Бурные воды и тихие гавани капитана Рез'окуна.

      Рез’окун стоит на капитанском мостике, глядя на приготовления к вечерней пирушке. После дневных событий он сомневался, стоит ли позволять команде принимать спиртное. Горячих голов на корабле и так хватало, особенно среди абордажной команды Черного Копья. Да разрази их гром, ВСЯ команда союзников была абордажной! Джунглевые тролли были любопытны, быстро учились, прилежно выполняли все поручения, но все же опыта хождения на таких сложных судах у них не было. Зато они отменно плавали, бесстрашно работали с такелажем на любой высоте, и в любых джунглях чувствовали себя как дома. А уж то, что бывшие пираты были превосходными рубаками, и ещё лучшими мародерами — и говорить не приходилось.       Поэтому опасения капитана были весьма оправданны и совершенно понятны Тай’джину, которому все же удалось убедить Рез’окуна позволить парням отпраздновать удачную «экспедицию». Неизвестно, позволил бы Рез’окун подобное кому другому, но когда Тай’джин незаметно сжал плечо зандалара и прошептал в ухо: -Доверься, я разберусь… Под мою ответственность! — капитан не смог отказать.       Рез’окун четко отдаёт себе отчет в том, что опыта по разрешению подобных конфликтов у него немного. В этом, моноэтническая империя Зандалари сыграла с ним злую шутку. Тёмный охотник явно был более привычен к разношерстной и разнокультурной команде, поэтому капитан счел не зазорным перенять полезный опыт. Лично он видел всего один путь: застращать команду приказами и наказаниями, что бы и мыслей о междоусобице не возникало. А по приходу в родной порт подать рапорт о происшествии. Тогда Умензи возможно казнят, союзников переведут на другой корабль и он навсегда потеряет даже призрачный шанс познать Тай’джина поближе. Такого исхода Рез’окун не желает всем сердцем и если можно решить как-то по другому…       Капитан уступил и сейчас наблюдает как экипаж занимает места на палубе, раздумывая над просьбой тёмного охотника не наказывать Умензи. А также не позволять этого делать шкиперу, взбешённому поведением парня. В конце концов, это именно желторотый матрос заварил всю эту кашу. Поэтому, по мнению шкипера Чидженды, получить с десяток плетей, а после вместо «праздничного» ужина выдраить нижний трюм, вполне заслуженное наказание, и даже — минимальное. Уставные плети за учинённую свару и мытьё трюма, ещё никто не отменял. Хорошо еще, что Тай’джин мягко обошел дипломатическую составляющую этого безобразного скандала. И все же капитана разбирает нешуточное любопытство, что же придумал этот непредсказуемый тролль. К своему огорчению, Рез’окун видит, что экипаж больше не сидит смешано, по приятельству. Теперь, Черное Копье сидит напротив зандалари.       «Как противоборствующие стороны в игре.» — с горечью думает капитан. «Так работать нельзя.» Их жизни зависят друг от друга и общей слаженности.       Из-за всех проволочек, ужин начинается достаточно поздно, поэтому палубу с двумя группами троллей и длинным рядом всяческой снеди между ними, освещает уже закатное солнце. Обещанные бочки тоже выкачены. Судно уже в родных водах, несколько раз после обеда они замечали сторожевые зандаларские корабли и всадников на терродактилях, поэтому можно немного расслабиться. Паруса лениво обвисли, к вечеру ветер стих, и на море воцарился штиль вкупе с великолепным закатом. Самая погода для дружеской попойки. Но дружбой на палубе пока и не пахло. Накрученный командирами экипаж был напряжен и преувеличенно вежлив, стараясь даже не обращаться без причины к другой стороне.       «Как на проклятом приеме!» — с раздражением подумал Рез’окун, которому по долгу службы иногда приходилось присутствовать на подобных сборищах аристократии. Как же он их ненавидел — эти чопорные приемы! «Интересно, как бы там вёл себя Тай’джин?» Ему почему-то представился теневой охотник в своей невозможной шляпе и расстегнутом кожаном колете на голое тело. Как он фланирует между группками аристократов и вставляет язвительные комментарии, а также время от времени хлопает по плечам или в своей излюбленной манере, пихает кого-нибудь локтем под ребра в подтверждение своих слов. В руке — емкость побольше с горячительным. Позвякивают связки амулетов и подвесок на загорелой шее, лукаво щурятся глаза… А уж морды аристократов от такого обращения…       Картина была настолько яркой и живой, что Рез’окуну пришлось прикусить внутреннюю часть щеки что бы не начать идиотски ухмыляться. Предки, что с ним?! О чем он вообще думает, стоя в шаге от дипломатического скандала и поножовщины посреди моря?! Неужели это так Тай’джин на него повлиял? Перед ним серьезные дела творятся, а ему полуголый второй капитан мерещится и хаханьки! Сидя во главе импровизированного стола на циновке, зандалар поискал глазами без вины виноватого Ки’тани. А, вот и он — сидит тихонько среди своих соплеменников. Непривычно не слышать веселый голос и заливистый смех этого красавчика. И когда Рез’окун успел к нему привыкнуть? Жалко парня, ни за что обидели. И себя жалко — так хорошо сидели с Тай’джином, такие надежды были… И да благоволят Лоа тем, кто в свое время придумал не брать женщин в корабельные команды! Если из-за двух матросиков такая катавасия, страшно подумать что бы было, будь на судне женщины!       Капитан не знал, что Ки’тани не хотел идти на ужин и просился смотровым в «воронье гнездо», но Тай’джин не позволил. Его молодой тролль ослушаться не посмел и сейчас понурившись, сидит рядом с Бон’гани, тихо страдая от общего внимания и участия.       Тай’джин тоже все подмечает, сидя среди соплеменников. Конечно, Рез’окун хотел что бы он сидел рядом с ним, по протоколу он второй капитан и представитель Орды, но охотник убедил зандалара что этот вечер ему лучше провести среди своей банды. У него есть план и он должен проследить за его исполнением.       Солнце почти касается спокойной, похожей на темное стекло, водной глади. Оно переливается расплавленным золотом, бросая последние блики на воду и окрашивая горизонт изумительными переливами фиолетового, багряного и розового. Наступают бархатистые, тропические сумерки и зажигаются первые звезды. На палубе становится темновато. В общем, троллям неплохо видевшим в темноте это не особо мешало, но для исполнения плана не подходит, поэтому Тай’джин приказал зажечь масляные лампы и принести пару угольных жаровен, чем заинтриговал Рез’окуна еще больше. Холодно-то уж точно не было.       Трофейный эль и вкусная еда все же сделали свое дело — команда немного расслабилась. Иногда даже слышались тихие восклицания и смех. С таинственной ухмылкой, тёмный охотник сходил к себе в каюту и вернулся с небольшим кожаным мешочком. Присев перед жаровнями, он бросил на угли по паре пригорошней какой-то молотой травяной смеси. Взвились белесые клубы дыма с серебристыми, посверкивающими звездочками-блестками, терпко и пряно запахло специями и травами. По рядам Черного Копья прокатился восхищенный, радостный вздох. Зандалары же с интересом принюхивались к новому, необычному запаху. Смолкли немногочисленные разговоры — вся команда вдыхала серебристый, пряный туман. Общую благостную тишину вдруг нарушил чей-то тихий, восторженный голос:       -Ох, Лоа, луна-то какая!       И правда, сияющая серебристо-жемчужным светом полная луна была поистине огромной. Маленькая луна — Дитя, ещё не догнала Мать и та величаво выплыла на безоблачное небо в одиночестве, затмевая своим свечением россыпь по-южному крупных звезд. Весь экипаж задрал головы в восхищении глядя на луну. Некоторые, без затей, просто завалились на спину и счастливо улыбаясь, пялились в звездное небо. Рез’окун обнаружил, что также улыбается и пялится вместе со всеми. На душе было непривычно спокойно, в ней стоял такой же штиль как и на море. Рез’окун решил, что хочет, что бы это никогда не кончалось. Раздоры, войны, политика — к морским демонам все это, если можно вот так лежать погружаясь в звездное небо, плывя по нему, купаясь в лунном сиянии. Ах, если бы еще лежать на коленях у Тай’джина…       -Капитан… Капита-а-ан! — Из блаженной нирваны Рез’окуна вывело осторожное прикосновение к его лицу, плавно перешедшее на чувствительное ухо. Сфокусировав взгляд, Рез’окун увидел перед собой блестящие янтарные глаза. Тай’джин… На губах лёгкая улыбка, а в чуть расширенных зрачках раскосых глаз пляшут весёлые демонята.       -Как тебе мое вуду, капитан? — тихо, со смехом спрашивает охотник.       Вуду — не вуду… Все чего сейчас хочет Рез’окун, это схватить второго капитана за уши и завалить на себя, втянув в страстный, глубокий поцелуй. А потом перевернуться и подмять… Секундочку. Он что — лежит?! Годы муштры и тренировок не прошли даром, капитану удается взять себя в руки и сесть, оглядывая экипаж. Лежал не он один, большая половина команды валялась на палубе блаженно пялясь в небо.       -Ч-ч-то это? Как? — заторможено вопрошает зандалар. Воин глубоко в его душе паникует, понимая что сейчас его команда полностью беспомощна и с ними можно делать что угодно.       -Не переживай, мон! — хмыкает Тай’джин, беззаботно помахивая рукой и запрокидывая голову к звездам.       -Парням нужно было расслабиться, я и помог. Сейчас кое-чего добавлю, и это пройдет. Я еще не закончил… — проказливо усмехается охотник, поднимаясь и отходя обратно к жаровням. Слышится тихий треск и шипение. Запах немного изменился, в голове будто просветлело, но спокойствие никуда не делось. Капитану просто покойно и хорошо. Век бы так…       Кто-то из островитян затянул негромко песню. Прислушавшись к исковерканному зандали, Рез’окун понял что вроде бы знает ее. Это старинная песня про родной дом, семью и ждущую рыбака любимую. По крайней мере мелодия была такой же. Несколько голосов подхватили и песня поплыла над водной гладью, что-то задевая и пробуждая светлую грусть в душе. Зандалары зачарованно молчали слушая, слишком разнилось произношение, что бы подпевать не испортив мелодию. Но вот последние звуки припева угасли и вдруг другой голос, на правильном зандали запел про встречу с любимой после разлуки. Теперь молчали соплеменники Тай’джина…       После нескольких смен поющих, второй капитан что-то шепнул Бон’гани и тот метнулся в кубрик, вернувшись с парой небольших барабанов и связкой чего-то похожего на ракушки или скорлупки. Барабаны быстро разобрали и вот уже над водой несется более быстрая, ритмичная песня-просьба к духам о удаче в бою. Некоторые из островитян начинают отстукивать ритм прямо по палубе, придавая музыке физическое воплощение в вибрации. Рокот нарастает, ракушки шелестят. Сразу несколько голосов начинают просить Ки’тани спеть ИХ песню. Тот упрямится, но после кивка Тай’джина сдается и задорно начинает. Чем больше слушают зандалари, тем шире раскрываются их глаза. Песня действительно еще та: на примитивном, грубом зандали в ней предлагается собраться всем племенем и пойти в набег на своих врагов-соседей. Всех пленных, от мала до велика, ритуально убить и сжечь; лучших воинов съесть что бы перенять их силу и доблесть; добро побежденных забрать, дома и все что горит — сжечь, а все что не сгорит — разнести топорами и дубинами. В общем — под корень, что бы и памяти от противников не осталось. Теперь — это их территория!       Грохот нарастает, ритм убыстряется и Рез’окун чувствует что и сам уже готов вскочить и нестись на неведомого противника карающим вихрем. Варварские барабаны будят в зандалари что-то древнее, полузабытое… и вот начинают разгораться боевым воодушевлением глаза, а руки сами начинают отстукивать ритм. Некоторые не выдерживают и вскоре появляется круг танцующих, причем как с удивлением замечает капитан к ним присоединяются и зандалари — команда снова смешалась. Танец объединил всех троллей.       -Не волнуйтесь капитан, мы так уже давно не воюем. — с улыбкой замечает снова присевший рядом Тай’джин. — Вол’джин запретил, когда мы вступили в Орду. А вот петь — не запретил! Это — наше прошлое! И есть врагов тоже запретил, ну кроме может — гномов… С рисом и правильными травами уж больно хороши…       Рез’окуна передергивает, как только он представляет груду душистого, желтого, с шафраном и жгучим перцем риса и торчащей из нее пухлой гномьей рукой. Заметив это, Тай’джин весело хохочет.       -Вы сначала попробуйте капитан, я вас уверяю! Сначала вы все съедите, а переживать будете уже потом! Ну так как, сходим на охоту по приходу в порт, может удастся добыть парочку? — скалиться ему в лицо охотник, попутно дружески хлопая по плечу. Рез’окун не знает что ответить, он что — серьезно? Или это все же шутка? А вдруг и правда — серьезно?! Зандалар вдруг ловит себя на мысли, что морально готов отправиться с Тай’джином куда угодно и может даже на охоту. И возможно даже на гнома. И если он не будет видеть процесс приготовления… то кто знает… Ведь это приготовит сам Тай’джин… Великие Лоа! Снова?! О чем он думает?! О поедании разумных? Шутит тёмный охотник или нет, но он-то! Он только что вполне серьезно обдумывал этот вариант!!! Предки свидетели, этот невозможный дикарь сведет его с ума! А может и уже свел…       Окончив свою разудалую песню, Ки’тани не удержавшись присоединяется к танцующим, которых становится все больше. Кто-то из зандалари приносит несколько пан-флейт и свирель. Музыканты объединяются и теперь музыка напоминает веселый горный ручеек, так и зовущий пуститься в пляс. Умензи тоже не прочь потанцевать, но застывает на месте не в силах оторвать глаз от Ки’тани. Такого танца он никогда не видел: руки, плечи и бедра ткут незримый, чарующий узор. Движения то плавные, расслабленные, то убыстряются до резко-ритмичных — в такт музыке. В танце от грациозного Ки’тани веет дикой свободой и очарованием. Нет, Умензи не пойдет танцевать. Он будет наслаждаться волшебным зрелищем, стараясь запечатлеть в памяти каждый момент чужого танца. Да и не умеет он — вот так…       -Ох, Предки! — тихо смеется рядом Тай’джин. — Вы и в танце маршировать готовы! Зануды.       Рез’окун действительно замечает отличие в структуре танца разных народов — гибкие и тонкие по сравнению с зандаларами, Черные Копья танцуют каждый сам по себе, в то же время удивительно вплетаясь в движения соседнего танцора. Зандалары же танцуют слаженно. Движения знают все, поэтому стараются синхронизироваться с соседом. Выглядит довольно внушительно, эдакая напористая шеренга. В танце сутулость «младшего» народа исчезает и видно что они все же выше союзников, хоть из-за менее плотной мускулатуры и кажутся намного изящнее. Капитан вспоминает, что где-то слышал, что джунглевые тролли — самые мелкие и субтильные из «молодых» племен. Впрочем, он готов поклясться чем угодно, что их это не портит. Чем слабее — тем умнее, с этим он уже сталкивался не раз. А в уме, хитрости и свирепости, Черные Копья — ничем не уступали, а то и превосходили иные племена которые он знал.       -Может присоединимся? — весело щурится и приподнимает брови, кивая в сторону танцующих, охотник.       -Не по Уставу… — вздыхает Рез’окун, в душе благодаря того, кто этот Устав придумал. Еще не хватало ему обкурившись, скакать с командой по палубе. Но вот поглядеть на танец Тай’джина…       -Но к тебе ведь Устав не относится. -коварно добавляет зандалар. -Так что если есть желание…       -Есть, как не быть! У нас командир завсегда со всеми и впереди — иначе съедят и выберут другого! — бодро рапортует Тай’джин, и в несколько прыжков оказывается в круге танцующих. Команда почтительно расступается, образовывая круг, в который шебутной капитан мгновенно вытаскивает за руку слегка обалдевшего от такой чести Ки’тани. Барабаны на секунду замолкают, а потом начинают новую мелодию. Чуть позже, поймав ритм присоединяются зандалари. Тай’джин начинает первым, а Ки’тани, внимательно глядя на старшего начинает зеркально повторять движения. Поймав ритм друг-друга, тролли зажигают. Черные Копья разражаются восторженными воплями и начинают хлопать в ладоши, зандалари не отстают.       Рез’окун не отрываясь смотрит на вытанцовывающую с дикой грациозностью пару. И внезапно, с изумлением чувствует что страшно хочет на место молодого воина. Хочет отринуть все эти, демоны их побери — «приличия» и «уставы». Раствориться в танце под полной луной и ритмичный бой барабанов. Лоа всемогущие, что намешал в свое зелье тёмный охотник, если его так пробрало?! Но за этой мыслью следует другая, которой он поражен еще больше: а пофиг ему — что! Чем бы он не надышался — так хорошо ему не было уже давно, а может и вообще не было. Но танцевать он все-таки не будет, и не потому что не хочет, а потому что ТАК он не сумеет никогда.       Умензи, помня совет второго капитана — проявить терпение, старается не приближаться к Ки’тани. Не смущать его лишний раз при всех. Но оторвать взгляд от танцующей пары, он не в силах. В голове не укладывается, как командир может вот так, на равных отплясывать со своим воином. При чем для Ки’тани это совсем не удивительно. Он конечно старается не сбиться, не подвести партнера — но и только. «Они совсем другие…» — с горечью думает зандалар. «Такие… Такие свободные.» Теперь он еще четче понимает, насколько нелепа была его вспышка ревности и насколько жестоко он обидел своего Ки’ту.       Танец кончается, замолкают барабаны и стихают флейты. Усталые и довольные, танцоры вываливаются из круга отдохнуть и промочить горло. Скосив взгляд на Умензи, Тай’джин начинает что-то тихо говорить ничего не заметившему Ки’тани. Тот кивает и начинает собирать со стола лакомства в холстину, увязывая в узелок. Прихватив по дороге небольшую флягу, он выходит из освещенного круга. До Умензи наконец доходит — охотник попросил отнести еды впередсмотрящему. Кажется сегодня это кто-то из Черного Копья. Умензи в курсе, что двадцать моряков-зандалари в общем празднике участия не принимают, и так же несут свою службу. Некоторые даже вызвались сами. Честно говоря, он сильно удивлен что не попал к этим «счастливчикам». Его даже не наказали. Никак. От раздумий, матроса отвлекает легкий тычок проходящего мимо охотника. Тай’джин приподнимает бровь и выразительно кивает вслед ушедшему Ки’тани. Лоа, какой же он идиот! Благодарно глянув на ухмыльнувшегося охотника, Умензи срывается с места…       На палубе уже никого, но с вершины фок-мачты слышится веселый разговор и насмешливое фырканье Ки’тани. Парень явно делится впечатлениями от танца с капитаном. Умензи замирает в ожидании, лихорадочно подбирая в уме слова извинений. Как донести до смертельно обиженного воина что ему жаль, что он был кругом неправ, что никогда такого не повториться и что Ки — самое дорогое для зандалара существо на всем белом свете. Уж Тай’джин бы знал что сказать, вздыхает Умензи, но тут же одергивает себя. Как в душу наплевать — тут Тай’джин ему не был нужен! Так что сам, сам! От своего сердца нужно подбирать слова… Но умного и складного ничего в голову как назло не приходит. Зато приходит идиотская мысль, что легче было бы отрубить себе руку, что бы показать как ему жаль. Ну не кретин?! Его после этого спишут на берег отращивать новую и обратно уже ни за что не возьмут, кому нужен псих на корабле? Да и Ки’тани твердо уверится что он — таки больной на голову. Предки, что за чушь лезет в голову. Или это эффект от «благовоний» Тай’джина? Забористая надо признать штука.       Сверху раздается последний взрыв смеха, и становится слышно как Ки’тани, напевая под нос, начинает спускаться. Парень спрыгивает на палубу, снова попадая под власть музыки. Покачивая плечами и бедрами он делает несколько шагов к освещенному кругу.       -Ки’тани… — от неожиданности тролль шарахается назад, врезаясь спиной в мачту, настороженно глядя на медленно приближающегося зандалара. Умензи с горечью видит как напряжен воин, как недоверчиво щурятся и стреляют по сторонам, выискивая пути отступления глаза. Лоа, он его что — боится?!       -Ки’тани я… Прости Ки’та! Я идиот! — внутри все сжимается, а слова с трудом исторгаются из пересохшего горла.       Как объяснить, как донести до Ки’тани почему он так резко отреагировал? Только сейчас, глядя на танец капитана с матросом, Умензи понял какая пропасть между их мирами. Потеряй он родителей будучи Черным Копьем — его бы вырастило все племя и внимания ему перепало может и больше, чем тем, кто имел одних мать и отца.       Кастовое общество зандалари предоставило ему выживать самому, у самого подножия иерархической лестницы в припортовых трущобах. По малолетству, он не вполне даже понимал и помнил чем занимались его родители. Сейчас он знал только то, что они были бедны. От них остался только маленький золотой медальон, который забрал из-под секретного камня малыш Умензи, покидая полуразвалившуюся хибару, и который хранил как зеницу ока. В целом, обществу не было дела до осиротевшего троллёнка, хотя иногда сердобольные женщины и подкармливали его. Но в трущобах все так или иначе выживали как могли. Немного легче стало, когда он познакомился с Жинги. Таким же сиротой — только старше на пару лет. С тех пор они стали неразлучны и вместе делили все радости и горести своей нелегкой сиротской доли. Вместе добывали или воровали еду. Вместе получали за воровство и всегда делились друг с другом последним. У Жинги была мечта — стать моряком, этим же он заразил и Умензи. Ну, а что: тебя кормят, дают кров над головой, работу, платят деньги — это ли не роскошь?! Так, мечтая, оба мальчишки понемногу взрослели. Вскоре подросшего Жинги на берегу держал только младший товарищ, он поклялся что на корабль они попадут только вместе. Жинги даже нашел капитана, который согласился взять обоих подростков юнгами, и они действительно ступили вместе на борт большого торгового судна. Юнгой Жинги пробыл неделю, пока не лопнула пара тросов и паллета, груженая ящиками с железными слитками не рухнула на причал… В первое плавание, раздавленный горем Умензи отправился один. И оставался один все последующие годы, меняя только суда, пока не дослужился до чести быть принятым в команду капитана Рез’окуна матросом и где судьба свела его с жизнерадостным, неунывающим Ки’тани. Характером, этот смешливый синекожий варвар-корсар с чучелом попугая на наплечнике, до боли напомнил Умензи его погибшего друга Жинги. Дитя войны — не знающее стыда, свободный и дерзкий, Ки’тани спешил жить и этим восхитил, и покорил сердце молодого зандалара. Потому-то, страшась потерять только обретенную любовь и родное существо, кинулся раненым дьявозавром на веселящихся друзей. Защищать своё…       Да — импульсивно, да — глупо, да — жестоко…       Все это Умензи знает и ощущает. Но вот как передать сумбур своих чувств, зашоренный обычаями, правилами и приличиями — совершенно не представляет. Поэтому и мнётся сейчас, невнятно извиняясь и запинаясь, с горечью осознавая — что и сам бы, наверное, не поверил в такой лепет.       -Я… испугался… Прости! Я не должен был… Я ни слова больше… Ки’тани! Пожалуйста… — молит Умензи, не находя в себе решимости взглянуть на любимого. — Я без тебя остаться испугался. Поэтому… Ну хочешь — побей меня… Я виноват! Очень. Ужасно! Ки’та… Ки…       Наконец задохнувшись, он замолкает и вскидывает глаза на своего обиженного парня. Золотистые глаза смотрят недоверчиво и внимательно, а ведь недавно были такие ласковые, теплые и родные… Ки’тани стоит молча, все так же прижимаясь спиной к мачте и внимательно глядит на запинающегося, терзающегося виной зандалара.       -Я верю Умэ… Вижу, что ты не со зла. Но… все не так просто… Ты при моих меня оскорбил, понимаешь? Бон’гани слышал, все слышали… — тихо произносит Ки’тани. — Лучше бы ты меня в трюм затащил и ударил… выматерил… но без свидетелей. Я бы выслушал, объяснился, простил. А так… У нас за такое оскорбление — смерть. Я постарался объяснить что мы разные, что ты не так всё понял… Тай’джин тоже сказал… Перед ним очень стыдно, не знаю как извиниться… Он всегда так добр ко мне. Заботится.       Умензи прислушивается, боясь пропустить хоть слово в тихом, сбивчивом шёпоте. Ударить Ки’ту?! Немыслимо, он никогда бы так не сделал! «Ты сделал хуже!» — хмыкает внутренний голос. Но Ки’тани все же ему верит! Не сильно обижается! Обруч стягивающий грудь и пережимающий сердце — исчезает. Его Ки — ему верит!!! Но вот его банда… Ки — не одиночка, как Умензи. Он часть племени. И теперь вся ватага Черного Копья злобится на зандалара. Как доказать им всем, что ему искренне жаль?!       -Ки, как мне извиниться перед всеми? Пускай побьют меня если хотят — как угодно. Если не убьют — я согласен, не буду сопротивляться… Перед Тай’джином я уже извинялся, если надо — опять пойду. Тебе стыдиться нечего, ты ни в чем не повинен… Да и не злится он на тебя, вон как танцевали сегодня. Я и не знал что ты так умеешь, слов нет — как это было… — горячо убеждает Умензи, делая маленький шаг к замершему Ки’тани.       -Глупый, глупый зандалар… — грустно улыбается тот, покачивая головой. — Не понял, не заметил… Ты думаешь, я за нашу глупую ссору не знаю как извиниться? Тай’джин умный, он все понимает. Я не знаю как сказать, что мне жаль, что мы прервали их с капитаном Рез’окуном… Ты видел откуда он спрыгнул и как был одет? Вот за это мне стыдно. Мы помешали…       Умензи застывает, изумленно приоткрыв рот… Предки свидетели — он даже не думал об этом! Да, теперь он вспоминает: тёмный охотник спрыгнул к ним сверху, с юта, а туда он явно попал из капитанских апартаментов… И Тай’джин был без своей любимой шляпы и в расстегнутом жилете… И от него пахло ромом… Великие Лоа, какой же он кретин! Неужели Ки’тани сразу все понял? И в трюме он сидел не так злясь на тупого Умензи, как сгорая от стыда за то, что охотник вынужден возиться с их «проблемами»?!       -Я… Я не думал даже… Лоа, это ужасно!.. Как он меня не прибил? — чувствуя, что снова начинает терять почву под ногами, хрипло охает несчастный матрос. Извиниться? Как за такое можно извиниться?! Но он должен, обязан найти какой-то способ! Тай’джин был великодушен и к нему, оскорбившему его племя, его любимца — инородцу. Устроил встречу с Ки’тани…       -Ки, я придумаю как искупить свою вину перед капитаном Тай’джином. И перед твоим племенем… Я все сделаю! — тихо и твердо говорит Умензи глядя прямо в глаза Ки’тани.       -Я люблю тебя, Ки’тани из Черного Копья! Ты всегда был рядом в бою, всегда поддерживал и защищал! Я отплатил чёрной неблагодарностью и смиренно прошу прощения. Клянусь мощью штормов и бурь Шанго, такого никогда не повторится, пусть он утопит меня — если я нарушу клятву! Лоа и Предки свидетели — я люблю тебя, Ки’тани! — с последними словами Умензи бьет себя в грудь, и уверенно смотрит в расширившиеся от шока цитриновые глаза. На душе почему-то легко и спокойно. Так вот как живет Ки’тани — никаких намёков и двойных смыслов. Все просто и ясно. Что в душе, то и на языке. Ему нравится! Восхитительно!       Оба тролля стоят и молча смотрят друг на друга. Один — с замиранием сердца ожидает ответа. Другой — лихорадочно, пытаясь отойти от шока, ответ придумывает.       Да, к такому Ки’тани готов не был. К чему угодно — был, он даже опасался что Умензи вместе с извинениями попытается завалить его где-нибудь в укромном уголке. И если не лукавить, сам не знал — сопротивлялся бы он. Умэ ему очень нравится… Да чего там — до умопомрачения нравится! Но вот так, призвав Лоа, Предков и самого повелителя бурь Шанго в свидетели, объявить о своей любви к нему! Демоны знают, что там за ритуалы у зандалари, но в понимании Черного Копья это фактически брачный обет. Предки, что ему делать?! Одно дело пошалить к обоюдному удовольствию, и другое — обменяться нерушимыми обетами перед ликами Лоа. Он знает что влюбился в экзотичного зандалара. Влюбился в его добродушный нрав, крепкие плечи и загадочные, сияющие голубые глаза. Но они такие разные… Понимает ли Умензи сейчас ЧТО говорит, ЧТО предлагает? Или это просто вычурное извинение высоким слогом, на который зандалари такие мастера. Как бы он не пожалел о сказанном…       -Умензи… Умэ… Я не сержусь на тебя и давно простил. Я верю в твои чувства… — осторожно начинает подбирать слова Ки’тани. — Но ты говоришь серьезные вещи. Очень… Прошу тебя, подумай хорошо — этого ли ты хочешь? Дай нам и всем вокруг время. Пожалуйста… Лоа свидетели, ты мне нравишься… Очень. Но… дай время…       С этими словами, Ки’тани высоко подпрыгивает и ловко ухватившись за канат, перебирается на ванты, быстро карабкаясь наверх.        Умензи молча глядит ему вслед. Первым порывом становится догнать и прояснить непонятное, а непонятно — почти все, но кстати вспоминается совет тёмного охотника о терпении и зандалар заставляет себя расслабиться. Ки’тани не сердится, не отказал. Сказал что Умензи ему нравится. Очень. После всего, что он сегодня устроил — результат более чем! А он чего ждал, что гордый воин рухнет в объятия, с придыханием стеная что он весь — его? Как во второсортной любовной пьеске? Не-е-ет, его Ки’тани не такой. Что ж, ему нужно время? Оно у него будет. У Умензи тоже есть чем заняться, и начнет он пожалуй прямо сейчас!       Наплясавшись тролли возвращаются к «столу» подкрепиться и освежить горло. Слышны оживленные разговоры, шутки и взрывы смеха. Команда снова едина. Из темноты выступает Умензи и становится на конец противоположный тому, где сидит Рез’окун, «стола». Разговоры стихают и все с интересом смотрят на молодого зандалара.       -Я сегодня совершил ужасный поступок! — стараясь говорить в меру сил на высоком зандали, громко начинает Умензи.       -Я оскорбил того, с кем делю постель и кого люблю! Я оскорбил его брата! Я оскорбил его команду и племя! Я оскорбил его капитана, достопочтенного Тёмного охотника Тай’джина! Я опозорил себя! Я опозорил свою команду и племя! Я опозорил своего капитана, достопочтенного Рез’окуна! Я виноват перед всеми, и нижайше прошу прощения за свою глупость и скудоумие. Умоляю простить меня, Лоа мне свидетели — такого больше не повториться! — окончив свое покаяние, Умензи становится на колени и касается лбом пола, замирая в таком положении. Смиренно ожидая решения присутствующих.       На несколько секунд все замирают, осознавая необычное выступление. Такого не может припомнить никто из присутствующих, даже капитаны. В тишине раздаются негромкие хлопки. Кто-то из зандалари выражает поддержку соплеменнику. Вскоре вся зандаларская часть команды тихо хлопает. Тай’джин лукаво улыбается, глядя на Ру’тендо. Тот тоже облегченно улыбается в ответ и начинает тихо хлопать. Улыбается и Бон’гани. Черное Копье присоединяется. Извинения приняты — они больше не держат зла. Кивнув, Тай’джин встает, глядя на распростершегося ниц зандалара.       -Простил ли тебя Ки’тани? — громко и внушительно спрашивает второй капитан.       -Я просил прощения и Ки’тани простил мой проступок! — так же громко отвечает Умензи, ощущая огромную благодарность всем аплодирующим.       -Что ж, в таком случае племя Черного Копья не имеет претензий! — веско говорит Тёмный охотник, пристально глядя в глаза Рез’окуна.       -Мы благодарим за терпение и понимание сложившейся ситуации своих дорогих друзей и соратников из Черного Копья! — так же весомо и на формальном зандали отвечает Рез’окун, уважительно вставая.       -Давайте же все извлечем урок из сегодняшнего недопонимания! — напутствует капитан под усилившиеся аплодисменты. — Встань Умензи, на тебе более нет вины!       Рез’окун восхищен изяществом, с которым Темный охотник разрешил конфликт. И ведь что главное — все довольны! И он больше всех! Вот тебе и дикарь… «Мой дикарь…» — как-то по особенному тепло думает Рез’окун, упустив момент когда «его дикарь» снова что-то сыплет в жаровни. Лоа — что там он еще затеял?! Рез’окун глубоко вдыхает, отмечая приятный, сладковатый запах. Он полностью доверяет охотнику. Если тот считает что так нужно — что ж, сегодня его вечер…       -Вы довольны, капитан? — мягко осведомляется усаживающийся рядом Тай’джин. Счастливая команда доедает и допивает, уже вперемежку заполняя палубу. Музыканты наигрывают какую-то лёгкую, весёлую мелодию и снова образуется кружок танцующих. Теперь капитаны могут спокойно пообщаться.       -Это было великолепное решение! — искренне отвечает Рез’окун. — Признаться, сам бы я до такого не додумался… Что значит другой взгляд на вещи… Я восхищен!       -Я польщен, капитан. — радостно ухмыляется охотник, глядя прямо в голубые глаза. — Может повысим градус — поднимем парус? У вас в каюте остался ром?       Рез’окун не верит в то-что слышит… Тай’джин сам, практически прямым текстом предлагает удалиться в его каюту! Тяжело дыша Рез’окун вспоминает теплые руки касающиеся его лица и ушей. Это было взаправду или всего лишь греза, навеянная травами охотника? Он не знает, но он хочет это выяснить. Должен. Он точно должен знать чего хочет Тай’джин, и тогда он даст ему это! Плюнув на приличия, Рез’окун приоткрывает рот и глубоко вдыхает. Да! Вот оно! Темный охотник остро пахнет интересом, и сдержанным желанием. И он совершенно не пытается скрыть этот будоражащий букет. Феромоны буквально сшибают с ног, заглушая все остальные запахи. Рез’окун бешено кайфуя вдыхает еще и еще. Он хочет запомнить этот запах, как же он желал его ощутить! Это гораздо лучше шляпы! Он — точно для него! Заведясь, он не обращает внимания на просьбы предмета своей страсти.       -Капитан! Кэп! Прекрати! Стой! — трясет его с отчаянным выражением на лице Тай’джин. -Не надо, перестань ТАК вдыхать! Рез’окун…       -Лоа, какой идиот… — печально вздыхает капер, закатывая глаза.       Этого капитан уже не слышит, мягко заваливаясь назад, теряя последние проблески разума и погружаясь в спокойный, глубокий сон. Тай’джин тихо, разочарованно скулит, запрокидывая голову к безмятежной луне. Потом с грустью смотрит на стоящую неподалеку жаровню, этого он не учел… Не учел, что у Рез’окуна сорвет резьбу настолько, что он решит обнюхать его при всей команде и не просто обнюхать, а надышаться им. Ну и попутно снотворной смесью. Тай’джин тут решил что экипажу пора баиньки… Вздохнув, он оглядывается на команду. На них никто не обращает внимания, многие разговоры уже ведутся лениво, полулежа. Кто-то уже откровенно похрапывает. Что ж, хоть чучелком, хоть тушкой — он немного удовлетворит свое любопытство.       Отыскав глазами старпома Зикимо, охотник подзывает его и просит помочь доставить «малясь перебравшего» капитана в каюту…