Последний норматив

       Веки горели от гротескного для прохладной московской осени яркого солнца.        Перевернувшись на другой бок, облегчения, к сожалению, я не получила: мешала кошмарная сухость во рту. Стягивало даже губы, и я застонала, мысленно пообещав самой себе никогда больше не пить. Не только из-за того, что чувствовала себя как никогда паршиво — проблема была в другом.        Я совершенно не помнила ничего, что было вечером и ночью. На задворках сознания мельтешили Зуева и Соколов, вытащивший ее танцевать. И все. Хотелось верить, что я ограничилась одной бутылкой вина и была в состоянии выгулять Лиззи. Но на душе все равно было как-то паршиво.        Кое-как поднявшись на ноги, я пригладила волосы, напоминавшие ворох соломы, сунула ноги в тапочки и вышла из комнаты, мечтая поскорее оказаться под струями холодного душа и одновременно с чашкой кофе в руках. А потом я зашла на кухню и разом позабыла обо всех желаниях.        Ведь там, за моим столом, сидел Семен Юрьевич и крутил в руках полупустой стакан воды.        — Здравствуйте, — только и смогла выдавить я и упала на первый попавшийся стул — прямо напротив учителя. — А что вы тут делаете?        Он испытующе смотрел на меня почти целую минуту, за которую я успела обвинить себя во всех смертных грехах, убийстве Джона Кеннеди и предвзятом отношении к учителям физической культуры. Собственная память не желала мне покоряться: вот Егор танцует с Ритой, и вот я уже просыпаюсь сегодняшним утром, умирая от жажды.        — Ничего не помнишь? — решил на всякий случай уточнить Семен Юрьевич и вдруг протянул мне свой стакан. — Это лекарство, выпьешь, сразу полегчает.        Поверив учителю на слово, я залпом выпила чуть сладковатую воду и поморщилась. Однако отрицать очевидное не могла — стало действительно чуточку легче.        — Надеюсь, я не танцевала перед вами на столе? — шепотом поинтересовалась я, смущенная продолжающимся молчанием Семена Юрьевича. — А если танцевала, надеюсь, что это хотя бы было красиво.        Все катилось в гребаное пекло. Семен Юрьевич не стал смеяться над этой шуткой, а смерил меня взглядом, от которого по коже побежали мурашки. Обхватив себя руками, я склонила голову набок.        — Ты позвонила из такси, сказала, что едешь в больницу. Мне пришлось тебя остановить, ведь меня выписали еще с утра, — наконец начал рассказывать учитель. — Ты вызвала другое такси, приехала ко мне домой…        Впору было проваливаться к соседям на пару этажей ниже или вспыхнуть от стыда. Я чувствовала, как лицо заливает краска. Хотелось спрятаться и никогда больше не смотреть Семену Юрьевичу в глаза.        — Мы поговорили, я налил тебе чай. А потом ты вспомнила, что оставила Лиззи дома и не погуляла с ней. Рвалась уехать, но время уже перевалило за полночь, и я не решился отпустить тебя одну. Вот и поехал с тобой.        — А ребята? — Для полного фиаско не хватало еще комментариев по поводу моих взаимоотношений с Семеном Юрьевичем. — Что они сказали?        — Когда мы приехали, никого уже не было. Видимо, в семнадцать лет еще сложно тусоваться до рассвета. Но это и к лучшему — в нашей ситуации.        «В нашей ситуации». Мне оставалось только усмехнуться. Семен Юрьевич отвел от меня взгляд, а потом и вовсе обернулся через плечо — к окну. Взгляд зацепился за ворот светло-зеленого поло, а точнее, за неровные края багрового пятнышка, выглядывавшего оттуда.        — Алиса рада, что вас выписали?        Наверное, эта Алиса уже икает, согнувшись в три погибели у какой-нибудь картины в заплесневелом музее. А продуктивности Семена Юрьевича можно только позавидовать: поразвлекался со своей бывшей, попил со мной чайку, да еще и исполнил педагогический долг, не дав мне по пьяни попасть в беду.        — Она вообще не в курсе.        От неожиданности я дернулась и опрокинула пустой стакан, задев его локтем. Он упал на бок и прокатился по столешнице — прямо к учителю. Семен Юрьевич поймал стакан за секунду до падения на пол.        — Разбился бы на счастье, а вы помешали, — бесцветно проговорила я. — Не хотите, чтобы я была счастливой?        Он почему-то посмотрел на меня, как на дуру. А потом перевел взгляд ниже — куда-то в сторону моего плеча, и в серых глазах что-то вспыхнуло — на одно мгновение. И мне впервые за этот недолгий, но странный разговор стало казаться, что я забыла что-то слишком важное. Что-то такое, о чем было бы лучше помнить.        — Семен Юрьевич, все было так, как вы сказали?        — Думаешь, я скрыл от тебя твой танец на столе?        — Думаю, что вы могли скрыть что-то похлеще этого.        Вместо ответа Семен Юрьевич поднялся ноги, опираясь на костыли. Мне стало еще хуже, чем было до этого. Мысль о том, что он носился со мной весь вечер, несмотря на сломанную ногу только потому, что я напилась, вытеснила из головы все остальное. И Алису, и танцы на столе, и возможность обмана.        — Давайте я вызову вам такси, — я тоже вышла из-за стола. — Поверьте, хуже этой ситуации ничего еще не случалось в моей жизни. Какой-то кошмар.        Он подошел ко мне, напомнив о нашей разнице в росте. Я почувствовала себя слишком маленькой — и физически, и ментально.        — Молодость все прощает, Олеся, — тихо произнес Семен Юрьевич. — Любые глупости. Не кори себя, тем более, ничего из ряда вон не произошло. Мы с тобой подружились, ты захотела меня навестить, а я не был против. Ну а то, что ты выпила — глупо было полагать, что вечеринка одиннадцатиклассников в честь окончания четверти пройдет за чашкой чая.        Он говорил все правильно и по делу. Спорить было не с чем, но я кожей чувствовала какой-то подвох. Семен Юрьевич стоял сейчас ко мне слишком близко, но между нами не было неловкости. Он не пытался отодвинуться, я не сделала и шага назад. Все это было как будто слишком знакомо, как будто уже случалось.        — Через три недели мне снимут гипс, «Спартак» как раз будет играть с «ЦСКА». Составишь мне компанию?        Я не нашла в себе сил ничего ответить и поэтому просто кивнула.        — Тогда до встречи через три недели, Олеся.

***

       А через три недели случился день рождения Соколова.        Он собрал всех на даче, сияя от предвкушения классной вечеринки. Пока все пели — мимо нот, зато дружно, Соколов стоял в центре комнаты и восторженно смотрел на нас. А если быть точнее — на Риту, которая перебирала струны на красивой черной гитаре. Репетировали мы совершенно с другим инструментом — это почему-то сразу бросилось мне в глаза.        — Ну вы даете! — Егор восхищенно присвистнул. — Когда вы успели-то, конспираторы? Садитесь, давайте, за стол!        Зуева села рядом с именинником, я заняла место рядом с Оксаной Фадеевой. Одноклассники активно наполняли тарелки салатами и закусками, кто-то уже откупорил несколько бутылок с пивом и вином. Я благоразумно взяла в руки стакан с соком — для полного счастья мне не хватало напиться здесь и забыть день рождения Егора.        — Кстати, Рит, — оживилась Фадеева, — ты где гитару-то нашла?        Как вечная праведница, Зуева тоже пила сок. Вопрос Оксаны задел ее врасплох: она помедлила несколько секунд, отставила стакан в сторону и пересохшими губами произнесла:        — Взяла у Игоря Сергеевича.        Кто-то слева от меня усмехнулся, явно этому не поверив. Многие смотрели на Риту, вытаращив глаза. Соколов же разглядывал одноклассницу со странным прищуром.        — Погоди, — отхлебнув немного вина продолжила Фадеева, — ты хочешь сказать, что позвонила физику и попросила у него гитару?        Казалось, будто Оксана пыталась загнать Риту в мышеловку. Но та заходить туда совершенно не желала, а потому спокойно ответила:        — Все было не так. Дело в том, что мы с Игорем Сергеевичем занимаемся дополнительно, и он как раз звонил мне, чтобы узнать, когда мы сможем уделить внимание подготовке к конференции.        — А потом вы, видимо, решили поговорить о музыкальных инструментах? — не сдавалась Фадеева. — Или как?        Рита нахмурилась. Ситуация грозила перерасти в скандал на ровном месте.        — Я просто сказала, что тороплюсь к Егору, и мне еще нужно найти гитару, — продолжала отбиваться Зуева. — И тут Игорь Сергеевич предложил свою помощь, а я согласилась. — Она медленно выдохнула, а потом произнесла практически по слогам: — Но гитара ему нужна сегодня вечером, поэтому он приедет сюда и заберет ее. Я, кстати, уеду вместе с ним. Завтра возвращается моя мама.        Если бы класс не был взбудоражен новостью о появлении Игоря Сергеевича на даче Соколова, то кто-нибудь наверняка бы обратил внимание на то, что история Риты не терпит никакой критики. Слишком уж складно все выходило: и дополнительные занятия, и звонок, и гитара, которая вдруг понадобилась всем сразу. И пока Оксана верещала что-то насчет платья, которое следовало надеть, а Рита извинялась перед Егором за незваного гостя, я вспоминала все события первой учебной недели во второй четверти.        Семен Юрьевич мне ни разу не позвонил. Пару раз мы перебросились несколькими смсками, которые имели нулевую смысловую нагрузку. Он еще был дома, но я почему-то продолжала слоняться у спортзала, делая вид, что настраиваюсь перед уроком на нужный лад. Мне казалось, что я стала оголенным нервом, и из-за этого видела то, что не нужно было видеть.        Игорь Сергеевич и Рита разыгрывали перед зрителями, слепыми на оба глаза, ненормальный спектакль. Почему-то никто не обратил внимания на то, что с каникул Зуева вернулась слишком счастливой, будто кто-то тщательно отпаивал ее живой водой все эти дни. Физик же бросал на нее долгие, пронзительные взгляды на уроках, а когда переводил взгляд на Соколова, превращался в глыбу льда.        Я постоянно смотрела по сторонам, чтобы понять, думает ли кто-нибудь из одноклассников о том, о чем думала я. Но этого не было. Никто не обратил внимания на изменения в Рите и Игоре Сергеевиче. И эта ситуация с гитарой, видимо, тоже не натолкнула никого на опасную мысль. Но ведь это было так очевидно, так заметно! Физику оставалось лишь разложить Риту на своем столе на глазах у всего класса.        Взглянув на нее исподлобья, я покачала головой. Это не было нормальным, но зато было… живым и осязаемым. Как и страх Риты, который разлетелся по комнате и кружил над головами наших с ней одноклассников, сдвигающих стол и стулья к стене. На импровизированном танцполе мне не нашлось места, и я долгое время простояла у окна, продолжая потягивать сок — до тех пор, пока не увидела, как Зуева выскользнула в коридор.        Все это тоже что-то напоминало мне. Может, она также убежала с вечеринки у меня дома? Еще немного постояв у окна, я оставила стакан на подоконнике, и вышла вслед за Ритой на улицу.        Одноклассница сидела в беседке, накинув на плечи чью-то куртку.        — Можно? — спросила я, опускаясь напротив. — Егор уже включил караоке, между прочим. Не хватает только тебя.        Мы обе знали, что произнесено это было лишь для того, чтобы хоть как-то начать разговор. Рита ни за что не стала бы петь на даче в компании полупьяных одноклассников — слишком не для нее. Да и настроение было неподходящим.        — Рит, то, что ты рассказала про Игоря Сергеевича — это правда? — выпалила я, решив не откладывать разговор в долгий ящик. — Ну, про то, что вы занимаетесь, и он приедет именно за гитарой?        Она же понимала, что я не дура, и спрашиваю это не просто так. Она же дернулась так заметно, что впору было вызывать экзорциста для успокоения заблудшей души. А потом начала ломать комедию.        — А зачем бы ему еще сюда ехать? — Рита наигранно усмехнулась, но голос ее дрогнул. — С каждым днем все холоднее и холоднее. Правда?        Она бросила это невпопад. Мне хотелось крикнуть, что она — дура, раз пытается что-то изображать из себя. Все, что мне было нужно — это совет, ведь я чувствовала, что между мной и Семеном Юрьевичем все запуталось.        — Мне кажется, что он приедет за тобой, — совсем тихо произнесла я. Рита вновь дернулась. — Я никому не скажу.        Наверное, нужно было просто сказать: «Помоги мне», но я не умела просить помощи. А из Зуевой выходила крайне херовая актриса. Как в дешевой мелодраме она закричала:        — Не о чем говорить! Ты, кажется, уже спрашивала меня об этом. Поверь мне, с того дня ничего не изменилось.        Хотелось смеяться. Потому что с того дня изменилось вообще все. Но я не стала смеяться, а встала и бросила ради проформы:        — Ты вернешься в дом? Песни от пьяного Соколова — как такое можно пропустить? Может, и сама споешь? Ты здорово это делаешь.        — Я подойду попозже. Через пару минут.        Кривая тропинка, ведущая в дом, на этот раз казалась мне бесконечной. Я не получила никакого совета, а только, похоже, испортила с Ритой отношения. Но, наверное, ее можно понять. Когда хранишь такую тайну, важно не выдать ее никому. Даже человеку, который разгадал загадку самостоятельно.        Я уже почти зашла в дом, но остановилась — в кармане пискнул телефон. Завтра хоккей. Заеду в три.