Ненужная

Тейя была даже рада сойти с корабля. Как выяснилось, морская качка сказывается на её самочувствии ничуть не меньше — скорее уж куда больше, — чем экипажная. Весь путь она провела в каюте, на неудобной койке, пытаясь превозмочь головную боль и чувство тошноты. Мысли её совсем не вязались, затылок всё тяжелел, тело казалось неповоротливым. Несколько раз Дарклинг даже отправлял к ней одного из целителей, и после этого Тейе удавалось хотя бы ненадолго покинуть трюм и насладиться видом моря, в особенности — на закате или же ночью, когда звёзды блестели в черной глади, и это хоть как-то завораживало взор. Хоть чем-то отзывалось в слякотной душе. Это было в некоторой степени злой иронией от судьбы. Тейя когда-то грезила путешествием по свету, но при этом единственный доступный ей транспорт — свои же две ноги. К конной ходьбе она относительно привыкла, ей даже нравилось, но, как и у любого человека, не привыкшего к седлу, у неё жутчайше болели мышцы ног и спины, а пальцы нередко покрывались мозолями от грубых поводьев. Когда она скиталась по Равке, она также неплохо переносила мелкие товарные повозки, и вот же нелепость — роскошный экипаж ей был в тягость, но какие-нибудь деревянные, полуразваливающиеся кибитки давались вполне хорошо. В такие моменты, окруженная гришами и опричниками, буквально пышущими здоровьем и силой, она чувствовала себя особенно ничтожно. С мыслью, что у неё нет силы ни колдовской, ни физической, она давно свыклась, но ещё и подобное унижение? Неспособность исправно переносить транспорт? Нелепость, абсурдная и жалкая. Ей приходилось через силу напоминать себе. Кто она, что она пережила. Какое влияние имеет, на что способна или была способна когда-либо. Это вполне подкрепляло дух. В особенности перед событием, что надвигалось со всей неотвратимостью. Видеть Алину будет тягостно. Последний раз они говорили, должно быть, в конце зимы или в самом начале весны, но будто бы в другой жизни. Произошло столько событий, будто уже успел миновать целый век или хотя бы лет пять, но никак не полгода. Нельзя сказать, что они были близки. Алина почти ничего не знала о Тейе, Тейя знала лишь о вещах, о которых Алине хотелось хоть как-то выговориться лицу, никак не связанному со дворцами. И всё же, Тейя помнила, как приятно было беседовать с ней на залитой солнцем поляне, около ручья, обсуждать не особо важные вещи и даже порой улыбаться, непривычно искренне. Теперь же Тейю ожидал, вероятно, лишь взгляд, полный разочарования, и отвратительное клеймо предательницы. Заслужила ли она его? Тейя сама почти что в оковах. Сама несвободна. Однако это будет ложью сказать, что её заставили здесь быть, против воли заставили чрезмерно сближаться с человеком, которого Алина так яро ненавидела. Тейя ненавидела тоже. Всё ещё, но совсем иначе. Всё уже давно перевернулось так, что от её ненависти уже попросту никакого толку: слишком погрязла в том, что сама презирала. Этим грядущим разговором Дарклинг словно взвалил на её плечи всю тяжесть войн, переплел ее совесть с судьбой целого мира, и Тейя даже не могла разобрать, драматизирует она или напротив — преуменьшает. Значимость Алины слишком велика, и то, как она примкнет к ним — насильственно или нет — тоже играло чрезмерно важную роль. Если примкнет. Но вряд ли ей удастся выбраться из грядущих событий нетронуто свободной. — Откуда информация, что это именно её дом? — осведомилась Тейя, когда они подходили к ветхому небольшому строению, располагавшемуся на окраине одного из совсем крохотных городков, столь отдаленных, будто находились чуть ли на не на краю мира. Площадь материка была меньше даже одной лишь Равки, и все равно, мысль, что пришлось пересечь его почти целиком просто так — если вдруг выяснится, что доверенные Дарклинга ошиблись, — нисколько не прельщала. — Месяцами мои люди осматривали все страны, в особенности это всеми забытое место, — с едва уловимой тенью презрения отозвался он. Новый Зем Дарклинг отчасти уважал за мирное отношение к гришам и развитую сельскохозяйственную промышленность, однако, по его словам, это всё равно что очередная колония, застрявшая в нескольких веках до нашего времени. Сплошная деревня. Тейе и самой здесь было не по себе. Страна более всего славилась масштабными плантациями распространенного здесь повсюду легкого наркотика и огнестрельным оружием — не особо внушающее доверие сочетание. Крайне раскованные девушки — куда раскованнее, чем в Равке, — и повсеместный запах юрды. И солнце пекло так, словно Тейя уже оказалась в аду, столь силен здесь был жар. Особенно когда бредешь по открытому полю: солнце щиплет кожу и нагревает черную одежду, отчего казалось, будто Тейя идет чуть ли не в мехах, а не в одном лишь платье. Порой поднимался ветер, колышащий высокую траву, но столь сухой, что от него першило в горле. Тейя, разумеется, не жаловалась, не имела на то права. Более того, всегда старалась уважительно относиться к чужим традициям. Но по собственной воле никогда бы сюда не вернулась. — Все следы ведут сюда, — продолжал Дарклинг. — Она не могла специально запутать следы? Дарклинг бросил на Тейю усталый взгляд. — Я бы попыталась запутать следы, — небрежно повела она плечами. Он кивнул. — Но прошло слишком много времени. Должно быть, первое время она могла изворачиваться всеми способами, заметать следы, прятаться в самых убогих уголках. Но чем больше находишься на свободе, тем больше она пьянит и отключает чувство самосохранения. Полагаю, Алина убеждена, будто они давно уже оторвались от слежки, это её и подвело. Мои люди проверяли не единожды. Вне сомнений, это её дом. Опричники уже успели взломать входную дверь, причем, кажется, без следов взлома, что поможет застать врасплох. Проверив дом изнутри на наличие посторонних — или хоть кого-либо, ведь очевидно Алины сейчас там не было, — один из опричников кивнул, и Дарклинг прошел внутрь. Тейя ненадолго осталась снаружи, разглядывая. Едва стоящий дом, с потрепанной крышей, которую заметно пытались залатать своими руками. Совсем узкий, но с двумя этажами и небольшим садом, где зрели августовские овощи. Пройдя внутрь по скрипучим выцветшим ступеням, Тейя последовала за Дарклингом в одну из комнат, пока горстка гришей заполонила прихожую и тесную гостиную. Разумеется, сюда они отправились не всем многочисленным отрядом: Дарклинг распределил солдат по разным уголкам Нового Зема. Часть осталась у берега, чтобы к отплытию всё было готово, другие части разбросало поблизости, по всем сторонам света. Чтобы, если Алина всё же ускользнула от центральной группировки, не смогла покинуть материк. Всё было продумано до каждой мелочи. В комнате Дарклинг без особого интереса рассматривал интерьер. Скудный, но уже обжитый: и с желтеющими цветами в горшках, и с целым рядом пыльных книг на полке. Представилось, что чувствовала Алина, когда обрела этот дом. Наконец на свободе, наконец в спокойствии и тишине. Имея свое место, свой уголок, живя для себя. И теперь Тейя буквально пришла отнять у неё всё это. Не Тейя, Дарклинг, но какова теперь уже разница? Алина была обречена с самого начала, как получила свои силы. Как бы ей ни хотелось, придется принять неизбежное — страна нуждается в Заклинательнице Солнца, и убегать вечно не выйдет. Чтобы не думать об этом и не скрести душу очередными тревогами, Тейя рассудила занять чем-либо голову. Нашла на полке записную книжку, нашла карандаш, разместилась за письменным столом неподалеку от окна. Дом находился в тени высоких акаций, и потому солнце здесь не пекло так сильно. Скребла грифелем по тонкой бумаге долго, в окружении долгожданной тишины, пока Дарклинг вновь не вошел в комнату и не прислонился плечом к дверному косяку. — Что ты делаешь? — Ожидание Алины может затянуться, я лучше пока займусь делом. — Каким именно? — На корабле я часто думала о финансах, но мне было не до того, чтобы взяться за бумагу. Я всё думаю о расходах, которые повлечет уничтожение Каньона, — спокойно объясняла она, продолжая покрывать желтоватую бумагу примерными цифрами. — Восстановление ближайших городов и прочие траты… затруднительное положение. Не хуже, чем из-за разделения страны, и всё-таки. Экономика была далеко не самой её любимой темой, скорее наоборот — чрезвычайно утомительной, вопреки приязни Тейи к арифметике, которую ей удалось подтянуть лишь в дворцовой библиотеке, потому что в деревенской школе математике не уделялось много времени. Экономическая сфера играла слишком большую роль, чтобы откладывать в дальний ящик лишь из скуки. — Очевидно, — согласился Дарклинг. — И что ты предлагаешь? — Можно было бы несколько повысить налог. Он усмехнулся. — Помнится, ты высказывалась категорически против этого. — Потому что и без того голодающие крестьяне не пережили бы. Но ещё остаются городские таверны, бордели, которые получают чрезмерно много золота. Необязательно облагать ещё большим налогом все заведения, но, к примеру, столичные? — В таком случае они просто перекочуют подальше от столицы, — не особо заинтересованно продолжал он разговор, но, видно, и ему тоже было нечем занять освободившееся в ожидании время. — Не думаю. Прибыль в столице даже в связи с налогами будет куда больше. А даже если и перекочуют — это хотя бы поспособствует большей… — неуверенно запнулась, пытаясь вспомнить слово. Даже на фьерданском не отпечаталось бы в памяти, терминология её подводила. Кошмарно не любила такие моменты. Когда из-за прорех в познаниях попросту не могла довести мысль до конца. Унизительно. — Урбанизации, — сам закончил Дарклинг, с легкостью уловив суть её слов. В большинстве случаев лишь это её и спасало. Он распознавал, к чему ведут её предложения, уже на половине любой тирады. — Да. Столица Равки всесторонне развита, но что насчет окраин? — продолжила она сухо. — Дополнительные заведения окраинам не повредят, а посему мое предложение выгодное и с этой стороны. Дарклинг кивнул, соглашаясь. Чуть прищурился, всё не сводя с неё изучающего взгляда. — Разве не следует тебе сейчас думать, какими способами убеждать Алину? — Многозадачность увлекательнее, — с безразличием напомнила она. В ту же секунду в комнату зашел опричник и что-то сказал Дарклингу, но Тейя даже не слушала, вновь погрузившись в тоску многочисленных цифр. — Отойди от окна, — услышала она приказ Дарклинга. — Первый гость уже совсем скоро ступит на порог. «Первый гость». Судя по равнодушию в его тоне, первым явится Оретцев. Оставят ли его вовсе в живых? Думать об этом было прескверно. Тейя старалась бороться за каждую жизнь в жестоких руках Дарклинга, однако она знала, какую неприязнь он питает к этому отказнику в особенности. Оставалось надеяться, что он понимает, насколько несговорчивой станется Алина, если её другу навредят. Или, может, это и могло стать его целью? Ещё сильнее осложнить Тейе задачу? Отодвинувшись от окна, она продолжила копаться в цифрах. Затем чуть прогулялась по комнате, просмотрела полки. За стеной слышался переполох, но Тейе даже не было любопытно взглянуть, раз уж это не Алина. Разве что совсем немного… Поставив потрепанный том обратно на полку, приоткрыла дверь и, устало прислонившись виском к дверному косяку, взглянула на открывшуюся в прихожей картину. Двое опричников заломили руки внушительного вида парню — судя по всему, Малу. Бронзовая от загара кожа, отросшие вьющиеся каштановые волосы. Внушительные мышцы рук и груди змеились под полурасстегнутой хлопковой рубашкой в напряжении и злости. Тщетно пытался вырываться. Так странно его видеть. Тейя столько о нем слышала, столько разговоров Алины было посвящено ему… и теперь стоял в этом помещении, живой, настоящий, из плоти и крови, будто какая-либо иллюзия, материализовавшаяся из сказов. — Если вы рассчитываете поймать Алину, вы просчитались, — прорычал Оретцев, продолжая вырываться. Лицом его грубо прижали к стене. — Мы давно не вместе. Тейя пробежалась по помещению глазами и выискала Дарклинга, расслабленно разместившегося в одном из кресел у стены. Встретилась с ним взглядами. — Лжет? — осведомилась она, хотя и без того была более, чем уверена. — Разумеется. — И обратился к гришам: — Заткните ему рот. Сердцебитка кивнула, скрестила пальцы, отточенным жестом взмахнула руками, и Оретцев закашлялся. Будто попытался что-то сказать, но лишь вновь зашелся кашлем, который и затем тоже утих, оставив после себя едва слышный хрип. Тейе было жаль его. Честно. Жаль Алину. Хотелось бы, чтобы эти двое провели счастливую спокойную жизнь вместе, но Тейе не предоставлен выбор как-либо на это повлиять. Если быть точнее… можно спасти либо Равку, либо Алину, но благоразумнее сделать выбор в пользу целой страны. Оретцев окинул Тейю обжигающе ненавидящим взглядом, как и остальных. Её он не знал, и потому её это нисколько не задело. К ненависти незнакомцев она привыкла. Но Алина… Тейя вернулась в комнату. Подошла к крохотному настольному зеркальцу, заглянула самой себе в глаза, пытаясь прояснить мысли, но стало лишь хуже. Тейя давно переставала видеть в отражении саму себя, но со времен создания Фьерданского Каньона она вовсе больше не видела в зеркале ничего, кроме незнакомки. Чужой, жестокой и не заслуживающей прощения. Целое столетие минуло, прежде чем это гнетущее затишье прервалось появлением Алины. Она почувствовала неладное ещё до того, как поднялась по ступеням. Но, очевидно, Дарклингом были предусмотрены все исходы, и, даже невзирая на попытку ослепить опричников, Алина оказалась загнана в угол, а после — грубо втолкнута в свой же дом. Видеть её саму было не менее странно, чем её друга. Кожа, обычно бледная, загорела от долгого нахождения в Новом Земе, каштановые волосы чуть выгорели, посветлев. С шеи, из-за тщетных попыток сопротивляться, сполз шелковый платок, открывая вид на пугающе-завораживающий ошейник из костей. — Какая долгожданная встреча, — протянул Дарклинг, почти что мурлыча своим обманчиво-бархатным голосом. Сидел в своем кресле, как на престоле, непринужденно. Охотник, наконец выследивший такую желанную добычу. Тейе вдруг стало так тошно, что пришлось стиснуть зубы и отвести взгляд. Сама была — всё ещё остаётся — такой же жертвой, как и Алина. — Мал? — в отчаянии выкрикнула она в темноту, пытаясь найти взглядом и не находя. — Тш-ш, — успокаивающе подняв руку, произнес Дарклинг. — Со следопытом все в порядке. — Коротко кивнул головой опричникам, и Мала вывели из тени. Вздохнув с ощутимым облегчением, глазами Алина тут же зашарила по Дарклингу, очевидно, выцепляя пристальным взором едва уловимые бледные шрамы. Даже и забылось, что Алина видит их впервые. Тейя уже привыкла к ним настолько, словно они рассекали его кожу с момента их знакомства. Слуги его продолжали обыскивать Алину, вынули увесистый пистолет из кобуры на её бедре, пару клинков из карманов. Кажется, за всё это время она всё же не слишком забыла о мерах предосторожности. Алина не плакала, но взгляд столь обреченный и яростный, что до слез бессильной злобы оставалось, казалось, немного. Челюсть сжата, всё тело напряжено в желании рвануть в сторону, атаковать яростно, как дикая кошка, сделать что угодно, но все здесь понимали: если она хотя бы поднимет руки, её следопыта не станет. Не хотелось думать о том, что она сейчас чувствует. Подсознательно Тейя выставила между собой и ней стену, не пропуская чужие эмоции в свою душу. Своих хватило сполна, в чужих она захлебнется окончательно. И наконец, Алина, проведя беглым взглядом по помещению, остановилась на Тейе. Сперва будто бы пропустила её, но в ту же секунду вернулась, резко, ошеломленно, впиваясь в неё взглядом и пытаясь разобрать, не видится ли ей. Не думай, — твердила себе Тейя. Не допускай чувств. Ни своих, ни чужих. Они не были близки. Нужно цепляться за это. Меж ними стена, всегда была. — Ты… — выдохнула Алина почти беззвучно, словно ей перекрыли воздух. — Ты тоже?.. — Не делай преждевременных выводов, — произнесла Тейя и тут же прокляла себя за то, как холодно и почти надменно это прозвучало. Но она отучилась говорить с теплотой. Сочувствием. Голос, тело, разум — всё её существо переучивалось, адаптировалось к окружению, и обратно попросту не вернуть. Алина всё продолжала сжигать Тейю взглядом, и в этом пламени карих глаз — миллион вопросов. — Весьма верно подмечено, — небрежно бросил Дарклинг, возвращая внимание к себе и рассеянный карий взгляд тоже. — Как думаешь, дорогая Алина, почему я здесь? Несколько секунд Алина смотрела на него, словно пытаясь понять, не ослышалась ли. Вся выглядела оглушенной, ударенной, уже не здесь будто вовсе, а далеко отсюда, в своих мыслях и тщетных попытках разобраться. Тейя устало прислонилась затылком к стене. — Ты шутишь? — наконец произнесла Алина, качнув головой. — Это очевидно. Непривычно было слышать, как кто-то, кроме самой Тейи, обращается к нему на «ты». Даже Женя, или любимчики-сердцебиты, — никто не осмеливался. Дарклинг улыбнулся. — Нет, далеко не так очевидно, как тебе видится. — Чуть помедлил, выдерживая тяжелую паузу. И произнес: — Я намереваюсь уничтожить Каньон. — Я это уже слышала, — ядовито выплюнула Алина, даже не вдумываясь в эти слова ни на миг. — По-твоему, я должна так просто поверить, что теперь ты правда этого хочешь? Что за игру ты вновь затеял? — Для чего, по твоему мнению, был создан новый Каньон? Чтобы защитить Равку, которая теперь будет открыта со всех сторон. — Нет, — закачала она вновь головой. — Нет, я тебе не верю. Я не собираюсь верить ни единому твоему слову. Дарклинг с наигранной досадой цокнул языком. — В таком случае, послушай хотя бы свою давнюю подругу. — Которая с тобой заодно? — холодно спросила она, даже не взглянув в сторону Тейи. — Ты серьезно? Заодно… весьма неприятное слово. Кольнуло тонкой иглой глубоко, будто бы до мяса. — Алина, — позвала Тейя, и та всё же, тяжело вздохнув, повернула голову, и взгляд её всё так же полон был порывистым гневом. — Просто выслушай меня для начала. Наедине. Наедине же? — уточнила она у Дарклинга, и тот безучастно повел плечами. — Как вам угодно. Целая комната в вашем распоряжении, однако не задерживайтесь: хотелось бы выдвинуться в путь до заката. Тейя отпрянула от стены и подошла к двери, открыв её, чтобы пропустить внутрь Алину, но та не сдвинулась с места, пусть её больше и не держали. — Ты же хочешь утолить своё любопытство? — спросила Тейя спокойно, хотя пальцы слишком сильно сжимали шероховатую ручку двери, нервно, до боли. — Узнать, что происходит? В карих глазах любопытство яростно боролось с принципиальностью. Конечно, спустя безмерно долгое мгновение оно, желание всё узнать, разобраться, победило. Всегда побеждает. Последний раз она переглянулась с Малом, глаза которого тоже блестели злостью, и страхом за неё, и сомнениями... и Алина неуверенно двинулась в сторону двери. Дарклинг расслабленно поднялся на ноги и преградил ей дорогу в нескольких шагах. Алина была будто бы на грани отшатнуться от него в страхе, с трудом держала себя на месте и напряженно не сводила с него глаз, даже не моргая. — Только без глупостей, — произнес он и нежно коснулся костяного ожерелья на загорелой шее, вынудив её заметно вздрогнуть. — Не забывай, насколько хрупка жизнь твоего отказника. Алина никак это не прокомментировала, только обдала его без слов очередной волной свирепой ненависти, в ответ получив лишь его холодную улыбку. Дарклинг вдоволь забавлялся происходящим, хотя в манере движений его и взгляде всё же стыла стальная напряженность. Будучи уверенным в своем превосходстве, он все равно не закрывал глаза на возможность любого исхода. Когда он пропустил Алину к двери, Тейя бросила на него взгляд, но он на неё не посмотрел. В груди её мешались странные, непонятные эмоции, несвязный жалкий комок, который ей даже не хотелось расплетать, и она рассудила попросту об этом не думать. Последовала за Алиной в комнату, тихо закрыв дверь. Теперь все зависело от неё одной. Хотелось бы сказать, что помимо того непонятного кома был ещё и шквал ярких чувств, что сердце трепетало в страхе и радости от встречи с Алиной. Хотелось бы, потому что это значило бы, что не всё в ней потеряно. Но была лишь эта мелкая, неприятная тревога, которую легко было сбросить с себя, как тонкий слой грязи. Вероятно, это к лучшему, потому что ничто не станет мешать цели разговора, но, боже, как это неправильно. И прежде она не отличалась эмоциональностью, теперь же она вовсе была всего лишь отсыревшим, покрывшимся пылью призраком, эхом той живой Тейи из детства. Алина не поворачивалась к ней. Стояла лицом к окну, плечи безвольно опущены. Весь пыл исчез, растворился, стоило главному объекту её ненависти скрыться из поля зрения. — И как это понимать? — обернулась Алина через плечо, и в глазах, на углях той злости, тлела теперь лишь терпкая горечь. — Ты с самого начала была с ним заодно? — По-твоему, я была актрисой, которую он приставил к Багре, чтобы я втерлась к тебе в доверие? Алина скривила губы. Именно это и было её единственным предположением, должно быть. — Нет, Алина, — ответила Тейя, подходя ближе. — Не была. Всё перевернулось уже после твоего отъезда. — Как это могло просто «перевернуться»? — Ты сбежала, и он потерял свою излюбленную игрушку. Захотел приобрести новую. — Слово «сбежала» странно отразилось на и без того изможденном лице Алины, и пришлось уточнить: — Нет, я не обвиняю тебя. Я сама тоже пыталась сбежать, конечно. Да и на твоих плечах была судьба всей Равки, так что тем более… Алине оставалось только прикрыть глаза и покачать головой, выдавая очевидное: — Я ничего не понимаю. — Послушай, мы обе многое пережили, — усаживаясь в потертое кресло, напомнила Тейя и указала рукой на второе кресло, стоящее через кофейный столик. — Давай поговорим, как рассудительные люди. — Ладно, — Алина почти что усмехнулась. Села в кресло, напряженная и вытянутая, как тетива, и глаза её вновь пылали. Столько пыла в этой семнадцатилетней вымотанной душе... Тейе сложно это понять. — Каньон. Ты правда веришь, что он так просто от него избавится? — Да. Нет причин ему не верить, он согласен со всеми моими доводами о вреде Каньона. — Твоими доводами… Святые, — прошептала она, обессиленно откинувшись на спинку кресла. Повернула отяжелевшую голову к Тейе. — С чего бы он слушал твои доводы? Не хочу тебе грубить, но посмотрим правде в глаза: учитывая твое происхождение и положение, для него ты — ничто. Для него отказники — пыль под ногами. — Я знаю. Ему интересно мое мышление. Говорю же: попросту игрушка, но одна из наиболее к нему приближенных, потому что мучить меня ему нравится более прочих. Алина помолчала. Чуть подалась вперед, подперла голову руками, смотря в одну точку и, кажется, пытаясь осмыслить. Через время продолжила: — Ты представляешь, как это выглядит в моих глазах? Ты была мне другом, Тейя, а теперь я вижу тебя с ним. Ты говоришь, что он мучает тебя, что ты все равно что пленница, но при этом ты в его цвете, на его стороне… Сложно было понять, действительно Алина сомневается в мучениях Тейи или же попросту пытается распутать вслух слишком неясную картинку. Чуть придвинувшись к краю кресла, Тейя неторопливо засучила с левой руки рукав до самого локтя. Сначала Алина смотрела за этим действием с отрешенной усталостью, но затем взгляд изменился по щелчку, вцепляясь с удивлением в эти три жуткие полосы на худом предплечье. — Понимаю, это может показаться мелочью, — безразлично говорила Тейя, хотя перед глазами уже воспряли рваные обрывки той ночи, когда в страхе она спасалась от ничегои. Поцелуй, ужас, мучительная лихорадка; всё затуманилось, стало блеклым. Больше её не бросало в дрожь при воспоминании. — Зная Дарклинга — могла остаться вовсе без конечностей. Но он предпочитал эмоциональное давление. Приходить к нему, не зная, что её ждёт: ледяной ушат пренебрежения, безмятежная беседа за чашкой чая, пламенная, едва ли сдерживаемая ярость, режущие её до костей прикосновения или, быть может, встреча с ничегоей. Зачастую её тревожные предположения оказывались куда хуже реальности, и стоило ей привыкнуть к этой закономерности и немного успокоиться, как он вновь удивлял её самым скверным образом. Раз за разом. Этот шаг в неизвестность, каждый раз, как в пропасть. Все эти его игры, ощущение собственной никчемности и мысль, что она сама себе не принадлежит. Лишь в его холодных руках. Даже просто находиться рядом с ним, в этой плотной ауре опасности и смертельной угрозы, было сродни пытке, и уму непостижимо, как Тейе удалось к этому привыкнуть, настолько привыкнуть. Алина молчала. Или не знала, что сказать, или попросту ничего говорить не хотела. — Я бы всё тебе объяснила, но у нас не так уж много времени, — сама продолжила Тейя. — Придется пропустить весь длинный этап от служанки до той, кем я стала теперь. Но он, как ты могла понять, в некотором роде прислушивается ко мне. — Он. Прислушивается к тебе… — Алина тряхнула головой и снова поднялась на ноги, не в силах усидеть. Молчала долго, укладывая в голове всю полученную пока информацию. И какие-то её неясные мысли вновь вывели её к злости, затуманили разум, позволяя сказать: — Так, ты своего рода советчица для него? Советуешь лучшие способы разрушения им страны? Подсказываешь, как карать людей? Как можно советовать ему что-либо? Сюда доходят слухи, Тейя, и в этих слухах не было ничего хорошего. Тейя могла понять её злость. Но не понимала, почему Алина не пыталась понять её. Возможно, и пыталась, но в таком случае картинка в её голове никак не складывалась, выводя на очередную вспышку раздражения. Во всяком случае, обвинительный тон Тейя выслушивать не желала, даже если в чем-то заслуживала и худшего. Подсказываешь, как карать людей. — Алина, — нечто в этом её голосе заставило взгляд карих глаз дрогнуть. — Ты забываешься. За эти полгода Алина могла переживать целый ад, однако и Тейя не тратила это время с блаженством и успокоением. Им досталось обеим. Один лишь Джель знал, в равной ли степени и не грешно ли это вовсе сравнивать. А слухи... разумеется, скверные слухи разливаются куда проворнее, чем любые иные, и потому никто и вообразить не может, что до их ушей могли бы дойти вести куда страшнее, чем нынешние. Никто никогда не узнает, что могло быть и чего не произошло, не узнает, что всё это время Тейя только и делала, что пыталась удержать могущественную державу от развала и колючей проволоки тирании. Никто вовсе о Тейе не узнает, и с этим она давным-давно смирилась, ей этого и не нужно, но Алина. Как же сильно, до невозможности, хотелось ей всё рассказать. Каждую крохотную крупицу этой длинной истории, каждое слово, каждый миг, даже про проклятые касания и поцелуи, проглотив болезненную гордость и стыд, — всё. Абсолютно. От начала и до конца. Рассказала бы, если бы смогла, если бы это помогло Алине увидеть ситуацию глазами Тейи, понять, вникнуть, но это было неразумно. Сложившаяся история абсурдна, и всё это только лишь укрепит позицию Алины в том, что Тейя теперь на стороне Дарклинга. Потому что порой Тейя сама, ради интереса, пыталась представить сложившиеся события со стороны, чужими глазами, и едва ли выходила связная картина. Кем Тейя в ней выступает? Жертвой, спасителем или настоящим злом, давно перешедшим черту? Слишком рискованно позволять Алине самой решать, кем является её давняя подруга. А потому информацию придется давать порционно, чтобы не оглушить разом и не настроить заведомо против себя. Её слова, конечно, только больше распылили Алину: — Я забываюсь? Сейчас ты забываешь, кто из нас кто. Тейя почти что ухмыльнулась, но в последнюю секунду сумела сдержаться и не искривить в насмешке губы. Так несвойственно ей. В очередной раз не узнавала себя. — Применишь на мне силу? Опалишь светом беспомощную отказницу? — Эта беспомощная отказница прибыла в мой дом с целым отрядом стражи Дарклинга, который жаждет поработить меня и всю страну. — Так давай же, — бросила она, флегматично откидываясь на спинку кресла. — Одари меня ожогами в месть за то, что я посмела прилагать все усилия, чтобы выжить. Эти слова подействовали несколько отрезвляющим образом. Не до конца, но хотя бы на долю смягчили колючее напряжение. Заставили Алину погрузиться в свои мысли. В сотый раз вздохнуть и в сотый раз покачать головой. Сказать: — Ты изменилась. Хотелось ответить ты меня и не знала толком, но вне зависимости от этого смысл в словах Алины был. Глупо и бессмысленно отрицать. — То же самое могу сказать о тебе, — с нежеланием призналась Тейя. События отложили отпечаток на Алине, сложно это не заметить. Тот прежний неугасаемый огонек, который однажды отмечала Тейя, давно затих, притаился, как опасливый, напуганный зверь. Теперь пыл её приобрел не светлый, а яростный характер. Солнечная сила, текущая по жилам, тоже, должно быть, опьяняла чрезмерно. Тейе никогда не стать гришем, но за столько времени она уже вполне успела неоднократно представить, каково приходится Заклинательнице Солнца или Дарклингу. Дарклинг… господи, Тейя и Алина столь сильно изменились, а начало всему этому хаосу и принудительным переменам положил лишь он один. Исток всего. Тейя вздохнула. Вернулась к сути: — Как ты себе всё это представляешь? Думаешь, я могу приказывать ему, управлять им? Он не мальчишка. Я не могу. Он лишь выслушивает мое мнение и сам решает, с чем согласиться, а с чем нет. Я делаю все, что в моих силах, лишь бы хоть немного спасти эту страну от гибели, но моё влияние очень ограничено. — Но почему? Твоя Родина — Фьерда. Почему ты так стараешься? Эти слова ударили сильнее, чем Тейя ожидала. Казалось, её более ничто не могло тронуть, точно не так сильно. Сжав губы в полоску, отвела взгляд. Усиленно пыталась придумать ответ, увести тему, сделать более верный ход. Как шахматы. Нужно представить разговор в качестве игры, тогда всё сделается проще. Алина первой сделала неуверенный ход, наконец осознавая: — А Каньон во Фьерде?.. Если ты оказываешь на него какое-то влияние, почему он тогда все равно… Что-то во взгляде Тейи насторожило Алину, и она не договорила, перебросившись на иные мысли: — Ты была там? Когда он… — Да. Видела своими глазами. — Безумие… — вздохнула она, все еще пытаясь уложить эту странную историю у себя в голове. И это была лишь всего крохотная часть всего сумасшествия. Алина вновь отвернулась к окну. — Как ты могла ему позволить?.. Позволить. Такое неуместное, даже смешное в этих обстоятельствах слово. Тейя едва ли сдержала нервный, истерический смех, что прокатился от легких к глотке и губам, которые все же едва заметно искривились в беззвучной усмешке, но Алина, благо, не видела, отвернутая в сторону. — Дарклинг — не тот человек, которому можно что-либо не позволить, ты сама это понимаешь, — ответила Тейя, окрашивая разговор в иной оттенок, отводя его от страшной сути. — Во всяком случае, Фьерданский Каньон не должен слишком повлиять на благосостояние страны. Он не разделяет страну, как Равкианский, лишь отделяет границу, не давая совершать набеги. У Фьерды всё ещё есть выход к морю, она точно не погибнет. Если только согласится на условия Дарклинга, но никаких ответных писем из Фьерды ещё не приходило. Тейя надеялась, что ответ их будет ждать, когда они вернутся в Равку. О других же перспективах думать не хотелось вовсе. Алина задумчиво кивнула, усваивая информацию. Прошли долгие секунды, прежде чем она вновь вернулась к главной теме: — Ты правда веришь, что он разрушит Равкианский? Веришь ему? Вся его жизнь — ложь, Тейя, он лжет о каждом своем шаге. — Я знаю. — Тейя решила не уточнять, что она знает это несколько лучше самой Алины. — Но у меня есть основания верить, мы обсуждали это неоднократно. И если ты не веришь ему, прошу тебя, поверь хотя бы мне. Только ты можешь разрушить Каньон. — Где гарантия, что он не нацепит вновь на меня оковы, стоит мне выйти на шаг из этой комнаты? По-твоему, я уничтожу Каньон, а затем он просто отпустит меня? — Он пытался подавить тебя, потому что ты не соглашалась сотрудничать с ним. — Глаза Алины вспыхнули. — Нет, я не оправдываю его, не смотри так. Я не оправдываю ни один из его поступков. Лишь говорю, что, когда люди делают то, что он хочет, ему нет нужды цеплять на них оковы. Пока первостепенная задача — уничтожить Каньон. Далее я разберусь, постараюсь разобраться. Сделаю всё, чтобы ты не была рабыней. Хотела сказать «обещаю», но давать подобные обещания в её положении было бы попросту неуместно. Алина всё ещё смотрела на неё с сомнением. Стояла у окна, руки держа на подоконнике. Тейя решилась на несвойственное ей действо. Так же, как она пыталась ставить шах, неуверенная в мате, бросалась в омут, пытаясь застать Дарклинга врасплох и каждый раз всё равно проигрывая. Встала, неспешно подошла ближе и положила свою руку поверх ладони Алины. Та дрогнула, почти что отпрянула, но в итоге не стала отстраняться, лишь смотрела удивленно на их руки. Ладонь её непривычно тёплая. Тейя слишком привыкла к холоду рук, которые прикасались к ней обычно, и это тепло показалось почти обжигающим, в и без того раскаленном воздухе Нового Зема. — Алина, ты прекрасно знаешь, что ты в любом случае отсюда не выберешься, — говорила она, изо всех сил пытаясь пропитать свой тон сочувствием. — Он этого и хочет: чтобы ты стала сопротивляться, и он бы подавил тебя. Не доставляй ему такого удовольствия. Колебания её стали заметнее. Посмотрела с сомнением. — Он не тронет Мала? — Полагаю, только если не будете делать глупостей. — Ты звучишь, как он. — Знаю, — вздохнула Тейя. — К сожалению. Теперь уже с неуверенным сочувствием поглядела Алина. И, на удивление, переплела их пальцы, заставив Тейю чуть ли не вздрогнуть от неожиданности, отрешенно смотря на свою бледную кожу, контрастирующую с непривычным земским загаром Алины. — Скажи мне. Я могу тебе доверять? Этот ход был несправедлив. Чудовищен. Алина буквально ставила ей шах, хотя выиграть здесь в отчаянии надеялась Тейя. Потому что — нет, не может. Алине не стоит доверять совсем никому, в особенности обезличенной тени Дарклинга, буквально его беспомощной советнице и собственности. Не можешь, не можешь, не заставляй этого произносить. Внутренности у Тейи трещали по швам, а она всё смотрела на их переплетенные пальцы. — То есть, если человек тебе просто скажет «можешь», ты тут же поверишь? — горько улыбнулась Тейя. — Тебе нельзя быть столь доверчивой. — Да, знаю. Но там, во дворцах, ты была одна из немногих, с кем я могла делиться своими тревогами. И сейчас я прошу тебя ответить со всей честностью, я приму любой ответ. Я могу тебе доверять? Если сказать «нет», голова её вновь наполнится сомнениями, как ненасытными паразитами. Но Равка нуждается в ней, в её силе, в уничтожении Каньона. У Алины не должно оставаться ни малейших сомнений. С чего бы Алине не довериться Тейе? Тейя действительно сделает всё, лишь бы Дарклинг не тронул её или этого Оретцева. Всё, чтобы Алина не стала рабыней. Но доверие — слишком громкое и чрезмерно значимое слово, чтобы разбрасываться им сейчас, когда неизвестно, что будет завтра или хотя бы через час. Мир переворачивается с ног на голову ежесекундно. И если вдруг он встанет ребром, если будет поставлен выбор между здравым смыслом и спасением Алины, Тейя определенно не сумеет оправдать эти ожидания. — Можешь, — тихо произнесла Тейя, крепче сжимая теплые пальцы своими. Это была ложь, горькая, отвратительная, полоснувшая по самому сердцу и вынуждающая его вновь кровоточить. Ложь и первая в жизни Тейи особо значимая победа, ведь Алина серьезно кивнула, без слов говоря: она согласна помочь. Первая победа. Первый мат. Но лучше бы Тейя ещё тысячу раз проиграла. *** Кони мчались вперед. Наполовину пеший, наполовину кавалерийный отряд плелся чуть позади, но Тейе захотелось отделиться, пробежаться по земским полям с ветром, остудить кипящую голову и прояснить мысли. Дарклинг ехал рядом, ловко подстраивался под бег её серого коня. Держался куда ловчее и проворнее её самой, но это уже давно её не волновало. Её также не сильно волновало, что подумают Мал и Алина, которые ехали в том самом отряде, видя, что Тейя, очевидно, проводит с Дарклингом куда больше времени, чем любой иной гриш или опричник из его свиты. Вдобавок не выглядя при этом особо обремененной или напуганной. Оретцев вовсе не доверял Тейе, насколько та могла судить. Глядя на неё, вечно перешептывался с Алиной. Явно злился от невозможности что-либо исправить: как и сама Алина, понимал, что поехать с ненавистным монстром придется в любом случае, различие лишь в том, в цепях ли или на этой добровольно-принудительной основе. Сейчас Тейя не думала об этом. Думала о ветре, что мягко бил в лицо, о море высокой травы, о жестких поводьях в ноющих пальцах. О хотя бы мнимой иллюзии свободы, которую давала быстрая езда. Конечно, она могла бы попытаться обрести свободу вновь. У неё для этого было всё. Сбежать вместе с Алиной, примкнуть к восстанию в Западной Равке, выдать Ланцову всё, что знает. Шансы против Дарклинга невелики, но хотя бы немного — определенно. Дарклинг пока несколько слаб, а на стороне Ланцова окажется достаточно сильных гришей: сама Алина, некоторые гриши-перебежчики, что не были согласны с политикой Дарклинга... Особенно та шквальная, чье имя он не называл, но упоминал несколько раз в разговорах о бунте. Шансы были. Но сколько людей ещё погибнет, прежде чем они нанесут по Дарклингу достаточный урон? И что станется со страной после этого? Тейя не знала Ланцова и не могла представить, каков он правитель. Не повернется язык назвать Дарклинга прекрасным правителем, но определенно не наихудшим, потому что он, по крайней мере, заинтересован в том, чтобы держать всё в своих руках, заинтересован даже в мелочах. Куда хуже было бы отдать власть тому, кто пустил бы всё на самотек. Лучше ли это "самотек" целой тирании, беспощадной к слабым? Тейю всегда раздирали все эти размышления. О том, что ждет Равку с Дарклингом и на что ещё Тейя сумеет хотя бы немного повлиять. Сумеет ли? Возвращаясь к Ланцову: он сам, очевидно, Тейю не знал тоже, и единственное, что её ждало после очередного побега — затеряться вдали и больше не приближаться к этой гуще событий, потому что её вовсе слушать не станут. Для всех она всего лишь незнакомое лицо, обладающее сведениями о враге, но, по сути, не имеющее никакого права на высказывание своего мнения. Попросту никто. Тейя никто — без Дарклинга. Он стал всем. Хотелось бы противиться этому, руками замкнуть слух, не слышать собственных мыслей и, как ребенок, отметать очевидное, но это глупо. Дарклинг стал всем. Всё в её ничего не стоящей жизни сводилось к нему. Она участвует в политике, к которой никогда не должна была приблизиться ни на дюйм, из-за него. Она шагнула во тьму из-за него. Она жива — из-за него. Всё из-за него. Дарклинг — как петля на шее, тугая и сдавливающая горло до хрипа. Однако уйти от него, сбежать, постараться вернуться к иной, спокойной жизни, всё равно что выбить из-под ног табурет, переламывая себе шею. То, в чем она погрязла, вся эта политика, спасение чужих судеб — единственное, что удерживало её от того, чтобы выбить этот табурет. Собственно, это и было самим табуретом, шатким, но хоть как-то сдерживающим её от гибели. Если отречется и от этого, ничего не останется. Тейя просто покончит со всем, но и смерти она до дрожи страшилась, зная теперь, что её ждёт на том свете после всех грехов. И холод у неё каждый раз бежал по коже, когда она осознавала: заслужила. Остановилась она лишь у воды, где конь её склонил голову, чтобы напиться вдоволь. Оглянулась через плечо: отряд все еще был в поле зрения. Хорошо. Дарклинг не желал отъезжать слишком далеко, ему нужно было видеть своих людей и контролировать строй. — Сколько раз ты ей солгала? — безучастно спросил он, подъехав ближе. Пускай всё и шло по его плану, он не выглядел особо довольным или расслабленным, лицо всё такое же нечитаемое, едва заметно прорезались знакомые жесткие черты. Возможно, потому что уничтожение Каньона совсем близко, и ей сложно представить, что у него творится в голове от этой мысли. Если он и был удивлен тому, что у Тейи всё получилось, то никак этого не выказал. Когда Алина сообщила, что согласна поехать с ним и уничтожить Каньон — "только уничтожить!" — при условии, что и пальцем не тронут ни её, ни Мала, Дарклинг лишь хмыкнул. Тейя не желала говорить об этом, но понимала, что не может попросту игнорировать его. — Единожды. — Утаивание всей правды тоже считается за ложь. — В таком случае, раз пять или шесть… может, больше или меньше. Невозможно сказать точнее. Повисла недолгая тишина, во время которой он лишь внимательно всматривался в её лицо, ещё больше распаляя желание вновь пуститься в галоп, подальше от него, его взглядов и этих разговоров. — Ты сама встала на этот путь, Доротейя. Я предпочел бы относительно честный и быстрый, но насильственный метод, ты же предпочла дипломатию. А дипломатия — ты будешь удивлена — зачастую только и соткана, что из лжи. Тебе придется привыкнуть. Тейя это понимала. Но ей так отчаянно хотелось верить... хотелось продолжать теплить в груди легкое, едва ощутимое пламя надежды, что эта ложь не будет иметь никакого основания. Что всё действительно пройдет настолько гладко и спокойно, без насилия, предательств, интриг и крови, что доверие Алины к Тейе оправдается. Однако Тейя не столь наивна, чтобы верить, что жизнь могла бы быть милосердна и угодлива в этих прошениях.