Ненужная

Порой Тейя смотрела на Алину и осознавала, что та куда сильнее её самой. Алина не выпала из реальности. Точно не так, как это делала Тейя. Должно быть, даже гриши не в полной мере понимали, что с их генералом что-то не так. Алина стала молчаливее, приказы её стали холоднее и в разы тверже, но она не позволяла себе просто сломаться, закрыться ото всех и скорбеть столько, сколько ей требуется. Вернулась к работе, словно ничего не произошло, только теперь уже более нетерпимой к промахам своих подчиненных, более раздражительной и замкнутой. Никаких истерик, никаких срывов. С того разговора Тейя ни разу не видела Алининых слез, хотя по кругам под глазами было понятно: Алина плачет. Много. Но как можно дальше от чужих глаз. В целом она выглядела так, словно в мгновение стала взрослее. И прежде её нельзя было назвать ребенком, как бы ни считал Дарклинг, но теперь — куда больше походила на генерала, чем прежде. Теперь язык не повернулся бы назвать её всего лишь подростком, оказавшимся на своем посту по великой случайности. Тейя проводила с ней много времени. Ей было тошно до нестерпимо едкого отвращения, от самой себя, от того, что ей всё ещё требуется играть свою роль, но и бросить Алину в одиночестве не могла тоже. Никогда не находила нужных слов для утешения, не умела этого, не пыталась её разговорить, чтобы Алина могла выговориться, вовсе её никак не трогала. Только лишь находилась всегда поблизости. Но однажды Алина решила выговориться сама. — Иногда всё ещё не удается осознать, — произнесла она отрешенно, когда они вдвоем сидели в покоях Алины. Тейя закрыла книгу, которую читала, перевела взгляд на Алину, задержавшуюся у окна. — Всё ещё ощущение, как будто он вернется. Вот-вот приедет. Я же даже… даже тела его не видела. Просто письмо. Факт. Ничего больше. Алина часто заморгала и судорожно вздохнула, прогоняя слезы. — Мне не стоило его отпускать. — Твоей вины в этом нет. Прошу, не кори себя. — Если бы я его не отпустила на это нелепейшее задание, всё было бы иначе. Как он?.. — голос, уже привычно ровный, почти стальной, дрогнул, словно разошелся трещинами. — Как он мог так просто?.. Я всегда думала, что если, если с кем-то из нас это случится, это будет… будет не так. — Он погиб в бою. Это не «просто». Я его не знала так, как ты, и не мне это говорить, но из всех вариантов погибели… — не закончила, видя, что Алина все равно едва слушает, едва вникает в её слова, взгляд её был подернут пеленой из слез. Эти слова были отвратительнейшей ложью. Тейя сомневалась, что вовсе был какой-то бой. Скорее кровавая резня, беспощадная к каждой попавшейся под оружие душе. Алина часто дышала, её плечи судорожно вздымались, и Тейя чувствовала: подступает та истерика, что случиться должна была уже давно, но, отложенная на потом, возымела двукратную силу. Тейя поднялась с кресла, но Алина дернулась, словно на нее замахнулись, отпрянула на шаг, выставила руку: — Не подходи. Нет, правда, Тейя, лучше уйди, я не… я не могу… Только сейчас она заметила, как под воздействием сил Алины в комнате опасно рябят и колыхаются лучи тусклого осеннего солнца. Тейя не двинулась с места. Не стала уходить. Алина всё пыталась сдержать чувства, но это больше походило на попытку голыми руками сдержать разваливающуюся плотину. — Он не должен был меня покидать, — продолжала она, уже больше не сдерживала слез и обращалась будто не к Тейе вовсе. — Не должен был, я же не справлюсь. Здесь я не... я не могу без него! Не могу! — её крик был надрывным, разнесся по комнате, слился с резким звуком. Звуком бьющегося стекла. Тейя крупно дрогнула, когда осколки осыпали пространство. Хрустальный графин, что стоял на столе, наполненный водой, в которой собрались солнечные лучи — стоял он прямо напротив окна — просто раскололся, разбился вдребезги. — Алина… Алине было мало. Вода из графина залила весь пергамент на столе, и Алина скинула всё, что было на нем. И пергамент, и осколки, даже не морщась, когда стекло прошло по пальцам, оставляя царапины. И больше. Всё больше и больше, просто рушила всё, что попадалось под руку. Тейя не могла этого понять, никогда не выливала боль подобным образом, но ничего не предпринимала, стояла посреди этого хаоса, наблюдала, не зная, стоит ли вовсе что-либо сделать. Не могла этого понять, но чувствовала её ярость и боль в воздухе, эта ярость жгла воздух, накаляла комнату теплом. Когда Алина согнулась напополам, не сдерживая рвущийся наружу крик, когда закричала до хрипа, соскребая с самого дна все чувства в этом крике, у Тейи мурашки пробежали по коже. И только когда крик перешел в рыдания, а колени Алины подкосились, Тейя приблизилась, сперва попытавшись удержать Алину на ногах, но после — просто опустилась вместе с ней на пол. — Мне нужно было уйти, — сквозь рыдания говорила она. — Когда он просил. Он просил меня. Но я… я не… — закачала головой, — я откладывала. Этого бы не было. Если бы я просто ушла. С ним. Он мог жить. Тейя успокаивающе гладила её по плечам и, когда Алина, вновь согнувшись, прислонилась лбом к её худому плечу, зарылась пальцами в белые волосы, крепче прижимая Алину к себе. И самое скверное… самое скверное, что сидя посреди хаоса, на полу, вновь утешая Алину в объятиях, у Тейи среди целого клубка мыслей в голове, громче прочих была лишь одна, сухая, рассудительная: Дарклинг был прав. Ранее Тейя не признавала этого, полагала, что чудовищно было убивать Мала лишь из крохотной вероятности побега. Но теперь всё складывалось в очевидную картину. Побег Алины был неминуем, и Дарклинг всегда это видел. *** Тейя с трудом заставляла себя подниматься с постели, но делала это ради Алины. Ежедневно. Ежедневно приходилось почти за шиворот поднимать себя из постели, всё казалось пустым и никчемным, но она не могла себе позволить просто оставить Алину одну. Сегодня накатило ещё большее бессилие, и это не поддавалось никакому объяснению. Просто лежала часами, почти не шевелясь, смотрела на то, как рассветает за окном, и лучи уже раздражающе щекочут изнуренное лицо и слепят глаза, но Тейя так и не поднимается. Возможно, Алина и сама сегодня не покинет комнаты. Казалось сомнительным, что после вчерашнего срыва она быстро встанет на ноги и продолжит выполнять обязанности генерала, будто ничего не было. Её мысли оборвал ритмичный, требовательный стук в дверь. Точно не служанки, те обычно стучат более осторожно, кротко, лишь бы не тревожить покой своей навязчивостью. И уж точно не входят сразу после стука, не дождавшись разрешения. В комнату вошла Алина. Та, кто, как полагала Тейя, должна сейчас быть куда более разбитой прежнего, не похожей на себя, но в итоге — та же, что была вчера утром или всю прошлую неделю. Собранная, но чуть отчужденная. И в данный момент полная какой-то решимости, столь сильной, что она будто исходила от неё волнами, как обычно исходят потоки света. Будто наскоро залатала все язвы на душе, лишь бы покончить уже с тянущей её на дно скорбью и перейти к действию. Какому? — Собирайся, — напоминало приказ. Тейя давно заметила, что люди, которым вручают власть, настолько привыкают к этому, что неосознанно соскальзывают на властный тон всегда, при любых обстоятельствах. Алина заперла дверь, и Тейя поднялась в постели, не торопясь покидать её целиком или хотя бы стягивать с себя одеяло. В легкой растерянности рассматривала строгую фигуру в бело-золотом кафтане, спина которой была выпрямленной, как тетива. Да что с ней? Алина не спешила объясниться, долго стояла к Тейе спиной, всё так же у двери, будто собираясь с духом. — Я могу вытащить нас отсюда. Тейя устало вздохнула. — Что бы ты ни задумала, я уверена, Дарклинг уже всё предусмотрел. Он не позволит нам просто уйти. — Всё. Но не это. Уверенность Тейи в предусмотрительности Дарклинга была твердой, но в эту секунду опасливо надкололась, вынуждая в стойком напряжении наблюдать за Алиной, что поспешно отодвинула шторы, впуская в комнату еще больше света. Взмах её рук, и в секунду — её не стало. Исчезла. Только что стояла посреди комнаты, но теперь воздух оказался совершенно пуст. Тейя сверлила пустое пространство пару мгновений, прежде чем в её голове не прошелестел целый ворох бранных слов, за которые устыдиться бы. Дарклинг говорил, что Алина может не сразу принять свою судьбу, что поначалу останутся в ней отголоски прежнего огня, который не позволит ей просто сидеть на месте и сдаться, оставшись без Оретцева одной, но со временем она осознает, смирится, а до тех пор будут предусмотрены все меры предосторожности от её побега. Тейя надеялась, что Дарклинг предусмотрел и это. Что знает об умении Алины исчезать. Но сомнение закралось неприятными уколами: если бы знал, рассказал бы Тейе. Всё рассказывает — каждую мелочь, все меры предосторожности. Не потому что настолько ей верит, а потому что, даже зная всё это, сбежать бы не вышло, настолько он позаботился об отсутствии ходов отступления. И в его словах ни разу не мелькало умение Алины, которое сводило теперь все приложенные усилия к пустому звуку. Тейя знала — Дарклинг умеет обманывать взор тоже, ни разу этого не показывал, но упоминал. Значит, мог догадываться… если только он не недооценивал её. — Когда ты успела этому научиться? — Когда готовилась к уничтожению Каньона, — ответила она, вновь появившись в комнате, но уже в нескольких ярдах левее. Уже давно потускневшие её карие глаза поистине горели. Тейя помедлила, так и не сдвинувшись с места. Сидела, чуть ссутулившись, потому что плечи уже не могли выдержать наваливающейся на них череды событий, которым все не виднелось конца. — А как же гриши? — спросила Тейя тревожно. — И обычные люди, которым ты нужна? — Я и так ни на что не могу повлиять. Ты сама знаешь. От меня ничто не зависит. Что я есть, что меня нет — без разницы, всё это — только видимость, картинка. А под ней?.. Ничего. С этим можно поспорить, ведь весь этот относительно прочный фундамент сложится, как карточный домик, стоит ей всего лишь покинуть свое место, но Алина явно не захочет этого слышать. Неужели жертва Оретцева была напрасна? Всё было напрасно. Должно быть, ничто Тейе сейчас не мешает отправиться к Дарклингу и доложить. Поступить так, как нужно. Алину удержат силой. Не исключено, на время бросят в заточение. Цепи, холодная темница. Всё те же озвученные когда-то последствия. Только без тела Оретцева, который и так уже гнил где-то вдалеке отсюда. — Я тренировалась в этом, на случай, если однажды все же решу сбежать. Если Мал… — она вздохнула, собирая по крупицам силы. — Если бы Мал все же убедил меня. Я была почти согласна. Думала, что, когда он вернется… — не сумела продолжить, губы её дрогнули, но Алина тут же запихнула эти эмоции глубже, пряча их, приподняв подбородок. — Не говорила об этом тебе, потому что сомневалась, не заодно ли ты с Дарклингом. Зато теперь изливала всё, как на духу. Даже чрезвычайно много. Но, верно, скрывать свой замысел теперь было бы не к месту: и так выдала всё вчера в порыве эмоций. — Теперь не сомневаешься? — Теперь, после того дня, вижу куда отчетливее, что ты это место ненавидишь не меньше меня. После того дня. Тейя едва ли не усмехнулась мрачно. Какой же сумасшедший дом. Алина и правда, казалось, проявляла куда больше доверия именно после того дня, когда Тейя призналась в убийстве брата. Тейя, впрочем, даже не стала скрывать от Дарклинга, что использовала его образ монстра, только чтобы выставить себя жертвой, которой попросту пришлось это сделать. Дарклинг в ответ лишь рассмеялся и назвал её способной ученицей. — И я не смогла бы уйти без тебя, — продолжала Алина. — Оставить тебя здесь. Я понимаю, что это трудно — слишком неожиданно. Но я не могу тянуть. И если ты решишь остаться, я не вправе тебя осуждать. Решать тебе. А решение это нужно было принимать прямо сейчас, видимо. Наверное, её должна была накрыть паника. Тейя уже начинала забывать о том, как правильно должны функционировать чувства. Всё уже давно переломалось, как ржавый механизм, её душа была неисправна для подобных игр. Но, вероятно, да, должна была. Паника. Алина собирается сбежать. После всего, что было задействовано, чтобы она не сбежала. Что же делать? Кошмар! Стоит отнестись к этому серьезнее, потому что это правда разрушит всё. Однако паники никакой не было. Ни единой эмоции, только безграничная усталость. — Через лес или через город? — осведомилась Тейя, взглянув через окно на отдаленные высокие стены, которые им предстоит пересечь. *** Брать с собой пришлось до нелепости мало. Только то, что поместится во внутренние карманы утепленной накидки, ведь с рюкзаком прогуливаться по коридору было бы подозрительно. Алина предусмотрела всё заранее. Ночью спустила через окно, прямо в подоконные рассады густой зелени, собранный рюкзак, который забрала уже вместе с Тейей, под облачением немыслимой колдовской невидимости. В столицу прибыли шуханские послы, и всё внимание было приковано к ним, а потому за действиями Алины следили не так тщательно, как обычно. Дарклинг может даже не заметить пропажи. Как и пропажи Тейи, с которой он и без того редко пересекался с тех пор, как Тейя покинула его покои. Всё это сильно усложняло жизнь. Будь Алина глупее, легкомысленнее и слабее духом, ничего бы этого не было. Всё шло бы своим чередом, и Алину бы просто занесло в это течение, в котором она не способна что-либо изменить. К сожалению, в ней осталось ещё слишком много сил, чтобы с этим течением бороться, встать поперек него. Быть сейчас под покровом преломленных лучей было странно. Тейя почему-то до последнего не могла поверить, что это сработает, даже когда свет преломился, растекаясь по воздуху вокруг них разводами. Поверила лишь когда её не удостоил взглядом ни один человек, мимо которых они продвигались бесшумно. Когда-то Тейя отдала бы всё за подобную возможность. Быть невидимой. Снова стать никому не интересной мебелью. Её желания успели пройтись по двум крайностям одной сути: сперва так хотела стать значимой, заметной, нужной... Затем — любым способом избавиться от обрушившихся на неё неожиданно навязчивых взглядов, слухов, облепляющих её всю. Теперь же ей было всё равно и на одно, и на другое. Передвигались они медленно, но равномерно, без остановок, почти что плыли по вымощенным камнями тропам, следя за тем, чтобы не создавать шуму. Но неожиданно Алина остановилась. Неужели усомнилась в том, что побег стоит того? Или их хлипкий план уже начал трещать по швам? — Ты не хочешь зайти к Багре? — нерешительно прошептала Алина. — Потом возможности не представится. — Я попрощалась с ней давным-давно, — ответила Тейя, даже не задумавшись, ни на миг не пускаясь в тягостные размышления. — Нет смысла рисковать ради еще одного прощания. Если собрать в одну стопку всю ложь, что говорила Алине Тейя за последние месяцы — в мелочах, в отношении себя или прикрывая замыслы Дарклинга — соберется целый фолиант, но Тейя не могла признаться, что видеться с Багрой она попросту не желает. Уже свыклась с тем, что Багре она безразлична. Алина поджала губы, ничего на это не ответив. В последний раз обернулась на дворцы, смотря на них почти с колебаниями, и Тейя молча наблюдала за ней, засмотревшись на то, как тусклы её карие глаза, как тонка кожа под глазами, будто просвечивающая, легкой синевой демонстрирующая часы беспрерывных рыданий. Смотрела Алина на дворцы долго. Как бы сильно она ни ненавидела это место, здесь она провела часть своей жизни. Значимую часть жизни. Тейя понимала, как малы эти колебания. Их недостаточно, чтобы убедить Алину остаться. Поэтому Тейя осторожно коснулась её руки, выдергивая из мыслей, и потянула дальше по тропе. Было решено отправиться через лес, потому что в городе Алина привлечет слишком много внимания, даже с учетом, что с религиозной сектой Дарклинг давно уже разобрался. Приближалась Тейя к посту в напряжении, что потягивалось внутри неё, как опасливый зверек. Не потому что опасалась быть пойманной. Опасалась наплыва воспоминаний. Это тот же выход, через который сбегала она. Северный, открывающий путь прямиком к лесу. Тейя почти не дышала, когда они проходили мимо стражи. Не смотрела на то место, где лежал шквальный, где Тейя отрывала от своей юбки кусок ткани, чтобы хоть как-то, хоть чем-то… Стражник их действительно не заметил, разве что бросил беглый взгляд, словно что-то выглядел, отчего Алина ощутимо насторожилась, но тут же потерял всякий интерес, посчитав, видимо, что показалось. Всё действительно так просто? Просто пройти? Давние картины той ночи стояли пред глазами отчетливо, словно были явью, но Тейя быстро, как мановением руки, оттеснила их дальше. Они не имели никакого значения. Убийство шквального — ничто в сравнении с тем, как пятнала Тейя свою душу после. Чтобы не думать об этом, она цеплялась за открывшийся им пейзаж, который был, на самом деле, весьма унылым. Осень совсем высушила лес, смяла в нем любые краски, и даже желто-красные оттенки казались серыми. Деревья же стояли совершенно голые, и Тейя подумала о том, что, должно быть, осенью в этом лесу скрываться куда труднее: нет возможности спрятаться за кронами. Ближайшие дни, значит, обещают быть весьма интересными. И, главное, угроза может исходить не только от тех, кого отправят за ними, подобно охотникам, но и от любых путников в лесу. Тейя уже отвыкла от этого чувства, от ощущения опасности. Единственная угроза над её жизнью всегда сводилась к Дарклингу, но в остальном она была защищена им же от любых рисков. Теперь? Теперь она снова всё та же беспомощная девочка без сил посреди огромного леса, который способен проглотить её, свою давнюю подругу, и никогда больше не выпустить из своей ловушки. Как не выпустил её семью, хотя той же ночью отпустил её, помог когда-то ей, ей одной, чтобы она жила. И вот она снова в бегах. Вновь беглянка, вновь ничего не значащая, потерянная душа. Отличие в том, что теперь с ней Алина, которая явно сможет защитить их обеих, но почему-то Тейя не ощущала от этого спокойствия. Понимала умом, но не ощущала. Как если бы в Тейе уже был заложен инстинкт, из-за которого чувствовать себя в безопасности она имела право только рядом с одним-единственным человеком. — Я рассказывала тебе, как именно я сбежала полгода назад? — спросила Тейя, когда они прошли в давящей тишине ярдов двадцать, всё больше углубляясь в лес, который, как Тейе казалось, она никогда не должна была уже увидеть. — Нет. Вроде бы мне рассказала Мария, — призналась Алина и чуть помолчала. — Я не поверила, на самом деле, слухов всегда было много. Но теперь уже склоняюсь к тому, что это было правдой. — Я пыталась ему помочь, — произнесла Тейя, но не так, словно это могло быть каким-либо оправданием. Понимала, что оправдаться не может ничем. — Надеялась, что его найдут и излечат. Алина ничего не ответила, и Тейя понимала её — сложно в таких случаях найти ответ. Обычно в утешение говорят «это не твоя вина», но в данных обстоятельствах это было на грани абсурда. — Должно быть, гриши меня ненавидят? — Я бы так не сказала, — повела Алина плечами, вызвав этим легкое недоумение, поэтому тут же исправилась: — Точнее, некоторые — определенно да. Но в остальном… я бы скорее сказала, что они тебя, не знаю… как будто боятся. Это даже иронично. Страх — последнее, чего она ожидала от гришей, которые могли бы, как нередко ей все раньше напоминали, убить Тейю щелчком пальцев. Однако в этом был смысл. Фьерданка, столь приближенная к тому, кого не боится только безумец. Но даже к Алине гриши не питали страха, хотя она была одной из сильнейших людей в Равке. Сказывался облик Святой, должно быть, — никто не ожидает от Святой, уничтожившей ненавистный всем Каньон, откровенной жестокости. Но от фьерданки, чей народ всегда представлялся враждебным и агрессивным? От фьерданки, так прочно связанной с жесточайшим в мире гришом? — Многие уверены, что это ты поспособствовала созданию Фьерданского Каньона, — добавила Алина, приправляя общую картину очередной деталью. — Ты в это веришь? — В то, что ты соорудила Каньон в своей же Родине? На месте своей деревни? Её тон говорил всё за неё. Конечно, не верила. Тейя не хотела об этом думать. Ни о каньонах, ни о жестокости, ни о себе. Ни о чем. Хотела бы оставить голову пустой раз и навсегда, да только, увы, невозможно. Попыталась зацепиться за лес, ища новую тему для разговора. Провела безразличным взглядом по деревьям, что некогда дарили ей покой и ощущение свободы, по серому облачному небу, по корявым корням, которые приходилось часто переступать, поднимая подол утепленного платья. В последний раз она была здесь, когда бежала в страхе, не оглядываясь, опасаясь услышать цокот копыт следом за ней. Сразу после очередного убийства и с ощущением крови на своих руках, которую она пыталась отмыть студеной водой. Её едва заметно передернуло, потому что вновь вспомнилась другая картина, которая все никак не желала покидать её. Петер. Петер, Петер, Петер, снова и снова. Отогнала пятна, что размывали пространство черными мушками перед глазами, размывали воспоминаниями. Отогнала легко, как жужжащее насекомое, сама удивилась, как просто это оказалось, пока в неё не выстрелила иная мысль — что человека, который обычно спасал её от потопления в этом болоте, она только что оставила позади. Последние недели она справлялась успешно, справлялась сама. Но что если?.. Если снова накатит то чувство безысходности, то желание содрать с рук кожу, то, что крошило её на мелкую труху, пока она снова и снова не чувствовала его близости, того, что кто-то рядом? Алина рядом, — запричитал голос разума, но это ничто, для неё — пустой звук. Тейя не слушала. Не видела. Деревья пред её глазами смазывались в одно единственное пятно, и Тейя сжала кулаки так сильно, что ногти впились в кожу, сжала их, нарочито не опуская на них взгляд, понимала — если взглянет, увидит на них кровь. Снова. Чувствовала её теплоту, чувствовала это ощущение, когда сжатый в руке нож… Прикосновение к плечу заставило её вздрогнуть и отпрянуть, как от огня. Только сейчас обнаружила, что потерялась в пространстве. Во времени. Алина так и замерла с протянутой к ней рукой, недоумевая. Почему Тейя отпрянула? Почему обожглась этим прикосновением, если дарить они должны ей успокоение? Потому что не те. Не та. — Ты в порядке? — спросила Алина растерянно, но Тейя видела не её. Вглядываясь в человека прямо перед собой, но видела не Алину. Вокруг не лес, вокруг стены, просторный зал, лицо Петера, пустое, со стеклянным взором. Его кровь, пачкающая ей руки, нож, торчащий из него. Тейя стиснула зубы. Взглянула на дворцы, чьи верхушки высились над ветвями деревьев. Зачем… до чего же это было глупо. Самонадеянно. Тейя не справится. Ей нужно вернуться. Тейя абсолютно не в порядке. — Абсолютно, — ответила она, выдернув саму себя из этой трясины почти что за горло, потому что не могла себе позволить увязнуть. Не сейчас. Когда угодно, но не сейчас. Алина — её лицо наконец проступило через плотный морок воспоминаний — не верила ей, очевидно. — Прости, — качнула Тейя головой. — Всё в порядке. Пойдем. Нам нужно пройти как можно больше, пока не стемнело. И взяла Алину под руку. Потому что то, как Тейя шарахнулась от неё, было поистине странным. Непонятным. И нужно показать, что это не имеет никакого отношения лично к Алине. Что её прикосновения ей никак не претят. Алина больше ничего не сказала, хотя косилась на Тейю с отчужденной задумчивостью. Даже если и хотела что-либо спросить, вряд ли у неё было достаточно запаса душевных сил, чтобы разбираться в чужих внутренних демонах. Своей горечи ей хватало сполна. Тейя шла с трудом, с трудом передвигала ногами, прислушиваясь к шелесту листьев под их ногами, заглушающему мысли. Чувствуя спиной, как невыносимо тянет её невидимыми цепями обратно. К успокаивающим прикосновениям и бархатному шепоту: «твои руки не в крови». *** Тишина повисла столь плотная, что её можно было коснуться руками и об неё же обжечься. Обжечься, воспламениться самому, в мгновение. Позволить ярости взять над ним верх, позволить поглотить и обглодать каждую его кость, и вылить её на мальчишку-слугу, что стоял в ожидании ответа. Тот едва ли не трясся, с трудом оставаясь в необходимой стойке, прятал взгляд в полу. — Настоятельно рекомендую проверить ещё раз и вернуться ко мне уже с вестью об ошибке. — Так точно, мой суверенный, — низко поклонился мальчишка и с явственным облегчением устремился к дверям. Дарклинг смотрел ему вслед с неприятно-скоблящей мыслью, что нужно статься совсем отчаявшимся, чтобы доложить ему о побеге этих двух, не перепроверив перед этим сотню раз и более. Следовательно, проверяли уже неоднократно, и этот факт останется неизменным, сколько бы раз ни перешерстили дворец. Никто не видел ни её, ни Старкову с самого утра, однако это, безусловно, могло быть простой случайностью, ведь дворцы необъятны, в них можно не пересекаться ни с кем неделями. Что угодно имело бы больше смысла, чем эта притянутая правда. Чем весть, что Доротейя, надо же, внезапно решила сбежать, после того, как её неоднократно разломало на части. От неё почти ничего не осталось, ему пришлось соскребать остатки той Доротейи неделями, чтобы однажды она наконец смогла хотя бы заговорить. Какой побег? Он знал, в каком она состоянии. Знал её. У неё не осталось даже желания жить, тем более жить в бегах. Дарклинг подошел к столу, оперся на него руками, чувствуя, как потрескивает под кожей, словно слой льда, тьма, желая просочиться сквозь кожу и вцепиться в стены, разломить их по кускам. Всё, чего он ожидал от окончания этого дня, — это ничего не значащая беседа с Доротейей о чем угодно, чтобы разгрузить голову, прежде чем отправиться в свои покои, поскольку завтра ожидают длительные переговоры. Как выяснилось совсем некстати, у Доротейи на этот счет были иные планы. Минуло столько времени, и всё ещё она способна его удивлять. Сквернейшими способами из возможных. Многие её поступки порой его озадачивали, но этот побег, если она действительно просто сбежала, бил все рекорды. В нём не было ни крупицы логики. Шли непозволительно долгие часы, и никто из поданных так и не пересек его кабинет, чтобы доложить о находке. Какая же нелепость. Комнату Доротейи исследовать он рассудил сам, на наличие намеков, подтверждающих побег. Большая часть её вещей здесь, включая последнее её платье, но нескольких более простых платьев и верхней одежды нет. Одежда не имела никакого значения. Дарклинг знал, на чем именно стоило акцентировать внимание, и проверил сперва одну, затем другую тумбочку. И верно — её руны были на месте. Эта сентиментальная девчонка не стала бы сбегать, оставив здесь единственную важную ей вещь. Значит, ожидала, что ещё вернется сюда. Имело право на существование и другое объяснение — подобным образом она решила окончательно распрощаться со своим прошлым. И, к несчастью, это правда было похоже на неё. Только в эту секунду Дарклинг принял возможность этой мысли. Подпустил очевидное осознание. Доротейя правда решила оставить его. Покинуть дворец. Гнев обжег его нестерпимо, воспрял стремительно, одной сокрушительной волной, и вылился в несдержанном ударе по дверце, с треском захлопнувшей тумбу. *** — Как думаешь, за нами уже идет погоня? — спросила Алина, когда сумерки уже давно сгустились темнотой, подводя день к позднему вечеру. Сидела она на бревне, и Тейя возвышалась над ней сзади, проводя пальцами по белым прядям и окрашивая их густой массой. Пришлось долго бродить по лесу в поисках нужных трав и корений, но в итоге это все же возымело успех. Определенное сочетание растений могло легко окрасить волосы, особенно когда они совершенно бесцветные, в другой оттенок хотя бы на время. Если они доберутся до городов, подобная маскировка будет очень кстати. — Зависит от того, послал ли он за мной сегодня или понадобилась ли ты ему для завтрашних переговоров, — отвечала она, снова загребая пальцами немного густой смеси. — В ином случае — сомневаюсь. Его подданные никогда не отличались особой внимательностью или догадливостью. Я однажды всего лишь спряталась в кладовой, и меня искали часами. — Шутишь? — Нет. Серьезно. Усмешка Алины казалась вымученной и усталой, но все равно искренней — ситуация, значит, и впрямь забавная, потому что улыбка Алины, даже слабая, стала настоящей редкостью. Тейю, на самом деле, изумляло, как у Алины ещё хватало сил на разговоры, на вопросы. Единственным объяснением был лишь тот факт, что подобной незначительностью она отодвигала мысли, что грызли её изнутри. Знакомый метод. — Что он с тобой после этого сделал? — после некоторого промедления и тишины, нарушаемой только шелестом ветра, уточнила Алина с куда большей настороженностью. — На удивление, ничего. Сыграли в шахматы. Алина замерла и обернулась к Тейе, вынуждая оторваться от своих волос. — Ты снова не шутишь, — констатировала она, вглядываясь в лицо Тейи в полумраке, освещаемом только слабым шаром света. Покачала головой, будто не веря. — Ты же знаешь, что мне и худшее по большей части сходило с рук. — И меня всё ещё это поражает. Алина вернулась в прежнее положение, но всего на мгновение. Всего мгновение длилось затишье. После — дернулась испуганно, внезапно, подалась назад, но Тейя её удержала, едва ли не перепачкав одежду в темной массе. — Что с тобой? Её напряженный взгляд был устремлен куда-то в сторону деревьев, в одну неподвижную точку. Тейя пыталась вглядеться в эту темноту и не видела абсолютно ничего, только ветки слегка покачивались в такт промозглому ветру. — Я… — начала Алина, но тут же замялась. Зажмурилась, провела ладонями по лицу, снова взглянула в сторону деревьев. Мучительно долгие секунды тишины. Глубокий, судорожный вздох. — Нет. Показалось. Ничего. Тейя посмотрела на нее внимательно. Вновь взглянула на участок между деревьями, но все равно ничего там не увидела, ни единого намека на вторжение в их покой. Однако догадаться нетрудно. Разумеется, Алине не показалось. *** Если бы не завтрашние переговоры, Дарклинг бы отправился в путь сам. И он желал этого — ему не привыкать выискивать беглецов, в каких-либо обстоятельствах эта игра в охоту может даже быть своего рода развлечением. Ради этого готов был бы прямо сейчас отправиться в путь, чтобы вернуть ему принадлежащее, даже если придется тащить их обеих за волосы через весь лес, но, увы. В любом случае, для этого он подключил все возможные силы. Направление, в котором эти двое движутся, приблизительно выяснено, и два отряда готовы к выходу. Дарклинг пытался проанализировать собственные ошибки. Прощупывал всю череду событий кропотливо, внимательно, пытался найти прорехи в его мерах предосторожности. Он учёл всё. Однако найти причину оплошности не выходило, и это выводило его из привычного уравновешенного состояния. Выводило и потому, что, вместо обдумывания вещей, которые действительно имеют значения, он возвращался мыслями не к побегу Старковой, а к побегу другому. Ему следовало бы выстроить план действий, если — вероятность этого была ничтожна, но нельзя её игнорировать — Старкова не найдется, потому что это вполне серьезный подрыв относительно устоявшегося фундамента. Её политическая фигура была слишком важна в этой игре. Но вместо этого он предполагал, что будет, если не найдется она. Эти мысли вполне объяснимы тоже. Доротейя — также важная политическая фигура, что казалось весьма ироничным ввиду того, что изначальные слухи в итоге стали правдой. Её рассуждения полезны. Её мышление помогает ему. И голос, внутренний, прогнивший насквозь: и когда же в последний раз её мышление ему помогало? Все последние недели она едва ли заговаривала о политике, едва ли помогла хоть в чем-либо. Но думает он всё равно о ней, о проклятой полуживой девчонке с мертвыми глазами. Однако однажды она, придя в себя — это произойдет, только лишь неизвестно, когда, — вернется к политике. В этом не было никакого сомнения. А потому нельзя упускать столь полезную для его функционирования личность. Вероятно, если он всё же потеряет её, со временем всё просто встанет на свои места, довольно быстро Дарклинг придет снова к прежнему способу обдумывания решений, как было всегда, пока эта девчонка не перевернула своим ничего не значащим существованием буквально всё. Просто для этого потребуется время. Не в первый раз была угроза потерять её. Порой он и сам хотел от неё избавиться. Но мысль, что он избавится от неё не по своей воле, а по её, мысль, что она просто ушла, просто выдернула себя из его существования самолично, была разрушительной. Заливала его яростью по самое горло, как кислотой. Настолько, что, когда Иван задал рассудительный вопрос, Дарклинг едва сдержал внутри себя тьму, что угодливо предлагала заполонить всё пространство и вгрызться в любую попавшуюся под руку душу. — Мой суверенный, если они разделятся — кто в приоритете? Дарклинг и на секунду не позволил себе задуматься и выдать колебания, выдать тот факт, что он — как бы унизительно это ни было — не знал сам. Ответил твердо: — Не разделятся. Это не в их интересах. Старкова не смогла бы бросить отказницу на произвол судьбы, это противоречит всем её убеждениям. В противном же случае воображение вполне живо вырисовывало перед глазами картину бездыханного тела, потому что это было сверхъестественной способностью Доротейи — впутываться в неприятности. Разве только ей не поможет её столь же сверхъестественная живучесть. Иван откланялся, отправляясь возглавить поиски, и Дарклинг откинулся на спинку трона, закрыв глаза и шумно вздохнув. Если бы он знал, как много проблем ему будет доставлять Доротейя, как много тошнотворных, гнилых эмоций будет в нем пробуждать, да так сильно, что его трясло от мысли просто её больше не увидеть, он бы убил её в ту же секунду, как увидел впервые в хижине. Скорее проглотил бы сильнейший яд, чем позволил бы этому случиться, чем позволил бы стать личным для него ядом ей. *** Тейя грела окоченевшие руки о пламя потрескивающего костра, когда услышала бормотание. Обернулась к месту, где едва виднелась в темноте спящая Алина. Они рассудили дежурить посменно. Алина не желала отправляться на покой первой, однако их утреннее невидимое путешествие вымотало её до крайности, и Тейя настаивала. Сейчас Тейя хотела бы не прислушиваться, хотела бы, чтобы бормотание оставалось неразборчивым, понимая, что, что бы она ни услышала, это будет чем-то личным, сокровенным, но просто отключить слух не могла. Слышала имя Оретцева, произнесенное испуганно, пересохшими губами. Слышала череду судорожного «нет». Слышала «вернись ко мне», от которого холод пробежал по коже куда сильнее осеннего мороза. На этой ноте Тейя не сдержалась. Поднялась, подошла к Алине. Разбудила, вытаскивая из уз кошмаров. Алина дернулась и чуть отползла, взглядом лихорадочно шаря по местности. Они условились, что Тейя разбудит её либо когда настанет её смена, либо в случае опасности. — Всё в порядке, — успокоила её Тейя. — Ты говорила во сне. Прости, не знаю, следовало ли мне. Алина загребла в легкие воздух, окончательно отгоняя остатки сна. Провела рукой по лицу. А после взглянула на костер, на Тейю, и тут же подорвалась с места, накрыла костер плотной тканью, туша его отсутствием кислорода. Опушка тут же погрузилась во мрак и холод, щупальцами забирающийся под слои одежды. — Зачем? — прошипела Алина. — Я тебе говорила. Костер привлечет внимание. Хочешь, чтобы нас нашли? — Признаться, не знаю, что предпочтительнее — быть найденной или окоченевшей до смерти, — безразлично напомнила Тейя о неспособности согреть себя любым другим способом. Молчание повисло напряженное. Алина обессиленно вздохнула. — Точно, — закрыла она глаза, разгребая путаные мысли. — Не следовало мне засыпать. — Не говори глупостей. Всего мгновение — и опушку уже озарил внушительный шар света, от которого исходило волнами тепло. Озарил бледное, с заострившимися чертами лицо Алины, её тусклые волосы, теперь уже неравномерного серо-русого цвета, создающего впечатление ещё большей изнуренности. Эта картина была просто чудовищна, Тейя не раз уже думала об этом. Алина полна гришийского света, полна сверхъестественных сил, он всё так же, без изменений, течет по её венам, но собственного света в ней не осталось. Погас, потух, до последнего луча. Тейя с сожалением смотрела на неё всего пару секунду, прежде чем против воли отвернуться, утомленно разместиться на бревне, прислонившись затылком к стволу стоящего позади дерева. Алина, решив уже не возвращаться ко сну, села напротив неё, и шар, не позволяющей вновь ночи сомкнуться над их головами, повис в воздухе между ними. Как же проще становится жизнь, когда способен управлять самой природой. — Тебе стоило надеть брюки, — заявила Алина, смотря на влажный от росы подол темной юбки. — У меня их нет. Только платья. — Ладно. Купим в каком-нибудь пригороде. — В этом нет необходимости, я привыкла к юбкам. — Выживала в них даже в ужаснейший мороз зимой, посреди леса. Куда большей трудностью для неё была верховая езда, но и к этому со временем удалось приноровиться. — А деньги нам понадобятся на средства передвижения. Алина закатила глаза. — Я уже говорила… — А я говорила, что не стану красть коня, — перебила Тейя, напоминая. — Пригороды и без того разоряют регулярно. Я не стану им уподобляться. — Послушай, я тоже не то чтобы горю желанием примерить амплуа воровки, но иногда бывают случаи, когда нет иного выхода. Если мы потратим деньги на коня, нам не хватит на еду и мы умрем с голоду раньше, чем доберемся хотя бы до Крибирска. Тейя всё равно была непреклонна. Пускай Алина обладала неуемным упрямством, а последнее время ещё и тон её наполнился железными оттенками под стать генеральскому чину, Тейя не собиралась ей в угоду предавать один из последних оставшихся при ней принципов. Алина раздраженно вздохнула, понимая тщетность уговоров. Задумчиво поглядела в сторону дворцов, которые давно уже исчезли вдали. Даже блестящие купола их уже не виднелись. — Всё бы отдала, чтобы посмотреть сейчас на него, не рискуя быть пойманной, — горько усмехнулась она. Тейя умолчала, что подобная возможность у Алины есть. — Представь, как он зол. — Помотала головой каким-то своим мыслям. — Только не могу понять, из-за кого больше. Тейя перевела на нее усталый взгляд. — Мне всё ещё трудно поверить, — объяснила Алина. — Даже спустя столько времени. То, какое значение ты для него имеешь… и что держится это только на интеллектуальной связи. Уму же непостижимо. Пауза, которую невольно выдержала Тейя, обдумывая, стоит ли, была мучительной в первую очередь для неё. И всё же: — Не только интеллектуальной. Алина резко перевела на неё взгляд, вцепившись в Тейю в недоумении, в попытке понять, не ослышалась ли. Правильно ли поняла. Правильно. Это стоило сделать, Тейя это понимала. Рано или поздно. Как бы сильно этому ни противилась. Доверие Алины к Тейе — хрупкое, подобно тончайшему стеклу. Если однажды каким-либо неосторожным словом, жестом, любым намеком выяснится, как долго Тейя скрывала это, стекло расколется на крошку. Лучше признаться самой, потому что укрепить это доверие нужно. Сделать настолько плотным, насколько это возможно. Тейя сделала это уже тем, что рассказала о Петере. И, насколько она могла судить, это вполне сработало, а значит стратегия верная: Алина готова принять многое, если только говорить ей правду, а не лгать. Лучше она узнает сейчас, чем после. Алина долго вглядывалась в её бесстрастное лицо, будто ожидая продолжения, но так и не дождалась. Просто выдохнула, отчего в морозном воздухе заструился пар, и отвела взгляд. — Я знала. Подумать только… почему ты так долго отнекивалась? Я же тоже… — Потому что ты — до того, как он явил свой настоящий лик. А я после. Уже зная, какое он чудовище. Потому что, после того, как впервые он поцеловал меня, сразу попытался жестоко убить, но я все равно осмелилась целовать его после. Потому что, пока ты лежала без сознания посреди только что уничтоженного Каньона, я целовала его создателя. Потому что эта связь противоречит всякому здравому смыслу, потому что она аморальна настолько, что Тейя бы скорее выкашляла себе кровью легкие, лишь бы избавиться от засевших в них чувств. Но она не может. Успели пустить корни, и даже клинком их не вырезать. — Насколько все серьезно? — На уровне редких временных помешательств, а значит недостаточно серьезно, чтобы потерять голову. Не думай, что он затуманил мне рассудок. Я всё ещё прекрасно вижу, кто он и на что способен. — Это я понимаю. Иначе ты была бы не здесь, а там. С ним. Если бы Алина поистине понимала, ни за что бы не взяла Тейю с собой. Бежала бы от этого проклятого дуэта, разрушающего ей жизнь, как можно дальше. — Что насчет тебя? — спросила Тейя, с любопытством склонив голову набок. — Ничего к нему не осталось? Это был вздорный вопрос, потому что задавать его стоило бы уж точно не жертве политических игр Дарклинга. Не той, чей настоящий возлюбленный, чувства к которому никогда не подвергались сомнению, умер совсем недавно. Но Тейя не хотела копаться только лишь в своих чувствах. Учитывая, какое прочное, пусть, увы, и одностороннее, меж ними воцарилось доверие. Алина фыркнула. Покачала головой. — Задай ты мне этот вопрос год назад, я бы ещё немного поколебалась. Но после того, как он нацепил на меня ошейник и убил город все равно что моими руками, любые сомнения как-то отпали. И всё так просто. Никаких метаний? Просто увидела в нём чудовище и просто избавилась от чувств, потому что так и должно быть. Потому что нельзя привязываться к тому, кто столько раз желал твоей смерти либо порабощения, тому, кто совершил на твоих глазах просто немыслимое количество преступлений. Сколько его преступлений видела своими глазами Тейя? Должно быть, сравнение было неуместным. Потому что и Дарклинг видел её преступления, видел самые кошмарные её стороны, самые кровавые уголки её души. Значит, всё обоюдно. — Только со временем поняла, насколько глупым и детским это всё было, — призналась Алина и обновила начавший угасать шар. — У меня же даже не было времени к нему привязаться. Это было просто смешно. Последние слова были сказаны слишком горько, чтобы прозвучать небрежной насмешкой, коей они должны были прозвучать. Тейя поджала губы. Ответить было попросту нечего. Поэтому она, просидев совсем немного ещё с Алиной в тишине, рассудила отправиться на покой, чтобы набраться сил и завтра вновь двинуться в путь. Но перед этим остановилась и обернулась в ту же сторону, куда ранее смотрела Алина, туда, где таились уже слишком удаленные дворцы. Туда, где сейчас, должно быть, царит настоящее безумство, скрытое от глаз народа, но прочно вклинившееся в планы равкианского правителя. Дарклинг найдет их, в этом не было никакого сомнения. Другой вопрос — что сделает он с ней, вопреки любой связи, когда найдет.