Бурные воды и тихие гавани капитана Рез'окуна.

      Тёмные провалы окон и дверей молча глядят на маленький отряд, несущийся по пустынным, окрашенным лунным светом в сине-голубые тона улицам древнего города. Громкое дыхание разгоряченных бегом троллей эхом отдается от каменных стен. К удивлению Рез’окуна с ними вровень бежит и троица спасённых зандалари. Молодые и лёгкие на подъём, парни несутся не отставая. Думиза и двое начинающих охотников, Абиг и Веке, сами вызвались на поиски Тай’джина. Они должны отдать Долг жизни своим спасителям, ну и воинская слава, чего уж… Капитан не стал им запрещать, Долг жизни — святое. Имеют право! Думиза страстно желает показать, что он хороший воин. Его взяли в команду просто поверив на слово, и он это очень ценит. Он не подведет! Юные Абиг и Веке тоже показали себя хорошими охотниками. Запуганные подростки понемногу отошли от шока и с жаром влились в повседневную жизнь корабля. Тай их хвалил. Многие рыбины, попавшие на общий стол, добыты ими. Друзья буквально прикипели к лучшему охотнику и рыболову банды — Ки’мури, следуя за ним двумя хвостами и беспрекословно выполняя все поручения. И тот с показной суровостью, но удовольствием, возился с восторженными юными охотниками, делясь премудростями и отвечая на нескончаемый поток вопросов.       Рез’окун поражен, они уже некоторое время бегут по явно жилым кварталам с хижинами, возведёнными среди каменных развалин городских домов, но еще никого не встретили. Неужели все и правда на площади, как сказал Ки’тани. Какая беспечность! Пирамиду становится видно целиком, как только крохотная армия, состоящая из Чёрных Копий и десятка самых выносливых зандалари, выбегает к прямой как стрела улице, ведущей на центральную площадь города. По сравнению со столичными храмовыми комплексами, рукотворная гора невелика, но весьма внушительна, построена на века.       Не отрывая взгляда от озаренной двумя кострами вершины пирамиды, капитан несется во весь опор. «Тай! Тай! Мы идем! Держись!» — бьётся в голове. Бьют барабаны. На вершине, подсвеченные пламенем, видны силуэты. Но вот чьи — не разобрать. Никем не замеченные, тролли вылетают на открытое пространство и бросаются к бурлящей у подножия толпе. Они уже преодолевают половину пути, как вдруг с вершины пирамиды доносится истошный крик. Толпа разражается восторженными воплями. «Тай!» — последний раз бухает в голове. Это его голос! Не-е-т!!!       Радостно беснующееся на площади племя «Истинных» громогласно вторит крику жертвы. Начинают грохотать Большие барабаны. Господин возрождается! Великий Иму идет! Начинаются воинские пляски, женщины хлопочут у котлов с праздничным угощением. Несущихся по площади чужаков, ликующие аборигены замечают слишком поздно…       «Фадда!» — орёт Ки’тани, с рыком бросаясь на ближайших празднующих, сжимая свои топоры. За ним тенью несётся Умэ’ки.       «Капитан!» — выдыхает Ру’тендо, не отставая от молодого охотника и тоже врубаясь в толпу.       Черные Копья, сбившись в ощетинившийся зачерненной сталью клин врезаются в растерянных, не понимающих что это нападение и кто напал, троллей. Раздаются первые крики боли. Еще бьют барабаны, заглушая стоны раненых и умирающих. Барабанщики пока не видят, что происходит в задних рядах. Вспыхивает паника. Стоящие сзади женщины и старики начинают разбегаться. Их не преследуют, пробиваясь в подножию. Стоящие впереди воины оказываются зажаты между нападающими и громадой пирамиды. С вершины снова доносится отчаянный крик.       -Не ввязываться! Наверх! — рявкает Ру’тендо, сполна используя преимущество неожиданности и с налёту тесня подрастерявшихся местных. Серокожие воины ошарашенно подаются назад при виде синекожих, разрисованных черными полосами и с боевым раскрасом на лицах, чужаков.        Взревев, Ки’тани прыгает к стене щитов и лупит ногой по ближайшему. Воин подается назад от удара и в брешь тут же впивается топорик на длинной рукоятке. Слышится вскрик. К Ки’тани подлетает Умэ’ки, помогая врубится в ряды противника. Супруги впервые дерутся вместе, но вскоре подстраиваются друг под друга. Мощный зандалар с тяжелым абордажным тесаком берет на себя щиты, а быстрый и подвижный островитянин пользуясь любой щелью и брешью, орудует одним топориком, сменив второй на длинный кинжал. С другой стороны от Ки, издавая леденящие души вопли наваливаются Бон’гани с Уна’ти. Главное — пробиться к лестнице!       Капитан полностью согласен с Ру’тендо, сначала — Тай! Боги, как же он страшно кричал! Что с ним делают?! Жив ли?! Подхватив тяжелый деревянный щит одного из убитых и развернув его поперёк, Рез’окун напролом начинает продвигаться к ступеням, круша им направо и налево. Гораздо более мощный и высокий, он просто сминает более низкорослых и слабых серокожих воинов, заставляя их пятиться. Черные Копья сметливо уступают ему дорогу, занимая места по бокам, огрызаясь короткими контратаками, страхуя и прикрывая спину. Вперёд! Быстрее! Не останавливаться!       Наконец отряд пробивается к нижнему алтарю и сердце капитана замерев, пропускает удар — Нсия! С жертвенника на него смотрят остекленевшие, мутные, светло-серые глаза верного телохранителя. Еще одна загубленная по его вине, по его приказу жизнь… Отбросив измочаленный щит и выхватив свой любимый катлас, Рез’окун бросается вверх по ступеням. Он отомстит за друга и оплачет его. Но позже. Ему уже не помочь… Сейчас — Тай!       Местные же, немного опомнившись и видя свое численное преимущество, начинают понемногу наступать. Абордажная команда рыча и огрызаясь собирается у подножия лестницы, прикрывая достигших ступеней вожаков, многие уже тоже вооружились трофейными щитами. Их задача пока — удерживать подъём на пирамиду. «Истинные», видя свой численный перевес приободряются и начинают наседать, завязываются скоротечные стычки, как вдруг с края площади доносится слитный рев «Ахой!» — подоспели зандаларские моряки.        «Тай! Тай, мы идем!» — орёт Рез’окун поднимаясь огромными прыжками, перелетая за раз через несколько ступеней. За ним несется Ки’тани. Криков больше не слышно и это подхлестывает бежать еще быстрее. Почему Тай замолчал?! Они не могут опоздать! Предки, нет! Перед внутренним взором капитана встаёт алтарь с отрезанной головой: аквамариновые волосы струятся с края плиты, а приоткрытые янтарные глаза смотрят с немым укором: Что же ты… Не успел… Не спас… Я ждал… Нет! Не-е-е-т! Только бы Тай был жив! Ослепленный ужасом, капитан не заметив оскальзывается на масле, заваливается назад. Ки, скользя сам, с «хэканьем» ловит его за руку, таща на себя. Мгновение спустя, ему помогают Умэ’ки с Бон’гани, сзади подпирая зандалара. В их спины упирается изо всех сил Ру’тендо.       -Спасибо, парни! — выдыхает Рез’окун восстановив равновесие и немного сбавив темп, бросается дальше. Ещё пара ступеней и капитан может окинуть площадку взглядом. Головы на алтаре нет, зато есть «целый» Тай’джин, висящий на растянутых в стороны, привязанных к столбам руках. Лица не видно, его скрывают длинные пряди, выбившиеся из растрепанных кос, с вплетенными в них белыми цветами. И волосы, и лепестки забрызганы кровью. Кровью запятнана и плита жертвенника. Голова тролля бессильно мотается в такт толчкам пристроившегося сзади, разряженного в перья жреца.       На мгновение Рез’окун застывает, впитывая глазами ужасную картину, чувствуя как из глубин его естества поднимается дикий, необузданный в своём неистовстве гнев самца-собственника. Его Тай! Его любимая «зараза»! ЕГО! ТАЙ! Яростно взревев, зандалар в два прыжка преодолевает оставшиеся ступени. Навстречу ему кидается жрица, визжа и норовя вцепиться когтями в лицо, достать обсидиановым ножом. Не обращая на неё внимания, Рез’окун резко отмахивается и тролла катится по ступеням, оставив на руке капитана длинный, неглубокий порез. Там её встречают в тесаки Ру’тендо с Бон’гани. Визг обрывается…       С бешенным рыком, капитан рвется вперед и делает мощный замах своим тяжелым клинком. Слишком погрузившийся в выполнение повеления и долгожданное удовольствие, наслаждающийся наступившей сатисфакцией строптивому пленнику, жрец успевает лишь удивленно распахнуть глаза. Сила удара такова, что голову Изобы начисто сносит с плеч и она исчезает за краем площадки, оставляя на камнях шлейф из брызг крови. Лишенное головы агонизирующее тело, судорожно содрогаясь, медленно валится навзничь, орошая спину жертвы мутными, белесыми каплями и заливая камни фонтаном крови из рассеченных артерий. Не останавливаясь, Рез’окун с рёвом кидается к застывшим на дальнем конце площадки трём троллям. Главный охотник и пара то ли жрецов, то ли знахарей. Попытавшийся отбиться Буру умирает первым. Тяжёлый катлас просто разбивает на осколки большой обсидиановый клинок и разрубая плечо, ключицу и рёбра, глубоко врезается в тело. Старый охотник хрипя валится на камни.       -Бвонсамди!!! — ревет зандалар, кидаясь к оставшимся. Надо отдать им должное, тролли не бегут, встречая нападающего посохами. Острое навершие посоха одного из «жрецов» попадает на ороговевший щиток естественной защиты зандалара и спорснув, пропарывает плечо. Рявкнув, Рез’окун ухватывает посох раненой рукой и вонзает саблю под грудину промахнувшегося, побивая навылет между лопаток. Мощный пинок скидывает с лезвия бьющееся тело через край. Не выпуская посоха, капитан скалясь и прижимая уши поворачивается ко второму.       -Будь ты… — не успевает закончить серокожий, как тяжелая полоса остро заточенной стали глубоко, до скрежета по кости прорезает горло. Захлебываясь кровью и клекоча перерезанным горлом, тролль валится на колени и от толчка собственным посохом исчезает за краем площадки. За ним летит его посох…       «Зачистив» площадку и оставшись без противников, Рез’окун быстро поворачивается к перерезавшим веревки и осторожно сносящим с алтаря тело своего капитана, Ру’тендо с Бон’гани. «Фадда! Фадда…» — поскуливает Ки’тани, придерживая голову бессознательного охотника. Найдя чистый от крови «пятачок», Тай’джина укладывают на живот. Спина несчастного даже в неверном, мятущемся свете костров выглядит скверно.       -Тай! — мягко оттирая Ки’тани, бросается к супругу и падает на колени возле, капитан. Дрожащая рука гладит по волосам, силится найти бьющуюся жилку на шее.       -Он жив, капитан! Я проверил, — тихо говорит Ру’тендо, кладя руку на плечо зандалара. — А только, лекаря к нему надо… И побыстрее.       Рез’окун сидит возле лежащего в беспамятстве корсара, нежно держа и растирая безвольную кисть. Тай! Прости! Они спешили, но наверное могли еще быстрее… Неумолимый разум, не спрашивая, подсчитывает минуты которые они могли бы сэкономить что бы успеть. Получается прилично… Но кто же знал, что до этого дойдёт?! Прости… Рез’окун отрывает кусок подола своей безрукавки-поддёвки и с омерзением вытирает мутные потеки со спины. Вторым куском, капитан обтирает окровавленные бёдра. Тай… Лакоу милосердная, как он теперь… Он ведь только начал отходить… Проклятые! Что они наделали!        Ки’тани сидит, неверяще глядя на истерзанное, поруганное тело своего капитана и отца. Зачем?! За что?! Что он им сделал?! А Нсия?! Почему так?! Хочется заплакать, но слёз почему-то нет… В груди становится горячо и тесно. Жаркой, душной волной бурлит, поднимается из тёмных, мутных глубин души ненависть и злоба к проклятым чужакам, посмевшим выкрасть, изувечить и обесчестить его фадду и Нсию. Да как они посмели на такое?!       Губы сами собой оттягиваются в глухом рычании, обнажая клыки. Уши прижимаются к голове, нервно подрагивая. Ки’тани прикрыв глаза начинает мерно раскачиваться. Встревоженный Умэ’ки тянет руку к щеке любимого и вскрикивает, когда в неё впиваются острые клыки рычащего супруга. «Ки’та»… — растерянно выдыхает зандалар, глядя в налившиеся кровью и злобой, чужие золотистые глаза. Тролль медленно разжимает сведённые бешенством челюсти, освобождая окровавленную руку и вскакивает. Рыкнув, охотник глубоко втягивает носом воздух, косится на обезглавленное тело и молча бросается к алтарю, пытаясь сдвинуть верхнюю плиту. Раз. Другой. Но она тяжелая и не выходит. Разочарованно фыркая и поводя головой, приоткрыв рот и ловя запахи, Ки’тани как-то по-хищному, грациозно разворачивается и бросается к ступеням, на ходу вытаскивая из ременных петель на бёдрах свои топоры.       -Ки! Стой! — ничего не понимающий, растерянный Умэ бросается за Ки’тани и хватает за плечо.       -Умэ —нет! — испуганно вскрикивает Ру’тендо, но встревоженный воин не слушает, пытаясь остановить, удержать любимого.       Не останавливаясь, Ки’тани взрыкивает, резко бьет локтем в горло супруга и с воплем несётся вниз по лестнице в гущу сражения.       Зандалар захлебнувшись вдохом, хрипя падает на колени, хватаясь за отбитое горло. В глазах темнеет, а из пасти начинает литься слюна. Его Ки —ударил его! За что?! Ки’тани! Постой!.. Шатаясь Умэ’ки встаёт и делает несколько шагов к ступеням…       -Умэ! — бросается к воину Ру’тендо, придерживая за плечи. — Глупый! Как ты? Нельзя ж так хватать… Благодарение Лоа, он тебя любит… Сдержался…       -Бон, быстро за ним! Прикроешь! Зови Хамизи! Предупреди всех! — чеканит вожак, мотая головой вслед Ки’тани. Воин кивает и бросается вслед за братом по ступеням: «Ки?! Кто бы подумал…»       С лекарем Бон’гани сталкивается возле алтаря. Орудуя своим любимым тесаком, Хамизи под прикрытием двух дюжих зандаларских матросов пробивается сквозь суматоху к подъёму на пирамиду. Увидев голову Нсии, они пораженно замирают. Какое варварство! За что?!       -Вам наверх! Тай’джин жив, но плох! Быстрее! Там безопасно! — выпаливает Бон, стараясь не потерять из виду влетевшего в сечу и уже сцепившегося с противником Ки’тани. Хамизи коротко кивает, бросаясь к лестнице.       -Парни! — окликает матросов, собравшихся обратно в схватку, Бон’гани. — Увидите Ки’тани — не трогайте. Берсерк! Осторожно! Передайте всем!       Проводив лекаря взглядом, Бон’гани бросается за озверевшим троллем. Куда он подевался?! Бои на площади понемногу замирают, аборигены слишком слабы и плохо вооружены. Против мускулистых, вооруженных абордажными топорами и саблями солдат зандалари, им выставить нечего. Некоторые, поняв что бой проигран, пытаются спастись бегством.       Далеко от пирамиды Бону отбежать не удается. Его сразу окружают оставшиеся без противников соплеменники. Всех интересует что с их капитаном. Воин быстро рассказывает — Тай’джин жив, но без сознания и сильно избит. Сейчас с ним Ру, капитан Рез’окун и Хамизи. А они не видели Ки’тани? Куда он побежал? С ним сейчас осторожно надо, от увиденного его «накрыло». Он опасен! Умэ чуть не убил… Пусть всем расскажут! Ки — берсерк! Не трогать!       Воин уже собирается продолжить поиски брата, как его догоняет хрипящий Умэ’ки. Он тоже пойдет! Может Ки его послушает, ему страшно за супруга. Это вообще — опасно? С Ки все будет хорошо?       Внезапно откуда-то из руин доносится крик, который сразу обрывается. Не сговариваясь, парни несутся на звук. О том, что в хижине побывал осатаневший Ки’тани свидетельствует тело худой, высокой троллы с рассеченной грудью. К их удивлению, она давясь кровью улыбается. Карие глаза с любовью, остановившись уже глядят за черту бытия. «Азу…» — с последним выдохом тихо слетает с губ.       С улицы снова доносится вскрик и тролли кидаются туда. На заросшей мостовой — тело. Старый тролль. Голова почти отделена от тела. Чуть дальше, двое подростков. Бон’гани с Умэ’ки переглядываются, они никогда не видели таких изуродованных от природы троллей. Кривые ноги и неправильной формы лица со скошенными лбами и подбородками. Недоразвитые бивни и короткие, будто измятые уши. Оба зарублены топорами. Удары пришлись по головам. Улочка залита кровью. «Отмучились…» — выдыхает Умэ и передергивается. Это его Ки сделал? Его ласковый, смешливый Ки’та?.. У парня нет ненависти к этим несчастным. Жрецов он бы сам разорвал, голыми руками, но вот эти… Ох, Ки… Где же ты?       Ответ он получает незамедлительно. Из добротного дома неподалеку раздаётся взвизг и быстрая, невнятная речь. Мелодичный женский голос о чем-то умоляет… Бон бросается на голос, Умэ — за ним. Влетев в комнату, они видят забившуюся в угол молоденькую, перепуганную троллу, держащую что-то в кулачке и протягивающую стоящему перед ней, покрытому кровью Ки’тани.       -Пожалуйста! Не надо! Не убивай! Вот! Вот, мне это Тай дал! Сказал отдать как таких же увижу. Ты ведь за Таем? Да? Я — ничего! Я ему помогла! Поэтому и дал! Сказал передать Рез’окуну! Эйо! Эйо! — лепечет трясясь маленькая испуганная девушка, вжавшись в угол и протягивая кулачок с зажатой в нём лентой, с ужасом глядя на порыкивающего, шумно принюхивающегося берсерка. Ки’тани покачивает топорами, нервно прядет ушами — но не нападает. От самочки остро и пряно пахнет страхом (это хорошо!) и смутно знакомым, любимым запахом. Это затрагивает какие-то струны в погрузившимся в боевой транс тролле и Ки’тани медлит с нападением. Дико хочется услышать хруст костей, пустить кровь, ощутить её вкус — но запах… Родной запах останавливает. Порыкивая, тролль растерянно замирает…       -Не шевелись! — тихо приказывает Бон’гани, видя что девушка готова метнуться к ним, мимо покрытого кровью берсерка. — Не зли его, замри… В глаза не смотри… Если жить хочешь…       Судорожно кивнув, тролла покорно замирает, теребя в пальцах ленту.       -Ки’та… Ки… — тихо начинает Умэ’ки. Осторожно, без резких движений он обходит так, что бы Ки’тани мог его видеть и понемногу приближается к девушке. — Ки, пойдем к фадде… Ты ему нужен. Хватит… Тай’джин… Фадда Тай’джин — помнишь?       Золотистые, налитые кровью глаза поворачиваются к зандалару. Ки не шевелится, лишь дергает ухом, но вроде слушает… Проходит несколько минут. Теперь оба тролля стоят перед берсерком, прикрывая собой девчонку и тихо, спокойно на все лады повторяют имена Тай’джина и Рез’окуна. Он ведь их любит? И Умэ любит? И Бона? Фадде нужна помощь, Ки ведь пойдет с ними? Фадда… Тай’джин…       Наконец Ки’тани моргает и неуверенно тянет: «Умэ?..» Изумленно оглядывается. Где это он? А где пирамида? А это кто? Наваливается дикая усталость и Ки приседает. Все мышцы ноют, комната мягко вращается перед глазами. Возле него сразу оказывается Умэ’ки, приобнимая за плечи, не давая завалиться на пол.       -Умэ! Ты ранен! Тебя укусили! — распахивает глаза Ки, начиная беспокоиться. — Перевязать надо! Промыть! Ты чего так ходишь?!       Умэ’ки хрипит что с ним все в порядке и сейчас перевяжет. Пусть Ки не волнуется. Все хорошо… Пусть он посидит, отдохнет.       -Ты как? — спрашивает Бон’гани троллу, с интересом её разглядывая. Она явно не местная… Темно-зеленые, почти как у него волосы и полынного цвета кожа. Огромные, лимонного цвета глазищи на худеньком личике, кажутся от испуга еще больше. Маленькие, аккуратные клычки. Миленькая, отмечает про себя воин, хоть и тощая. Кожа да кости. — Живая?       Девушка кивает и робко протягивает ему ленту. Она её постирала и привела в порядок. Тай сказал отдать это Рез’окуну… Он знает такого? Они ведь из племени Тая? Он сказал — говорить с синими троллями… Это они? Что происходит?       Бон’гани кивает. Да это они и они пришли за своим капитаном Тай’джином. Пришли и многих убили. А ленту она сама пусть отдаст капитану Рез’окуну. Он тоже здесь. Нет, что такое «эйо» он не знает. Может какой-то их пароль с Тай’джином… В общем пусть сама с ним говорит. Она пойдет с ними. Как её зовут? Ей есть что забрать? Вещи? Чей это дом?       Косясь на притихшего на полу Ки’тани, Джайе бочком выходит из своего угла, крепко, как «билет» на свободу сжимая ленту. Все так, как и говорил Тай. За ним пришли. Как он? Они успели?! Ой, как она рада! Он такой хороший и храбрый! А дом это — главного охотника Буру. Он старый совсем и половины уха нет. Может видели? Ой, убили? Она так рада! А зовут её — Джайе. Ей есть, что взять. У неё тут травы, им пригодятся. Она хорошая травница! Только вот прикована, поэтому и от этого парня не смогла спрятаться… Он уже не опасен? Она может заняться укусом зандалара…       Ки’тани изумленно глядит на незнакомую девушку. Зачем от него прятаться? Он опасен? Почему? Он её не обидит! Зачем ему это? У него Умэ есть! Супруг — между прочим! А рукой, если в лекарстве смыслит, пусть займется конечно! Ки будет благодарен за помощь!       Счастливый, что его Ки «вернулся», Умэ’ки ласково фыркает в синие волосы. Пусть Ки всегда таким и остаётся… Он так его напугал…       Тролли только тут обращают внимание на ошейник девушки. Бон’гани смотрит и признает что им его не снять. Заклёпано. Ещё шею ей свернут, если будут пытаться расклепать без инструментов. Джайе просит хотя бы отвязать, она уже привыкла с цепью, не помешает… Проследив за цепью, Бон понимает что закреплена она где-то на улице. Хитро… Звенья пропущены сквозь отверстие в стене и крепятся снаружи. Девушке никак не достать.       Выйдя из дома, он перерубает обычную веревку, которой цепь привязана к стволу дерева. Джайе тянет цепь в дом и обернув на манер пояса вокруг талии начинает хлопотать. Вот —еда, может воины хотят есть? Вот — вода, если пить… Это короб с её травами. Там и редкие есть! Пригодятся. И вообще, пусть берут все что понравится! А кого еще убили? Всех жрецов?! Как хорошо! Она может показать их дома. Тут нет вождя, вся власть была у Главного жреца Изобы. У него много чего есть, наверно… А у Буру зато — вот…       Девушка идет в дальний угол комнаты и начинает разрывать утрамбованную землю. Тролли с интересом наблюдают. Наконец Джайе докопавшись, ухватывается за край широкой доски и приподнимает, открывая тайник. Во все стороны, от слабого, утреннего света уже сочащегося из окон, разбегаются прижившиеся в неглубокой нише мокрицы и многоножки. В нише — пропитанный жиром, лежит длинный сверток. Заглянув в него, Бон’гани охает. Любопытный Умэ тоже суёт свой нос и начинает улыбаться. Ки’тани безучастно сидит на полу, он так устал…       Джайе радуется, видя реакцию воинов. Пусть берут и делят как хотят. Хотя она хотела бы, что бы все досталось зеленоволосому красавцу. Парень с синими волосами еще красивее, но он так её напугал… Берсерки опасны. Да и зандалар ничего-так… Какой мускулистый… По сравнению с местными, они все — как на подбор! А уж по сравнению с Буру…       -Ки’та, бро! Гляди что тут! — широко улыбается Бон’гани и достает из ниши изящную глефу. Видно что работа старая, лезвия тонкие и хищные. Такие делали давно, когда каждый грамм железа был на счету. Металл зачернён. Настоящее оружие теневого охотника. На основании одного из лезвий, выбито маленькое клеймо мастера, крохотная маска раш’ка. Видно, что делали на заказ…       Молодой Тёмный охотник пошатнувшись поднимается на ноги и с восторгом смотрит на глефу. Это ему?! Какая красивая! Он очень благодарен! Спасибо Джайе!       В свертке обнаруживаются еще два парных длинных кинжала. На них клеймо того же мастера. Их, к радости Джайе, берет себе Бон’гани. Так значит эти парни братья! Тогда конечно, пусть глефу берет себе синеволосый красавчик. Он еще и тёмный охотник оказывается… А Тай их отец! Вот почему они все такие красивые! Зандалару достаётся её улыбка и аккуратная повязка на прокушенную руку. Но он так радуется за синеволосого Ки, будто глефа досталась ему. Ах, они принесли обеты?! У девушки, от обилия нового идёт кругом голова. С ума сойти. Так они супруги! Теперь понятно, почему зандалар так бесстрашно встал перед берсерком и так нежен с Ки’тани. Повезло ему, чего уж…       Радостно вертя в руках глефу, Ки’тани вдруг замирает. А что он тут вообще делает?! Фадда! Где он? Почему Ки — тут? Почему Умэ’ки ранен и так хрипит? Кто его так? Что тут случилось? Умэ?!       Зандалар беспомощно смотрит на Бон’гани. Что сказать? Стоит ли сейчас расстраивать Ки? Поняв затруднения друга, Бон быстро перехватывает инициативу. И правда, они загулялись, хорошо вот — что Джайе нашли! Им пора к капитанам! Конечно Тай’джин жив! Ки что, не помнит? Озадаченный Ки’тани мотает головой, но Бон не даёт ему опомнится и подгоняет на выход. Джайе все забрала что нужно? Лекарства, травы…       В рассветных сумерках молодежь спешит обратно на площадь. Там уже «убирают», складывая трупы в кучи и дивясь уродству выродившихся троллей. Их сожгут. Хоть и недруги… А все ж, негоже бросать так. Ни к чему неупокоенные призраки в этом странном месте… Отдельный, почетный костер готовят для Нсии. Опечаленные соплеменники тщательно собрали все что смогли по котлам, кожу и внутренности. До моря его останки в таком состоянии не довезти, поэтому обитель Агве и Грала примет его прах…       -Фадда! — кидается к пирамиде Ки’тани, правда взобраться на неё получается лишь с помощью Умэ. Сам, измотанный яростной вспышкой, охотник бы не поднялся.       Наверху, Хамизи горестно созерцает спину Тай’джина. Кровь продолжает сочится, а не должна. И заживление не начинается… Второй капитан и так совсем слабый. Плохо, очень плохо! Что делать? Его спину чем-то обрабатывали, но чем?! Капитан и лекарь беспомощно смотрят друг на друга.       -Я могу помочь… — не сразу доходит до сознания онемевшего от беспомощности Рез’окуна, тихий голосок. Что? Тролль поднимает голову и с удивлением глядит на худенькую, замотанную к какую-то шкуру девушку. Помочь? Чем?! Кто она вообще такая?       -Вы Рез’окун? Это от Тая… — спрашивает незнакомка, протягивая ему какую-то ленту. Приглядевшись, капитан с удивлением узнает свою «потерянную» ленту для волос, с которой началось их «близкое» знакомство с Таем. Гребень… Косы Тая… Так она была у Тая! Ах, зараза… Но откуда она у этой троллы?! Рез’окун встаёт на ноги.       -Мне её Тай дал. Сказал отдать и сказать «эйо», как вас увижу. Сказал —вы поймёте… — тихо шепчет Джайе, испугавшись и совсем потерявшись перед этим высоким, мощным и суровым мужчиной в доспехах.       «Эйо…» — Тай не стал бы говорить такое кому попало. Значит он доверял этой девочке! И капитан тоже должен доверится! Выбора у них всё равно нет…       -Ты не бойся, милая… Никто тебя не тронет… Не обидит… — старается как можно мягче говорить зандалар, забирая ленту и успокаивающе кладя руку на плечо сжавшейся девушки. — Ты сказала — что можешь помочь. Чем?       Оказывается Джайе знает, чем обрабатывали раны Тай’джина. Это зелье, нанесенное на открытую рану причиняет дикую боль и не даёт крови сворачиваться. Его спину нужно тщательно и обильно промыть, смазать другим зельем и дать выпить ещё одно. Тогда ему сразу станет легче! На краю площади есть чистый родник-фонтанчик. От древних остался. Вода там хорошая, можно на раны. Она покажет! И зелья она может сделать, только ей кипяток нужен…       Капитан смотрит на Хамизи. Лекарь кивает, девушка права. И если она действительно может сделать эти зелья… Он будет рядом с ней и смотреть что и как. В травах он тоже разбирается. Пусть она делает и объясняет! Ничего лучше, они не придумают!       Пока Тай’джина готовятся спускать на щите, Рез’окун обращает внимание на Ки’тани. Как он? Отошёл? Никого больше не покалечил? Какая у него глефа! Откуда?       Умэ’ки с умоляющим видом мотает головой, но задумчиво глядящий на алтарь Ки’тани чутко дёргает ухом. Покалечил?! Кого он покалечил и когда?! Почему он ничего не помнит?! Он помнит, что ему не нравился этот алтарь. И сейчас не нравится…       Рез’окун чуть не лупит себя по лбу. «Мо-ло-дец!» — издевательски скандирует проснувшийся Голос. «Удружи-и-л парням! Умэ щадил Ки, он и так хлебнул за последние дни… А ты… Вот прямо — молодец! Отлично! Убитого виной пацана тебе не хватало?! Он ведь не виноват! Сами же и «заездили» до срыва!»       -А что с алтарем, Ки’тани? - быстро смекнувший, переводит разговор Бон’гани. - Ну алтарь чей-то… И чего?       Да алтарь… Но от него «несёт»! И это не совсем отсюда… Из этого мира… Пытается запинаясь, объяснить молодой охотник. В общем, он открыть хочет и посмотреть!       Открыть? Да без проблем! Умэ’ки на все готов, что бы отвлечь Ки’тани от скользкой темы. Рез’окун полностью согласен. Позже, он обязательно извиниться перед Умэ! Он совсем потерял голову из-за Тая… А пока, он поможет толкать! Содрогаясь, капитан подбирает орудие пытки своего любимого и скривившись швыряет в огонь. Эти тварям повезло, что они мертвы… Навались!       Тяжёлая каменная крышка проигрывает бой против двух сильных зандалари и со скрипом сдвигается. В лица троллей ударяет волна затхлого, с оттенком тлена воздуха.       -Кости… - тянет Бон’гани, первым заглянув в алтарный ящик. Там, в саване из грязной паутины и трупиков насекомых лежит тролий скелет. Пожелтевший череп пялится в небо затянутыми паутиной глазницами, ухмыляясь вечной улыбкой мертвеца. На груди — россыпь амулетов. Кости пальцев сжимают какой-то предмет. Сквозь сор и паутину плохо видно и Бон тянется посмотреть, но его руку быстро перехватывает Ки’тани.       -Нет! Не трожь! Не надо! Оно плохое! — скомкано заявляет молодой охотник, сам не понимая, что ему так не нравится. Подумаешь, старые кости… Мало он их видел? Внезапно спину овевает стылым ветерком и тихий голос в сознании произносит: «Огонь…»       Не задумываясь, Ки’тани хватает свою новую глефу и резко, как кочергой сгребает угли и не прогоревшую древесину с одной из чаш прямо в захоронение. Тролли молча смотрят. Пусть будет так, как Ки’тани хочет. Если он чует чего…       Внезапно, сзади раздаётся испуганный возглас Ру’тендо и жуткий хрип. Тай! Рез’окун быстро разворачивается и вздрагивает: с закатившимися бельмами глаз, Тай’джин неуклюже вскидывается, пытаясь встать. Движения медленные и неуверенные. «Не-е-е-т!» — глухо сипит он, судорожно подергиваясь и роняя с губ клочья пены. Внезапно слышится громкий треск и Тёмный охотник, снова обмякая, падает на камни.       Перепуганные тролли оборачиваются: возле алтаря стоит побелевший Ки’тани и держа глефу как копье, направляет её в огонь. Он расколол череп…       Никто больше этого не услышал, но чуткий слух молодого тёмного охотника уловил тающий в розовеющем, рассветном небе ехидный хохоток…