Ненужная

— Вероятно, это недоразумение. Все пункты соглашения соблюдены, — почтительно склонив голову и сложив перед собой на столе мясистые руки, настаивал на своем Юл-Арвай. — Последнее появление наших солдат в Равке, которые ваши люди посчитали вторжением, зафиксировано ещё до заключения мира. — Однако я всё ещё не вижу, чтобы все пленные были отпущены на волю. Посол поджал губы. Вместо него продолжил Юл-Элмир: — Боюсь, здесь действительно вышло простое недопонимание, — его речь звучала куда увереннее его коллеги, и сам он оказывал куда более благоприятное впечатление. Моложе Юл-Арвая, выше и живее, но золотые глаза, скрытые за блеском плотного стекла пенсне, отнюдь не внушали доверия. — В ваших условиях не было сказано о непосредственной передаче пленных, лишь о незамедлительном роспуске. Все выжившие военнопленные были отпущены, но мы не ответственны за их дальнейшую судьбу. К сожалению, у нас нет данных, по какой причине отпущенные гриши не вернулись в Равку. Со стратегической точки зрения подобные заявления выглядели по меньшей мере несуразными. Разумнее было бы отпустить пускай даже жалкую горсть, чтобы создать хотя бы видимость выполнения всех условий. Что же с их стороны? Тому было, быть может, одно объяснение: они не рискнули отпустить даже пару человек, поскольку они вполне доложили бы о том, что пленных гришей в лабораториях куда больше, чем заявляется. Рассудили не допускать ни малейшего риска. — Соответственно, если я посещу ваши лаборатории, не увижу ни единого гриша, — задумчиво кивнув, заключил он. — Не увидите. Её величество почтёт за честь принять Вас в Амрат-Ене, чтобы Вы лично удостоверились. Разумеется. На своей территории Кир-Табан с удовольствием встретит политического оппонента, однако на территорию Равки куда проще было отправить жалкую делегацию в лице двух послов. Дарклинг и не настаивал на неопосредованной встрече: на переговорах со Фьердой он сам не присутствовал лично. Однако отправляться в Шухан он, безусловно, не станет. Это бессмысленная трата времени: пока он будет в пути, лаборатории очистят. С другой же стороны, это было бы стоящим шансом узнать о местоположении лабораторий, ведь его агенты всё никак не могли их вычислить — собрали досье ученых, выявили особые случаи поимки гришей, однако местоположение всё ещё оставалось неизведанным. И всё же — Дарклинг не мог позволить себе отправиться в другую страну. Не когда фундамент его собственной грозится развалиться из-за двух сумасбродных личностей. Дарклинг всё ещё думал о них. Думал о том, что, вместо их поисков, вынужден тратить весь день на очевидные вопросы внешней политики, подобным образом предоставляя беглянкам больше шансов на фору, ведь отсутствовали они уже почти двое суток. Сидя сейчас за столом переговоров, напротив двух шуханских послов, размышлял именно о беглянках, строил планы, стратегии, снова и снова анализировал способ их побега. Словно расслоил разум: одну часть предоставил переговорам, вторая же всё никак не затихала на фоне, работала автономно и навязчиво. — Это ваш окончательный ответ? — спокойно осведомился он. — Пленных у вас нет? — Окончательный, — кивнул Юл-Элмир. — Все пункты соглашения соблюдены. Стоит признаться, весьма трудно сдерживать гнев, когда находишься перманентно в состоянии сдержанной ярости последние сутки и более. Когда мысли только и заняты, что болезненно острым желанием вернуть утерянное. Дарклинг мог бы решить этот вопрос иначе. Использовать дипломатию, ненавязчиво пробраться им в голову, вынудить самих дать ему верный ответ. Мог бы. Но он не видел ни единой для того причины. Единственная причина, которая вечно вторит ему сохранять голос разума, сейчас скитается со Старковой по лесам, предав его и свою нелепую цель сохранить людям жизнь везде, где это возможно. Дарклинг расслабленно откинулся на высокую спинку стула, вновь посмотрев на своих собеседников. Разумеется, они лгут, в этом даже не было сомнения, но нельзя не признать, что довольно искусно, не выдавая себя ни единым невербальным знаком. На то они и дипломатические представители. — Что же, надо полагать, у меня нет причин не верить вашему убеждению, — произнес он и почувствовал почти осязаемое облегчение в их обмене взглядами. Это можно считать настоящей удачей, что послов двое. С одним делегатом было бы куда проблематичнее. Небрежный взмах рукой, и тени с легкостью сорвались с его пальцев, стрелой разрезая воздух в направлении Юл-Элмира, опрокидывая посла прямо в кресле, обрушивая его с грохотом на пол. Пенсне его слетело с глаз и разбилось. Тьма змеем скользнула вокруг шеи, сдавила, перекрывая кислород и отнимая возможность кричать. Нет. Это слишком просто. Внимая этой мысли, тьма послушно распространилась по всему катающемуся в агонии телу. Подобно мору, поражала всё больше участков тела, пузырилась, вгрызалась в плоть, питаясь ею, как черви. Именно так ведь избавлялись от тел шуханцы ранее? Когда не было ещё столь организованных и оснащенных техникой лабораторий, когда всё было на уровне редких опытов. Сбрасывали уже ненужные тела в общую выгребную яму на съедение насекомым и падальщикам. Подобную картину Дарклинг видел не раз. Гниющие трупы, размозженные внутренности, опарыши в пустых глазницах и запах разложения. В Шухане их даже не трудились сжигать, хотя сложно рассудить, что предпочтительнее — тела, обугленные на кострах до кости или потрепанные клювами стервятников. Несмотря на истошный вопль страдающего, Юл-Арвай опомнился не сразу, ужас его предсказуемо парализовал, и только когда Дарклинг перевел равнодушный взгляд и на него, посол судорожно подорвался с места. Ещё один взмах руки, заставляющий тени на стенах материализоваться и захлопнуть дверь, вжимая её в косяк так, чтобы ручка, которую истерически задергал посол, не позволила ему выбраться. Тьма плескалась в нём все эти сутки, до скрежета зубов и боли в мышцах, и потому вылить её сейчас было самой настоящей отдушиной, текущей по жилам сладостной истомой. Дарклинг поднялся из-за стола. Посол на полу кричал, кричал яростно, истошно, отчаянно, но этот звук для Дарклинга был уже подобен жужжанию назойливой мухи, ничего не значащему. Юл-Элмир всё катался по полу, хватался за вгрызающиеся в него тени, тщетно пытался отделаться от обгладывающей его тьмы, уменьшить боль, но не выходило. Не выйдет. Юл-Арвай тем временем бросил попытку открыть дверь. Обернулся, сглотнул нервно, дернув тяжелым квадратным подбородком. — На причинение вреда делегатам наложено табу, — напомнил он, лавируя меж отчаянием и жалкой крупицей надежды. — Вы… вы забываете о неприкосновенности. Королева не потерпит такого… оскорбления… — С её стороны было нарушено соглашение. Смею предположить, и мне позволено некоторое нарушение. Стоит отдать должное, посол не был совсем глупцом, поскольку не предпринял попытку вновь бежать уже к другому выходу, осознавал всю неотвратимость. Но, когда Дарклинг обошел его, остановившись у него за спиной, тот явственно задрожал, лысеющую голову опустив так, что подбородок едва не касался груди. — Не отворачивайтесь, смотрите внимательнее, — голос Дарклинга растекался по пространству спокойно и негромко, но все равно был слышен сквозь толщу болезненных криков. Юл-Арвай, напротив, зажмурился. — Если не желаете, чтобы я отрезал вам веки, откройте глаза. Юл-Арвай издал звук, граничащий с обреченным стоном и испуганным невнятным хрипом, но глаза всё же открыл. — Смотрите. Запоминайте каждую деталь. Вы должны будете передать эту картину королеве во всех подробностях, чтобы она представляла, что ждет сперва её дочерей, затем и её саму, если она ещё раз посмеет предположить, что может меня обмануть. Это более всего воспламеняло в нем гнев. Не сам факт обмана. А их мысль, что он действительно мог бы так просто поверить в эту нелепость. Юл-Арвай часто закивал, скривившись, когда тиски тьмы на Юл-Элмире стала постепенно рассеиваться, открывая взору обглоданное, изуродованное тело во всей своей красе. За окном стоял уже поздний вечер, и пространство наполняло лишь пламя свечей, но картина оттого не становилась менее показательной. Видно было каждую разорванную жилу Юл-Элмира. — Все пленные, даже если они едва дышат, должны быть отпущены и доставлены в Ос Альту не позднее конца месяца. Со всеми данными о проводимых над ними опытах. В ином же случае — пускай королева не обманывается мыслью, что сумеет защитить свою семью и страну. Я осведомлен об уровне вашего вооружения, но силе гришей оно противостоять не сумеет. Не моей. Учтите этот факт. Посол снова кивнул и всё же отвел взгляд от остатков его некогда коллеги. — Идите, — милостиво бросил Дарклинг, рассудив, что более нет смысла его задерживать. — Передайте королеве всё, что сегодня здесь прозвучало. Тени соскользнули с дверей, возвращаясь на стены, и та отворилась, позволяя послу метнуться на выход подобно вихрю. Не исключено, королева может поддаться упрямству и не внять угрозе. В таком случае, произошедшее сегодня послужит поводом для целой войны. Война, которая завершится, не успев начаться: Дарклинг попросту позволит тьме поглотить весь Шухан, если королеве так угодно. Вопрос лишь в том, каковы будут последствия лично для него. Новый Каньон способен сильно по нему ударить. Перед глазами ожил тот ненавистно унизительный миг. Падение на колени. Девчонка рядом с ним, её хрупкое плечо и «ты убиваешь себя». Его отвращала мысль о том, как часто он думал о ней, вечно возвращался к определенным событиями, связанным именно с ней, но иначе быть не могло: почти все значимые события за последние полгода так или иначе включали и её. И не только. Порой вспоминал не только события, случаи, вспоминал и её саму, её равнодушные черты, ровный голос, безжизненные глаза. Всю её. И хотел видеть вновь. Рядом с собой. Дарклинг вновь взглянул на тело. В некоторых местах тьма обглодала посла почти до костей, оставив мясо болтаться ошметками, лицо обезображено до неузнаваемости, на мраморный пол стекала кровь вперемешку с гнилью. Распорядится о том, чтобы убрали беспорядок, потом. Сейчас он покинул зал для переговоров, побрел по коридорам в направлении своих покоев. Шел, осознавая, насколько пустым теперь казался дворец, лишенный одной единственной детали. Невзирая на тот факт, что и последнее время видел он её нечасто: так или иначе, мозаичная картина не могла быть полной даже без мельчайшего штриха. А именно эта деталь слишком прочно втиснулась во всё его существование. Его коробило от того, что, как бы вечно он ни умалял её значимости, он подпустил её ближе, чем кого бы то ни было. Не считая матери, эта девчонка была единственной душой из ныне живущих, что знала его историю, его имя, его мысли. Те, что когда-либо осмеливались подойти столь близко, уже давно разлагались в земле. А она? Живет. Всё ещё живет, по его воле, по его желанию, потому что он хочет, чтобы она жила, разбавляла его существование и впитывала его мысли, планы и сужденья. Каков же абсурд... Оказавшись в своих покоях, Дарклинг запер дверь. На секунду прикрыл глаза, борясь со смертельной усталостью. Задумался на пару мгновений, а после уже привычно нащупал нить. Тончайшую, хрупкую, но нить, легко вибрирующую, мысленно намотал её на руку, сжал, грубо потянул, тут же почувствовав, как потянуло вперед, разом выдернуло из материального тела. Всё ещё лес. Он предполагал, что они успеют добраться до какого-либо населенного пункта. Времени для этого прошло достаточно. Взглядом тут же выцепил Алину, самая отчетливая фигура в вечернем ворохе осенне-желтых размытых пятен. Увидела его сразу же, замерла. В прошлый раз, когда он увидел её, она была более напугана. Сейчас скорее растеряна — изучала его взглядом, пытаясь что-то для себя понять. — Это правда ты? — спросила она осторожно. — Или иллюзия? — А как считаешь ты? — он неторопливо прохаживался по опушке, которую они выбрали в качестве привала, и, когда несколько приблизился к Алине, она едва заметно отшатнулась. — У тебя нет шрамов, — закачала она головой. — Это не ты. Вот значит каким она его видит, когда он приходит. Алина зажмурилась, закрыла лицо руками, явно пытаясь прийти в себя, избавиться от его неотступного призрака. Дарклинг не намеревался тратить время на пустые разговоры, обвел размытое пространство взглядом и через силу расширил размытые границы, ярд за ярдом заполняя четкостью лес ввысь. Голову тут же болезненно, едва стерпимо, сдавило ободом, но понадобилось лишь несколько секунд, чтобы разглядеть луну в серо-черном небе, определить по ней местоположение, и тут же после этого он отпустил границу, позволяя размытости вновь заволочь опушку. Они почти на окраине леса, всё ещё движутся на запад. Поблизости был лишь небольшой пригород, очевидная цель их пути. Они. Только в этот миг Дарклинг подумал о том, что видел пока только Старкову. Неужели разделились? В ту же секунду Алина, стремясь держаться от иллюзии Дарклинга как можно дальше, отошла на достаточно шагов, чтобы невольно впустить в круг четкого пространства фигуру, сидящую прямо на мерзлой земле, плотно закутавшись в накидку и прислонившись спиной к стволу дерева. Глаза её были закрыты, и сидела она совсем неподвижно. Дарклинг отогнал мрачную мысль мгновенно: знал, что, если бы с ней было что-либо не так, Старкова вела бы себя совершенно иначе. Однако её привычно утомленное лицо всё равно вызывали отвратительно-обеспокоенные сомнения. Дарклинг давно заметил, что во сне она мертвеет ещё больше, чем при бодрствовании. Порой, когда ему долго не удавалось заснуть, он просто смотрел. Очерчивал взглядом её расслабленные, бледные, как у мертвеца, черты. Прислушивался к её слабому дыханию, опасаясь услышать тишину. Сейчас её плечи слегка приподнимались. Всего лишь дремала, очевидно. До тех пор, пока Старкова не разбудила её безнадежным вопросом. — Не вижу кого? — переспросила Доротейя чуть хриплым, сонным голосом, брови её дрогнули в непонимании, но после она отогнала сон и обвела взглядом пространство. — Ты вновь про Дарклинга? Видишь его? На лице Алины отразилось отчаяние. Разумеется. Если бы Доротейя могла его видеть, не задавала бы этот вопрос. — Ты в порядке? — настороженно спросила Доротейя у Алины. Та едва заметно дернула головой, но после вздохнула шумно, поджала губы, неуверенно кивнула. — Думаю, нам стоит выдвигаться в путь. — Сейчас? — Сейчас. Доротейя устало прислонилась затылком к дереву, смотря на Алину снизу-вверх и явно не намереваясь подниматься на ноги. — Я хотела наоборот предложить устроить полноценный привал, — призналась Доротейя. — Уже почти ночь. Мы можем отдохнуть подольше и отправиться уже ближе к рассвету. — Шутишь? — выдох её показался нервным. — Я вижу его, Тейя. Прямо сейчас. Если это правда он, он знает, где мы, он видит нас. Нужно идти. Не дожидаясь ответа, Старкова принялась за скорые сборы, периодически косясь на Дарклинга, что всё продолжал наблюдать за этой занимательной картиной, расслабленно прислонившись плечом к стволу. Доротейя поерзала, вновь пошарила взглядом по тому пространству, куда косилась Алина, но взгляд её, очевидно, прошел сквозь него. — Алина... — неуверенно начала она. — Я не думаю, что это правда он. Старкова замерла внезапно, словно ослышалась. Смотрела на Доротейю в недоумении несколько долгих мгновений. — Ты думаешь, я сошла с ума? — Нет, конечно, нет. Не так категорично. Но ты многое пережила. Последние недели ты провела в скорби. Сознание человека довольно хрупкое, может казаться что угодно. Дарклинг несколько прищурился. Всё становится только интереснее и интереснее. Алина стиснула зубы. Помедлила. Снова посмотрела на него. — Мы не должны рисковать. Даже если это не так. Нужно идти. — Мчаться вперед лишь из-за вероятности, что он может знать, где мы? Мы шли часами. Последний полноценный привал был почти сутки назад. Мы достаточно далеко, лес необъятен. Он нас не найдет, у нас есть время. Алина долго изучала ее взглядом. — Иногда мне кажется, что ты специально. — Специально что? — Разжигаешь костер. Устраиваешь частые привалы. Слишком частые. И сейчас — не хочешь идти дальше, хотя он может прямо сейчас нас видеть. Не из-за того ли это, что мы обсуждали вчера? Паззл наконец стал складываться, и уголок его губ приподнялся. Занимательно было бы узнать, что обсуждали они вчера, но не это имело значения. Доротейя поднялась. — Я уже говорила тебе, что я, что бы между нами ни произошло, сохраняю рассудок, — ответила она. — И разумеется я устраиваю частые привалы. Летом мне взрыв сломал ребра и пробил легкое. Поэтому да, я быстро устаю, и да, мне нужны передышки. Я не заставляла тебя брать меня с собой. Блестяще сыграно, Дарклинг даже удивлен. Сыграть на чувстве вины Старковой пред слабыми. Убедить её в том, что она не в своем уме. Всё встало на свои места в миг. Ранее ради свободы эта девчонка пошла даже на убийство, бежала бы от него даже на переломанных ногах, ползла бы, делала бы что угодно до тех пор, пока не будет достаточно далеко, чтобы полагать, что она в относительной безопасности. Доротейя никогда не была настолько непредусмотрительной, чтобы делать частые перерывы от простой устали, чтобы игнорировать очевидную угрозу. Зная наверняка, что он — не иллюзия. Оставляя их двоих разбираться наедине, Дарклинг шагнул назад. Отпустил нить, вернулся в свое тело. С удивительно отрадной мыслью. Эта девчонка его не предавала. *** Иногда, ещё до той поездки с Дарклингом во Фьерду, Тейю посещали тревожные мысли, а не могла ли она пристраститься к этой показной, рябящей в глазах роскоши, к просторным пространствам, дорогой мебели и одежде. Ведь даже в путешествии с Дарклингом гостиницы отличались особым, поболее скромным, но достойным убранством, ни разу они не посещали мест, где по полу бегали бы крысы, а в еде находились бы сомнительные излишки. Человек привыкает ко всему, а к перманентному лоску тем более. И всё же, благо, нет, Тейя всё так же осталась неприхотлива. Либо сказалось её нынешнее состояние, либо пара лет в роскоши никак не сумела перекрыть всю предыдущую её жизнь, но её не смущал ни скверный запах в ресторанной части трактира, ни скверный там контингент, ни плотный слой опилок и грязи повсюду. Это одно из тех заведений, где ночами под полом можно расслышать писк крыс, а в дверях вместо прочного замка стояла лишь хлипкая щеколда, и всё же Тейя была благодарна за появившийся наконец потолок над головой и тепло, хотя воздух в комнатах был довольно сырым. Как будто снова та самая Тейя из прошлого. Для полноты картины ей не хватало устроиться уборщицей здесь же, чтобы оплачивать изматывающим трудом себе это скудное жилье. За полную горячей воды ванну пришлось платить отдельно, но на это не было жаль денег. Пробыли в лесу они не столь много, и всё же. Тейя привыкла к воде. Привыкла отмывать руки от несуществующей крови регулярно. В лесу ей удавалось это делать только в ледяной речушке. Сейчас она не терла себя щеткой, просто лежала без сил, чувствуя, как размокают мышцы. Вода казалась кипятком, тесная комнатка целиком наполнилась паром. Тейя просто лежала. Лежала, лежала и лежала, смотря в одну точку. Тягостный вздох, наполняющий легкие распаренным воздухом. Коснулась лица, провела по нему раскрасневшимися от горячей воды ладонями, борясь с желанием просто заскулить. Подтянула к груди колени, обняла ноги руками, разместила на них голову. Как она устала. Даже не столько от лжи — Тейю не терзала совесть, всё настолько заволоклось ложью, что искать просвет в ней было бы наивно. Устала от кошмаров, что преследуют её еженощно, словно неведанные Тейе божества рассудили наказать её подобным образом, шлют к ней беспощадных демонов кошмаров, чтобы терзать и терзать за непростительные преступления. Ранее Тейя могла найти временное утешение в близости с Дарклингом, человеком, чьих преступлений столь много, что никакие демоны и божества над ним уже не властны, человеком, чьи грехи заволокли его так прочно и крепко, что создают губительную вокруг него атмосферу, в которой гибнут даже те демоны, что преследуют Тейю. Устала и от ответственности. На Тейю никогда не должно было воздвигаться бремя настолько масштабных решений, но вот она вновь здесь. Судьба Равки на её слабых, обессиленно пущенных, худощавых плечах, и ей казалось, что эта ответственность рано или поздно просто проломит ей кости. Чувствовал ли эту неподъёмную тяжесть ответственности Дарклинг? Он никогда не выглядел обременённым. Ему нравилось держать всё под контролем, принимать решения, нравилось, что всё зависит от него. Думая сейчас о нём, Тейя, не кривя душой, призналась самой себе, что, возможно, несколько по нему тоскует. По его присутствию. Когда он находится поблизости, создается впечатление — быть может, мнимое, — что всё под контролем. Всё продумано. Тейе не стоит беспокоиться. Принимать решения. Ей можно просто рассуждать и мыслить, а решения принимает уже он. Тоскует по возможности не лгать. Не следить за каждым своим словом. Прошло уже время, когда Тейя при разговоре с ним опасалась за каждую фразу. Он стал уже чем-то столь привычным, что говорить с ним было чрезвычайно просто. Когда он не выливал на неё свою злобу едким ядом. Однако эта тоска не так сильна, чтобы заволочь её разум. Все свои решения, поступки, дальнейшие планы она продумывала в хладнокровии, так, как и должно быть. Из ванной Тейя вышла лишь когда вода полностью остыла, вышла, закутанной в широкое банное полотенце, поскольку одежда, заранее застиранная в тазу, теперь сохла. Женщин она не стыдилась, поэтому присутствие Алины в комнате её не смущало, но вот карий её взгляд, зацепленный за шрамы на коленях, беспокоил. — Хочешь узнать, откуда? — спросила Тейя, понимая, что Алина сама постыдится спрашивать: спрашивала уже слишком часто и ответ не получала. — Я просто подумала, — начала она, — что, раз ты даже рассказала мне о вашей… связи, то про шрамы сможешь тоже. Но не бери в голову. Ты не обязана. Алина права, с этим мало что сможет сравниться. В целом шрамы уже не имели прежнего значения, утеряли всю ту силу, что душила её тугой петлей. Тейя вовсе едва ли могла разобрать, что осталось в её жизни, что действительно имело бы значение. Вопрос лишь в том, действительно ли Алина хочет это знать. Это явно тема не для непринужденной беседы. — Эти — от осколков, — сообщила Тейя, указав на давно потускневшие мелкие пятна на коленях. Объяснила: — Вступилась за незнакомку в ночлежке, когда к ней приставали. Встряла в перепалку, и мужчина толкнул меня в битое стекло. Тейя сама редко вспоминала об этих своих рубцах, видела их только когда принимала ванну или переодевалась, ведь ноги оголяла редко. Вовсе к той ночи мыслями никогда не возвращалась. Ночлег в одной комнатке с незнакомой девушкой, пьяный постоялец, бессмысленная попытка защитить незнакомку, неравные силы и разбитое на полу стекло, по которому он Тейю протащил, схватив за волосы. Крик боли, рвущийся из груди и заполняющий все два этажа, но никто не откликнулся. Никто не вступился ни за неё, ни за ту девушку. Затем уже — нож, кровь и снова бег, бег от собственного преступления и клейма убийцы. Жуткая ночь, но не сравнится с теми воспоминаниями, что всё ещё вынуждали болезненно содрогнуться при одной лишь мысли. — Этот, — длительно помедлив, продолжила Тейя, коснувшись пальцами ещё влажной, распаренной кожи на ключице, — от ножа. Подарок от одного из трех равкианцев, пытавшихся меня изнасиловать. Тейя не видела реакции Алины, отнюдь на неё не смотрела, укуталась в задумчивость и воспоминания. Но молчание было тягостное, сжимало и без того душный воздух, давило, подобно обшарпанным тесным стенам. Часто заморгала, словно опомнившись, качнула головой. Продолжила уже более бегло: — Про руку ты знаешь. На ребрах у меня от взрывов в поместье. Остальные значения особого не имеют, бытовые и мелочные. Подойдя к постели, Тейя накинула на себя поверх полотенца гостиничный халат: в комнате словно похолодело, от озвученных слов и собственных мыслей, хотя окна всё ещё были плотно затворены. Затянула халат как можно туже, перетягивая ребра и надежно пряча только что продемонстрированные шрамы. Окинула Алину изучающим взглядом. Та всё не спешила что-либо сказать, ушла в себя с ещё более поникшим видом, должно быть, не могла подобрать слов, чтобы что-либо сказать. Что вовсе в таких случаях можно сказать? Мне жаль? — Я... — начала она, но запнулась, смотрела в одну точку, чуть поморщилась каким-то своим мыслям. — Прости меня. Мне не стоило спрашивать. — Перестань, — покачала Тейя головой в ответ. Вздохнула, отвернувшись к окну. Чувствуя на языке сухую горечь, начала: — Знаешь... меня куда больше ест изнутри мысль не обо всем случившимся, а о том, что ничего бы из этого не произошло, будь у меня силы. Будь я сильнее. Гришом. — Алина посмотрела на неё сочувственно. Когда-то эта тема отдаленно уже затрагивалась. Ещё до всех жутких событий. Тейя невесело, мрачно усмехнулась и закончила свою мысль: — А некоторые гриши, напротив, от своих сил бегут. Алина слегка прищурилась, словно посчитала, что ослышалась. Сверлила Тейю взглядом несколько секунд, прежде чем спросить: — Это упрек в мою сторону? — Да. Это было попросту смешно. Тошно. Ненавистно. Тейя никогда не думала, что опустится до того, чтобы попрекать в этом Алину, чтобы так открыто попрекать кого бы то ни было, ведь какое она имеет право? Хотелось бы отложить этот разговор на потом. Как можно дальше. Отложить, оттянуть момент, не прикасаться к этой теме никогда вовсе. Просто бежать, как бежала всегда. Однако между желаниями и разумом Тейя выбирала разум. А потому — пускай же начнется это тошнотворное представление. Поднимайте занавес. — Если говорить честно, я правда не понимаю, к чему ты бежишь, — будто бы призналась Тейя, нарочито игнорируя недоуменный карий взгляд. — Понимаю, от кого, но не к чему. К свободе? Это сложно назвать свободой. Вот мы сбежали… Ланцов в столице, его восстание давно разгромлено. Быть в вечном беге, в страхе, что Дарклинг тебя найдет. Подавляя свои силы. Алина казалась столь опешившей, что Тейю почти затерзала совесть, но лишь почти. Давно уже утеряла способность чувствовать исправно. Должно быть, это было слишком неожиданно. Алина явственно путалась в мыслях. Часто заморгала, нахмурилась, зацепилась за последнюю Тейину фразу, ответила: — От моих сил пока были одни только проблемы. — Твои силы уничтожили Каньон, губящий страну веками. — Да, Каньон, созданный тем, кто сейчас этой страной правит, — тон её ожелезнел, наполнился ожидаемой твердостью, и взгляд налился сдержанным, пока ещё легким гневом. — Правит единолично, несмотря на все его громкие слова. Я не собираюсь бороться с непобедимым. Я не могу. — Но тебя же и не просили никогда бороться. Алина точно едва не рассмеялась, издала лишь краткий смешок, отведя взгляд. — То есть мне нужно просто ничего не делать? Сдаться? — Есть только две крайности? Ты сосуществовала с ним в одном дворце на протяжении осени. Работала с ним. Ты могла бы окончательно привыкнуть со временем. Тейе играла на руку знакомая, пожизненная хладнокровность. Нынешнее внутреннее опустошение. Обычно сложно различить свой голос со стороны, однако она отдаленно различала, слышала, насколько безразличен её же тон, насколько бесстрастен. Оттого создавалось впечатление — точнее, Тейя на это надеялась, — что она просто рассуждает, как рассуждает всегда, на любую тему. — Время, — повторила Тейя отчужденно, словно впервые задумалась о нем. — Порой изумляюсь, как много оно может дать. Что может сотворить. Одарить опытом, силой, влиянием. Знаниями. Должно быть, настоящим могуществом. — Мне-то это к чему? — спросила Алина устало, будто этот разговор, только-только начавшийся, уже успел её вымотать. Гнев в голосе вновь стал иссякать. — Я хочу просто жить в спокойствии, подальше от всего. — Посмотрим правде в глаза, спокойствие вряд ли тебя ждет. То, что ты пережила, так просто за спиной не оставить. С Малом она бы вынесла любую отрешенность от мира. Но даже с Тейей — нет. Сойдет с ума. Алина сильна, но со всем, что на неё навалилось, в отшельничестве и бегах не выжить, не продержаться. Её сломает. Неотвратимо и жестоко. Пару долгих мгновений Алина пристально вглядывалась в Тейю. — Мы точно говорим обо мне, а не о тебе? — задала она внезапный, застающий врасплох вопрос. Тейя не выказала досады, однако верно, это было оплошностью, опрометчивым ходом. Слишком резкий переход от проблем Тейи, особенно так остро вбивающихся в голову, к проблемам Алины. Всё переплелось. Но Алина была не права. Тейя уже давно покончила с мыслью о спокойствии. Ей не требовалось в чем-либо себя убеждать. — Я бы не стала проецировать на тебя свою долю. Если бы я так серьезно размышляла о том, не стоит ли мне вернуться, я бы просто вернулась. Алина вздохнула. Прошлась по комнате, словно не знала, куда себя деть. В сковывающим напряжении. В путаных раздумьях. Слова Тейи и впрямь сбили её с толку. Эта тема. Должно быть, это всё должно было уже остаться давно позади. И Алина это понимала: — Почему ты говоришь мне всё это сейчас? Мы несколько дней провели в бегах. Почему сейчас? — Я сказала тебе, что не вижу смысла в твоем побеге, но это не значит, что я сама не хотела сбежать. Одна я бы не смогла. Эта причина, в которой не было ни толики правды, выглядела эгоистичной, но потому, должно быть, правдоподобной, и только это имело значение. — То есть, ты предлагаешь мне вернуться, а сама останешься на свободе? — Я ничего не предлагаю. Всего лишь рассуждаю вслух. И нет, я бы тебя не оставила. Вернулась бы ты, вернулась бы и я. Алина посмотрела на неё отчужденно, снова прошла несколько шагов, думая о чем-то, уселась в кресло. Тейя продолжила, нарушая недолгую тишину: — Меня эти мысли правда гложут. Гложили все эти дни. Конечно, я хотела бы просто забыть обо всем, устремиться навстречу свободе и скрыться с тобой как можно дальше от Равки, но совесть не дает мне покоя. Поэтому я сейчас говорю с тобой об этом. Пока не стало, быть может, слишком поздно. — Слишком поздно для чего? Ты правда думаешь, что я все же вернусь? — Не знаю. Могу лишь предполагать. Но ты нужна Равке, Алина. Побег от этой участи — не значит пойти по легкому пути. Он не будет менее труден. Но он будет бессмыслен. Тейя не знала, подействуют ли на Алину эти слова, ведь произнесены они были очень многими уже не раз. Но, если так посмотреть, Тейя невольно сталась почти всем, что есть у Алины. Некоторой опорой. Другом. Единственной поддержкой, единственным близким человеком в этой враждебной среде. Как же Тейе это претило. Последнее, чего она могла желать, — нарочно привязать Алину к себе из выгоды, носить маски, играть роли, как в жутком неправильном театре. Это противоречило всем её убеждениям, воззрениям, принципам, от которых осталась жалкая горстка пепла. Всё не должно было быть так. И слово то, выгода, было столь терпким, что при мысли о нем скоблило сердце. — Если я звучу, как Дарклинг, придуши меня сразу же, пожалуйста, — дополнила Тейя, отвлекаясь от собственных мыслей, и Алина усмехнулась. — О, нет, его великие речи обычно звучат паршивее. Но если бы ты сказала это ещё пару дней назад, серьезно, я была бы уверена, что это ты все ради него. Тейя легонько улыбнулась, и от этой натянутой улыбки стало больно. В том и суть. В том суть всей этой веретеницы событий, побега, скитаний по лесу, всего этого разговора. Если бы Тейя принялась убеждать Алину прямо в своих покоях, только-только услышав о намерении её сбежать, Алина бы и слушать не стала. Просто сбежала бы сама, раз Тейя так противится. И там уже неизвестно, как и где её искать. Нет, Дарклинг бы все равно её нашел, в этом нет никаких сомнений, но какие методы он бы применил, чтобы вернуть её? — И все равно я не понимаю всеобщего убеждения, что я так уж нужна Равке, — неожиданно заявила Алина. — Я была им нужна, пока Каньон портил всем существование. Его больше нет, уже давно. Всё ещё нужна как неиссякаемый источник веры, но Тейя не была уверена, стоит ли об этом заговаривать. Алине претила мысль быть всеобщей надеждой. Существовать только как образ. Но, господи, как сильно она им нужна... Тейя только ради этого так боролась за их возвращение, в ином случае она бы просто опустила руки и плыла по течению. Тейю не волновали мотивы Дарклинга. Тейя руководствовалась собственными. Руководствовалась собственными мыслями. Мыслью, что народ совсем станет увядать, ломаться, терять дух, стоит им лишиться единственной опоры в лице настоящей, живой Святой, подарившей им спасение. Вся Равка пронизана страхом пред Дарклингом, но мысль, что в случае совершенного бесчинства Алина Старкова сумеет их защитить, даже если это не так, всё ещё держит дух народа наплаву. Алина задумчиво коснулась оленьих костей на своей шее. — Иногда меня убивает мысль, что я могла бы и не возвращаться сюда после уничтожения, — призналась она. — Сделать что угодно. Не знаю, инсценировать там свою смерть... Пала смертью мученицы и всё в том же духе. Никакой больше ответственности. Просто краткий виток в истории. Тейя помедлила, словно задумалась, хотя все мысли у неё были сформированы уже вечность назад. — Верно, уничтожение — лишь один из многих витков в истории, но история ведь ещё не закончена. Её ещё можно вершить. Я знаю, что ты не любишь заговаривать о символах… но если так посмотреть, сейчас Равкой буквально правит тьма. Эту безнадежность может разбавить только образ света, уравнивающий расстановку сил. Ты можешь на это повлиять. — И совсем никакого давления... — мрачно пробормотала Алина. Тейя могла представить, как давит на Алину подобная ответственность, сама чувствовала то же, и всё-таки — не могла просто сдаться. Позволить Алине покинуть Равку, оставить позади этот отвратительный театр одного актера. Вместо этого она оковами цепляла Алину к своему месту, чтобы наблюдать за этой ненавистной гущей событий с первых рядов. — Решать тебе. Правда. Я не хочу давить. Если ты хочешь спокойной жизни — ты имеешь на неё право, ты заслужила её как никто другой. Если же у тебя ещё остались силы на весь этот кошмар наяву... я с тобой. Буду рядом, что бы там ни происходило. Выбор без выбора. Специально окрасила второй вариант в более безнадежный, чтобы вызвать неосознанное чувство протеста. Если бы Тейя открыто выставляла вариант вернуться более предпочтительным и красочным, Алина бы сразу всё поняла. Всё же очевидно. Поэтому нельзя. Тейя не могла понять, сама ли пришла к подобному способу, Дарклинг ли ей рассказал или, быть может, она даже вычитала. Оставалось лишь надеяться, что... нет, надеяться — категорически неподходящее слово. В стратегиях не должно быть места надеждам. — Но зачем? — неожиданно спросила Алина, вглядываясь в её лицо. Брови Тейи дрогнули в непонимании. — Зачем возвращаться тебе? Ради меня? Не скажу, что для меня это заманчивая перспектива, быть там без тебя, но и тянуть тебя вместе с собой на дно я бы не стала. Ты уж точно можешь бежать. Покончить со столицей. Ты и так многого натерпелась. Это уже было неожиданно. Категорически сбило с толку. Тейя об этом даже не задумывалась. Её главной целью было вернуть Алину, собственный побег она ни под каким углом не рассматривала. Однако что если?.. Разумеется, Тейя не станет возвращаться к жизни в бегах, вечным пряткам, бессмысленным скитаниям, любой мелкой работе и выслушиванию насмешек и оскорблений. К чувству собственной никчемности. И всё же, верно, Тейя действительно может покончить со столицей. Убедившись, что Алина вернется, Тейя может отправиться к морю. В Керчию. Как и желала однажды, да только тот побег не удался. Но теперь? Прогуляться по вымощенным камнями улочкам, почувствовать запах другой страны, непривычную свободу, побывать там, где вырос её отец. Насладиться независимой жизнью, взять номер на сутки в полной шуму гостинице, принять горячую ванну с душистыми наполнителями. И вскрыть в ней себе вены. — Но что если я нужна Равке тоже? — спросила она вслух, но будто у самой себя. — Моя значимость, конечно, куда слабее твоей. И всё же, у меня есть хотя бы доля влияния. Должно быть, было бы легкомысленно это игнорировать. Как бы мне ни хотелось. Это было сильным преуменьшением, поскольку, если закрыть глаза на скромность, влияние Тейи было далеко от крохотной доли. Её влияние было немыслимым. Никто не смел и представить себя в подобной роли, роли той, кто обсуждает с самим Дарклингом политические вопросы и советует. Тейя значила много. Пока сама же не отрезала себя от него и от столицы, лишая себя любого намека на это влияние. Её поступок, этот побег, граничил с сумасшествием, и она не могла не предусматривать последствий, не быть к ним готовой. Огромна вероятность, что ей стоит уже начинать прощаться со своей ролью советницы. Разумеется, при первой возможности она объяснит свою мотивацию, но поверит ли Дарклинг ей? Не будет ли зол настолько, чтобы бросить её в темницу, не выслушав? Алина долго ей не отвечала. В задумчивости и усталости коснулась пальцами висков, не смотрела на Тейю. Думала. Размышляла. Решала. Целую вечность. Даже уже поднялась с кресла, прошлась по комнате к окну, обняв себя за плечи. Тейя её не тревожила. Позволила как следует всё обдумать. — Ладно, — произнесла она совсем тихо. И чуть громче: — Ладно, видимо, возвращаемся. — Загребла в легкие воздуху, как-то нервно усмехнувшись. — Это, наверное, самый нелепый побег за всю историю. — Не нелепый. Если он помог что-либо понять, он уже того стоит. Алина неуверенно кивнула, соглашаясь. Это уже было правдой без примесей лжи, не было попыткой убедить Алину в правильности решения. Тейя действительно так считала. Этот побег был необходим. Если бы Алина так и томилась во дворцах, в ней бы продолжала сидеть нереализованная мысль: "а что если?..", мысль, что всё могло бы быть иначе, но её принуждают быть здесь. Теперь Алина претворила свою навязчивую мысль в жизнь. Теперь возвращается по своей воле, а не будучи совершенно безвольной жертвой, за которую давно всё решили. Хотелось бы вздохнуть с облегчением, но Тейя не могла себе позволить расслабляться раньше времени. Даже вникнуть всё ещё было трудно, что ей удалось. Не верила в свой успех до последнего. Однако, кажется, справилась. *** Этот городок напоминал целый лабиринт, и они едва отыскали конюшню, которую, возможно, разумнее было бы разместить на окраине, но найдена она была ближе к центру городка. — Кажется, ты ей нравишься, — подметила Алина, когда только что купленная серая лошадь, ластясь, боднула Тейю в плечо. — Потому что у меня лакомства. Покорми её тоже, — и Тейя протянула Алине спрессованный кубик сахара. Конечно, лошадь тут же переключила свое внимание на Алину, которая слабо улыбнулась, привычно держась свободной рукой за шарф на шее, прочно перекрывающий ошейник. Лишнее внимание всё ещё было им ни к чему. Цвет её волос из-за ванны несколько вымылся, но всё ещё не был чисто-белым. — Может, назовем её как-нибудь? — предложила она. — О, нет, — ответ, видимо, показался Алине слишком резким: тут же вопросительно посмотрела на Тейю, всё поглаживая гладкую гриву. Тейя объяснилась: — Когда даешь имя коню, он все равно что становится твоим питомцем, из чего обычно следует привязанность. Учитывая, что она нам нужна лишь на сутки, а затем она встанет в ряды столь же обезличенных лошадей в дворцовой конюшне... — Вот сейчас ты точно звучишь как Дарклинг. Тейю едва не передернуло. Пусть так. Но глупо отрицать, что в данном случае привязываться к лошади им ни к чему — её заберут. Как забрали Фрейра, который впоследствии просто исчез из её жизни бесследно. Тейя хотела бы что-либо ответить, но не успела. В тот же миг на город обрушился один из жутчайших для них звуков. Гнетущая мелодия цокота многочисленных копыт. Это было откровенной жестокостью со стороны судьбы. Тейя сама несколько тормозила их, на всякий случай, из опасения, что уговорить Алину все же не удастся. Но теперь? Теперь уже в этом не было нужды. В отряде не было нужды. — Это… — начала она, тая никчемную надежду, что это мог быть кто угодно — отрядами путешествует не только дворцовая стража. Алина же не стала рассуждать и тотчас потянула Тейю за поворот, вынужденно оставив лошадь на узкой улочке. Надежно скрылись в тени подворотни. Вовремя, потому что в ту же секунду улицу заполонили всадники, своим появлением заставляя всех присутствовавших здесь крестьян опасливо попрятаться, скрыться в зданиях или разбежаться по углам, лишь бы не встать ненароком у смертоносных солдат на пути. Крестьяне боялись опричников, как чумы, как предвестников гибели. Трудно их за это осуждать. Особенно когда возглавлял этот убийственный отряд сердцебит, которого боялись не менее. — Полагаю, он вряд ли нам поверит, если мы скажем, что мы и сами планировали вернуться? — прошептала Тейя сухо. — О, да, это именно тот человек, который погладит нас по голове и отведет ко дворцу за ручку, — неприязненно поморщившись, через щелочку смотря на Ивана, что подъехал к оставленной без хозяев лошади, ответила Алина едва слышно и обессиленно прислонилась затылком к стене. Тейя прекрасно понимала её состояние. У неё и самой сил не осталось. Иван — из тех, кто с великой радостью накинет им на шеи цепи и заставит волочиться за лошадьми до самого дворца. Потому что имеет право. Потому что они — беглянки, и даже если они уже и сами согласны пойти, он ни за что не откажет себе в удовольствии приволочь их более показательным, унизительным способом, продемонстрировать врученную ему власть и силу. Но Тейя не может позволить, чтобы Алина чувствовала себя пленницей, беглянкой, той, кого вернули во дворцы насильно. Не для этого Тейя устроила всё это представление. — Я поговорю с ним, — заявила она, но не успела и шагу ступить, как Алина поймала ее за локоть. — С ума сошла? — Предлагаешь проскользнуть мимо них? Явиться во дворец и упорно делать вид, что никуда и не уезжали? Они действительно могли бы пройти мимо них незаметными, включить Алинину способность к невидимости, да и вовсе Алина была куда сильнее всех их вместе взятых, вполне дала бы отпор... но, собственно, зачем? К чему этот нескончаемый круг насилия и пряток, если они и без того планируют вернуться? Алина колебалась, но не могла отрицать. Помедлила совсем немного. И вышла вместе с Тейей. Оказавшись вне укрытия, Тейя ощутила, как колет кожу слабый, моросящий дождь. Словно под стать ситуации, всё затянуто было слякотностью, от нависших над городком грязно-серых облаков. — Надо же, — протянул Иван, разворачивая своего коня в их сторону. Другие всадники тоже повернулись, отъехали чуть в сторону, оставляя в своеобразном окружении их двоих, кажущихся слишком слабыми и почти крошечными на фоне возвышающихся над ними солдат. — Стоит искать подвох или вы просто внезапно решили прекратить эту бессмысленную беготню самолично? — Беготня? — невозмутимо переспросила Тейя, настороженно наблюдая за тем, как Иван спешивается с коня и некоторые из солдат следуют его примеру. — Мы не заставляли высылать за нами целый отряд. Иван прищурился, будто не в полной мере понимал, о чем она. Дождь всё продолжал уплотнять стену мороси, окрашивая землю россыпью темных точек. Тейя тем временем изучала пространство внимательным взором. За ними наблюдали. Попрятавшиеся по домам люди выглядывали из окон, осторожно, несколько испуганно, с интересом. — Речь не шла о побеге, — объясняла она. — Разве же хоть раз упоминалось, что мы с генералом Старковой — пленницы дворцов? Насколько мне известно, Алина занимает должность, которая вполне предполагает свободное перемещение по всей Равке. — А маскарад этот генералом Старковой был устроен явно из скуки, — парировал он, кивнув головой в сторону Алины. Тейя взглянула на неё, в очередной раз скользя взглядом по укутанной в плотный платок шею, по её более темным, чем следовало, волосам. — Вы об этом? — спросила она непринужденно, равнодушно, в задумчивости подцепив краешек платка пальцами. — Не поверите, Алина простудилась. Иван нетерпеливо закатил глаза, явно устав от этого нелепейшего представления. Тейя тоже устала. Одно лёгкое её движение, и шарф мягко сорвался с шеи, подбрасываемый ветром выше. Пролетел несколько ярдов, кружась в воздухе, прежде чем плавно опуститься на влажную от мороси землю. — Тейя, — прошипела Алина, но Тейя на неё не смотрела, только лишь на Ивана, что только сейчас медлительно заозирался, вглядываясь в оконные рамы и лица, что стали оживленно переговариваться. Народ не рискнет вылиться толпой на улочку и окружить Алину навязчивым вниманием, пока солдаты поблизости. Однако они могут выступать свидетелями. — Если ты правда думаешь, что меня остановит свидетельство какой-то жалкой кучки... — А как его Величество распорядилось на этот счет? — перебила она непозволительно. — Наш мудрый правитель отдавал распоряжения о плане действий, если свидетельствовать захвату станет простой люд? — Его это не волнует. — Вы уверены? Готовы рисковать ради своей прихоти? Иван скривился. Подошел к Тейе ближе. — Я служу моему суверенному с тех пор, когда ты на равкианском явно и двух слов связать не могла. Что бы ты себе ни напридумывала, я знаю мнение его Величества куда лучше тебя. Тейя бы с этим поспорила, однако не могла спорить по поводу того, что Дарклинга бы действительно не слишком волновало свидетельство простого люда. Слухов и без того ходит много, никто не сумеет доказать, что стража Дарклинга действительно приехала в город и отволокла силой сбежавшую заклинательницу Солнца. Но как подогреть сомнения Ивана в этом? Мозг её судорожно работал, подыскивая способ. Иван тем временем оглянулся на солдат и кивком головы приказал действовать. И опричники сдвинулись с места в их направлении. — Быстро же вы меняете своих властителей, — прозвучал неожиданно голос Алины, до этого молчавшей. — Поведете в цепях свою некогда госпожу? Или она более для вас не авторитет? Тейя окаменела, против воли застигнутая этими словами врасплох. Госпожа въелось острием в голову. У Тейи никогда не было официального статуса, не было никакого титула, но если взглянуть с этого ракурса... Дарклинг оставил опричников на неё, когда покинул поместье. Приказал выполнять все её поручения. На протяжении долгих месяцев они служили ей верной неотступной стражей, защищающей от любых угроз, пропускали к своему правителю даже в те мгновения, когда к нему нельзя было допускать никого вовсе. — Брёггер обладала каким-никаким статусом только во дворце. Сбежав, она потеряла любые полномочия. Его голос звучал всё ещё твёрдо и уверенно, но прозвучала едва уловимая, тончайшая нота, отличающая эту фразу от предыдущих. Посмотрите на него. Он не уверен. — Это слова его Величества? — осведомилась Тейя, теперь уже сама подходя к нему ближе. — Это очевидный вывод. — Не до тех пор, пока он не прозвучал из уст его Величества. Иван искривил губы. Тейя понимала, как бессмысленно это пререкание. Совершенно очевидно, что Тейя действительно потеряла любую власть над опричниками в тот же миг, как сбежала, но, судя по промедлению стражи, сами же они и колебались. Не знали, чему верить. Верить гришу, который всегда был правой рукой их повелителя? Верить личности, которая мелькала рядом с Дарклингом куда чаще вышеупомянутой правой руки? К которой всегда было велено относиться с должным уважением, быть ей верной охраной? Капли дождя сгущались, заливаясь за шиворот, отяжеляя волосы. Неожиданно Иван издал смешок, смотря Тейе куда-то за спину. Всё мысли её в тот же миг охолодели, разорвались почти в клочья, оставляя в голове только мрачную тишину. Нет. — В таком случае, можешь спросить об этом лично, — сказал он, разбивая любые надежды вдребезги, надежды, что он лишь издевается над ней подобным образом. Всё не могло быть так плохо. Но, стало быть, каждый раз, когда всё шло у неё и так не по плану, у жизни находились всё новые способы её неприятно удивить, снова и снова выбивая из-под ног и без того неустойчивую почву. Всё стало ясно в тот же миг, когда особо смелая кучка зевак в отдалении окончательно скрылась, в миг, когда солдаты развернулись в определенном положении, когда Иван сделал шаг в сторону, чтобы выйти из-за отчасти загораживающей его Тейи, и почтительно поклонился. Тейе захотелось просто усесться посреди уже размокшей от мороси земле и сидеть, не вставая больше. Никогда. Только хуже и хуже. Всё становилось хуже с каждой минутой. Тейя и до этого слышала цокот чьих-то копыт, но этот звук был повсеместен. Сложно было предугадать, что именно этот звук, наиболее отчетливый и приближенный из остальных, означал неминуемое. Иван — откровенно сволочь, но он и вполовину не столь жесток, как Дарклинг, который считал предательство наихудшим из возможных проступков. А Тейя, мог он предположить, предала его. Не предупредив его. Вынудив тащиться за ними в другой город. Даже обернуться она заставила себя с трудом. Однако заставила. Заставила себя мгновенно сделать короткий реверанс, склонив голову, потому что это то, что делала она на людях всегда, что бы ни произошло. Играла соответствующую роль. Дарклинг был верхом; судя по реакции подданных, приехал только что, отдельно от отряда. Вороной конь его двигался неторопливо, словно нагнетая, сгущая над городом тучи всё более и более. Однако, на удивление, Дарклинг держался расслабленно. Не источал ярость одним лишь своим видом. Или это было показное? Обычно Тейя умела различать, но она была вымотана. Не понимала ничего. Не понимала, чего ждать. Чувствовала на себе взгляд Алины, но не была способна повернуть голову, чтобы обменяться взглядами, ободрить. Лишь смотрела на приближающуюся величественную фигуру. — Мой суверенный, — нарушил молчанье Иван. — Возникла некоторая дилемма. Правильно ли я понимаю, что Старкова и Брёггер числятся беглянками? И, следовательно, для их возвращения могут быть задействованы любые способы? — Но какой в этом смысл, если мы и сами согласны ехать? — вклинилась Алина. Иван, очевидно, желал ответить что-то ещё, но один только взгляд Дарклинга заставил всех молчать. Это было неиссякаемой причиной для изумления, сколько бы времени ни прошло. Власть над людьми в этих бессловесных расслабленных жестах. Тейя не сводила с него взгляда, казалось, даже не моргала. Окаменевшая до каждой жилы, до каждой клетки тела, чувствовала лишь, как стекают по лицу редкие дождевые капли. Тейя планировала поговорить с ним уже во дворце, будучи доставленной человеческим образом, поговорить наедине, объясниться, рассказать, что никакого побега как такового не было, но она не может. Ему нужно принимать какое-либо решение сейчас. Так отчаянно в этот миг она желала, чтобы он мог наконец пробраться ей в голову и всё прочесть сам, погрузиться через её глаза, в которые он смотрел, казалось, более остальных, в её мысли, выудить оттуда нужное. Увы… Едва заметно она качнула головой, не прерывая зрительной связи. Пожалуйста, пусть он поймет. Пусть поймет, что любое проявление жестокости сейчас разрушит буквально всё, что выстраивала Тейя за эти дни нелепой беготни. Но она не могла разобрать, понимает ли он. Его взгляд — нечитаем. Скажи мне, о чем ты думаешь, Александр. Скажи, стоит ли мне готовить завещание, которое останется пустым, потому что у меня ничего нет. Это молчание было истинной, сокрушительной пыткой. — Действительно дилемма, — бросил он, проезжая вглубь образовавшегося скопления людей. Солдаты почтительно расступались пред ним. — Однако главным всё же является тот факт, что они найдены. Если гостьи дворца сами не против вернуться, для чего им в этом отказывать? Тейя сперва даже не поверила. Посчитала — ослышалась. Искала подвоха в его взгляде, его манере, во всей его возвышающейся над ними угрожающе фигуре. И не находила. Оттого, одолеваемая сомнениями, сперва даже не почувствовала облегчения. Лишь всё смотрела на него. Хотелось бы взглянуть на Ивана сейчас, на его реакцию, но Тейя не могла заставить себя пошевелиться. Конь Дарклинга остановился подле Алины, что стояла в напряжении, тоже не ведая, как реагировать. Всё тело её было напряжено, готовое к подвоху, внезапности, готовое в любой момент дернуться, подобно притаившемуся ненадолго зверю. — Однако я бы предпочел, чтобы вы, генерал Старкова, заранее оповещали о любых перемещениях, — его тон, ровный, словно отполированный, звенел насмешкой, но Тейя сомневалась, слышат ли эту явную насмешку другие. — Чтобы не нарушать подобным образом привычный порядок вещей. Вы меня услышали? — Так точно, Ваше Величество, — с трудом процедила Алина. Ей всегда было тошно называть его подобным образом, но она понимала, что, занимая даже столь высокую должность, обязана играть ту роль, что ей отведена. Дарклинг протянул ей руку, очевидно, предлагая — приказывая — взобраться в седло. Этот жест был неожиданным, но значил очевидное: Дарклинг показывал свою к Алине благосклонность и в некоторой мере — принадлежность её ему. Буквально приехал забрать свою собственность, вернуть утерянную вещицу на место. Более того — это напоминало о том, как Алина впервые оказалась во дворце. В одном с ним седле. Учитывая пожизненное упрямство Алины, это могло только всё испортить. Не хуже, чем если бы Дарклинг проявил свою жестокость, но всё равно — опрометчиво. Тейя наконец позволила себе пересечься взглядом с Алиной. Та будто искала в ней поддержки, и Тейя приподняла уголки губ, чувствуя себя при том так тошно, что опасалась не сдержаться и заскулить от того, как больно били мысли по вискам и как отвращало её всё происходящее. После этого Алина поколебалась лишь ещё несколько секунд, прежде чем принять руку и взобраться на седло впереди Дарклинга. Облегчение, которое Тейя испытала, было едва посильным, острым, колющим глубоко. Сдержала облегченный вдох, устремившийся в легкие. Сдержала любые эмоции, что было для неё простой задачей. Окинув опричников взглядом, направилась к лошади. На этот раз солдаты пред ней расступились без колебаний. Один из них привычно подставил руку, помогая ей взобраться, как всегда это было во время их долгосрочного путешествия. Отдав отряду приказы, Дарклинг пустил коня рысью, и Тейя отправилась следом, держа некоторую дистанцию. То, что произошло только что, можно было считать чистой воды везением. Но она была уверена — стоит им вновь оказаться во дворце, Дарклинг наедине уже не будет столь благосклонен. Не к ней.