Бурные воды и тихие гавани капитана Рез'окуна.

      Умензи было плохо…       Так плохо ему было тогда, когда он, совсем еще малышом, потерял родителей и остался один на всем белом свете. Так же плохо ему было и тогда, когда погиб его единственный друг, с которым он вырос в припортовых трущобах. Парень попал под рухнувший из сети подъемника груз, и Умензи вновь остался один. Но тогда — от него ничего не зависело. Тогда, он мог только давить в себе вой горя и скорби, снова оставаясь в одиночестве. Сейчас же Умензи сам, своими руками уничтожил свое счастье. Растоптал робко расцветающее чувство, ни за что причинив боль самому близкому и дорогому существу. Ки’тани никогда ничего не просил, но сам готов был поделится последним и подарить всего себя в придачу. А он… Ну почему он не мог держать свою проклятую пасть закрытой?! И он еще считал себя «цивилизованным»! В глубине души, не признаваясь самому себе, зандалари ставил себя выше диковато-бесхитростного, восторженного от обилия новизны Ки’тани. И вот пожалуйста — одна искра недопонимания и вспыхивает безумный костер собственнической ревности. В мгновение ока он оказывается диким, рычащим зверем готовым рвать всех вокруг и что самое ужасное -даже того, кого, как он наконец признается себе — любит. А за что?!       Тай’джин показал ему, насколько грубо он ошибался, загнав их втроем в трюм, слегка подпоив, и заставив Умензи обдумать и выложить вслух свои претензии, негодование и обиду. Лоа, какими же мелкими и глупыми теперь кажутся его «претензии»! И ведь он знал, насколько их обычаи разнятся. Как он там, смеялся — насчет «эмоционального запора» их командования? А как насчет «эмоционального поноса» одного пустоголового тролля? Теперь-то он лучше понимает причину осторожных лавирований и «танцев» капитанов. Не от глупости это, а от мудрого нежелания непреднамеренно обидеть, оскорбить того кто от тебя отличается, но кто тебе уже интересен и дорог. И обидел Ки’тани он совершенно зазря, да еще так жестоко и грубо на глазах у всей команды. Обозвать полноправного воина «шлюхой» и «подстилкой» — и за меньшее зандаларские моряки глотки резали и скармливали акулам, что уже говорить о Черных Копьях, с их общинно-племенной честью и пиратским кодексом.       Все это спокойно и сурово объяснил ему тёмный охотник. То, что Бон’гани и Ки’тани побратались еще в детстве кровью — и это свято, хоть об этом и не кричат на каждом углу. И то, что в их культуре касаться друг друга и обниматься — это нормально и приветствуется. Зачем слова, если лучшего друга можно обхватить за плечи и соприкоснуться лбами или шутливо столкнуться бивнями? Ни одни слова не опишут этого духовного единения соплеменников. А тем более — братьев. А уж о священном «кормлении» с рук при брачной церемонии зандалари, Ки’тани вообще понятия не имел. Да и сам Тай’джин узнал с удивлением. У них — не так. Их племя не видело в этом ничего сакрального или зазорного. Скорее наоборот, расценивало как проявление доверия и привязанности. А уж какая это привязанность — дружеская или любовная, каждый волен выбирать сам, и с тем — с кем делится…       У зандалари же, объяснил в свою очередь Умензи, это жест — глубоко личный, интимный. Только для соединившейся навеки пред очами Лоа и Предков пары. Ну и родители-дети конечно. Есть с чьих-то рук — очень интимно!       Одна раса — и насколько же все по разному. Традиции, которые надо учитывать. Что б их…       Объяснившись, Умензи робко поднимает глаза и бросает быстрый взгляд на Ки’тани. Да, он полный дурак! Теперь-то Умензи видит, что ничего кроме заботы и участия зеленоволосый парень не проявляет. Брат он оказывается… А Умензи — дурак… Еще и злоязыкий…       Китани сидит почти напротив, отвернувшись, рядом с приобнимающим его за плечи в дружеской поддержке Бон’гани. Парень непривычно тихий, смотрит в сторону и думает о чем-то своем. Ему обидно. Очень. Ки не заплачет, этого зандалар не дождётся! Однако золотистые глаза поблескивают сильнее обычного, уши расстроено опущены. Вот значит как думает о нем Умензи! Что он с любым готов, только помани?! Тьфу!       Умензи тихо, прерывисто вздыхает. Он сказал ужасные слова. Много ужасных слов! Хочется опустится перед Ки’тани на колени, взять его за руки и просить прощения. Хочется прижать его к себе и целовать, утешающе гладя растрепанную, иссиня-черную косу. Да демон его задери! Он готов все бросить, и в первом же порту сгрести Ки’тани в охапку и дезертировать в ближайшие джунгли. Островитянин явно в них разберется, а там, возможно, и на родные острова Ки’тани податься. Лишь бы вместе. Он на все готов! Ему жаль. Ужасно жаль!       Эту бурю чувств и эмоций на лице, раскаяние в мягко светящихся глазах зандалара, замечает проницательный Тай’джин, сидящий на корточках между конфликтующими сторонами. Эль выпит, ситуация прояснена. К счастью, это всего лишь нелепая ошибка помноженная на молодость и экспрессивность участников. Парни молодые, горячие. Тёмный охотник не злится на Умензи — парень явно получил урок, все осознал и теперь терзается неподъемным чувством вины. Так и должно быть. Кажется конфликт исчерпан и они с Бон’гани тут откровенно лишние. Пусть ребята наедине поговорят. Ничего, помирятся. Нужно будет разузнать про Ки’танову зазнобу поподробнее — плох тот капитан, что не знает чем дышит его команда. На обычно спокойного, добродушного Умензи это не похоже. Тай’джин уже хочет деликатно отчалить, взяв на буксир Бон’гани, как вдруг Ки’тани поворачивается и начинает тихо что-то шептать кровнику на ухо. Потом вскидывает глаза на своего капитана и тихо, жалобно просит:       -Можно мне уйти, тёмный охотник Тай’джин? Пожалуйста…       -Можно, если таково твое желание. Не держу. — медленно кивает второй капитан.       Молодой тролль подхватывается, и не глядя на зандалара, вихрем взлетает по лестнице на палубу. Бон’гани подрывается вслед за ним, но вспомнив о просьбе, поворачивается к раздавленному виной, вновь потупившему взгляд Умензи.       -Ки’тани сказал — можешь не бояться, поджилки резать и кидать за борт не будут. И бить не будут. Он поговорит… — веско и спокойно передает Бон’гани.       -Капитан?.. — Тай’джину остается лишь кивнуть, и Бон’гани бежит следом за братом.       -Ну и наломал дров ты парень… — вздохнул охотник, глядя на закрывшего лицо руками Умензи. — И так по лезвию клинка каждый день ходите, так еще и гонор ваш, поперед вас прет. Любовь — это великий дар Лоа, мон. Драгоценный. Не просри его. Многие за всю жизнь свою половинку найти не могут, мечутся. А вас судьба по-молоду свела, радуйтесь… Ки ведь полюбил тебя — уж я-то вижу. Глаза сияют. Давно его таким счастливым не видел. А если любит — простит, хоть и не сразу. Обидел ты его все же крепко, да перед всеми… Оно конечно сгоряча, по недомыслию — но от этого не легче. Я тоже замолвлю за тебя словечко перед парнями. Что б не трогали. Не злюсь я на тебя. Миритесь…       Умензи слушает внимательно. Так с ним ещё никто и никогда не разговаривал. Возможно так говорят отцы… Каждое слово второго капитана выжигается в душе зандалара каленым железом. Так, что бы на всю жизнь, что бы ни крупицы мудрости не позабыть. Теперь он понимает, почему так почитают тёмных охотников соплеменники — сильных воинов много. Но вот мудрых, что волю Лоа видят и трактовать могут — единицы. Тех, кто умеет видеть дальше носа и укротить свои кровожадные инстинкты. Понимает — и вдруг неожиданно для себя, инстинктивно, не стыдясь, встаёт перед охотником на колени с надеждой вглядываясь в раскосые янтарные глаза.       -Моя вина! Что мне сделать? Как загладить свою вину?.. Что бы он простил… — тихим, дрожащим голосом допытывается Умензи. — Я все сделаю… Только скажите! Дайте совет…       -Быть терпеливым… Терпение и любовь рука об руку идут. — снова вздыхает, уже порядком уставший от всей этой канители Тай’джин. — И еще один совет дам, запомни на всю жизнь: «Не суди — не выслушав!» От многих горестей убережешься.       С этими словами тёмный охотник поднимается и идёт к лестнице. Ки’тани конечно скажет банде чтобы «не трогали», но то — Ки’тани. Он самый младший и его все любят за легкий нрав и неунывающий характер. Любят и защищают. Однако послушать… Особо озлобившиеся за честь племени и собрата, могут и не послушать. Вот тогда у союзников и начнутся проблемы, а этого допустить никак нельзя. Орде нужны зандалари и наоборот. И его, тёмного охотника Тай’джина, долг проследить за тем, что бы все было в порядке и шло своим чередом. А значит ему предстоит сейчас собрать свою команду и разъяснить ситуацию, дабы не было пересудов и кривотолков. А также донести до сведения экипажа новые данные о традициях их союзников, что бы в будущем не повторилось. Кто бы мог подумать, что такая мелочь… Может еще кто наблюдениями поделится. Что ещё может «расстроить» этих чопорных засранцев? А вообще, так ли их народы отличаются? Насколько толст и крепок слой «цивилизованности»? Или поскреби любого благопристойного зандалара и обнаружишь дикое и необузданное троллье естество? Это будет интересно обсудить…       Выйдя из темного трюма и на мгновение ослепнув от солнца, Тай’джин вспоминает о шляпе. Кажется она осталась в каюте капитана. О нет! Конечно же, он за ней сейчас не пойдет! Может вечерком… Посидят с бутылочкой рома… Ах, как удачно она осталась у Рез’окуна, ухмыляется тёмный охотник. Да, сегодня он был близко, но так даже интереснее — охота продолжается!       Неподалёку, предчувствуя серьёзный разговор, стоит облокотившись на фальшборт его старший помощник, или как его называют в ватаге — вожак. Бывалый «морской ворг», весь покрытый вязью племенных и просто понравившихся узоров, с пирсингованными ушами и шикарным чёрным ирокезом. Правая рука капитана и по совместительству лучший друг — Ру’тендо. Сколько они уже вместе бороздят синие просторы — и не упомнить, сколько раз спасали шкуры друг друга — и не сосчитать.       -Слушай, кэп… — сразу без предисловий начинает вожак, подождав пока Тай’джин облокотится рядом. — Ты бы с парнями поговорил. Я цыкнул на них конечно, что б тихо сидели — но всех сильно задело… А кое-кого так даже очень. К Ки’тани многие неровно дышат, он парень общительный, а тут такое… Открыто никто не попрёт, но как бы чего не вышло… Не хочу узнать, что кто-то из «голубоглазых» ночью пошёл до ветру, споткнулся и свалился за борт. Понимаешь?       Тёмный охотник, вздохнув — кивает. Он понимает и тоже этого не хочет. Конечно он поговорит. Скандал-то — и яйца выеденного не стоит. Просто молодой, ревнивый салажонок, да разные обычаи. Он и сам обалдел… Такая глупость…       Выслушав из-за чего переполох, Ру’тендо задумчиво переводит взгляд на резвящихся в волнах дельфинов и выдаёт длинную, матерную тираду. Кто бы мог подумать… Сущий пустяк и столько проблем. Но ведь…       -Кэп! Слушай, Тай! А ведь мы… Ах-ха-ха-ха! — внезапно начинает ржать вожак, хлопая своего капитана по плечу и заходясь в хохоте. — Мы с тобой тогда давно и прочно обручились получается! И вся наша команда между собой! Да, не по разу!       Тёмный охотник удивлённо косится на веселящегося друга. Что? Как?! Хах, а ведь и правда! Губы второго капитана расползаются в шкодливой ухмылке, и фыркнув, Тай’джин тоже начинает хохотать. А ведь Ру, демоны его побери — прав! В таком случае, они все, те ещё извращенцы в понимании зандалари. Так вот почему иногда за трапезой… Эти выпученные глаза, придушенный кашель и косые взгляды… Ах-ха-ха-ха! И все «вежливо» молчали, пока не психанул влюблённый матросик! Вот смеху-то!       -Капитан! Я весь ваш! Давно и бесповоротно! — пылко клянётся, закатывает глаза Ру’тендо, подражая актёрам припортовых балаганов. -О, мой капитан! Моё сердце трепещет!       -Ру! Заткнись — разрази тебя гром! — стонет, утирая весёлые слёзы второй капитан.       -Ну же… Прекрати дорогой… Нам пора на инструктаж! — галантно подставляет руку кренделем Тай’джин, и Ру’тендо, уже сипя от смеха, ухватывается за своего капитана.       Продолжая похохатывать, начальство спешит в отсек отведённый абордажной команде. Как бы и впрямь чего не вышло…       Обстановка в кубрике царит напряженная. На челюстях играют желваки и брови многих рубак нахмурены. Одного из них оскорбили. Да кого?! Жизнерадостного, непоседливого Ки’тани — добрую душу. Смолчи сейчас, а завтра, ещё кого поносить начнут? Ну уж нет! Такое спустить — никак не возможно! Парень ни с кем руки поясом не окручивал, и ничего не нарушил. Он свободен и сам решает, с кем делить постель и когда. Обозвать воина — шлюхой?! Да за такое…       Кажется они вовремя. Оглядев сжатые челюсти и недобро прищуренные глаза, Тай’джин пускается в объяснения. Так мол и так — и вот так вот получилось. Заканчивает он на весёлой ноте, измышлениями вожака об их всеобщем обручении по незнанию. Команда молча переваривает услышанное. Лица смягчаются. Через некоторое время раздаются отдельные смешки, и скоро вся банда начинает раскачиваться в буйном веселье. Все начинают припоминать кто, кого и когда кормил с рук. Отовсюду раздаются взрывы хохота. «Однодырышник», «благоверный» и «хахаль» — слышится со всех сторон. У некоторых обнаруживаются сразу несколько «супругов», и у их «супругов» тоже оказываются свои «супруги». Веселье идёт ещё шибче и некоторые уже рыдают, катаясь в припадке от смеха. Кто-то очень добродушный и подельчивый в «панике» умоляет пощадить, ибо его на всех «супругов» не хватит! Новый взрыв смеха… Кого-то уже повалили и требуют исполнить супружеский долг. Вот прямо здесь и сейчас! Ишь — год отлынивал! Снова хохот… Ватага вовсю резвится, всячески и с удовольствием обыгрывая новую информацию. Из такой безделицы — такое извращенство удумать! Ну — зандалари!       Капитан с вожаком переглядываются, облегченно улыбаясь. Там где царит веселье, злобе нет места. Парни быстро ярятся, но если их отвлечь… Задумка сработала и теперь крови Умези «детям джунглей» уже не так хочется. Ну не разобрался, ну вспылил — с кем не бывает. Смешно однако! Вот так порядки у союзников!       Даже Ки’тани, забившийся в уголок к Бон’гани поближе, тихо прыскает и кривовато улыбается. Да — смешно конечно. И было бы ещё смешнее, если бы его не касалось… А так… Умэ ему нравился. Очень.       Поняв это, Тай’джин манит парня к себе. Он думает, что им стоит подышать на палубе свежим воздухом и поговорить… Подпихиваемый названным братом, воин молча поднимается и следует за своим капитаном…       Назад, к Бон’гани, Ки возвращается немного успокоившимся и повеселевшим. Улыбающимся.

***

      Вернувшись к себе, Рез’окун первым делом замечает позабытую в спешке треуголку второго капитана. Взять в руки или нет? А вдруг Тай’джин сейчас за ней вернётся? А он со шляпой в обнимку?! Нет, так не годится… Нужно напомнить о ней и пригласить к себе. Они ведь ни бутылку, ни партию не закончили…       Рез’окун решает сначала подняться на мостик. Нет, он не торопится за вторым капитаном — отнюдь! У него тут дела. Важные! Что бы чем-то себя занять, разволновавшийся капитан заводит разговор о каких-то безделицах с удачно подвернувшимся штурманом, подошедшим скорректировать курс. Обсуждая силу ветра и приятную погоду, тролли вздрагивают и оборачивается на громкий взрыв смеха. Смеётся помощник второго капитана. Потом он что-то произносит, склонившись к уху тёмного охотника и лупит его по плечу. Тай’джин сначала замирает, а потом тоже начинает весело хохотать. Насмеявшись, второй капитан «подаёт ручку» своему старпому, и соплеменники, как заправская парочка, направляются к «логову» абордажной команды.       Это ещё что такое?! Вот значит как. Под ручку?! Он переживает из-за нависшего дипломатического скандала, а этим «дикарям» и горя мало — изумляется Рез’окун. Тай’джин что думает, что он шуганул своих парней и всё завяло? Не-е-ет. Капитан видел взгляды некоторых головорезов. Таким легче чужую глотку перерезать, чем пальцы на своих руках сосчитать. Неизвестно кем им приходится Ки’тани, но так просто — они вряд ли отступятся… Ну матросик, ну удружил…       Пока капитан переваривает увиденное, «парочка» спускается на нижнюю палубу, к матросскому кубрику. Нет, за Тай’джином он не пойдет. А пока второй капитан у своих… Быстро откланявшись, Рез’окун возвращается к себе и закрыв дверь на засов, аккуратно берёт треуголку за самые краешки полей и внимательно рассматривает. Обычная, видавшая виды кожаная шляпа. В меру потрёпанная и «просоленная». Дань веяниям «международной» моды. Подобные головные уборы он видел у многих представителей Альянса. Как ни странно, особенно их любили хумансы, хотя им-то чего? Ладно тролли, эльфы и прочие «ушастые» расы. Им оно конечно удобно, подогнутые поля. Но вот людям с их «обрубками» — какая разница?! Разве что с головы не так сдувает…       Капитана тянет примерить, но он вовремя себя осекает. Останется запах. Не надо. Джунглевые тролли чуткие — начнутся расспросы, может даже подколы. С Тай’джина станется, никакого понимания и уважения к рангам! Да и не это, честно сказать, его интересует…       Рез’окун приближает внутреннюю часть шляпы к лицу и мощно втягивает воздух. О-о-о-о… Вот чего ему не хватает. Вот что его заводит! Запах тёмного охотника! Капитан с тихим стоном выдыхает и снова, приоткрыв рот, втягивает воздух… Какой дивный запах! И ведь это только шляпа… А как же пахнет сам Тай’джин! Его кожа, его волосы… Ох, эта его аквамариновая копна кос! Как же хочется зарыться в неё лицом!       В паху начинает приятно тяжелеть…       «Извращенец!» — фыркает внутри капитанского сознания ехидный голосок. «Чужую шляпу нюхаешь! Дожил! А дальше чего? Исподнее у Тай’джина сопрёшь? А? А потом тереться о него будешь? Что?!»       Предки-заступники! И правда — чего он творит? — виновато дергается Рез’окун, но шляпу из рук не выпускает. Немного будет им пахнуть? Не беда! Она ему мешала и он её переложил. Всего-то. Придумав внятное оправдание, капитан веселеет. Он только ещё разочек вдохнёт, что бы поточнее запомнить запах.       «Ну-ну… " — продолжает ехидствовать зловредное естество. «И кого дурить вздумал? Меня? Себя? Нас? Так будешь подштанники воровать? А? Извращенец? А кстати — есть что воровать? Он их носит? Или так — на голое тело? М-м-м?.. "       Носит ли Тай’джин белье под своими облегающими кожаными штанами? А под парусиновыми бриджами? О! Это интересный и волнующий вопрос…       «Так спроси! Не мучайся! " — насмешливо хмыкает голос. — «Его вряд ли этим смутишь. Может ещё и покажет. А то и расскажет с кого их добыл. С него станется. А ты — успокоишься. Озабоченный…»       «А кстати, видал — как он со своим вожаком мало не обнимался у всех на глазах? А как они «под ручку» ушли? А? Видал?» — почуяв слабину, начинает наседать «ехидна». -"Ты тут мнёшься, о шляпу тереться готов и кончать от его запаха, а он? Ему вот — не скучно, по всему видать! Что у него с этим жутким типом? Не тяни кэп, упустишь…»       Вспыхнув, капитан тянется положить шляпу на стол, но передумывает. На его сундуке она красивее смотрится. Естественнее. По-домашнему. Как будто Тай лишь на минуту вышел и сейчас вернётся. «Его» Тай…       Устроившись за столом, капитан Рез’окун подперев подбородок, с мечтательной улыбкой смотрит на лежащую на его сундуке треуголку. Скорее бы ужин…