***
Хорошо. Допустим, с боссом я переборщила. Во время разминки я действительно сделала Хайруллину и ее свиту, – здесь помогло танцевальное прошлое. Но когда началась игра, я с треском провалилась. На уроках физкультуры практически ничего не нужно было делать: Егор страховал меня, а я страховала свой маникюр. Но на тренировке не было Соколова, и мне приходилось все делать самой. Хватило одного удара по мячу, чтобы я осознала: слова Семена Юрьевича по поводу «с мясом оторвутся» были абсолютной правдой. Когда тренировка закончилась, я обессиленно опустилась на низкую деревянную скамейку и закрыла глаза. Семен Юрьевич что-то говорил девочкам, но я совсем не разбирала слов и не контролировала время. – Думала, будет легче? Я почувствовала, что он сел рядом. Открывать глаза до сих пор не хотелось. – Хотела ворваться в мир большого спорта более триумфально. Может, сейчас я казалась учителю жалкой. – Ты неплохо держалась, – Семен Юрьевич решил меня подбодрить. – И сделала гораздо больше, чем я от тебя ожидал. Открыв, наконец, глаза, я усмехнулась: – Снова ваши сомнительные комплименты, Семен Юрьевич. Он пожал плечами. – Какие есть. Я вытянула ноги. Тренировочная форма волейбольной команды в первые несколько минут показалась мне неудобной и сковывающей движения, но сейчас мне нравилось ощущать себя в ней. И тренировка, хоть и ударила по моему эго, тоже мне понравилась. – Когда ты хочешь начать репетировать? – вдруг спросил учитель. – Время-то идет. – Я могу хоть сейчас, – ответила я и покачала головой, – но проблема в том, что идеи номера так и нет. Танцевать просто вариацию я не хочу. Семен Юрьевич встал со скамейки и протянул мне руку. Я с удивлением посмотрела на него, но все-таки вложила в нее свою ладонь. Мужчина тут же потянул меня на себя, так, что я чуть не упала ему под ноги. – Ты точно танцевала? – с сомнением спросил он. Я уже была готова ударить его по плечу, чтобы не зазнавался, но вовремя одумалась: передо мной все-таки учитель. – Такой же вопрос к вам! – возмутилась я. – Вы вообще умеете обращаться с партнершей? Семен Юрьевич покачал головой, и его рука вдруг легла мне на поясницу. Я уже знала, что будет дальше, и когда учитель начал двигаться, я безошибочно последовала за ним. Медленный вальс – не самый любимый мой танец, но в тишине спортзала, без какого-либо музыкального сопровождения, он казался чем-то особенным. – Значит, медленный вальс? – спросила я через какое-то время. – Это такой намек? Учитель тяжело вздохнул, и танец вдруг стал совершенно другим. Теперь это был квикстеп. Семен Юрьевич, похоже, был ярым фанатом Европейских танцев. Я же предпочитала латину: больше красок, больше страсти, громче музыка. – Я хочу, чтобы ты поняла: все зависит от тебя, – бросил мне Семен Юрьевич после очередного спин поворота. – Это может быть что угодно: вальс, квикстеп, или… – Он подмигнул мне, и Европейский танец медленно перетек в латиноамериканский, – … румба. Я кивнула, и мы продолжили танцевать. Румба. О ней Семен Юрьевич и говорил, когда звал меня в волейбольную команду. А еще – это мой любимый танец. И на концерте, конечно, он произвел бы фурор, но… – Этот танец… – Я не хотела этого говорить, но все же сказала. – Он слишком откровенный. Семен Юрьевич тут же остановился и отпустил мою руку. Кажется, я разбила какое-то особенное мгновение, которому больше никогда не суждено повториться. – Тогда будем танцевать вальс, – сказал учитель, будто поставив жирную точку. – Подбери музыку, а с фигурами разберемся. И сначала я кивнула. И даже попрощалась с Семеном Юрьевичем. В раздевалке, надевая любимые светло-голубые джинсы, я чувствовала, будто несколько минут назад предала саму себя. С другой стороны, это просто школьный концерт. И незачем так из-за этого переживать! Застегнув пуговицы на пальто, я вставила наушники в уши и щелкнула выключателем. В раздевалке стало совсем темно, и я неожиданно вздрогнула – это заиграла музыка. И я вдруг отчетливо увидела наш с учителем танец. И это все-таки был не вальс. Я выбежала из раздевалки и дернула дверь спортзала. Закрыто. Не веря в то, что Семен Юрьевич мог уйти далеко, я вихрем пронеслась вдоль школьного коридора, едва не впечаталась в широкую грудь ночного сторожа и выскочила на улицу. – Семен Юрьевич! – закричала я, увидев его у крыльца. – Постойте! Учитель обернулся. Бледный свет фонаря осветил его удивленное лицо. Оказавшись перед учителем, я без слов протянула ему один наушник и нажала на воспроизведение. – Ты же говорила, – тихо произнес он, – что румба – это откровенно? Я покачала головой. – Считайте, что я ошибалась. Или, – усмешка скользнула по моему лицу, – я останусь в истории этой школы девушкой, которая станцевала румбу с учителем физкультуры. Вряд ли кто-нибудь это сможет повторить. – Надеюсь, ты останешься в истории гордостью волейбольной команды, – выдвинул свою версию Семен Юрьевич. – А потом уже будут танцы.***
Лиззи крутилась у моих ног, пытаясь ускорить процесс наполнения ее миски едой. Сегодня я сильно задержалась, и единственная живая душа, что ждала меня дома, такого поворота событий явно не ожидала. – Придется нам с тобой перестраиваться, – сказала я, садясь на пол. – Мамочка подалась в спорт. Лиззи с присущей тойтерьерам грациозностью принялась за еду: кролик под каким-то трудновыговариваемым соусом. Я же достала из кармана толстовки шоколадный батончик – готовить себе мне совсем не хотелось, обойдусь и этим. По какому-то невероятному стечению обстоятельств на завтрашний день никто из учителей ничего не задал. Такие свободные вечера в одиннадцатом классе – подарок судьбы, не иначе, потому что с первой же учебной недели нас завалили домашними работами по всем предметам – даже по ОБЖ. Один лишь Семен Юрьевич ничего не задавал – по понятным причинам. Он вообще сильно отличался ото всех учителей в нашей школе, разгуливая по коридорам в спортивном костюме, со свистком, что болтался на длинном шнурке, и насмешливой улыбкой на лице. Все вечно были чем-то озабочены, и только один Семен Юрьевич, кажется, отдыхал на работе. Мне он всегда казался типичным физруком из сериалов про российские школы: немного глуповатым, отпускающим шутки на грани фола и жующим жвачку. И, наверное, не мне одной, ведь, несмотря на молодость, Семен Юрьевич не собирал вокруг себя толпы поклонниц, в отличие от Игоря Сергеевича. Но теперь я видела, что он другой. Да, Семен Юрьевич мог пошутить, но назвать его глупым – значит, расписаться в собственном идиотизме. И никакой жвачки я у него ни разу не видела. Он, и правда, не такой, как другие. Совершенно особенный. С ним мне было легко. – Лиззи, – я посмотрела на собаку, уплетающую свой поздний ужин, – на выходных опять в салон пойдем. За новым маникюром. Оказывается, с таким в волейбол не играют. Лиззи, само собой, на меня даже не обернулась. Я снова выставила руку вперед. Давно маникюр не был настолько идеальным, правда, время для него было совсем неподходящее. Я улыбнулась, доела батончик и взяла Лиззи, которая выглядела крайне счастливой, на руки. Окончательно поддавшись лени, я легла на диване в гостиной, укрывшись теплым пледом, включила телевизор и закрыла глаза. Такой и была вся моя жизнь. День за днем – только я и Лиззи, да тарабанящий всю ночь телевизор.