***
На следующий день я решила, что все же стоит обсудить выбор платья с Семеном Юрьевичем. В конце концов, это он среди нас двоих учитель, а значит, ему и давать нравственный комментарий. Если что-то все-таки его не устроит, я заберу из проката второе платье. Менее шикарное, конечно, но зато способное не обрушить окончательно мою и без того сомнительную репутацию. Но Семена Юрьевича в спортзале не было. И в учительской тоже. Сегодня точно не его методический день, куда он мог уйти? Решив, что буду пытать счастья на каждой перемене, я пошла на химию. Но после нее физрук тоже не обнаружился. Отсидев английский – третий по счету урок, я снова кинулась спортзал. – Ты, никак, записалась в ряды фанаток нашего физрука? – засмеялся Соколов, когда я вернулась – снова ни с чем. – Все перемены торчишь у спортзала. Бросив в сторону слишком наблюдательного одноклассника убийственный взгляд, я села на свое место. Напишу лучше Семену Юрьевичу сообщение: отправлю фотографию платья и два варианта ответа. Либо да, либо нет. Хотелось бы, конечно, послушать его доводы, но оставлю это на очную встречу. Прикрепив к сообщению фотографию, я вдруг задумалась. Может, у Семена Юрьевича какие-то проблемы, а тут я со своими платьями. Что он вообще подумает обо мне? Удалив черновик сообщения, я попыталась сосредоточиться на уже начавшемся уроке биологии, но в голове мельтешила одна физкультура. Точнее, физрук. Пытаясь остаться незамеченной, я разблокировала телефон и быстро набрала текст сообщения, которое – на этот раз, все же отправила. Все в порядке? Ответа не было почти полчаса. Из-за того, что я постоянно смотрела на дисплей телефона, когда должна была смотреть на доску, меня вызвали отвечать. Домашнее задание я делала в спешке, а потому и ответила с горем пополам. И получила тройку. А когда села обратно за парту, увидела новое входящее сообщение. Как и я, Семен Юрьевич не поздоровался, написав лишь лаконичное: Я позже тебе позвоню. Это ничуть меня не успокоило. Наоборот, чувство тревоги всецело завладело мной. На последних двух уроках я практически полностью выпала из учебного процесса, к счастью, меня никто не вызвал к доске. Егор что-то пытался шутить по поводу того, почему я не бегу в спортзал, но я проигнорировала это, предпочитая безостановочно крутить телефон в руках. Семен Юрьевич не позвонил мне. Ни после уроков, ни через час после их окончания, ни через два. В чат сборной школы по волейболу Хайруллина написала об отмене тренировки, дополнив сообщение несколькими фразами о том, что причина ей неизвестна. Это только усилило мои опасения. Я успела забрать платье из проката, приехать домой и накормить Лиззи. Включила телевизор, но сосредоточиться на происходящем в очередном новомодном сериале так и не смогла. Решив, что нужно хоть как-то отвлечься, я скинула с себя домашнюю одежду, достала платье из чехла и переоделась. Директор школы точно прикончит меня, призвав на помощь классного руководителя. И без того короткое платье имело разрез на бедре и открытую спину. Тонкая ткань, расшитая сапфировыми и серебряными камнями, в нескольких местах была прозрачной. На каком-нибудь статусном турнире такое платье привлекло бы внимание судей, и это было бы отличной возможностью выделиться. На школьном концерте же это могло кончиться не так хорошо, как мне бы хотелось. У Семена Юрьевича был шанс остановить меня, но он куда-то запропастился. Так что теперь от судьбы не уйти. Я достала из коробки свои танцевальные туфли, обулась, а потом сделала перед зеркалом высокий мах ногой. По танцевальному рисунку, Семен Юрьевич должен в этот момент взять меня за щиколотку. Отражение меня порадовало: все выглядело более или менее прилично. Я взяла руки в телефон, чтобы сделать селфи – на память. И в этот момент на дисплее высветился номер Семена Юрьевича. – Я думала, вы уже забыли обо мне, – ответила я, чувствуя прилив какого-то невероятного счастья. – Вас не было на работе. В ответ я услышала тишину и писк каких-то приборов. – Семен Юрьевич? У вас все хорошо? Снова молчание. Может, плохая связь? Я уже хотела сбросить звонок, чтобы перезвонить, как вдруг Семен Юрьевич тихо позвал меня по имени: – Олеся? Значит, дело не в связи. – Да? Что такое? Я села на диван. Мне не нравилась ни тишина, что повисла между нами, ни тон голоса, которым учитель произнес мое имя. – Я не знаю, как сказать тебе. Пообещай, что постараешься не расстраиваться? Догадываясь, к чему он клонит, я попыталась свести все к шутке. – Если вы решили выкинуть меня из команды, то я буду только рада. Семен Юрьевич громко вздохнул. – Олеся, я не смогу станцевать с тобой.***
– Афанасьева, может быть, ты прекратишь кричать в трубку и объяснишь все понятным, русским языком? – нравоучительно поинтересовался Игорь Сергеевич после того, как я на одном духу все ему рассказала. – Извини, но я совершенно ничего не понял. Я швырнула ненавистное теперь платье в угол, подавив желание отправить вслед телефон. Как можно было не понять моих слов? – Семен Юрьевич сломал ногу! – закричала я. – Теперь услышали? Игорь Сергеевич вполне способен на то, чтобы припомнить мне этот разговор, но я ничего не могла с собой поделать: эмоции взяли верх надо мной. – Надеюсь, ты понимаешь, что номер все равно состоится? Очень жаль, что с Семеном Юрьевичем это произошло. Идея номера принадлежала тебе, Олеся, но мы с Ритой тоже приложили максимум усилий. Я не хочу, чтобы все было зря. Физик произнес это таким буднично-равнодушным тоном, что сложно было представить, будто ему действительно жаль. Я и сама была бы против полной отмены номера, но Игорь Сергеевич опередил меня. Его слова имели какой-то горький привкус, и, кажется, двойное дно. Мы с Ритой. Давно ли он так печется о моральном благополучии Зуевой? Как по мне, одноклассница бы только обрадовалась, узнай, что не придется петь. – Как хорошо, что мы поняли друг друга, – сказала я, наконец. – До свидания, Игорь Сергеевич. Желаю успеха на завтрашнем концерте. Я отключилась, даже не дождавшись ответа. В конце концов, и наш номер, и концерт в целом – все это в одно мгновение перестало иметь какой-либо смысл. Поправив рубашку, я забила нужный адрес в строку заказа такси и нажала на «Вызов». Пусть Игорь Сергеевич очаровывает публику вместе с Зуевой. У меня теперь появились совершенно другие дела.***
– Что же я натворил… Семен Юрьевич не был похож сам на себя: слишком бледный, слишком уставший, слишком недвижимый. Я привыкла видеть его совсем другим человеком. И поэтому не понимала, как себя с ним сейчас вести. – Вам… – на глазах вдруг выступили слезы, которые я тут же смахнула тыльной стороной ладони. – Семен Юрьевич, вам очень больно? Перелом со смещением. Конечно, ему больно! О чем я только думала, спрашивая такое? – Нет, что ты, Олеся, – заверил он меня и даже попытался улыбнуться. – Я в порядке. Мне жаль, честно. И это «мне жаль» было настоящим и совершенным в своей искренности. У Игоря Сергеевича так бы сказать не получилось. Никогда. Глаза снова защипало от слез, и я отвернулась. – Почему ты плачешь? – нахмурился Семен Юрьевич, когда я снова взглянула на него. – К Новому году я поправлюсь, станцуем еще! Сначала я даже улыбнулась, но когда смысл учительских слов дошел до меня, неодобрительно на него посмотрела. Семен Юрьевич мне подмигнул, как делал это в последнее время все чаще и чаще. И я вдруг увидела его совсем другими глазами. Игорь Сергеевич, несомненно, был очень красив, но от него веяло абсолютной зимой, которая обещала никогда не закончиться. А в серых глазах Семена Юрьевича я сейчас видела теплый след солнца, лучи которого запутались в его светло-русых волосах. Это была не зима, а теплая, ранняя осень. Весь сентябрь и самое начало октября. Время, которое всегда приходит после такого короткого лета, но так долго, как только может, тянет за собой золотой след, по которому мы скучаем всю зиму. Почему я раньше не видела этого? – Перелом слишком серьезный, – опомнившись, я опустила взгляд на свои сцепленные руки. – К Новому году вы только-только расстанетесь с гипсом. Учитель с удивлением посмотрел на меня. – Ты что, поймала в коридоре моего врача и устроила допрос? Я покачала головой. Разве могу я быть настолько предсказуема? – У меня родители – врачи, вирусологи, правда, но все же. Да и я собираюсь в медицинский поступать. Семен Юрьевич едва не поперхнулся водой, которую только-только успел отхлебнуть. – Куда? В медицинский? Прозвучало это с таким неверием в голосе, что я тут же приняла оскорбленный вид. – Да, – уверенно кивнула я. – В медицинский. Семен Юрьевич нахмурился. Что-то его, кажется, в моем ответе не устраивало. – Сама решила? – вдруг решил уточнить он. Весь мой напыщенный вид тут же растворился в этом вопросе. Я с первого класса знала, кем буду, когда вырасту. И не помню, чтобы хоть раз меня спросили о моем желании в выборе профессии. Может, родители и не занимались моим воспитанием, но клеймо медицинского института поставить на мое будущее многократно успели. – Это хорошая профессия. Очень благородная. Почему я стала оправдываться? До сегодняшнего дня у меня не возникало никаких сомнений по этому поводу. Может, в восторге я никогда и не была, но уж точно не сопротивлялась. – Вот выучишься, я себе что-нибудь снова сломаю, и ты мне поможешь, – пошутил Семен Юрьевич, но по его рассеянному взгляду я поняла, что он хотел сказать совсем другое. – Можно попросить тебя об одолжении? Я кивнула. – Пообещай мне не расстраиваться из-за всего этого, – он обвел взглядом палату. – Все еще будет. – Вы уже просили об этом по телефону, – напомнила я. Семен Юрьевич кивнул, а потом неожиданно взял меня за руку. И я почувствовала тепло солнечного света. – Просил. Но разве это не ты чуть не затопила палату своими слезами? – он улыбнулся мне. – Олеся, даже если все будет, как ты сказала, и к Новому году я буду еще не совсем здоров, мы станцуем позже. В другой праздник. Или вообще в самый обычный день. И даже если это будет после окончания школы, я найду тебя в твоем медицинском институте, и мы шокируем будущее российской медицины. Я засмеялась и сжала его руку. Это не Игорь Сергеевич. Семен Юрьевич меня не осудит и не отчитает. Он поймет, потому что я тоже понимала его – с каждым разом все лучше и лучше. И верила ему. Теперь уже безотчетно.