***
Вырывают из сна Рез’окуна «иглы», немилосердно впившиеся в отлежанную руку и неприятный холодок в боку со стороны Тай’джина. Оказывается, тот уже проснулся и старается осторожно привстать, тихо шипя сквозь зубы от боли в затёкшем, избитом теле. Мокрые, холодные косы соскальзывают и падают на грудь капитана, заставляя вздрогнуть и поморщиться. Убрать бы их, да рука пока ещё словно чужая и горит, будто засунутая в муравейник. Интересно, сколько они проспали и какое время дня снаружи, задаётся вопросом Рез’окун, скользя взглядом по широкой, расцвеченной кровоподтеками и покрытой подживающими ссадинами и порезами, синей спине. По освещению их прибежища сказать невозможно — свет из трещины тусклый, мутный, но он есть. Значит еще светло. Или — уже? Может это уже другой день? Как знать… Прислушавшись, тролль различает далёкие раскаты грома и тихий звук капели — значит дождь еще идёт, радуется капитан. Значит — они напьются! Да и есть зверски хочется, чего уж там. Тело отчаянно напоминает о своих нуждах, но… Вспомнив о доступной им пище, зандалар мрачнеет и молча кривится — нет! Ни за что! Это… этого… — он есть не будет! Ни-ког-да! А вот Тай не столь щепетилен… Тай… Рука вновь ему принадлежит, и Рез’окун тянется провести ладонью по спутанной гриве аквамариновых косичек на затылке. «Пацан» не оборачиваясь, довольно вздыхает и хихикает, когда капитан шутливо, легонько щелкает его по кончику уха. Ну вот, новый день его любимого «мальчишки» начался с улыбки, тихо радуется капитан. Они живы и более-менее целы, а это — уже немало. Как-то ж они сюда попали, значит и выбраться смогут. Ничего, не впервой — выплывут! -Тай… Ты как, малыш? — заботливо интересуется Рез’окун, пробегая пальцами по синему уху и перебирая золотые колечки. — Ох, прости… Ты же просил… Бок как? Болит? -Как? Да вроде ничего… — неуверенно тянет «пацан», наконец садясь. Немного помявшись, Тай тянет руку и со смущённой улыбкой, осторожно гладит Рез’окуна по голове в ответ. Его супруг так щедр на ласку, а он что же? Не умеет — значит нужно учиться. А ещё, он тут подумал: Эйо может иногда, наедине, называть его «малышом» — раз уж ему так нравится… Тай не будет обижаться… И ещё, Эйо видел, что у него кончик бивня откололся? И вообще — как он, сам-то? -Да вроде ничего… Спасибо. Малыш… — беззлобно передразнивая, чуть улыбается капитан, а Тай тихонько, насмешливо фыркает, щуря свои замечательные, медовые глаза. — А бивень — ничего. Заточу. Ну, покороче будет… Ничего — отрастет… Голова не отрастает, а она вроде цела — это главное. А бок, всё же, дай гляну — тебе самому неудобно… — настаивает зандалар. Покорно вздохнув для вида, Тай’джин немного разворачивается, давая супругу «полюбоваться». Вид раны гораздо лучше, чем накануне — края сгладились и вся поверхность покрылась тонкой, полупрозрачной плёнкой-заживлением. Рубцевание началось и распоротая плоть начала стягиваться, смыкая рану. Нет, не зря Тай ел э-э-э… мясо! — про себя радуется Рез’окун. Скоро тело залатает распоротую кожу и второй капитан будет практически здоров. Выслушав обнадеживающий вердикт, «мальчишка» обрадованно кивает и вдохновенно начинает наворачивать громадьё планов: он сейчас вот сходит «туда», а потом они попьют, а потом поедят, а потом он с духами… -Тай… Тай, погоди! Куда ты собрался? Куда — «туда»?! Какие духи? Где? — тревожится капитан, начиная неловко ворочаться на песке и пытаясь дотянуться, прихватить шустрого супруга «за локоток». Возможно ли запретить это безобразие с духами?! — волнуется он. Рез’окун намерен держать и не пущать, пока не разберётся, к каким таким духам, намылилось его неунывающее «дитя джунглей». И так еле живой, а туда же — к духам… -Ну… туда… — неясно машет рукой «мальчишка», удивлённо округляя глаза и смущённо улыбаясь. — По нужде малой… А духи тут, всё время с нами. Водяные… -Ах ты ж… Водяные значит? — неловко ухмыляется Рез’окун, успокаиваясь. Ну вот, по «нужде» Тай собрался, а не на какие, не на Тропы. Поторопился он переполошиться… Глупо вышло. А так, ему и самому бы недурно — «туда»… Второй капитан радостно кивает, и сию ж секунду принимает пожелание первого к сведению и исполнению — хватая за руку и таща на себя, помогая сесть. Капитаны одновременно выясняют две вещи: во-первых, лежать, оказывается совершенно не то же, что сидеть, и уж тем более, не то — что стоять. И во-вторых, что играть мускулами — пока рановато. Весьма бодро лежащий Рез’окун, внезапно выясняет, что при попытке сесть, его ушибленный затылок буквально взрывается, а зрение начинает отказывать, заменяясь мельтешением разноцветных пятен. Тай же, просто, без затей хватается за бок и падает на колени. Одновременно охнув, капитаны замирают, пережидая острый конфликт желаний с возможностями, и полное несогласие с этим собственных организмов. Разочарованный в своих невеликих возможностях, зандалар с чувством выдаёт длинную матерную тираду и испуганно затыкается, услышав в конце восхищенно-почтительное, зачарованное «ага»… Ой идио-о-от… «Молодца — светоч цивилизации! Нашёл чему дитя природы учить — «изящной» боцманской словесности. Такого он точно в своих джунглях не слыхивал! Даже от воинов…» — фыркает «ехидна», а несчастный капитан плотнее зажмуривается, пережидая тяжёлый приступ дурноты и вины. Виновен — что тут скажешь… Рез’окун, осторожно открывает глаза. Видят? Видят. Отлично! Открывает, и тут же встречается с заинтригованным взглядом «мальчишки». Тот скрючившись держится за бок, но рыжие гляделки уже разгораются недюжинной жаждой познания. Сейчас будет выяснять значение непонятных слов… а их было много, разных — и непонятно ему почти всё… — обмирая, понимает капитан. Отвлечь! Срочно! -Тай… Ты как? В порядке? — сипит, стараясь не слушать колокольный разнобой в голове, Рез’окун. Вот ведь два дурака. Ладно Тай — дитё малое, не подумал… а он? Взвиться решил… — Не порвал бок? -Не — вроде… — озабоченно оглядывает и ощупывает себя Тай. — Крови нет. А ты как?! -Да так… «Туда» — я с тобой пожалуй не пойду… — через силу усмехается Рез’окун, отмечая плавное кружение стен их пещерки и желудок, возжелавший расположиться где-то поближе к горлу. — Ты иди, а я полежу пока… Испуганный бледным видом и закатывающимися глазами своего супруга, Тай моментально укладывает полуобморочного тролля, подгребая ему под голову и плечи горку песка, на манер подушки. Эйо же любит подушки? Так лучше? -Удобнее, милый… Спасибо… — шепчет капитан, вновь прикрывая глаза и погружаясь в медленно вращающуюся, расцвеченную вспышками-искорками тьму. -А ещё, я тута тебе ямку выкопаю… Не вставай, я засыплю потом — и всё! — словно издалека, доносится до угасающего сознания. Должно быть он задрёмывает, потому что в чувства Рез’окуна приводят холодные капли, падающие на шею и ключицы. Вода! Открыв глаза, зандалар видит склонившегося над ним Тай’джина: — Пить? Благодарно улыбнувшись, капитан молча и жадно выпивает всё подчистую. Вкусно! Он ещё бы мог… -Щас принесу! Дождь слабее — долго ждать надо… — вздыхает Тай. Дождь слабее, вода холоднее, и стоять в ней приходиться дольше — ну да что ж поделать. Спасибо, что хоть так. Нужно напиться вволю, пока он ещё идёт! После второй порции, заметив мелкую дрожь и едва не стучащие зубы «мальчишки», Рез’окун пытается отговорить Тая от следующей ходки, но тот упрямо сжав зубы и пряданув ушами, идёт за третьей. А если больше не будет дождя?! Надо напиться! В четвертую ходку, капитан Тая уже решительно не пускает, да тот и сам не особо рвётся. Продрог он всё же прилично, и вода плещется в пустых желудках. Живот капитана издает голодный рык, вызывая усмешку на дрожащих, побледневших губах «второго номера». Теперь бы поесть… Глядя вслед шлёпающему по мелководью супругу, зандалар передергивается. Куда тот направляется, капитан уже понял. Там, за камнями, его любимое «чудовище» спрятало свою добычу, трезво рассудив что в холодной воде мясо сохранится лучше. Мясо… Рез’окун сглатывает, стараясь сосредоточиться на придумывании отговорки, почему он не будет есть. Он жутко голоден — Тая не проведешь, но он не сможет… Судорожные умственные потуги, прерывает смутно знакомая, матерная тирада: многие слова «пацан» смешно коверкает, явно не понимая их смысла — но основной импульс пойман верно. Тай жутко расстроен и разочарован — крабы! К его добыче сползлись крабы, то ли живущие в этих тоннелях, то ли прячущиеся от шторма, и теперь… Тай не будет есть после крабов! Да и не так уж много чего и осталось… -Шлюховые крабы, мачты им в зад! — в оконцовке остервенело выпаливает «мальчишка», в расстройстве хлопая себя по бедрам и горестно глядя на остатки останков своей добычи. Не убоявшись головной боли, Рез’окун прыскает — настолько забавный вид у его расстроенного, ругающегося неведомыми словами «пацана». «Научил, да? Смешно? А если он кому ляпнет такое? Зарезать ведь могут! Не боишься?..» — нудит Голос, и капитан виновато соглашается. Конечно, нехорошо и опасно, и нужно будет провести с Таем беседу и объяснить значение слов, пока он смертельно не оскорбил кого по наивности… А то, что собственный язык — его враг, это Рез’окун давно знает. Виноват. Факт. Но это потом, а сейчас… -Тай! Так давай есть крабов! — стараясь скрыть ликование в голосе, предлагает зандалар. Сырых крабов он как-нибудь переживет. Уж больно есть хочется! -Давай… — грустно соглашается «мальчишка». Заменить много хорошего мяса — крабами… Такое… Ну да, что ж поделать. Это сколько же они проспали, что крабов столько наползло и они так объесть успели?! Вытащив из ножен, перекочевавших на его пояс, трофейный кинжал, Тай приступает к охоте, выбирая самых крупных «грабителей». Зашибив рукоятью с десяток, охотник подхватив небольшой, плоский камень, тащит добычу к «постели», где удобно устроившись, начинает добывать мясо. Рез’окун настаивает на честной дележке пополам, но лучшие кусочки, все равно идут ему. Тай ведь уже ел этого… врага. Мясо почти бесцветное, водянистое и невкусное, но капитан молча жуёт и глотает — все равно это мясо, а ему доводилось есть вещи и похуже. Телу необходимы силы! Тай «охотится» ещё несколько раз, с каждой ходкой перекашиваясь, оберегая бок, всё больше — дергает рана и ноют отбитые ребра… -Хватит, милый… Отдохни. — ласково и решительно останавливает добытчика, Рез’окун. Тай выглядят крайне вымотанным: взгляд мутный, уши устало опущены, а руки подрагивают. Совсем загонял «мальчишку», проглот — корит себя Рез’окун. Тот хоть и сам ранен, а крутится вокруг него как добрая сиделка: поесть, попить, ямку выкопать, подушку насыпать… Не доведи боги, сляжет рядом. Хватит! Совесть надо иметь! -Тай, иди сюда. Отдохнем… — похлопывает возле себя здоровой рукой капитан. -Тебе нужно! Отставить — возражать! Потом панцири закопаешь, никуда они не денутся. Приляг… — давит на хозяйственно разошедшегося «пацана», Рез’окун. Тай конечно тоже прав — их «суши» ничтожно мало, неизвестно сколько им тут придётся пробыть, и лучше содержать песок в чистоте, но это может и потерпеть. Уборка может, а он, видят Предки — уже нет… Капитан отчаянно надеется, что хоть это нехитрое действо он сможет осилить сам, не вовлекая вымотанного Тай’джина. Ямка есть, чего уж проще — только набок повернуться… Тело болит и затекло, но всё идёт неплохо, пока не сдвигается плечо… Ухнув сквозь сжатые зубы, Рез’окун замирает, пережидая приступ боли и тошноты. Нет, нельзя. Ему нужна эта еда! -Эйо?! — тревожно заглядывает в лицо зандалара, Тай. — Что такое? -Ничего… Рука сдвинулась… Всё хорошо… Я сейчас… Тай озабоченно и грустно глядит на спавшего с лица капитана. Ничего… Какое же это ничего, если он — вон какой… Даже сам повернуться не может. Голова — это такое… важное… Если хочешь убить кого, то надо бить по голове — это все знают, а Эйо по ней ТАК прилетело… И ещё о камни их било… А если он умрёт?! — пугается «маленький воин». Что тогда Таю делать?! Как он, один, в этом странном, удивительном мире? Был бы тут Аку’джин или Хамизи… Сам Тай в лекарстве не силён, ему больше военное ремесло нравится, да и Тропам он уделял гораздо больше внимания, чем врачеванию. Что он, девчонка какая, с ранеными возиться?! Не прав он был, а прав — Аку’джин, тоскливо осознает маленький воин. Всё уметь надо: и убивать, и лечить! Воевать ему сейчас не с кем, а вот помочь… Только как? Вздохнув ещё раз, Тай прикрывает глаза, вспоминая. Тогда шёл дождь, сильный ливень, и заскучавший Аку’джин решил поднатаскать свою молодую ученицу, Асу, в помощи раненым. К своему несчастью, Тай ошивался неподалёку, и вскоре хмурящийся, возмущённо фыркающий мальчишка, оторванный от своих чрезвычайно важных мальчишеских дел, был приобщен к нелёгкому лекарскому ремеслу в качестве «ранетого». А ведь старик тогда рассказывал о переломах рук и не только… — покусывая губу, вспоминает Тай. И он вроде бы все сделал правильно, как Аку говорил… Лубок, перевязь… Стоп!.. Сделал — да не доделал! -Ой! Эйо… Глупый я! Подожди! — частит Тай, торопливо поднимаясь на ноги. — Сейчас… Сейчас правильно будет! -Подождать? Чего? — озадачивается Рез’окун, непонимающе глядя на распустившего шнурок, и стаскивающего с себя драные после их «штурма» прибрежных скал, штаны. — Это… Зачем это?! Тай?! А нож зачем? Ответ приходит незамедлительно: Тай режет парусину на широкие полосы и связывает, получая довольно длинную ленту. Вот — теперь, как надо будет! Осторожно усадив капитана, он плотно приматывает сломанное плечо к телу. Теперь — всё точно так, как показывал Аку’джин! Теперь — рука не будет двигаться! — довольно кивает Тай. Прислушавшись к себе, Рез’окун понимает что подобной поддержки и впрямь не хватало. Что так — намного легче и можно расслабиться. -Предки-хранители, и что бы я без тебя делал?.. — благодарно шепчет Рез’окун, откинувшись на песчаную «подушку», и с умилением глядя, как двухметровый «мальчишка», совершенно по-детски, пытается приткнуться ему под здоровую руку. Недовольно сопя, Тай возится, стараясь устроиться поуютнее и прижаться посильнее. Вдвоем — гораздо теплее! -И без моих штанов… — хихикает Тай, счастливо вздыхая, когда теплая ладонь накрывает его холодное ухо. Приятно… -Да уж, ограбил тебя… Прости. Единственных штанов лишил… — с улыбкой, винится капитан. — Хочешь мои? Тай’джин весело смеётся, представляя на себе капитановы штаны. Не, не надо ему такого. Да и без них, постоянно влажных и холодных от шараханья по воде — гораздо приятнее. У него ещё это, «споднее» осталось. Ничего, как-нибудь… -Эйо… А зачем штаны? Почему? — спустя некоторое время, тихо интересуется Тай, огорашивая неожиданным вопросом, уже начавшего задремывать зандалара. «Почему штаны?» — торопеет Рез’окун. Как на это ответить и что это вообще за вопрос такой. Как — «почему»? Или Тай так устал, что заговариваться начал? -Так зачем? Почему штаны? Саронг же удобнее! — не отстаёт «пацан», а капитан с облегчением выдыхает — так вот что имел ввиду Тай! А и правда — почему? -Честно сказать, и не знаю… Принято так… А кто их придумал — то мне неведомо… — задумчиво хмыкает зандалар. — А с чего бы… А с того, поясняет практичный «дикарь», что будь на нем саронг — повязок было бы гораздо проще наделать. А ещё его можно как юбку носить, и как штаны, и голову повязать, и мешок сделать, и рыбу им ловить, и накрываться… А штаны… Штаны и есть — неудобно. Разве носят на голове — штаны?! В который раз поражаясь практической сметке «мальчишки», Рез’окун задумывается, как бы ответить поумнее. Тай об этом явно хорошо и долго думал, мнение своё подкрепил примерами и капитану следует сделать также… Доводы представителя младшей расы убедительны — исходя из его реалий, но реалии зандалари — иные, размышляет капитан. Хотя и у них многие мужчины предпочитают набедренные повязки и саронги, а дети обоих полов бегают в практически одинаковых, до колена, туниках. Вот ведь беспокойный ум у его «малыша», раз такие вопросы… -Знаешь, милый… Я вот думаю… — начинает Рез’окун и сразу же осекается, услышав в ответ тихое, ровное сопение. «Заснул…» — усмехается капитан. Не дождавшись ответа, умаявшийся «маленький кэп» не выдержал паузы в разговоре и заснул. Что ж, значит у него есть время подумать… Капитан начинает думать, однако его мысли быстро сворачивают со способов половчее прикрыть зад, на более насущные и тревожные вопросы… Как дела на корабле? Выдержали ли якоря? Все ли живы? В порядке ли его семейство? — вопросы без ответов начинают распирать черепную коробку изнутри, вызывая головную боль. Сколько они уже тут? Как отреагировал Ки’тани? Рез’окун помнит исступленную реакцию парня на весть о гибели обожаемого фадды — капитана. Смог ли Ки’тани успокоиться и нащупать «нить» Тай’джина? Знает ли что с ним все в порядке? А если и знает, то о самом Рез’окуне он ведь и понятия не имеет… У капитана уже мелькала мысль скрепить новое родство кровью, да поторжественнее хотелось… В храме, в столице, при отце… Что б видели и понимали его новые родственники, что не стесняется он их, что гордится таким родством и такой семьёй. Ой, глупец — как будто Таю есть до этого дело! Темный охотник просто доверился ему и связал судьбу, не выдвигая никаких условий. А Ки с Боном, до эдаких умствований тем более дела нет. То, что так уложили Лоа и Тай’джин, их полностью устраивает. Не устраивало лишь его, а сейчас — вот… Что имеет… Рез’окун косится на аквамариновую макушку, на расслабленно лежащее длинное ухо, и тихонько, завистливо вздыхает — он вот мается неизвестностью да заботами, а Таю и горя мало… Жив, сыт, родной и тёплый тролль под боком — что ещё «мальчишке» надо?! Можно и поспать, а об остальном — он потом подумает, как проснётся. Счастливое умение! И взрослый Тай — такой же. «Завтра — будет дуть завтрашний ветер… Чего ж голову зазря сушить?» — любимая присказка корсара. Доживем — увидим. Сам капитан, так не умеет даже в малом — всё переживает да изводится. Всегда беспокоится и всегда таким был. И хотел бы научиться иному, да не в силах. Характер… Поняв, что заходит на второй, а то и третий круг одинаковых, тревожных мыслей, Рез’окун осекает себя — вводных для планирования слишком мало. Вот он «утром» попросит Тая связаться с Ки’той, подадут весточку что они живы и в порядке, может узнают новости. Тогда и будут думать что делать и как выбираться. А сейчас — спать! «Верно, кэп. Ты сначала сидеть наловчись, без того чтобы блевать, а потом о остальном думай… Думальщик…» — со снисходительной заботой, сонно фыркает Голос…***
Просыпается Рез’окун от странного мандража и неприятного ощущения чужого, недоброго взгляда. То, что следует после пробуждения, капитан вспоминает со стыдом: может не долго и негромко — но он орал. А как не заорать, если открыв глаза, он увидал нависший над собой, мерцающий призрак молодого калдорая, и его хмурое, недовольное лицо, в каких-нибудь сантиметрах от собственного. -Эйо?! Проснувшийся от вопля и оглянувшийся, Тай’джин действует молниеносно: махнув рукой сквозь незваного гостя, он развеивает его, заставляя рассыпаться на мерцающие голубоватые искорки, которые отлетев подальше, вновь начинают собираться в высокую, безрукую фигуру. -Упорный значит? Так не с тем связался! — щерится Тай, раздраженно прижимая уши. Схватив горсть песка, тёмный охотник что-то шепчет в кулак, и размахнувшись, щедро осыпает им вновь приближающегося к ним призрака. Тот делает ещё шаг и тихо истаивает, будто выцветая в движении. -Тай! Это… Это что было? — потрясённо таращится на опустевший песок, Рез’окун. -Как — что? Призрак — конечно! — недоуменно пожимает плечами «мальчишка». — Вот этого самого врага, которого ты спас, а я убил. Как там его?.. Ишь, припёрся… -Предки… Чуть сердце не встало… Спросонья-то… — выдыхает капитан, благодарно глядя на своего защитника. — Глаза открыл, а тут — такое!.. И без рук ещё! Жуть… Ты прости за такую побудку, что заорал… И… спасибо! -А чего ж? Ничего… — довольно скалится «пацан», вдвойне счастливый от того, что и защитил, и объяснить происходящее может. -Ты ж сам не раз убивал, и мертвых видел! Ну, на Пограничье… И Бвану — видел. — удивляется Тай, сочувственно поглаживая, взбудораженного неожиданным «гостем», супруга по руке. — А это — дух просто, и слабый совсем. «Видящим» он не был, может не понимает что с ним… Не все сразу понимают. Так, мается, что без похорон наверно… Не бойся его. -Ну сравнил… Королевский Лоа — это другое… А тут — спросонья и прямо нос к носу… Неожиданно! -И долго он так? Ну, маяться будет? — озадачивается Рез’окун. Ему совсем не по душе такое соседство… Даже если парень и безобидный. И безобидный ли? -Безобидный! — уверенно кивает Тай. Эйо видел, как он от «сырого» железа шарахнулся? Слабый совсем — только и может, что пугать. Как — где? Вот же, на ремешке браслета кусочки железа нанизаны! Ах, Эйо думал что это просто такое оригинальное украшение? Ну, и это конечно — тоже, но оно и с пользой. Против слабых духов хорошо работает. И заклинание на песок, оно слабенькое, но и дух — слабый. Для сильных духов специальный порошок готовить надо, но он пока не умеет. Сильных наговоров ему Аку не рассказывал ещё, точнее, наверное рассказывал — но он не помнит, грустно вздыхает «мальчишка». -Ясно… А долго он это… являться будет? Не по себе мне от таких «гостей». Это ты к ним привычный, а я… Жутковато… — тревожно мнётся капитан. Самому неловко, и стыдно сказать — но ему от призрака сильно не по себе, на абордаж в первых рядах и то лучше идти, чем с этим дело иметь. И спать, когда рядом такое… шастает. Ох… -Долго ли маяться? Все по-разному: кто-то сразу к предкам уходит, кто-то с семьей попрощаться «забегает», а иные — и годами шляются, живым житья на дают. А некоторые живые и сами не хотят расставаться, так и живут бок о бок… Не знаю, почему их Бвана не прибирает сразу. Может занят и не успевает? Если же мёртвый мешает, тогда зовут шамана или иного «видящего»… и те уж, со всем уважением с ними беседуют, а потом спроваживают на Пограничье. А там их Добрый Бвана точно прибирает, в своих-то владениях… Аку так и не понял — почему некоторые шляются… — сумбурно, но очень старательно объясняет Тай. -Мертвые не болтливы, и своих секретов не рассказывают. По крайней мере — не всякому… — повторяя явно чужие, «взрослые» слова, качает головой Тай. Его самого к смерти, и всему что с ней связано, особо никогда не тянуло, поэтому знает он мало. Почитает конечно и Бвану Самеди, и Предков, а только — жизнь ему милее… Рез’окуну остаётся лишь кивнуть, принимая сказанное к сведению. Жаль конечно, что Тай так мало знает, но с другой стороны, мальчишка живо интересующийся смертью и мертвецами… Ненормально это. Хорошо, что его Тай любит жизнь! -Аку’джин про смерть мало знал, ему — Лакоу покровительствовала. Он тоже живое все любил… Может Ки’тани когда узнает, да расскажет — раз уж Добрый Бвана его покровитель. А мне — Легба! Счастливчик я! — гордо и плутовски ухмыляется «мальчишка», и стараясь поддержать и успокоить, гладит супруга по плечу. Он, мол — тут, рядом, и всё теперь хорошо! Внимательно выслушав и прикинув, капитан передергивается — это что же, этот дорай за ним годами таскаться будет, и в лицо по ночам заглядывать?! Убил-то его не он, он — как раз спасал! Хоть и по ошибке… А можно как-нибудь его «того», отвадить как? -Можно… — задумчиво тянет «маленький» тёмный охотник. — Лучше всего выяснить чего он хочет… Если без рук — может, свои кости обратно хочет… А может, что б его прикопали или сожгли… Я их обычаев знать не знаю, как у них заведено. Может звери какие его съесть должны… А ты знаешь? Рез’окун с сожалением вздыхает и досадливо цыкает — он тоже не знает. Слыхал, что поклоняются они какой-то Элуне. На луну вроде молятся… А как своих хоронят — кто ж знает. После стычек, зандалари не мудрствовали — а просто выкидывали тела в море, как подношение Гралу. На суше, «так» кидали — джунгли приберут… И никто из павших не жаловался и не шлялся! Этот — первый. -На луну?! — изумляется Тай. Вот ведь, а Эйо говорил что они умные… Какие же умные, если луне молятся — до неё разве докричишься? Нет, Лоа там конечно есть — но высоко же! Они ещё бы солнцу молились — хмыкает «пацан», неодобрительно фыркая и качая головой. Глупые они, совсем глупые! Помимо воли Рез’окун ухмыляется, а потом морщась от саднящего затылка — всё-таки смеётся, представив орущих, пытающихся дозваться до лунных Лоа, эльфийских жрецов. Ох, Тай… Как сказанет чего, хоть записывай, ибо всего и не упомнишь. Однако смех-смехом, а им-то — как быть? Тай’джин скорее всего прав — безрукий призрак хочет свои конечности обратно, но тщательно всё взвесив, капитан решает что расстаться с ними пока не готов, как бы мерзко и странно это ни было… Снова испытывать мучения со смещениями собственных костей? Нет уж — покорно благодарен! Придётся призраку потерпеть. -Слушай, Тай, а может «так» его прикопать? Без рук? Может успокоится? — осторожно выдвигает предложение Рез’окун, подозрительно оглядывая почти полную темень пещерки и внезапно понимая что сидит, и даже почти без головокружения. Вот что перепуг животворящий делает! — усмехается про себя капитан, приобнимая здоровой рукой «мальчишку» за плечи, и для успокоения, с силой втягивая носом родной запах. -Ты чего меня нюхаешь? Я это! Я! — весело прыскает Тай, с удовольствием прижимаясь к теплому боку и потираясь щекой о голову супруга. — А закопать можно, только потом. А то — на что ж я крабов ловить буду? Капитан открывает рот, закрывает, и снова открывает… И вот что сказать?! Что ему сказать своему простоватому, практичному дикарю? Что это ужасно? Дико?! Возможно! Хорошо… А у него есть план получше? Ему есть из чего сделать новый лубок на сломанную руку и чем их накормить? Нет?! «Тогда и не выделывайся, твое капитанство! Ожил ведь: с лубком, да поевши? Пользуешься? Пользуешься! Малыш для тебя, что смог — сделал! Может ему тоже это не в удовольствие было, кости добывать… Но ради тебя… Будь благодарен и приласкай свое «чудовище»… А кстати… Ты сам, вот ты — так бы смог? Догадался бы до такого?» — фыркает с упрёком, высовывая свой вездесущий нос, из глубин сознания «ехидна». Капитан на секунду замирает. Смог бы? Ради Тая — да! Конечно! Только не факт, что догадался бы до такого: распотрошить врага на «запчасти»… Это — додуматься надо! Впрочем, детский, открытый взгляд на вещи и смекалка способны на многое, крепче прижимая к себе Тая, благодарно думает капитан. Он уже убедился. А уж взгляд и смекалка маленького тёмного охотника, так много повидавшего за свою короткую жизнь… Нет, не выжил бы он без Тая, никак бы не выжил без своего ненаглядного «маленького чудовища». И плевать на всё остальное! -Глупый… Не потому что не узнал, а потому что нравится… — мурлычет в синее ухо Рез’окун, снова с удовольствием вдыхая, и «пацан» довольно сопя, прижимается к его щеке холодным носом. Шмыг! Эх, он бы сейчас с удовольствием и этой черной горечи выпил, как бишь… кафы! Она горячая! Или рому — тогда ещё и весело бы было! — мечтательно закатывает глаза «мальчишка». -Ох, не трави душу, милый… Я б убил за кафу… — тоскливо вздыхает капитан, представляя себе горячую, ароматную жидкость. — Ну и ром бы не помешал конечно. А уж кафа с ромом… -Правда?! А кого убить надо? У кого её добывают? — широко распахивает глаза Тай, навостряя уши для новой информации — мало ли, понадобиться добыть для своего Эйо. Ему ведь эта горькая бурда нравится! -Что ты, Тай! Никого не надо. Это просто выражение такое. Ну, типа «душу бы продал», или «голову бы заложил»… — тихо посмеивается Рез’окун, не желая обижать загоревшегося «мальчишку». Видно ведь — уже готов идти и убивать, дабы побаловать супруга. — А кафу из зёрен делают. Там сложно всё, поэтому её некоторые делают, а остальные — покупают. Ясно? -Вот как… — огорчается маленький воин. Покупать конечно тоже можно, если есть за что… Тай знает про денги. Большая глупость — по его мнению. Вот есть у тебя мясо — ты сыт. А если продашь его и проголодаешься? А тот кому ты продал — его уже сам съел? Иди и ищи кто продаст тебе… Или сиди со своими денгами и пустым брюхом. Ну или на охоту иди. Что с этими кругляшками ещё делать? Ну красивые, блестят — а толку? На шею только повесить. Тогда лучше уж меняться на что-то нужное. Так будет честно — и все будут довольны. Почему Эйо смеётся? Разве Тай что смешное сказал? Ладно, потом разберется как её добыть, кафу эту, тут — все равно никак. А ещё не надо такого говорить, вот про душу и про голову… Никогда не знаешь кто из могущественных услышит и запомнит. А потом выполнит твоё желание и придёт за платой… Не надо так… Апчхи! -Ладно, милый — ты прав. Не буду больше ни смеяться, ни говорить такого. Потом про деньги поговорим, это надолго. А пока, давай-ка поближе — согрею как смогу. Оно и конечно, подстыл, в воде столько торчать… Выбираться нам надо, вот что — пока не околели, да не ослабли с голоду… На крабах долго не протянем… Ещё и мертвяк этот… — тяжко вздыхает Рез’окун, снова опускаясь на свою песчаную горушку-подушку. Устал он сидеть, и голова разболелась… -Пф! Мертвяк! — пренебрежительно кривиться, загордившийся своим уменьем «пацан». Он сейчас та-а-а-кое сделает, что этот, «дарай» к ним и не подступится! Этому Аку’джин его научил! Это — он помнит! Капитан с интересом следит, как Тай, вытащив кинжал и шепча что-то под нос, рисует вокруг их спального места неровный овал. С окончанием линии, затихает и шёпот, а клинок — остаётся воткнутым в песок, будто замыкая окружность. — Вот! Теперь ему нас не достать. Даже увидеть не сможет! — радуется Тай. — Только за линию руки-ноги не высовывай… Пока нож в земле, круг нерушим! -А если линия сотрётся? — опасливо интересуется Рез’окун, прикидывая как лучше разместить конечности, что бы во сне не «высунуть», и что бы Таю места хватило. Круг большой, но во сне — всяко может быть… -Тут не в линии дело… А в словах… ну… ты вот линию на песке видишь, а я — типа огненное кольцо ещё… Понял? Если ветер сдует песок — ничего, кольцо замкнуто на ноже. Пока нож в земле — ему не пройти, понимаешь? — тщательно подбирая слова, старается разъяснить тёмный охотник. Пусть Эйо не волнуется, они в безопасности, если за «границу» ничего не высунут. Тут дух может и ухватить! -Только он слабый, и ему хватать нечем! — хихикает Тай, на четвереньках подбираясь и устраиваясь под боком капитана. — Глупый он, не знает, что у него есть руки! -Как есть? Если ты их — того… — удивляется капитан, ворочаясь и стараясь приладиться к «мальчишке» поплотнее. Нет же — что б ногу сломать! Сейчас бы обнял, растёр как следует и на себя затащил, что б теплее было. Или рану бы с другого бока, что бы Тай к нему лицом мог, и его обнял… Тьфу ты — невместно как, вздыхает Рез’окун, с интересом слушая объяснения маленького охотника. Оказывается: духу «понимающему» — без разницы как выглядят его останки. Он может принимать любой облик — и трупа своего на любой стадии, и каким был при жизни. А друиды еще в призрачных зверей обращаться могут! — радуясь неподдельному интересу супруга, вдохновенно журчит Тай. Вот Нсия, был же «нормальным», пока напугать Ки’ту не решил! А что от него осталось — Эйо сам видел. Так что и этот, по идее — в своих костях не нуждается, что б «целым» быть. К тому же кости хоть и отделены, но рядом же… Может ему обидно, что Тай их выскоблил, да мозг выел? Ну, ему пришлось — иначе лубки смердели бы… И не пропадать же добру… А Рэз’кун любит костный мозг? А то Тай с голодухи всё сразу съел, пока Эйо спал, и только потом о делёжке подумал… Некрасиво вышло… Так — любит? Предки — что за день! — шокировано пялится в каменный потолок капитан. Откровение за откровением… Теперь Рез’окун искренне благодарен за места их ранений: хорошо что простодушный «лакомка» лежит спиной и не видит лица зандалара. Капитан изо всех сил пытается изгнать из воображения вид Тай’джина высасывающего сырой мозг из кости, и воскресить в памяти образ счастливого маленького Тая, впервые узнавшего про существование леденцов. Во-о-от, так уже лучше… И чего он занервничал? Он ведь и сам любит густой, жирный суп из костного мозга, с кукурузой и острым перцем. За его питательность — суп считается едва ли не целебным, и в любой уважающей себя харчевне, обязательно найдется сытно булькающий на медленном огне котелок… Так что — чему ужасаться?! В сущности, ведь, одно и то же! -Люблю, Тай. Суп с ним люблю, знаешь какой вкусный! Вот прибудем в порт, пойдем в таверну и я тебя угощу. Сам увидишь, как вкусно! И мяса разного закажем. И сладкого, конечно… — мечтательно вздыхает Рез’окун, буквально видя их за столом маленькой, опрятной таверны и исходящие паром миски и блюда… -Куда-куда пойдём? Что за «твэрна»? — моментально заинтересовывается Тай, пытаясь аж развернуться от любопытства. Это что ж за место такое, где столько всякого бывает. И сладкое, ещё… Такие места надо знать! -Не крутись… Таверна — это место где едят, Тай. Приходишь, говоришь что ты хочешь съесть, тебе это готовят и ты ешь. -Вот прямо говоришь, и дают?! Все что захочешь?! Не бывает такого! — уверенно заявляет «пацан». Как это, ты ничего не сделал, а можешь прийти, брать и есть что захочешь? Эйо ничего не путает? Или это потому что он «морской вождь»? Им, капитанам, так можно? -Нет малыш, не просто, а за деньги. Я тебе потом всё объясню, как оно устроено. Завтра… — терпеливо поясняет Рез’окун, отдавая должное упрямству и любопытству Тай’джина: умаялся ведь, спать хочет, но продолжает выспрашивать! -Снова эти «денги»… Почему всё время — денги?! — разочарованно вздыхает «мальчишка». — А по-другому — можно как? -Тай, ты спать хотел! Любопытное ты чудовище… Давай завтра всё… — усмехается Рез’окун. Вот ведь пират малолетний — «по-другому»… Он рад, что Тай ожил, но может они ещё поспят? Ещё даже не рассвет… Да и голова начинает болеть все сильнее. -Ладно… Раз голова… — милостиво соглашается «любопытное чудовище» и возится, вздыхая и устраиваясь поудобнее. Тишина. -А вот интересно… -Та-а-ай… -Ла-а-адно… — вздыхает, довольно жмурясь Тай, и ухватив за запястье, укладывает ладонь капитана себе на голову, прикрывая ухо. Вот — ему так понравилось! Рез’окун просыпается ещё несколько раз, до рассвета, сторожко обшаривая взглядом темень вокруг и слушая спокойное сопение спящего Тай’джина, звуки далёкой грозы, доносящиеся из скальной трещины и мелодичное «плюм» дождевой капели. Всё спокойно, тихо и почти уютно. Больше в эту ночь никакие призраки их не тревожили.