Последний норматив

       Надо было послать Борю к черту — и туда же отправить тренера нашей баскетбольной команды. Или сказать, например, что все-таки наглоталась ледяной воды в бассейне и свалилась с температурой. Придумать хоть что-то, любую глупость, самый несусветный из всех существующих бред, но не приходить сюда.        Раздевалка быстро заполнилась моими новыми сокомандницами. Перевеса в счете не было, но отставания — тоже. Девчонки, в основном, ликовали, пока я раскачивалась вперед-назад, и ошибочно это приняли за реакцию на неудавшийся финальный бросок.        — Ты была хороша, — ободряюще похлопала меня по плечу капитан команды. — Знаешь, баскетбол идет тебе больше, чем волейбол. Может, сменишь спортивное направление?        Покачав головой, я поблагодарила за поддержку, взяла телефон и вышла из раздевалки. Нужно было успокоиться — хоть как-то, потому что продолжать игру в таком состоянии я была не способна. О том, как теперь жить дальше, когда вернусь домой, я решила подумать позже.        — Можешь подойти к туалету на втором этаже?        Что-то в моем голосе заставило Гордея материализоваться у нужной двери за считанные минуты. Он не стал рассыпаться в комплиментах по поводу игры, просто посмотрел на меня и как-то все сразу понял.        — Лесь, но тут кругом преподы ходят, так что я хорошо бы подумал на твоем месте, — тихо проговорил он, но все-таки протянул мне пачку сигарет. — Не знаю, что там случилось на площадке, но выглядишь ты в крайней степени херово.        — Ага, спасибо за комплимент, — расплылась я в саркастичной улыбке и поспешила скрыться за дверью туалета.        Курить так, как курил Гордей, я не умела. Но изредка, чтобы сбросить напряжение, могла воспользоваться сигареткой-другой. Мне не нравилась горечь табака, но нравилось то, как успокаивались нервы с каждой новой тяжкой.        Уже почти закрывшись в одной из кабинок, я щелкнула зажигалкой, но поняла, что есть идея куда лучше. Кругом действительно сновали дежурные преподаватели, и если меня застукают с куревом в туалете вуза, да еще не того, в котором я учусь, может завязаться скандал, а потом еще и затянуться. На игру я не выйду. Боря меня убьет, конечно, но это лучше, чем то, что будет со мной на площадке.        Я встала перед зеркалом, потуже завязала растрепавшийся хвост, а потом зажала сигарету между губ и щелкнула зажигалкой. Горько улыбнувшись своему же отражению, я глубоко затянулась, и дверная ручка тут же опустилась вниз. Еще одна затяжка — и невыносимая горечь, но не на губах.        — Это женский туалет, — пробормотала я, глядя в его потемневшие глаза через отражение. — Пройдите чуть дальше по коридору, найдете свой.        Конечно, он никуда не ушел. Семен Юрьевич, видимо, решил поиграть в заботливого учителя, потому что слишком быстро оказался рядом со мной, забрал сигарету и едва не обжегся. Профессионально ее затушил и выбросил. Он ни разу не прикоснулся ко мне, но все это время я не дышала.        — Не кури, Олеся, ты же потом умрешь на площадке.        Он наверняка не хотел мне ничего плохого, но волна неконтролируемой злости заполнила каждую клеточку моего тела. Вцепившись пальцами в раковину, я процедила сквозь зубы:        — Вам это будет только на пользу, Семен Юрьевич. Хайруллина накидает трехочковых, будете всем медицинским университетом отмечать выход в следующий раунд.        Только сейчас я подумала о том, что это максимально странное совпадение, что они оказались в одном вузе. Но какая мне теперь разница?        — Хайруллина здесь вообще не при чем, — покачал головой Семен Юрьевич, бросив взгляд на часы. — Я беспокоюсь за тебя.        Он, наверное, издевался надо мной. Обернувшись через плечо, я зажмурилась, а после со всей силы ударила кулаком по зеркалу. Тонкие паутинки тут же раскололи мое отражение на десятки частей; матовые красные струйки побежали вниз.        — Блять!        Не знаю, кто из нас испугался больше: я или только что выругавшийся Семен Юрьевич. То, что я разбила зеркало в туалете чужого вуза, дошло до меня с большим опозданием. Хотела скандала? Сейчас он точно случится.        — Посмотри на меня, — будто бы из какого-то подвала донесся до меня голос Семена Юрьевича. — Олеся!        Я подняла глаза и прошептала:        — Не могу разжать пальцы, очень больно.        Он прикоснулся к моему запястью, а после снял с себя пиджак и накинул мне на плечи так, чтобы не было видно окровавленную руку. Совершенно не понимая, что теперь делать, я схватилась за Семена Юрьевича здоровой рукой. Слезы подступили к глазам, и я тяжело вздохнула.        — Знаю, я знаю, что тебе очень больно, — он осторожно сжал мои пальцы. — Потерпи немного, род…        Мы оба сделали вид, что этого не заметили. Я честно старалась не плакать, отвлекаясь на мысли о том, что все-таки мне невероятно повезло: перерыв вот-вот должен был кончиться, а в туалет никто, кроме Семена Юрьевича, не наведался. Он же, тем временем, достал из кармана брюк телефон, набрал чей-то номер и, глядя мне в глаза, быстро протараторил:        — Борис, предупреди Семёныча, что у Афанасьевой травма. Она больше не выйдет сегодня. Да, и завтра на волейболе ее тоже не будет. Не надо на меня орать! Я говорил тебе, что это была очень плохая идея, но вы уперлись, как два барана. Упала и порезалась. Какая разница, где? Сам разберусь.        Пока я хоть как-то пыталась осмыслить то, что услышала, Семен Юрьевич набрал еще один номер. Судя по диалогу, это был либо второй тренер их команды, либо его помощник.        — Хайруллина увидит, что нет ни меня, ни вас, и что-нибудь поймет, — решила предупредить я. — Хотите оказаться в пучине сплетен?        — Мне глубоко плевать, что там поймет Хайруллина, — неожиданно резко проговорил мой бывший учитель. — Где твои вещи?        — В раздевалке. Через три двери отсюда.        Семен Юрьевич посмотрел на часы, осторожно выглянул в коридор, а после широко распахнул дверь. Рука с каждой следующей секундой начинала болеть все сильнее, и я не могла дать гарантии, что не заплачу.        — Так, игра уже началась, в раздевалке никого нет. Тебе нужно будет одеться, а потом поедем в больницу. Идем.        Стараясь справиться с возрастающей болью, я даже не стала ничего спрашивать, когда Семен Юрьевич зашел в раздевалку вместе со мной. Он очень быстро нашел нужную ему полку с вещами и достал мои джинсы.        — Сейчас будет не очень удобно, возможно, больно, так что немного потерпи.        А потом он опустился на пол, прямо передо мной, и стал быстрыми ловкими движениями расшнуровывать мои кроссовки. Мне стало неловко и страшно одновременно.        — Не стесняйся, пожалуйста. Это ведь я.        Переступив через спортивные шорты, я позволила Семену Юрьевичу одеть на меня джинсы, а потом и зимние ботинки. Объяснять то, что я как раз стесняюсь потому, что это он, я не стала.        — Моя машина припаркована достаточно близко, ты не должна замерзнуть, — все продолжал объяснять он, наматывая мне на шею длинный шарф. — Скоро все закончится.        Усмехнувшись, я вышла из раздевалки. То, что все заканчивается слишком быстро, я знала очень хорошо. Уже в машине я наговорила голосовое сообщение Гордею: соврала, что упала, и что срочно еду в больницу. Попросила меня не искать, пообещала сообщить все новости. А еще сказала, что останусь ночевать у себя — одна.        — Твой молодой человек достаточно заботится о тебе? — совершенно спокойным голосом поинтересовался Семен Юрьевич, выкручивая руль, чтобы повернуть к выезду с территории университета.        — Сегодня, когда мне было хреново и надо было успокоиться, он принес мне в туалет сигареты, — выпалила я и бросила на него мимолетный взгляд. — Достаточно заботливо?        Семен Юрьевич почему-то дернулся. Мне незачем было юлить: Гордей обо мне не заботился, я о нем — тем более. Редкие моменты нежности — это исключение из правил. Между нами был только секс с элементами сожительства — и ничего кроме.        — Знаю, что у тебя будут вопросы, поэтому сразу скажу: с Борисом Владимировичем мы учились в вашем вузе, а Алексей Семёнович был нашим тренером по баскетболу. До вчерашнего дня я не знал, где ты учишься. Борька позвонил посоветоваться, потому что спустя полтора года связал то, что в школе, которую ты окончила, я преподавал. Пытался его отговорить, но он все равно впихнул тебя на сегодняшний матч.        Совпадение, о котором невозможно молчать. В очередной раз я подумала о том, что у жизни крайне хреновые сценарии — такие только в качестве контента для телеканала «Россия» подойдут.        — Вы пытались отговорить Бориса от моего участия, потому что не хотели со мной встречаться?        — Нет, потому что я понял, что ты не просто так отказалась от баскетбола в пользу волейбола. Но, честно, я не понял, что ты забыла в педагогическом университете, да еще и на кафедре физкультуры.        На этот вопрос я не стала отвечать, потому что толком и сама не понимала, что там делаю. Учеба мне нравится, но вот учительницей физкультуры я себя не представляла. И, если уж совсем честно, я вообще не видела никакого своего будущего. И боялась о нем думать.        До больницы мы доехали в тишине. В кабинете, в котором так сильно пахло лекарствами, что кружилась голова, мне вытащили из ранки несколько мелких осколков, наложили швы, выдали освобождение от занятий физической культуры и пожелали здоровья. Сгибать и разгибать пальцы было все также больно, и обратно к машине я шла, прижав руку к груди. Мое время с Семеном Юрьевичем, неожиданно подброшенное заботливой судьбой, было на исходе.        — Я там больше не живу, — сказала я, когда поняла, что он везет меня в квартиру родителей. Быстро продиктовала новый адрес, а потом объяснила: — Родители не поняли смену профессии, мы разругались в пух и прах. У меня был неплохой запас накопленных денег, плюс бабушка с дедушкой помогали, вот я и переехала. С родителями я потом помирилась, конечно, но домой не вернулась. Последние мои дни там были сложные, и я не хочу их вспоминать.        О том, что я едва не спилась, я решила благоразумно промолчать. Между нами сегодня и так было достаточно откровений — слишком много для чужих друг другу людей.        — А я живу все там же, — видимо, чтобы разрядить обстановку, бросил Семен Юрьевич. — До университета далековато, правда, но если не встрять в пробку, можно вполне комфортно доехать к первой паре.        В его квартире было еще больше наших воспоминаний, чем в моей. Как он там вообще живет? Видимо, совершенно спокойно.        — Главное, чтобы до Алисы можно было быстро доехать.        Не знаю, зачем я это сказала, но знаю, что это все испортило. Костяшки правой руки, которой Семен Юрьевич держал руль, побелили. Он повернулся ко мне, чтобы что-то спросить (может быть, даже узнать, при чем тут Алиса), но не успел этого сделать: на дисплее приборной панели, которая передавала данные со смартфона, загорелось ее имя.        — Привет, — Семен Юрьевич даже не стал сбрасывать ее звонок.        Голосом, который я помнила слишком хорошо, Алиса протянула:        — Поздравляю, уже видела результаты игры! Ты вдохнул в команду новую жизнь, хотя прошло всего полгода. Не хочешь отпраздновать? Можем встретиться.        Мы уже подъезжали к моему подъезду, и я закрыла глаза. Этот вечер жестоко отыграется на мне ночными кошмарами, паническими атаками и очередным желанием покурить или вообще напиться.        — Извини, это лишнее, — Семен Юрьевич протянул пальцы к дисплею. — Еще раз спасибо за поздравление, пока.        Он сбросил звонок Алисы и заглушил двигатель.        — Я попрошу тебя постелить мне где-нибудь на диване, — сказал Семен Юрьевич, прежде чем выйти из машины. — Извини, но ты сама отправила своего мальчика домой, а я не хочу, чтобы ты оставалась одна.        — Боитесь, что я что-то с собой сделаю? — огрызнулась я, но возражать не стала. — Так не надо: все, что могло случиться, уже случилось.