Ненужная

Тейя была убеждена, что сегодня на ужин кто-нибудь да не явится. Либо Дарклинг, который вновь затерялся в своих делах на полдня, либо старший брат князя — ему не явиться на ужин было бы наиболее благоразумно. Будь Тейина воля, не пришла бы она сама, но оскорблять князя, игнорируя его гостеприимность, не желала. Ни в одном из посещенных за этот долгий путь поместий её не просили присутствовать на ужинах, Дарклинг всегда приказывал выделить ей комнату и попросту не трогать, но князь Павел Терентьев был настойчив в своей показной вежливости и желании, чтобы ни один гость не был обделен вниманием. — Если вы не возражаете, после ужина я отлучусь на несколько дней, — говорил этим вечером князь за столом. — Не хотелось бы быть столь негостеприимным хозяином, но мне надо бы съездить к жене, проведать её, ей всё сильнее нездоровится… — говорил неуверенно, поглядывал на непроницаемое лицо Дарклинга. — Однако если вы против, я, разумеется, могу и отложить. — Что вы, поезжайте, — спокойно ответил он. — Все равно мы выдвигаемся в путь уже завтра. Уже завтра?.. Слава богу, скоро эта беготня по усадьбам закончится. Несколько дней в пути, и они окажутся у границы. Никому неведомо, что может случиться при её пересечении, однако Тейе уже не терпелось — и в то же время пугала одна лишь только мысль — увидеть деревню. Князь бросил ещё несколько приторно-вежливых фраз, вызывая сожаление такому скорому отъезду, однако нельзя было не заметить, как явно проступило на его округлом лице облегчение. — Что с вашей рукой? — вежливо поинтересовался Дарклинг у Терентьева-старшего, брата князя. Тот был сегодня непривычно, но обоснованно немногословен. Тейя чуть напряглась, стараясь на него не смотреть, что было нелегко, всё равно мельтешил на периферии зрения. Стол был недлинным, и занимали его всего четверо: Тейя, напротив неё — Дарклинг, по другие стороны от стола, друг напротив друга, разместились братья Терентьевы. Другие члены семьи князя отсутствовали, а гриши занимали отдельный стол. Дико осознавать, что ещё несколько месяцев назад Тейя была лишь служанкой, а теперь разделяла трапезу за одним столом аж с Его величеством и князьями Уленска, словно какая-нибудь привилегированная особа. Казалось, даже наедине с Дарклингом, самим правителем Равки, когда они ужинали во дворце вдвоем, было спокойнее: не было всех этих формальностей, абсурдных тонкостей этикета и целого десятка блюд, названия которых Тейя даже запомнить бы не смогла. — Ах, это… — небрежно произнес Терентьев-старший, поправив манжет, из-под которого выглядывала белоснежная повязка. — Поранился осколком. Сегодня, около полудня разбил бокал, пытался собрать сам… признаться, в охоте я куда проворнее, чем в быту. Сам не представляю, как так умудрился. — Осколком? — переспросил Дарклинг, невозмутимо разрезая ножом запеченную треску. — Ровно по запястью? Удивительно… что ж, я могу попросить своего целителя залечить, если потребуется. — Это было бы очень кстати, Ваше величество, спасибо. Терентьев почтительно склонил голову, а Тейя почувствовала взгляд кварцевых глаз и заставить себя встретиться с ним не сумела, прятала свой в полупустой фарфоровой тарелке. Не мог же он ничего домыслить по её поводу? Было бы попросту глупо искать здесь связь. Взглянула вместо него на князя: полноватый, низкорослый мужчина молча доедал порцию жульена. Молодое лицо его чуть позеленело, то ли от страха, что Дарклинг мог не отпустить его к жене, то ли от ядреного вкуса некоторых блюд. Его брат, Денис Терентьев, выглядел куда старше и в целом внушительнее. Не то чтобы подтянутый, но все равно крепко сложенный, высокий, с широким лицом, что только подчеркивали недлинные бакенбарды на висках и орехового цвета волосы где-то по челюсть. Весьма грозный вид, но он отнюдь не выглядел угрожающе, пускай в его движениях и читалась какая-то властная сила. Когда она смотрела на него, у неё возникала ассоциация то ли с волком, то ли с медведем. При иных обстоятельствах она бы даже сказала, что есть в нем некоторая странная, природная привлекательность, но на фоне Дарклинга, что на первый взгляд мог показаться куда младше и, возможно, даже слабее него, вся Терентьевская сила и эта доля привлекательности терялись и тускнели. Зря она вновь взглянула на Терентьева-старшего, зря мазнула взглядом по упомянутой повязке на руке. Пришлось на секунду прикрыть глаза, чтобы сосредоточиться и развеять подступающие обрывками недавние воспоминания. Блеск в его синих глазах, эта же рука, зажимающая ей рот, и чувство его тела, вдавливающего Тейю грудиной в стену. Поскорее бы уехать отсюда и не видеть его более. Несмотря на эта странную необычную привлекательность, Тейе он не понравился своей назойливостью с первого же их ужина в Уленске. Всё ещё она в деталях помнила тот первый вечер пару дней назад: помнила, как долго перед зеркалом заплетала и расплетала косы, вновь заплетала и вновь расплетала, не зная, стоит ли их оставить. Дарклинг был в этом вопросе категоричен. Ему не нужно лишнее к ней внимание, хотя этого внимания и без того было достаточно, в особенности в нынешней усадьбе, из-за доброжелательности князя Павла. Посему Дарклинг весьма убедительно заверил Тейю, что, если она вновь заплетет свою фьерданскую прическу, она по итогу действительно окажется без волос. Оттого ей еще больше захотелось воспротивиться его воле и заплестись лишь из принципа. Ей попросту тошно было видеть свое отражение. Черное одеяние тяготило её, а теперь ещё и требовалось отказаться от привычного причесывания. Что вовсе осталось от нее прежней? Что осталось от фьерданской крови? Волосы у нее не были по-фьердански светлыми, а глаза не были чисто-голубыми. Только если строгие черты лица, да всё эти косы. Которые Тейя рассудила всё же не заплетать, от греха подальше. И оказалась права: если бы Дарклинг был в хорошем расположении духа, мог бы и простить ей эту вольность, но, как она подметила, садясь впервые за заставленный явствами стол, в тот вечер он был весьма серьезен. — Признаться, фьерданских женщин я представлял несколько иначе, — произнес Терентьев-старший, увидев гостью впервые. — У неё керчийские корни, насколько мне известно, — ответил Дарклинг за нее. — Ух, ядерная смесь, — подметил князь. — Что одна страна, что другая. Помнится, вел я дела с керчийцами. Больно пронырливые, я тогда ещё был совсем юнцом… Тейе казались дикостью любые разговоры подобного рода с Дарклингом. Неужели они правда полагают, что ему это интересно? И, главное, он так и не велел им замолчать, потому что это неотъемлемая часть этой безумной светской жизни — пустые разговоры. Разумеется, ему ничто не мешало прервать эту скучную беседу, если его вдруг что-либо не устраивает, но за все эти века он, должно быть, успел привыкнуть. Князь и сам не был уверен, удачную ли тему выбрал. Неуверенно поглядывал на Дарклинга, иногда нервно облизывал губы, словно боялся за каждое свое слово. Каждая фраза подобна новому шагу по минному полю, и Тейя прекрасно понимала это подвешенное состояние. — Про Фьерду и говорить нечего, — дополнил Терентьев-старший. — Если в Керчии людьми руководит мозг, то Фьерда — сплошная сила. Даже их язык звучит как отборная брань. — Неразумно судить о стране по её языку, — равнодушно подметил Дарклинг и встретился взглядом с Терентьевым-старшим. Тот поджал губы. Опасался, что, в отличие от брата, все же неминуемо наступил на мину? — Сложно оспорить дикарскую натуру Фьерды, но нелепо приплетать сюда культурные особенности. Эта издевка была едва-едва уловимая, но Тейя легко распознала её, как и распознала, в чью сторону она очевидно была направлена. Даже встретился с ней взглядами, глотнув вина. Дикарская натура… Тейя уже привыкла к его уколам, но низко насмехаться над ней при других, за ужином. — Да, конечно, Ваше величество, конечно, вы правы… должно быть, я мыслю предубеждениями. Однако та непонятная фьерданская речь, которую мне лишь единожды доводилось слышать, действительно напоминает брань. Быть может, если бы я услышал этот язык из уст нашей прелестной гостьи… Прелестной. Сложно было разобрать, действительно это комплимент или скорее дежурная вежливость. Тейя все еще едва ли могла тянуть на красавицу — особенно в сравнении с гришами, что, благо, сидели в отдалении. Однако глупо было бы отрицать, что от жизни во дворце она стала выглядеть несколько лучше: волосы не такие пересушенные, кожа стала мягче, красивые одежды ещё больше производили благоприятное впечатление. Но видел бы Терентьев шрамы, спрятанные под черной тканью… повернулся бы у него язык назвать ее прелестной? Дарклинг лишь равнодушно махнул ладонью. Мол, скажи что-нибудь. — Ты буквально выставляешь меня подобно диковинному зверьку, — безмятежно обратилась она к Дарклингу, осторожно бросив взгляд на князя: полагала, что он мог знать фьерданский в силу своего титула и близкого расположения к Фьерде, но её опасения не подтвердились — его лицо выглядело безучастным. — Разве не должна ты была уже привыкнуть к этому во дворце? — осведомился Дарклинг тоже по-фьердански. — Не всё же тебе отсиживаться в комнатах да строить планы побега. Тейя и вправду придумывала планы, даже не скрывала этого. Не серьезные, хотя по их проработанности и не скажешь. Просто в тех усадьбах, где её не вытаскивали на ужин, она всегда оставалась затворницей четырех стен — ни шагу из комнаты. Ей только и оставалось, что от тоски продумывать детальные планы побега, возможные варианты развития событий, представлять любые исходы и способы. Действительно сбегать она бы не стала, это крайне неразумно. Дарклинг ведет её прямиком к её деревне, как она и мечтала. Благодаря ему она пересечет границу и узнает о семье. Какой толк сбегать? Лишь из принципа? — О чем беседуете? — немного неуверенно вклинился князь. — «Прелестная гостья» хвалит вашу еду, — ответил Дарклинг. — Хочешь сказать, тебя самого прельщают эти взгляды? — продолжала она. — Я же вроде как твоя игрушка, а не их. — Мне категорически все равно, кто и как на тебя смотрит. Ты весьма преувеличиваешь свое для меня значение. Её взгляд почему-то дрогнул, и она прищурилась, словно ослышалась. Сама не понимала, почему эти слова странно кольнули, проникли в самую подкорку мозга. Дарклингу определенно понравилось что-то, что он прочел в этом взгляде, понравилась эмоция, даже ей самой непонятная, глотнул ещё вина и влился в беседу с Терентьевыми. Тейя уже не слушала. Вернулась к еде, хотя с самого начала трапезы кусок не лез в горло, и ей приходилось есть через силу. Благо, за весь оставшийся ужин подобного больше не повторялось. Беседы затрагивали лишь культурные особенности, проблемы местных губерний и чудовищный неурожай, убивающий крестьян. Тейя посчитала верхом двуличия жалеть голодающих поданных, пока на княжеском столе ежедневно стоят по меньшей мере десять блюд, но, разумеется, ни слова об этом не сказала. Вовсе почти ничего не говорила, не слушала, не отвечала, плотно засела в своих мыслях, в уютном уголке внутри себя, далеко от трапезного стола. Не успела оглянуться — ужин уже подошел к концу. Дарклинг беседовал с князем чуть в отдалении, около картин, висящих на стене целыми рядами. Тейе едва ли переборола желание предложить служанкам помощь и занять руки делом, вместо того, чтобы беспомощно стоять около стола, не зная, куда ей идти. Наконец, подошел приставленный к ней опричник, чтобы отвести её до комнаты — сама она бродить по усадьбе не имела права, здесь удавка на её шее была затянута ещё туже, чем во дворцах, едва удавалось хотя бы дышать без спросу. — Тейя, не желаете чуть прогуляться перед тем, как уйти в покои? — услышала она голос Терентьева-старшего за спиной и едва не взвыла от того, что эта светская атмосфера всё не отлипает от неё ни на секунду. — Прошу меня простить, Ваше сиятельство, я слишком для того устала, — повернувшись к собеседнику, ответила она и, впрочем, не лгала. Приехали они сюда только днем, отдохнуть с дороги Тейя ещё не успела, а вся эта заискивающая атмосфера только больше выкачивала силы. — В таком случае, я мог бы снять с вашего стражника часть обязанностей и проводить вас сам, — не успокаивался он с вежливой улыбкой. — Если, конечно, желаете. Что ей следовало ответить? Тейя не знала, считается ли в этом светском обществе говорить прямое «Не желаю» оскорблением. Взглянула на опричника, все так же невозмутимо стоящего рядом и ждущего приказаний. Ожидала от него реакции, но не дождалась. И тогда, смотря опричнику точно в глаза, едва заметно качнула головой. — Боюсь, это невозможно, — сухо сказал опричник, повернувшись к Терентьеву. — Мне велено не отходить от нее ни на шаг. — Какие жестокие у вас ограничения… — покачал Терентьев головой. — Ну, что же, думаю, я все же провожу вас, даже если в сопровождении третьего лица. Уж больно хочется с вами побеседовать. Пройдемте? Именно эта настойчивость и пугала её. Обычно, если она и интересовала кого-либо, то лишь в крайне негативном ключе. Во всяком случае, рядом опричник, а потому можно чуть расслабиться. И тут же поразилась этой мысли. В какой момент ее жизнь завернула в место, где опричники Дарклинга стали внушать ей спокойствие, а не ужас и отчаяние? Ничего страшного, разумеется, не произошло, Тейя даже несколько устыдилась своему недоверию. И всё же, лучше быть чрезмерно мнительной, нежели чрезмерно наивной, разве не так? Терентьев был крайне вежлив, лишь задавал ей общие вопросы о Фьерде, интересовался, что связывает Тейю аж с самим Дарклингом. О её крестьянском происхождении даже князьям — тем более князьям — не докладывали. Тейя всё так же оставалась загадочной политической фигурой, и ей приходилось следить за каждой брошенной в разговоре фразой, лишь бы не сказать лишнего, тщательно обкатывать в голове каждое слово, сомневаясь, стоит ли произносить. Отчасти ей это даже нравилось. Очередная интеллектуальная игра, почти что шахматы. — Вот и пришли, — вздохнул он. — Что же, благодарю вас хотя бы за эту короткую беседу, — он галантно поцеловал ей руку, и Тейя еле переборола желание передернуть плечами. Откуда взялось это отвращение? Разве не починил Дарклинг её неприятие прикосновений? — Хочется верить, у нас еще обязательно выдастся возможность прогуляться подобным образом. Вы надолго здесь? — Вам придется уточнить у Его величества. Увы, я несведуща в его ближайших планах. — Буду надеяться, что я еще успею насладиться вашим обществом. А теперь — не буду более вас утруждать своим. Отдыхайте. Он поклонился, одарив Тейю легкой улыбкой, и ушел. Тейя долго смотрела ему вслед, кутаясь в пелену своих мыслей. Казалось бы, ей нужно наслаждаться этой непривычной вежливостью, интересом, вниманием. Терентьев не жесток к ней, угодлив, выглядит достойно и даже величественно — увидев его впервые, она решила, что именно он является владельцем Уленска, а не его младший брат. Что тогда тревожит её? Что гложет её душу? Перед тем, как зайти в свою комнату, Тейя подошла к опричнику, уже стоящему в привычном неподвижном положении у двери, подобно статуе. — Если он будет пытаться войти в мою комнату: не впускайте ни под каким предлогом. Опричник только отточено кивнул, не задавая никаких вопросов, и Тейя, чувствуя облегчение, вошла в комнату. Прислонилась спиной к двери. Перевела дух. И достала наконец из рукава тоненький нож для дичи, который успела взять со стола. С ним ей станется спокойнее. В тот момент ей отчаянно хотелось верить, что он ей не пригодится и понадобится лишь чтобы успокоить тревожащуюся душу. Разумеется, пригодился. И, сидя сейчас вновь за этим столом, довольствуясь последним ужином в Уленске и совсем не слушая наигранно-вежливые беседы присутствующих, Тейе непосильных трудов стоило не сверлить взглядом бинт на руке Терентьева, прячущий порез «от осколка». *** Тейя часто ворочалась, лежа во всех этих вечно сменяемых комнатах разных поместий. Представляла, что её ждет совсем скоро: с каждым новым городом они были все ближе к границе. Сложно было осознать, что вся эта долгая линия пути скоро закончится, приведя их к концу, к цели её поездки. Что будет потом? Всё её существование за эту длинную дорогу свелось к ожиданию. Представлениям, надеждам, тревогам. Сегодняшняя ночь, после последнего ужина в усадьбе, не была исключением, всё так же наполнилась до краёв непреодолимым потоком мыслей. Завтра они уже двинутся ко Фьерде. К её деревне. Но готова ли Тейя? Её разрывала по швам непосильная ей злость, когда она думала о тех людях. О всех чудовищах, что эти полтора года жили в спокойствии, здравии, без угрызений совести, пока Тейя прорывала себе путь к выживанию кровью и болью и молилась Джелю о каждом прожитом дне. Это не должно остаться просто так. Это несправедливо. Мысль об отмщении приятно грела искореженную душу, однако сверху новыми слоями накладывались более тревожные. Тейя не знает поименно всех, кто виновен в произошедшем. Не станет же она уничтожать целую деревню, рушить судьбы, мстить даже невинным, ничего не ведающим детям… а как иначе? Либо всех, либо никого. Никого, очевидно, всё же лучше, чем всех, но Тейе едва ли удавалось успокоить эту мечущуюся в груди жажду справедливой жестокости. С тяжелым вздохом Тейя повернулась на другой бок, свернувшись калачиком под плотным одеялом. Думала о семье, практически убаюкивала себя мыслями о безмятежном светлом прошлом. Что бы ей сказали родители, узнав о её безжалостных мыслях? Отнюдь не таким образом они её воспитывали. Однако и Тейя более не та скромная беспомощная девочка… В дверь постучали, обрывая её рассуждения. Кому она могла потребоваться в столь поздний час? Неужели Терентьеву вновь взбрело в голову поиграть с огнем? Утром ей казалось, что он принял её слова к сведению со всей серьезностью. Сердце в тревоге забило чаще. Тейя поднялась в постели, всматриваясь в полосу света под дверью. Когда она ложилась, свет уже не горел. Мысли заметались в голове, а стук все не прекращался. — Войдите. Тут же дверь распахнулась, и в комнату влетела княжеская служанка, перепуганная столь сильно, словно эта спальня была единственным её спасением. — Сударыня, пожалуйста, — бормотала она, упав у Тейиной постели коленями на пол. — Помогите нам. Князь давно отбыл, мы не знаем, что делать… пожалуйста… — Что случилось? — Что-то неладное, там, в кабинете Его сиятельства… мы не знаем. Пожалуйста, посмотрите вы! У Тейи в груди похолодело. — Там Дарклинг? — уточнила она, качнув головой, изо всех сил отгоняя навязчивую дымку сонности и растерянности, мешающие вникнуть в происходящее. — Да, да, Его величество зашел туда полчаса назад. Что-то неладное… — повторяла служанка, едва ли не всхлипывая. — Поговорите с ним, умоляю вас, мы не знаем, в чем дело, но, пожалуйста… только вы и можете… Тейя не знала, с чего служанки могли подумать, что она смогла бы повлиять на самого Дарклинга, но и сказать об этом перепуганному лицу, которое она сейчас видела, не решилась. По длинным коридорам служанка вела её в спешке. Широкие, но короткие рукава надетого второпях пеньюара развевались, и шрамы на руке, подсвеченные настенными бра, были хорошо видны, ровно как и шрам на ключице. Однако никто не обращал на них внимания: усадьба утонула под флером тревожного ожидания. Казалось, даже картины смотрят на Тейю с укором, словно она могла что-либо изменить. — С чего вы взяли, что там нечто неладное? — спросила она, до последнего хватаясь за хрупкую надежду, что её опасение безосновательно. — Мы слышали грохот… — И крик, — вставила другая служанка, подлетев к ним на очередном повороте, напуганная и бледная, как смерть. — Крик? — шепотом переспросила первая. — Несколько минут назад. Я такой боли в жизни не слышала… стража князя пыталась войти в кабинет, но их не пустили опричники. Наконец, служанки замедлились, не желая приближаться, и Тейя разглядела около очередной из дверей столпотворение. Тейя даже не разбирала, кто из них кто: опричники или княжеская стража; проворно влетела в эту толпу и, не встретив сопротивления, протиснулась ко двери. Опричники её не остановили. Дверь распахнулась и тут же захлопнулась за спиной, не впуская более никого. Дарклинг, стоящий посреди просторного кабинета, повернул голову на этот громкий звук. Ухмыльнулся. — Стало быть, тебе поистине нравится видеть чужие страдания, иначе никак не объяснить, почему ты уже во второй раз застаешь самое интересное. Его замечание Тейя оставила без внимания, словно вовсе не услышала. Её взгляд приковался к Терентьеву, лежащему на полу. Его почти что била лихорадка, от которой влажные пряди липли к бледному, практически белому лицу. Левой рукой он держал за локоть правую. Правую, которая выглядела лишь окровавленным обрубком: кисть отсечена по самое запястье, заливая ковер кровью. Её передернуло, и она едва ли не зажмурилась. Взгляд отвела, не в силах смотреть. Даже на растормошенное тело покойного асессора она смотрела спокойнее, чем на отсеченную конечность. — Что ты творишь? — отрешенно спросила она, с трудом взглянув на Дарклинга, который на неё вовсе не смотрел. — Знаете, — обратился он к ним обоим, хотя Тейя сильно сомневалась, что Терентьев еще мог слышать: казалось, он вот-вот потеряет сознание, — пару веков назад я застал в Шухани, как ворам публично отрезают руки, чтобы впредь никто не покушался на чужое. Досадно, этот закон давно отменили. Мне эта мера наказания кажется удивительно эффективной. Тейя все же прикрыла глаза на секунду, вздохнула, пытаясь не терять самообладания. Открыла их и посмотрела на Дарклинга, встретившись взглядом с безразличными серыми глазами. — Как ты узнал? — Я не ребенок и не глупец, Доротейя. Умею складывать очевидное. Весь день она старалась не возвращаться мыслями к утреннему инциденту, предпочла забыть его, как дурной сон, и вот он вновь становится явью, воспоминания настолько яркие и живые, что на пару секунд заменяют реальность. Дарклинга сегодня долго не было из-за дел: почти всегда он целыми днями пропадал вне поля её зрения. Тейя плохо разбиралась в том, что они здесь делали. Что они так же делали в Адене и других пунктах плана. Кажется, Дарклинг налаживал систему самоуправления в крупных городах, проверял исполнение изданных приказов — с этим были явные проблемы из-за смуты и нежелания окраин прислушиваться к центру, — и всё в том же духе. Тейя слабо в этом разбиралась, пускай Дарклинг и не скрывал намерений. Просто рассказывал он о своих намерениях именно в самой дороге, ведь по прибытии тут же пропадал в делах, а в экипаже Тейя едва ли могла слушать что-либо и исправно переваривать информацию: подобный способ передвижения явно был не для неё, её укачивало, тяжелая головная боль не проходила вплоть до самого прибытия к пункту назначения. В этот раз его не было в усадьбе с самого рассвета. Князь также отсутствовал. Тейя искренне надеялась, что Терентьев-старший тоже уехал по каким-либо делам. Однако её надежды разрушились, когда она покинула спальню, чтобы в сопровождении кого-либо из опричников прогуляться и хотя бы немного размять ноги, но не застала никого, а вместо этого словно из-под земли вырос Терентьев, вынудив её вздрогнуть. Весьма властным жестом взял её за руку и обвил вокруг своего локтя. — Ваше сиятельство?.. — Что вы, не нужно так официально, — продолжая вести её по коридору, непринужденно говорил он. — Просто Денис. — Куда мы идем? — Прогуляемся по саду, если не возражаете. Возражаю. Почему она не набралась смелости сказать прямо? И помогло бы это, учитывая его настойчивость? Место соприкосновения, даже под слоями плотной ткани, жгло кожу. Тейя не привыкла. Привыкла к Дарклингу, опаснейшему человеку в Равке или даже мире, человеку, с которым, по злой иронии судьбы, наедине ей было находиться куда спокойнее, чем с любыми едва знакомыми ей мужчинами. — Без сопровождения стражи? — Они только угнетают своим видом, вы не находите? Ей хотелось верить, что её тревоги безосновательны. Терентьев был весьма вежлив, в какой-то мере обходителен. Тейя давно не встречала подобной вежливости в свою сторону, если не считать слуг. Это же просто прогулка. Просто непринужденная беседа. Сейчас Тейя уже слабо помнила, о чем вели они разговор. Помнила лишь обрывок того, что интересовало её сильнее остального. — Князь упоминал, у вас есть невеста? Терентьев улыбнулся, и июльское солнце блеснуло в его синих глазах. — Да. Сонечка, прелестнейшее создание. Она сейчас в пригородном поместье с княгиней. Присматривает за ней. Признаться, Тейя сильно сомневалась, что княгиня действительно скверно себя чувствует. Вполне вероятен тот факт, что излишне заботливый князь рассудил отправить дам и своих детей подальше от усадьбы лишь из-за приезда Дарклинга. Все, кто принимал Дарклинга в этом длинном пути, клялись, что это величайшая честь для них, однако Тейя, как и он сам, прекрасно видела отчаянный ужас на побледневших лицах. Но ему это, должно быть, только льстило. Впоследствии они оказались в садовой беседке, и Тейя не видела в этом ничего дурного, пока не обратила внимание на то, насколько мал угол обозрения со стороны улицы. Если взглянуть с садов на беседку — едва ли что-либо увидишь, мешает густая стена искусно постриженных кустов. Невольно она положила руку на бедро, где, как когда-то в прошлом, под плотным слоем юбки покоился украденный со стола нож, держащийся с помощью самодельных ножен. — Почему же вы сами не стали полноправным князем, если это не излишне личный вопрос? — старалась она поддерживать разговор. — Вы же старше своего брата. — Титул перешел нашей семье по наследству. Однако я рассудил отдать все бразды правления брату, поскольку никогда не любил излишнюю ответственность. Власть — всё те же оковы. Тейя понимающе кивнула, подыскивая ещё какую-либо тему для разговора. Терентьев продолжал: — Мне куда больше нравится путешествовать по миру, охотиться. Жить в свое удовольствие… Его рука непринужденно, словно дружески, скользнула по её ноге. Тейю дрогнула, не ожидая. Отпрянула. Заглянула в синие глаза Терентьева, в которых невольно отметила этот странный, животный отблеск. Ей хотелось бы сказать, что она испугалась, но ничто внутри нее на это не откликнулось. Внутри лишь кладбищенская тишина. Выдерживая несколько месяцев взгляд серых глаз, в которых мешался порой сущий ад: ярость, ненависть, жуткое спокойствие, презрение, лед, — что вовсе могло её теперь напугать в глазах какого-то отказника, такого же, как она сама? Такого же, если не считать, что этот отказник в десять раз сильнее её физически и носит княжеский титул, имея в распоряжении всю стражу своего отбывшего куда-то князя-брата. — Ваши намерения мне ясны, — бросила она, поднимаясь на ноги. — Извините, я к ним относиться не собираюсь. Тейя до последнего надеялась, что он станет оправдываться, опровергнет её столь категоричную мысль, успокоит, и они в неловком молчании вернутся в усадьбу, однако он даже и не скрывал: — Да полно вам… неужели вам, в этой унылой скуке, не хотелось бы развеяться? — Точно не с вами. — Не находите меня привлекательным? — Нет. Денис как-то неприятно осклабился, и вся его тень привлекательности тут же исчерпалась. Тейя вздохнула и направилась к выходу из беседки, но вполне стоило ожидать банального исхода. Загорелая, мозолистая рука властно ухватилась за её предплечье — благо, правой руки, не коснулся надежно спрятанных шрамов, что даже спустя столько времени имели для неё значение. Странно, но она отнюдь не почувствовала страха. Лишь непомерное отвращение, тошнотой кружащее в груди. — А мне вот, напротив, всегда было любопытно узнать, насколько раскованы фьерданки... — Так узнайте не со мной. Голос её столь безжизненный и спокойный. Ей показалось, что это даже ввело его в смятение. Ожидал попыток сопротивления? Криков? Тейя всё же предприняла попытку выдернуть руку, но он не отпустил, крепче сжал и дернул на себя, вынудив ладонью упереться ему в грудь, чтобы выдержать хоть какое-то расстояние. Совсем прискучила ему жизнь? Не осознает, что его ждет? — Советую отпустить меня, — холодно отозвалась она, с уверенностью смотря ему прямо в наглые глаза. — Его величеству точно не понравится подобная выходка. — Да? — с наигранно-показным удивлением спросил он. — Мне показалось за ужинами, что ваша личность его не то чтобы сильно интересуют… кажется, сведения — или что вы там ему преподносите — интересны ему куда больше вас самой, не так ли? — Вы ошибаетесь. — Только если он не спит с вами… — если бы не все те слухи, что Тейя уже слышала, её лицо точно залилась бы краской от подобного домысла. — Но я даже представить не могу, чтобы сам Дарклинг опустился до какой-то фьерданки. Я же не столь брезглив, и посему… Вторая рука собственнически стиснула её талию. Звон от пощечины отозвался в ушах. Ладонь её загудела от сильного удара по его лицу. Воспользовавшись его секундной растерянностью, отпрянула наконец от него на несколько шагов. — До чего же мало в равкианских мужчинах чести... Терентьев оскалился, точно волк, с которым она его ассоциировала. Рывок — и она уже к нему спиной, руку больно заломал за спину, колено её невольно уперлось в лавку, а лицо щекой впечаталось в стену беседки. И даже сейчас. Немыслимо, но даже сейчас она не почувствовала, как ужас жжет грудину, вжимающуюся в стену. Словно после Дарклинга она вовсе утеряла возможность бояться хоть кого-либо, кроме него. Опустошил её до самого дна, соскрёб все эмоции и оставил себе. Тейя чувствовала только лишь эту обжигающую неприязнь. Но омерзение, в отличие от страха, не могло отключить голову и помешать думать. Попыталась вырваться, но он только сильнее вжал её всем своим крепким, охотничьим телом в стену. Попыталась приподнять юбку, чтобы схватить нож, но колено, упираясь в лавку, зажало ткань, мешая. Только в эту секунду, быть может, паника всё же кольнула её, но не отняла рассудок. Тейя приподняла колено, но оттого потеряла равновесие и виском несильно ударилась о стену, стиснув зубы. Ткань чуть задралась вверх по ноге. Терентьеву это только лишь понравилось, провел мозолистой рукой по оголенной части ноги, вынуждая вскипеть от злости и стыда. Думай. Не отключайся, не тони в этом унижении, а думай. Его рука мешала. Нужно убрать её, но Тейя не сдвинет её ни на дюйм, слишком слаба. Предприняла вялую попытку закричать, зная, что её все равно не услышат, и Терентьев, невольно повинуясь её размытому плану, зажал ей рот ладонью, убрав руку от её ноги. — Ну же, не сопротивляйся, будь посговорчивее, и тебе понравится... — шептал он на ухо, и липкое отвращение вновь окатило её. Наконец, пальцы её нащупали рукоятку тонкого ножа. Тейя выдернула его из своеобразных ножен, сжала крепче и быстро полоснула по руке, что зажимала ей рот. Терентьев выругался и рефлекторно отпрянул. Высвободившись, подалась в сторону, выставив перед собой окровавленное лезвие, держа таким образом расстояние между ними. Равнодушно взглянула на его руку: полоснула действительно глубоко, кровь всё стекала и стекала на дощатый пол беседки. Терентьев пытался зажать запястье ладонью, но не выходило, кровь просачивалась сквозь пальцы и всё капала, капала... Она думала, что он мгновенно вспыхнет злостью, но он выглядел скорее потерянным. Взгляд — точно у растерянного ребенка. Обиженного щенка. Заслужил. Получил даже меньше, чем заслуживал. Ей отчаянно хотелось бы вспороть ему глотку. Но она не станет переходить эту черту. Наконец его взгляд ожидаемо наполнился яростью, и он двинулся на нее, но Тейя вовремя отпрянула в сторону, перед этим вновь полоснув по руке, которую он выкинул вперед, чтобы то ли ударить, то ли схватить. Теперь уже не так глубоко, и всё равно — должно быть болезненно. — Перестань, — процедила она. — Ты понимаешь, на кого ты только что покусилась? — взревел он. Тейя почти рассмеялась. — И это говоришь мне ты? Ты можешь прятаться за спиной князя, нажаловаться ему, если хочешь, но не забывай, за чьей спиной стою я. Его налившееся кровью лицо чуть побелело пятнами. Прищурился. Должно быть, недооценил, просчитался. Полагал, что аж самому Дарклингу уж точно будет все равно до опороченной чести какой-то фьерданки, всего лишь ходящего архива "сведений", которые якобы она могла предоставлять Дарклингу. Но уверенность в её голосе и действиях явно сбивала его с толку. Однако так ли Тейя была уверена? Казалось, Дарклинг терял к ней интерес с каждым днём. Даже и не верилось более, что он действительно готов был пересечь границу ради какой-то её деревни. Когда в последний раз они беседовали вдвоем? — Я не расскажу ему о случившемся, — продолжала Тейя. — И ты не расскажешь, если только не желаешь лишиться головы. Не расскажешь ни о домогательствах, ни о моем ноже. Слышишь? Тейя сомневалась, что он ее слушал: глаза были будто бы покрыты полупрозрачной пленкой, как если бы он терял связь с реальностью вместе с тем, как терял кровь из открытой раны. Вопреки заложенному внутри неё желанию помогать нуждающимся, этому подонку Тейя помогать не станет, даже если он будет на грани скончаться от потери крови прямо здесь. — Кивни, если ты меня услышал, — настаивала она. Денис кивнул, и она, лишь мгновение еще помедлив, покинула его. Не поворачивалась к нему спиной до последнего, опасливо не сводила взгляда, а после, на достаточном расстоянии, спрятала окровавленный нож в рукав черного платья и двинулась бегом из садов к усадьбе, к стенам своей комнаты, что накроют её привычным и неправильным чувством защищенности. Оставалось надеяться, что он не столь глуп, чтобы упомянуть кому-либо о случившемся. Если бы Тейя хотела отмстить, сделала бы это сама прямо сейчас. Она хотела, но это бы не имело никакого толку: нельзя идти на поводу у чувств, тем более столь ядовитых. Дарклингу знать необязательно. Раз уж он не пожалел даже гришей, которые осмелились тронуть её, что станется с каким-то отказником, если Дарклингу вдруг действительно все ещё не все равно? Тейя не желала становиться причиной очередных проблем. Ни к чему разжигать в сердцах жителей новую волну ненависти к Дарклингу, а жестокое убийство брата князя Терентьева вполне бы этому поспособствовало. Почему же в тот момент она не подумала о том, что Дарклинг и сам вполне может догадаться? Всегда себе твердила, что не стоит недооценивать его ум, и сама же наступила на эти грабли. — Я полагала, что мое значение для тебя весьма мною преувеличено, — напомнила Тейя. — К чему всё это? — Одно дело — смотреть. Трогать мою собственность я не позволю никому. Собственность. Даже после всех вечеров, когда Тейя подобно почетной гостье сидела за одним столом со столь высокопоставленными лицами, даже после стольких часов поездки в одном экипаже, Тейя — лишь вещь в его руках. Неодушевленная безделушка. Взглянула на Терентьева. Каково ему сейчас — человеку, чью судьбу обсуждают прямо при нем? Человеку, лишившемуся руки, истекающему кровью и следящему за этим безумным разговором правителя Равки и какой-то фьерданки? Спиной он опирался о стену, не сводил дрожащего, помутневшего взгляда с тех, что стояли посреди его же кабинета. — Он получил свое наказание, — напомнила Тейя. — Что сделаешь с ним теперь? Отпустишь? — А что хотелось бы сделать тебе? — спросил он вкрадчиво, обойдя ее со спины и склонившись над ее ухом. — С очередным человеком, покусившимся на твою честь? — Неважно, что я хочу, — мотнула она головой и повела плечами, отгоняя холод, что прошелся по телу от этой его близости за её спиной. — Необоснованное убийство ещё больше испортит твою репутацию, тебя выставят сумасбродом. — Я не обязан оправдываться за каждый свой шаг пред кучкой глупцов, которые и без того считали и будут считать меня сумасбродом. — Но князь… — Не одобрит? — он рассмеялся. — Будто мне есть до него дело. Я вовсе планирую его разжаловать: этот слабак с огромнейшей натяжкой справился с прошлым набегом фьерданцев. Пусть поблагодарит, что я не убил и его. Тейя помедлила. Вновь взглянула на Терентьева: он даже не пытался сбежать, понимал безвыходность своего положения, хотя Тейе казалось, что в природе человека всегда заложена наивная надежда на спасение даже в самых суровых обстоятельствах. Сама не раз пыталась спастись, даже когда была обречена. И с божьей помощью спасалась. — Я не хочу, чтобы ты его убивал, — тихо произнесла она, сама не веря, что это говорит. — И пытал тоже. Он уже получил свое наказание. С одной рукой сложно будет ему довольствоваться жизнью. Дарклинг устало вздохнул, и Тейе показалось, что этот вздох сквозит разочарованием. Тейя не станет еще сильнее пятнать свою душу. С неё довольно. Уж точно не на потеху ему. — В таком случае… нож, — приказал он и протянул руку. Тейя рассеянно посмотрела на него. — Раз уж не собираешься сейчас пускать его в ход. Неужели он правда полагает, что она, сонная, стала бы брать с собой нож, ещё и прятать в пеньюаре, накинутом второпях? Боже, как её это раздражало. Эта проницательность. Рукой она скользнула под пеньюар и подцепила пальцами нож, находящийся между складками пеньюара и сорочки и плотно прилегающий к телу из-за туго перетянутого пояса. — Что если он вновь мне понадобится? — поинтересовалась она, отдавая его Дарклингу. — Как видишь, даже черное одеяние не слишком способствует моей неприкосновенности. — Значит, буду следить за твоей неприкосновенностью тщательнее. На случай, если вновь найдутся подобные безумцы, — и бросил презрительный, словно на насекомое, взгляд на Терентьева. — Я не полагал, что… — слова давались ему тяжело, каждое слово будто выплевывал пересохшими губами. — Что вам есть дело до какой-то… фьерданки… я думал, она не против, я... ваше, ваше велич… Даже и не пытался придумать ложь искуснее, и оттого злость разогналась по телу с новой силой, но Тейя мгновенно её погасила, возвращая себе шаткое хладнокровие. Не следует идти на поводу у эмоций. Только лишь скривила губы в отвращении. До чего же низок этот человек. И вдруг. Всё произошло в один миг. Погасли свечи прошедшей вихрем по кабинету тьмой. А после от нее стремительно отделилось скалящееся существо, воздух наполнился затхлым запахом гнили и приглушенным звериным рычанием. Тейя перепуганно отпрянула. Инстинктивное желание бежать, прятаться, запульсировало в висках, но остатками ума она сознавала, что погибель в этот раз пришла не за ней. Ничегоя двинулась к телу, которое теперь уже предприняло попытку спастись, но было слишком слабо, чтобы хотя бы встать. Ужас в синих глазах был виден даже сквозь толщу темноты. В лице Дарклинга Тейя судорожно пыталась найти объяснение, ожидала увидеть злость — быть может, нечто в попытке Терентьева оправдаться разозлило его... однако его лицо было безмятежно. Всё та же каменная непроницаемая маска без тени эмоций. — Ты с самого начала?.. — Я спросил твоё мнение, Доротейя, но не сказал, что стану к нему прислушиваться. — Зачем тогда вовсе спрашивать? — Любопытство, — неспешно разворачивая её за локоть к двери, ответил он. — Всё, что касается тебя, основано на одном лишь любопытстве. Душераздирающий вопль боли наполнил кабинет, сотрясая стены, и Тейя вздрогнула, рефлекторно повернув голову через плечо, чтобы взглянуть. Но Дарклинг коснулся пальцами её подбородка, отводя её взгляд от беспощадной казни и продолжая вести к двери. Открыл пред ней дверь, пропустил Тейю вперед, к слепящему свету, а после вышел следом, оставляя чудовищные крики взаперти четырех стен. Опричники, заметив правителя, почти синхронно поклонились ему. Стража, что стояла в отдалении, оставалась в смятении, но они понимали, что выбора у них нет. Они подчиняются князю, а князь подчиняется Дарклингу. Поклонились следом. Служанки не находили себе места, выглядели почти что призраками, замерли, словно надеясь остаться тенями, которых не заметят. Тейя хотела бы бросить в их сторону извиняющийся взгляд, даже зная, что это ничто не изменит, однако не наскребла на это сил. Сокрушенно покачав головой, двинулась в спальню, чтобы собрать вещи. Из усадьбы они выдвинулись на рассвете. Экипаж оставили здесь — он лишь замедлит движение, а потому они предпочли объемистому экипажу одних лишь коней. И целой кавалерией двинулись в сторону границы. Тейя покидала усадьбу с тяжелым сердцем. Наивно было полагать, что всю дорогу их будет сопровождать одно только спокойствие. Заведомо их не мог ждать благоприятный исход во всем. Однако все равно до одури жутко было осознавать, что они прибыли в гостеприимный, полный жизни дом, а оставили его обезглавленным, подобно самой Смерти, неминуемо переступающей порог каждого.