***
Но нервничала я, на самом деле, из-за всего подряд. Особенно полтора года назад. И вот, в какой точке я оказалась. Кафедра физической культуры педагогического вуза — итог моих истерик, которые продолжались целый месяц после вручения аттестатов нашему классу. Синяя картонка с цветным вкладышем почти сразу же полетела куда-то в сторону книжного шкафа, а я, развалившись на диване (о спальне — больше ни слова!) откупорила бутылку коллекционного рислинга и, заедая его сыром, смотрела в экран выключенного телевизора и все ждала какого-то чуда. Оно — закономерно — так и не случилось, зато алкоголя в квартире было предостаточно. Целую неделю я только и делала, что пила, играючи смешивая коктейли неадекватной крепости, на автопилоте выгуливая Лиззи, и игнорируя звонки матери, которую интересовало только одно: подала ли я документы. — Не подала, — едва шевеля языком, протянула я в трубку, когда пиликанье телефона почти довело меня до ручки. — Завтра схожу. Но и «завтра», и «послезавтра», и «после-послезавтра» так и не случились. И мама, почуяв неладное, заявилась домой. Гору бутылок она восприняла как следы бурной вечеринки очумевших от счастья выпускников, а мои так никуда и не поданные заявления — за элементарную лень. Три дня мама исправно выполняла свои материнские функции и даже затащила меня в медицинский, где я, кивая как китайский болванчик, подписала целую кипу бумаг. Экзамены я сдала хорошо, у родителей в вузе были надежные связи, так что домой я вернулась точно зная, что поступила. И это знание не принесло мне ничего, кроме разочарования. Я так и не разобралась в том, кем хотела стать, но точно знала, что не собираюсь быть врачом. Мама улетела, на прощание чмокнув меня в макушку, будто я все еще была неразумным ребенком, а я вызвала такси до медина и отозвала свои документы. Они пролежали на столике в гостиной еще пару недель, которые я провела в квартире, выходя только для того, чтобы выгулять Лиззи. В одну из таких прогулок, привычно листая ленту в социальных сетях, я наткнулась на свежие фотографии Алисы, на которых снова — вот это сюрприз, вот это неожиданность — появился Семен Юрьевич. Он не касался ее, но сидел рядом и смотрел в объектив камеры своими живыми, серыми глазами — так, будто все в его жизни было в порядке, будто и не было в ней никогда истории со странной девочкой Олесей, которая сначала, кажется, любила физика, а потом быстро переключилась на физрука. Но мне хотелось быть кем-то другим. Не плясать под дудку родителей, не оплакивать свои несостоявшиеся отношения с Семеном Юрьевичем, не влюбляться больше никогда в тех, кто старше. В тех, кто так легко причиняет боль. Потом было спонтанно вызванное такси до педа, сданные документы на кафедру физической культуры и спорта — сразу оригиналы. Истерика мамы, которой как-то благодетель из медина рассказал о том, что я отозвала свое заявление. Хладнокровный шантаж отца, так ничем и не закончившийся. Официальное зачисление в педагогический. Знакомство с группой и куратором. Выбор волейбола вместо баскетбола — так проще и почти не больно. А еще было тридцать первое августа и салон красоты. Волосы по плечи — и пусть черные. Новые духи — с отчетливым запахом горького кофе, новая одежда — больше джинс, чем платьев. Новая музыка. Новые фильмы. Книги. И новая я. И, наконец, первое сентября. Шумный двор, волнующийся Боря, старые учебники в университетской библиотеке. Вводная лекция. Опоздавший на нее Гордей Пылаев. Октябрь–ноябрь-декабрь. Дискотека первокурсников. Не первый поцелуй, но первый секс. В спальне, но в ней той, в которой хотелось, и не с тем человеком, которого любила. А дальше — целый год попыток казаться счастливой, влюбленной, спокойной, уверенной. Год бесконечной лжи.Глава 20.
19 октября 2023 г. в 19:10
Вода в бассейне оказалась почти ледяной. Острые иголочки пронзили каждый миллиметр тела, и я поспешно всплыла на поверхность. Дрожащими руками стянула очки, резиновую шапочку и прокричала что-то невнятное. Борис Владимирович, не ждавший от меня этой полу-истерики, как-то сразу обо всем догадался: сунул руку в воду, и скомандовал:
— Немедленно вылазь!
Откуда-то очень быстро появились плед и термос с горячим, пусть и ужасно приторным чаем. Руки продолжали дрожать, кожа покрылась сотней маленьких пупырышек, зуб хрестоматийно не попадал на зуб. Борис Владимирович, которого мы всей группой за глаза называли просто Борей, уже на кого-то орал по телефону.
— Да из-за ваших «недочетов» у меня могла утонуть студентка. Волейбольная надежда университета! Да плевать я хотел на то, о чем вы там думали!..
Крупными глотками отхлебывая чай из термоса, где-то глубоко внутри себя я заходилась в приступе смеха. Боря переборщил по всем фронтам: в бассейне нашего универа утонуть не смогла бы даже Царевна-лягушка, а уж о том, что я — баскетбольная надежда не то что говорить, думать было смешно. Но куратор, а по совместительству главный тренер мужской и женской сборной университета по волейболу, продолжал отчитывать своего собеседника, которому забыли сообщить о том, что спорить с Борей было бесполезно. Надо просто дождаться, пока он как следует проорется, а потом уже переходить к конструктивному диалогу.
— Ну все, — продолжил вопить уже после того, как повесил трубку, куратор, — зачета не будет!
Одногруппники сразу же натянули на лица скорбные маски: ах, как жаль, ах, какая несправедливость. Посильнее укатавшись в плед, я опустила взгляд и сгорбилась, надеясь, что выгляжу не слишком глупо.
— Значит, можно по домам? — спросил кто-то из парней, продолжая «горевать». — Нам еще к матану готовиться…
Боря махнул рукой: не то на нас, не то на бассейн, с которым постоянно что-то было не так. На первом курсе, например, мы пришли на первую пару, и пока переодевались, воду успели слить заботливые работнички техслужбы. Сейчас они же, судя по всему, что-то нафеячили с температурой воды.
— По домам можно, — немного успокоившись, согласился куратор. — Готовьтесь там как следует, но! — он показательно постучал по циферблату своих часов. — Вечером у нас тренировка. Пропустите, я вас точно прикончу. Афанасьева, — Боря подмигнул мне, — не опоздай сегодня, ради бога.
Злопамятность — качество не самое приятное, но куратор владел им на уровне, достойном открытия собственного курса личностного роста. Опоздала я один раз — в прошлом году, но Боря помнил об этом так отчетливо, будто я из раза в раз появлялась в спортзале спустя час после официального старта тренировки.
Сегодняшнюю нервозность куратора, однако, можно было понять: через два дня обе наши сборные — и женскую, и мужскую — ждал очередной этап городского чемпионата. Выиграем — попадаем в полуфинал, проиграем — что ж, Боря обещал нам устроить аудиенцию у апостола Петра.
— Надо выигрывать, — подытожила Лика Селиверстова, собирая волосы в высокий хвост, который всегда забавно подпрыгивал в такт ее шагам. — Борюсик вон как нервничает!
Это тоже легко были объяснить: мы — первая его группа, первый более или менее взрослый тренерский опыт. Парни иногда даже шутили, что Боря — как наша первая учительница, которую принято хранить в памяти целую жизнь.
— Если бы мы играли с «Алмазом», волноваться вообще было бы не о чем, — сокрушалась Лена Позднякова — именно на ее форме была пришита капитанская нашивка. — Но нас угораздило попасть на «Лисичек».
Действительно на редкость противные девицы из технологического университета были для нас самым неудобным соперником: часто фолили, требовали пересмотров и переигровок, а после игры неустанно разводили сплетни про соперниц.
— Найдется и на них управа, — не теряла оптимизма Лика. — Главное, играть по правилам, ничего не нарушать и сохранять самообладание. Всем равняться на Олесю! — она задорно хлопнула в ладоши. — Вот уж кто никогда не нервничает. Разве что, — Лика подмигнула мне, — из-за холодной воды в бассейне.