Лис и его сокровище

Держать Эрика на руках было приятно. Очень приятно. Это было не таким чувством, каким называют похоть, нет, похоть осталась там, в комнате, в небольшом красно-белом пятнышке на ковре, которого уже не будет, когда они выйдут из ванной. Нечто, что испытывал сейчас мужчина, было гораздо-гораздо приятнее и, закономерно, многократно сильнее. Словно он бы принял наркотик, вот только даже в любимой кисеру сейчас не было вызывающих зависимость веществ. Зато вот в руках был всхлипывающий подросток, что так по-детски закрыл лицо хрупкими ладонями, пытаясь не дать дергаться подрагивающим тонким пальчикам. Опустив его в ванную, преступник не сдерживается и нежно берет чужую ладонь в свою, прижимаясь губами к тонкой коже, на что получает лишь попытку отстраниться. Настолько же жалкую, насколько очаровательную. Его мальчик такой невинный, даже сейчас, когда некогда белоснежное тело, бережное покрытое созвездиями родинок, приобрело множество красных и синих пятен. Хуо это нравилось. Он все еще думал, что в ванной лежит ангел. Существо, что сейчас робко пыталось прикрыться ладонями, что все еще неуместно пыталось вырваться из ласкового захвата. На это мужчина лишь слабо улыбается, включая теплую воду. Ему не стыдно, он сделал то, что хотел, что должен был сделать еще в прошлый раз. И очень надеялся, что для Эрика это не станет концом света, что он не будет закрываться в себе и перестанет идти на слабый, но контакт. — Не беспокойся, мое солнце — Он проводит успокаивающе, по-отцовски, по чужой щеке, так бессовестно даря ласку подростку, который совсем недавно получил от него целый шквал негативных эмоций. — Я не причиню тебе вреда. Пока. –Голос его нежен и тверд в своих утверждениях. Даже к собственному удивлению, мужчина был искренен, а это значило намного больше для человека, что жил благодаря лжи. И подросток чувствовал искренность. Столь насмешливую после того, что произошло. Столь необходимую от того, чего не хватало раньше. Может это и глупо, но мальчик…льнул. Сначала он пытался отстраниться. Ему было мерзко от самого себя, от ощущения, что внутри все горит. А еще он боялся. Им воспользовались, значило ли это, что теперь его отдадут другим? И что ждать от других, будет ли дальше еще хуже, чем было сейчас. Но Хуо был ласков. Аккуратен. Нежно проводил руками по гудящей голове Эрика, массируя кожу и успокаивая ее пульсацию. Это вызывало недоумение, страх, а главное гулкое отчаяние. Последние признаки нежности, которые ему можно получить? Только думая о том, что это может быть последними приятными ощущениями, Эрик неловко отдавался чужим рукам. Пусть от ужаса и от того, что боялся больше не испытать даже грамма ласки к себе, Хуо был доволен. Эрик в ней нуждался, нуждался многим больше, чем пытался внушить самому себе. А мужчина давал. Пусть и таким отвратительным и неправильным во всех аспектах способом, но все же приручал к своим рукам. В будущем ему бы и самому хотелось стать более нежным. Он и сегодня хотел! Но подросток еще не понял своего положения, а для Хуо терпеть в свою сторону отказ было попросту не по статусу, как бы не звучало это для обычного человека и привычной для общества морали. Вода очень быстро едва покрыла грудь, Эрик замлел и даже немного расслабился, робко и все еще напугано косясь на мужчину. Вдруг тот врет? Вот сейчас, в самый неожиданный момент ударит или повторит то, что сделал буквально пару минут назад. Но он не делал. Хуо аккуратно водил по чужому телу сначала просто руками, смывая с водой кровь, пот и слезы. Но главное доказательство происходящего все еще оставалось на мальчишке — его отметины. Яркими цветами они растекались по телу, заставляя мужчину чувствовать не только привычное превосходство. Но и нечто совершенно для него несвойственное. Нежность. Ощущение радости от того, что его драгоценность теперь помечена. Но самое главное — необыкновенную мягкость и заботу к этому существу. Хотелось загладить боль, которую он успел ему причинить, сделать приятно, чтобы тот процесс больше не казался таким ужасающим. Однажды он ведь и сам попросит это, правда? А пока осталось дать понять, что наказание не равно нормальному его отношению к Эрику, а простая необходимость для послушания и дисциплины. Для Хуо это было нормальным, в отличие от мальчишки. В общем, сейчас преступнику искренне хотелось о нем позаботиться, а подросток слишком устал и ушел в себя и свои переживания, чтобы ему перечить. Только лишь когда пальцы мужчины спустились ниже и раскрыли дырочку, дабы выйти остаткам их единения, юноша так по-глупому попытался сесть и схватил мокрой рукой за локоть Хуо, вызывая лишь очередной прилив нежности и желания успокоить. — Нужно дать этому выйти — ласково, но все же строго произносит, как мудрый учитель и хороший наставник, желая все объяснить и сделать правильно. Подтверждая свои слова, он аккуратно целует Эрика в висок. Никакой пошлости, никаких плотских желаний, лишь необходимые меры. Прижимает к себе одной рукой, позволяя дрожащему телу уткнуться в сильное плечо. И мальчик даже не сразу отстраняется. Как бы заглаживая свою вину от такого неприятного ощущения, свободной рукой мужчина вновь аккуратно поглаживает чужие влажные волосы. Грязная вода спускается в трубу, чтобы на ее место почти сразу пришла новая. Хуо в этот момент отвлекся, начал подбирать на свой вкус скляночки. Ему и правда хотелось позаботиться об этом хрупком, нежном и неимоверно притягательным мальчишке. Пусть тот сейчас и ежился зябко, пряча за пальцами небольшой пенис, пусть и посматривал на него диким зверьком, все боясь того, что будет дальше. Хуо даже не знал, с кем его сравнивать — с котенком, что пытался себя защитить, но не мог, или с крольчонком, что так наивно пытался сбежать из-под лап хищника. Как бы то ни было, чужие ладони вновь ложатся на волосы юноши, заставляя того вжать голову в плечи и нервно вздрогнуть. Внизу живота все еще ныло, невозможно было так просто забыть насколько травмирующее событие. Но приходилось терпеть, чтобы вновь не вывести Хуо из себя. Или просто…просто хотелось, чтобы кто-то был рядом и успокаивал? Как же это странно. Пока мужчина проявлял свою ласку и абсолютно наслаждался этими мгновениями, Эрик все больше путался и терялся. Разве может он находить успокоение в руках, что довели его до такого состояния?! Но, в отличие от отца, Хуо и правда…хотел ему помочь. Эрик вновь неловко смотрит на него. Мужчина как раз закончил наносить шампунь на волосы. — Я понимаю, что тебе хочется сейчас не выпускать меня из виду — примирительно сказал, доставая ковшик для воды — но сейчас стоит закрыть глаза. На минуту. Да, скажи кому-то, что такой человек как Хуо мало того, что помогает кому-то помытся (а если говорить на чистоту, так и вовсе моет сам), так еще и успокаивает объект своей прихоти, мало кто поверит. Еще сложнее верилось, что это доставляет ему лишь чистейшее и самое прелестное из возможных удовольствий. Мягко запрокинув голову Эрика, он прижимает ладонь ко лбу, начиная медленно поливать волосы водой. Затем, отставляя кувшин, проводит свободной, смывая остатки пены. И так несколько раз, пока ему самому не покажется, что результат идеальный. Далее — бальзам для волос. Эрик удивляется, завороженно и задумчиво смотря на мужчину. Наверно, все же не отдаст другим. Иначе, стал бы заботиться? Так еще и…вот так вот. Сам мальчик так за собой не ухаживал, хотя и старался приводить себя в надлежащий вид. Сейчас мужчина стоял сзади и по спине подростка бегали мириады мурашек. Он закрывал глаза и краснел, когда чужие пальцы случайно или намеренно касались шеи, ушей. Словно случайно проводили по укусам, заставляя чуть скулить. Хуо как завороженный наблюдет за своей самой драгоценной куклой. И все же, держит себя в руках. С волосами было покончено, Эрик медленно, но уверенно начал приходить в себя и все больше дрожал от прикосновений. Хуо лишь тихо вздыхает, когда его вновь пытаются остановить и крепко хватают за руку, что держала мочалку. В глазах Эрика — океан эмоций, мужчина даже теряется. Смотрит на него долго-долго, вглядывается в спектр, выраженных на столь милом для сердца лице. И страх с ужасом, и стыд наряду со смущением, отчаяние, отрицание, но последнее…хрупкая надежда, что его не ударят. Сам дрожит как олененок, губы кусает, брови к носу сводит. Очаровательно. — Ты очень милый, когда вот так себя ведешь, но ты вроде не хочешь, чтобы я опять сделал это с тобой, верно? — мужчина шутит, но Эрик воспринимает все серьезно, чуть ли не подскакивая и…опять всхлипывает. — Извини. Я же обещал — гладит по мокрым волосам, только сейчас начиная чувствовать отголоски вины…впрочем, слишком перекрывало их собственное удовольствие и возможность видеть мальчика таким вот. Совершенно беспомощным, распростертый как на ладони. Прижимающий свои руки к груди, хотя только что пытался слабо возразить. Чудо. И краснеет так очаровательно, когда губка водит по телу. Хуо действительно что и остается, так это держать себя в руках. А затем полотенце, халат, расческа. Как заботливая мать, преступник обеспечивает полный уход своей любимой игрушке прижимает ее к себе, когда несет на кровать. Совсем не удивительно, что Эрика сморил сон и тот, только коснувшись подушки, заснул. Впрочем и это было для Хуо только плюсом. Он смог обработать раны, пока подросток не чувствовал и вот так легко, без чужого страха, прижал его к себе, еще долго любуясь спящим лицом и, время от времени, покрывая его поцелуями. Ведь даже во сне Эрик совершенно по детски хмурил лицо и пытался закрыться руками, как от насекомого. Это смешило. Это было мило и…по-домашнему. Такого, какого ни у Хуо, ни у Эрика никогда не было. В какой-то момент мужчина резко встает. Он…совсем забыл про ход времени. Этот мальчишка забирал все его внимание, это было…неправильно. И тот покой, который тот дарил своим присутствием — тоже. Игрушки не должны вызывать такие эмоции у своих хозяев. Хуо в последний раз смотрит на юношу и уходит из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.

***

Сквозь нежный балдахин и мутное стекло окна просвечивали мягкие, почти прозрачные лучи солнца и, пусть они не были навязчивыми, как если бы там было обычное стекло, но все же освещали комнату, придавая ей какой-то таинственный, полу-волшебный вид. Все же, она была выполнена очень необычно, как будто сошла со страниц романов о востоке или тех самых баек про чайнатаун. Вот только для Эрика она больше таковой не казалась и очень стойко ассоциировалась в борделем. Потому что больше всего он боялся, что станет общественной собственностью. Что его пустят по рукам и будут делать те же вещи, что делал с ним Хуо. А если и он не был особо нежен, то насколько все будет плохо с другими? Еще более жестокими? В голове подростка не мелькали мысли о том, что он принадлежит только Хуо и никому больше. Что никто не посмеет и пальцем его тронуть, так как испугается, что останется вовсе без руки. Была ли то неуверенность, продиктованная прошлым или страх, созданный в настоящем, в любом случае перспектива казалась самой паршивой из всех. Тем не менее, Эрик садится в кровати, жмурясь от неприятных ощущений. Но терпимых. С удивлением видит на себе бинты и пластыри и, пусть и не желая думать об этом, внизу тоже стало многим легче. О нем…позаботились. Как вчера, после секса. И осознание этого сначала заставляет лицо исказиться, а после попунцоветь. Несомненно это был очень неприятный опыт. Эрик не забыл, как молил о пощаде, не забыл, как дрожали его ноги и как болело его тело. Да что там, и сейчас внизу живота ноет, но…после этого. Зачем Хуо пожалел его после этого? Подросток привык, что он никому не нужен. Что его никто не жалеет, никто не залечивает раны и, уж тем более, не успокаивают как ребенка после того, как сделали больно. А Хуо успокоил. И это вселило настолько большую смуту в собственных мыслях мальчика, что от бесконечного их потока становилось дурно. Оглянув комнату, с удивлением отмечает записку, стакан и две разные таблетки. « Выпей, когда проснешься. Это обезболивающее и успокоительное, чтобы стало легче. Поешь, еда на столе Кратко и по делу, но эти строки вызвали целую гору…бабочек в животе и Эрик не знал, были ли они от тревоги, смутного беспокойства или все же ощущения дрожи в затылке от того, что кто-то о нем волнуется. Скорее всего все вместе. После вчерашнего перечить совсем не хотелось, а потому таблетки были выпиты. Эрик даже и не подумал, что их было по одной, чтобы он не совершал глупости и не пытался покончить с собой. Хуо продумал и такой исход. Сказано было еще и поесть, но у Эрика совершенно не было ни сил, ни желания вставать. Тело гудело, хотелось только свернуться в клубочек и накрыться. Чтобы никто не трогал. В таком положении он вновь заснул и пролежал бы еще очень долго, только у мужчины были на это совсем другие планы. Зайдя в комнату и заметив кокон, он вновь расплылся в нежной улыбке. И все же, этот мальчишка ласкал его душу одним своим нахождением в одной комнате и это не могло не тревожить мнительного обманщика, привыкшего полагаться только на собственные силы. Да, Эрик определенно выделялся из его обыкновенного определения не только себя, но и своей жизни. Совершенно выпадающий, но от того такой притягательный и волнующий, до дрожи в пальцах и мурашках где-то на затылке. Хуо сел на кровать и мягко погладил юношу по плечу, через одеяло, но даже этого хватило, чтобы он вскочил, взъерошенным воробьем смотря на того, кто потревожил его сон. Целая гамма эмоций сменилась на лице за долю секунды. От непонимания и сонливости, до взгляда исподлобья, явно не ожидающего ничего хорошего. — Как ты себя чувствуешь? — первым тишину прервал, конечно же, Хуо. Его не смущала ни враждебность парня, ни то, как он неловко старался отползти. Привыкнет. — Я…не очень хорошо. — к удивлению для себя, Эрик отвечает честно. Хотя обычно врал, что все хорошо, чтобы не давать другим злорадствовать и еще сильнее унижать. Либо не отвечал вовсе. А тут со всей искренностью, словно…жалуясь? Юноша тут же поник, свел брови к переносице, думая, что пересек черту, что прошёл ту грань, когда Хуо ласков и сейчас тот снова накажет, вновь начав все по новой. Но тот лишь улыбается и гладит столь полюбившиеся волосы. — Это нормально. Тебе не стоит беспокоиться. Если будешь хорошо себя вести, в следующий раз таких последствий не будет. Эрик тут же вскидывает испуганный взгляд и жмется к резному изголовью кровати, кусая и без того искусанные губы. И Хуо, честно сказать, даже не знает, как реагировать. С одной стороны такая реакция и должна быть после воспитательного процесса, вот только мальчик скорее не наказания боялся, а секса. А это уже плохо. Мужчина вновь вздыхает, проводя пальцем по чужим губам. — Не кусай, я сегодня тебя не трону. — вновь произносит, краем сознания злясь, что мальчик видит в нем какое-то животное. Однако, быстро успокаивается. Мальчик действительно вызывал в нем удивительные перемены и скачки настроения. — Иди сюда — строго произносит, расставляя руки для объятий. На что получает полный непонимания взгляд, с примесью опасения. Его накажут опять? Скажут, что он глуп и совсем ничерта не понимает? Но Эрик слишком слаб и беспомощен сейчас, чтобы думать о том, что его просто хотят обнять. Преступник от того и не злится. Сам пододвигается ближе, к спасению своего золота, мягко окружает руками и крепко прижимает к себе, усадив на колени и при этом даже не сняв одеяло. Удивительно, но даже в таком нелицеприятном виде Эрик казался для него самым привлекательным человеком. Куда лучше разукрашенных дур, желающих местечко под солнцем. Их, конечно, нельзя за это осуждать, но на их фоне мальчик выигрывал особенно сильно. Он испуганно втянул носом воздух, не смея даже пошевелиться в чужих руках, лишь замер, бледнея. Вновь ожидая самого худшего. Но мужчина лишь поднимает его на руки и относит к столу, где садит к себе на колени, аккуратно прижимая. Чем дольше они находились рядом, тем сильнее жаждал прикосновений Хуо. Это было странно и непривычно, но отказывать себе он не собирался совсем. — Не сжимайся так, малыш. Я всего лишь хочу, чтобы ты поел. — трется носом о тонкую шею, но тут же отстраняется, позволяя мальчику…более спокойно принять еду, если так конечно можно, сидя на коленях у своего насильника. Но Хуо был в хорошем настроении, Эрик буквально чувствовал это затылком. Не пытался сделать ничего странного и даже…помогал. Какой же он жалкий. Не может ненавидеть даже человека, что забрал его девственность таким варварским путем. Тот, наверняка, потешается над таким дураком в своих мыслях. Заметно погрустнев, Эрик все же начинает есть. Хуо, конечно, воспринимает это на свой счет, но молчит. Пусть так, мальчик однажды привыкнет. Все встанет на свои места. А пока он вновь даст мальчику две таблетки, поправит его одеяло и будет ждать, пока он заснет, аккуратно прижимая к себе хрупкий, но такой прекрасный цветок.