на него и понимала, что на самом деле он был не тем человеком, каким я его вообразила в своей голове.        – Я не знаю, как это решить.        Я положила мел обратно на подставку, а сборник задач протянула учителю. Игорь Сергеевич, судя по всему, не был удивлен. Через несколько секунд в журнале напротив моей фамилии уже стояла двойка. Я спустилась с невысокой платформы, на которой стоял учительский стол, и прошла к своему месту.        – Рита, – позвал одноклассницу Игорь Сергеевич, – выходи к доске, кто-то же должен спасать положение.        Зуева медленно поднялась и практически на негнущихся ногах двинулась вперед, туда, где минуту назад стояла я. Также нерешительно взяла в руки кусочек мела и сборник задач. Отличие было лишь в том, что ее медлительность Игорь Сергеевич никак не комментировал, а сама Рита прекрасно знала, как решать данную сначала мне, а теперь и ей, задачу.

***

       После седьмого урока я, как и планировала, спустилась на первый этаж и зашла в спортзал. В школе их было два: большой и малый. В первом занимались старшеклассники под руководством Семена Юрьевича, во втором – ученики начальных классов, испытывающих на прочность нервные клетки другой учительницы. В большом спортзале летом сделали ремонт, поэтому здесь еще немного пахло краской. Я вдохнула этот аромат и улыбнулась.        Семена Юрьевича я не увидела, поэтому подошла к двери, ведущей в тренерскую, и аккуратно постучала. Не дождавшись ответа, я взялась за ручку и потянула. Дверь открылась, и я переступила порог, осознав вдруг, что никогда сюда не заходила.        Тренерская оказалась крохотным кабинетом с двумя столами, на которых стояли выключенные компьютеры; диванчиком, застеленным бежевым пушистым пледом, и двумя невысокими стеллажами из светлого дерева. Я пробежалась пальцами по корешкам книг, а когда подняла глаза, на самой верхней полке, куда мог бы дотянуться один лишь Семен Юрьевич, увидела…        – Афанасьева! – рявкнул физрук где-то за моей спиной, и я вскрикнула от неожиданности. – Тебе не говорили, что без стука и разрешения никуда не заходят?        – Я стучала, – ответила я, придя в себя. – Но вас здесь не было…        Обернувшись, я посмотрела мужчине в глаза. Семен Юрьевич тяжело вздохнул, прошел мимо меня и сел на диван, махнув рукой в сторону стула, стоявшего напротив. Сев, я тут же вспомнила об увиденном и спросила:        – Бариста подрабатываете?        Семен Юрьевич посмотрел на меня, как на идиотку, и я перевела взгляд на стеллаж. Там, на верхней полке, выстроился аккуратный ансамбль сиропов для кофе, причем, самых странных вкусов.        – Ты любишь кофе? – поинтересовался учитель, и я кивнула. – Вот, и я люблю. Особенно с сиропами.        – А Агнесса Илларионовна как-то точно говорила нам, что в кабинетах нельзя хранить чайники, – вспомнила я и прищурилась. – Вы что, нарушаете правила пожарной безопасности?        Семен Юрьевич усмехнулся и как-то заговорщически прошептал:        – У Агнессы Илларионовны в кабинете есть чайник. Беленький такой, я как-то у нее его брал.        Я улыбнулась.        – Значит, учителям нельзя верить?        Он покачал головой, кажется, немного разочарованно.        – Нет, Афанасьева, – протянул Семен Юрьевич, – это значит, что учителя тоже люди.        Я почему-то опустила взгляд. Разговор перестал быть веселым и казался теперь мне неловким и слишком серьезным. Мягко выдохнув, я выпрямилась на стуле, закинула ногу на ногу – для уверенности, и решительно произнесла:        – Давайте перейдем к делу.        Семен Юрьевич развел руками, показывая, что готов к диалогу.        – Нам нужен номер. – Я сделала паузу. – Самый лучший и самый эффектный.        Учитель склонил голову набок; кажется, он считал все происходящее забавным и несерьезным. Может быть, так оно и было, ведь это всего лишь любительский концерт, но я относилась к таким вещам со всей серьезностью.        – Надеюсь, ты понимаешь, что я не массовик-затейник? – спросил учитель. – И вообще, ты не можешь выбрать кого-нибудь еще?        – Нет, не могу! – возмущенно произнесла я. – Семен Юрьевич, вы же профессиональный танцор! Мы с вами станцуем, и это запомнят все!        Идея физруку совершенно не нравилась. Он смотрел на меня безо всякого интереса в глазах, так, словно сидел перед телевизором, по которому транслировали бестолковую передачу. Интересно, что на новость о совместном выступлении сказал Игорь Сергеевич, когда к нему пришла Рита?        – Хорошо, – я понимала, что ничего не добьюсь. Может, учителя и люди, но все же какие-то непрошибаемые. – Тогда предлагаю станцевать самую простую вариацию. Венского вальса, например.        Что-то в тоне моего голоса заставило Семена Юрьевича посмотреть на меня по-другому. Он сцепил пальцы рук в замок, а потом медленно, словно сомневаясь, кивнул.        – Отлично! – радость моя была приглушенной, но лучше уж вальс, чем вообще ничего. – Тогда давайте выберем дни репетиций.        Физрук покачал головой.        – Нет, ты не поняла, – сказал он. – Я согласен на твой фееричный номер. Делай со мной что хочешь, Афанасьева, но при одном условии.        Я тут же вся подобралась на стуле и выжидающе посмотрела на учителя.        – И что за условие?        Вместо ответа Семен Юрьевич взял в руки волейбольный мяч и бросил в мою сторону. Не ожидая никакого подвоха, я кое-как успела его поймать. Мяч показался мне невесомым.        – Терентенко из 11А ушла в другую школу, – тихо сказал Семен Юрьевич. – В волейбольной команде не хватает одного игрока. Я предлагаю тебе занять это место.        Я ошарашенно посмотрела на учителя. Когда-то, в пятом-шестом классе я действительно играла и подавала надежды, но потом, не в силах совмещать несколько секций и кружков сразу, перестала ходить на тренировки. Какие-то навыки остались, но их явно не хватит для соревновательных игр.        – Брось, Афанасьева, – Семен Юрьевич подался вперед, пристально глядя в мои глаза, – соглашайся. И я хоть румбу станцую с тобой.        Это действительно кажется мне хорошей идеей. Чтобы танцевать румбу на высоком уровне, нужно либо быть влюблённым, либо мастером спорта. К тому же, вряд ли хоть кто-нибудь еще сможет профессионально станцевать. Но волейбол…        – Я не умею, Семен Юрьевич. – Я разочарованно пожимаю плечами. – Раньше, может быть, что-то еще получалось, но теперь – вряд ли. Вы же видели, мы сегодня в волейбол проиграли.        – А если я научу тебя? – неожиданно предложил он. – Помогу все вспомнить?        Я неуверенно пожала плечами. Действительно ли я хочу возвращаться в спорт? С другой стороны, что я теряю?        – Хорошо, – кивнула я, соглашаясь. – Если научите, я согласна.