Государыня, которой восхитился бы Макиавелли

Собственно, о семейной жизни Калантэ и Рёгнера нам известно не так уж и много. Сама королева прилюдно утверждала, что первый муж являлся владыкой ее сердца и ложа, отсюда можно сделать вывод, что фасад королевского брака ею поддерживался в надлежащем порядке. Но я бы обратила внимание на следующие слова, сказанные Калантэ в минуту сильного раздражения: Похоже, наш незабвенный король был, простите, пентюхом в женских делах и не умел считать до девяти. А мне поведал истину только на смертном одре. Ибо знал, что бы я сделала с ним, признайся он в своей клятве раньше. Он знал, на что способна мать, ребенком которой так легкомысленно распоряжаются. Похоже, семейные баталии с битьем посуды все же случались в королевской семье, и поле битвы всегда оставалось за боевой королевой. Предполагаю, король Рёгнер со своей стороны прикладывал максимум усилий, чтобы боев местного значения было как можно меньше. А для этого он старался как можно реже попадаться на глаза своей прекрасной половине. Например, уйти на рыбалку на охоту в Эрленвальд и зависнуть там на полгода. Именно там с ним случилось одно знаменательное происшествие, имеющее громадные последствия на всю оставшуюся Сагу. Предаваясь охотничьему гону, король был сброшен конем в яр и чуть не погиб, окруженный оборотнями и змеями (кстати, я делаю вывод, что Рёгнер предпочитал охотиться без свиты, которая обычно гоняется не за зверем, а за царственным охотником). И если бы не помощь некоего безвестного рыцаря по прозвищу Йож, то королева стала бы вдовой, не износив свадебных башмаков. И надо отметить, что спасенный Рёгнер повел себя как настоящий король, отблагодарив своего спасителя по-королевски — «Проси у меня что хочешь!». В результате Йож получил поистине королевскую награду — принцессу и полкоролевства в придачу Дитя-Предназначение. Но будучи королем-примаком, Рёгнер отнюдь не спешил извещать о своем королевском поступке свою дражайшую половину, и Калантэ о нем узнала в самые последние минуты жизни своего мужа. Пока король Рёгнер предавался охотничьим забавам, Львица «рулила» королевством так, как она сама того желала. И автор весьма красочно и объемно обрисовал «львиную» натуру Калантэ в ее деятельности на благо Цинтры. — Хочебуж, — сказала Калантэ, глядя на Геральта, — мой первый бой. Хоть я и опасаюсь вызвать нарекания почтенного ведьмака, признаюсь, что тогда дрались из-за денег. Враг палил деревни, которые платили нам дань, а мы, ненасытные и жадные, вместо того чтобы допустить это, кинулись в бой. Банальный повод, банальная битва, банальные три тысячи трупов, расклеванных воронами. И заметь, вместо того чтобы устыдиться, я сижу тут, гордясь, что обо мне слагают песни. «Хочебуж» — первая военная кампания юной королевы, бой за право обирать какие-то поселения, видно, недавно присоединенные к цинтрийскому государству, т.е. практически за спорные территории. Этакая местная пограничная войнушка из сотен тех, что постоянно ведут между собой братья-короли и сестры-королевы. И Калантэ, совсем как генерал Бонапарт на Аркольском мосту, находилась на первой линии огня и своим личным примером увлекала в бой своих людей. А самое главное, она весьма здраво оценивала цель своего героизма в этой войне — деньги, деньги и еще раз деньги. И для добывания денег и жизненного пространства сойдет любой «банальный повод», и горы трупов совсем не устыдят победителей, а только послужат к их вящей славе — будет что запечатлеть на скрижалях истории. В отличие от других королей Севера, Калантэ не нуждалась в руководящих советах всяких магов, волшебников и чародеев, коих пруд пруди при королевских дворах иных держав. Я не заметила среди ее придворных ни одной персоны из чародейской братии. А ведь им как раз бы сам Бог велел не спускать глаз с «генного эксперимента», что проходил в роду цинтрийской правительницы. Случайность? Не думаю (с.) Пан Сапек никак не разъяснил данную оказию, но в сериале «Ведьмак» на чародейском Капитуле за этот афронт на Цинтру чародеи имели большой зуб. Сама я считаю, что прекрасная и мудрая Калантэ не потерпела рядом с собой особу, про которую могла бы сказать: «Этой чародейки я не хочу. Она слишком уж мудра (и, про себя) и слишком красива». Среди ее советников нам известен только Мышовур, друид, обладающий определенными чародейскими способностями. Но, во-первых, он прибудет к цинтрийскому королевскому двору лишь в свите второго мужа, во-вторых, служить королеве будет исключительно под девизом «Приказания королевы Калантэ можно обсуждать только в параграфе «Как лучше исполнить». Несмотря на многочисленные обязанности правительницы, Калантэ с должным рвением исполняла и свой супружеский долг, ибо наследник мужского пола нужен был Цинтре как воздух. Точнее, в первую очередь он был нужен самой королеве. Снова дадим слово юристу Кодрингеру: — А Калантэ, — добавил Кодрингер, — до зарезу надо было забеременеть и родить сына. Однако ничего не получилось. Она родила дочь, Паветту, потом было два выкидыша, и стало ясно, что больше детей у нее не будет. Все планы рухнули. Вот она, бабья доля. Разрушенная матка перехеривает непомерные амбиции. Геральт поморщился: — Ты тривиален до безобразия, Кодрингер. Вот я бы здесь, совсем как Геральт, тоже покрутила бы носом и сказала: «НеУважаемый Кодрингер, что случилось с вашим взвешенным и непредвзятым мнением? С каких это пор два выкидыша объявлялись разрушенной маткой? Королевы во все времена рожали или предпринимали попытки к зачатию до… до последнего патрона. Примеров тому миллион. Так, злосчастная английская королева Анна Стюарт предприняла аж семнадцать попыток произвести на свет дитя (причем согласна была на любой пол), и результат — семь выкидышей, пять мертворожденных, остальные умерли в младенчестве. Вот где матка разрушенная, прости меня, Великое Солнце!». По-видимому, оставались в Цинтре герцоги и графы, которым совсем не по нраву была королева-Львица, и которые придумали эту несусветную околесицу про совсем еще молодую женщину. И не только придумали, но и сбили с пути истинного короля-консорта Рёгнера. «Когда человек женится на королеве, он должен идти с ней по одной цене в любом виде — соленом и вяленом, и повсюду, от пастбища до прилавка. Мы не хотим сказать ничего худого про королеву Калантэ — она самая замечательная дамочка между Яругой и Нильфгаардом, — но мужчина должен быть хозяином в своем доме» ©, нашептали они ему. Они предложили ему обзавестись новой женой: девушкой кроткого нрава, с широкими бедрами — и наверняка приходящейся родной дочкой одному из заговорщиков. А заодно взять правление в свои истинно мужские руки и единолично занять цинтрийский престол, на который Рёгнер, собственно, особых прав не имел. Помнится, в польском историческом реале, когда умерла уже упоминавшаяся королева Ядвига, польские магнаты согласились оставить трон королю, ее супругу, литвину Ягайло, с условием, что он будет внимать их добрым советам. Полагаю, и здесь приложение в виде «добрых советов» и ограничения королевской власти тоже имело место в качестве бонуса, но о нем Рёгнер должен был узнать только после того, как первая супруга почиет в бозе. К счастью для Калантэ, эти тайные планы не остались тайной для нее самой. Однако ждать, когда благоверный супружник образумится, времени не было. «А у Калантэ зашаталась почва под ногами. Любой обед, любой кубок вина могли быть последними, каждая охота могла завершиться несчастным случаем», — многозначительно замечает Кодрингер. И я не могу осудить Львицу, которая решилась пойти на опережение — и сделала это мастерски! Зачем устраивать несчастный случай на охоте, когда на страну вдруг обрушилась «цинтрийская потница»? Очень кстати подвернулась… отличная маскировка, чтобы угостить муженька тем самым блюдом, что он для нее готовил. В результате и супруг отошел в лучший мир, его благоуханную кончину можно почтить соответствующим сонетом, и репутация королевы сияет как снег на вершинах Горгоны. Хотя, как представлю, как Рёгнер на смертном одре исповедуется жене в том, что единственная дочь Паветта стала Дитём-Предназначением, так сковородка сама в руки просится: ну помочь той самой «хвори»… чтобы не мучился. Итак, король умер, и да здравствует королева! Не правда ли? А вот — фигушки! Как бы не так! Война с непокорными аристократами продолжилась и даже вступила в новую фазу. Когда после смерти Рёгнера Львица возжаждала абсолютной власти, аристократия вновь категорически воспротивилась нарушению законов и традиций. На троне Цинтры должен сидеть король, а не королева. Саму оппозиционную цинтрийскую аристократию нам воочию в саге увидеть не удалось, как видели мы нильфгаардских дюков в лице Ардаля аэп Даги, де Ветта и прочих мятежников, замышляющих государственный переворот в благословенном Туссенте. Но голос гонористого цинтрийского дворянства все же довелось услышать на достославном пиру в честь помолвки принцессы Паветты. Есть там один персонаж — барон Эйлемберт из Тигга, по прозвищу «Кудкудак». Полагаю, сейчас вы улыбнулись и мысленно мне возразили: «Позвольте, какая из этого шута горохового — оппозиция?» Однако этот персонаж далеко не так прост, как может показаться на первый взгляд. Он — как, впрочем, многие персонажи саги пана Сапковского, — этакая пуговица с тремя дырочками. Давайте взглянем на него повнимательней. «Худой и усатый, богато вырядившийся рыцарь низко поклонился, но его живые веселые глаза и блуждающая на губах улыбка противоречили раболепной мине». Да-с, барон Кудкудак — человек нрава веселого, умеющий выжать из этого обстоятельства максимум профита. Чтобы привлечь высочайшее внимание, можно быть забавным, и в этом нет ничего зазорного. Люди, умеющие косить под Максима Галкина, всегда ценятся в любом обществе, и особенно на королевских пирах и прочих увеселениях. Но барон Эйлемберт совсем не льстец и не подлипала, заглядывающий в глаза своей государыне, а потому королева не слишком рада видеть его на пиру. — Кудкудак! — буркнула Калантэ, толкнув локтем Дрогодара. — Будет потеха. На пиру Кудкудак не только веселит присутствующих свистом болотной черепахи и забавными рассказами из личной жизни. Подобно настоящим профессиональным шутам, он способен брякнуть сказать правду-матку, глядя в глаза своей пресветлейшей государыне. — А нас, бедных вассалов, с королями связывает лишь королевское слово, на нем зиждутся трактаты, союзы, наши привилегии и наши лены. И что? Во всем этом надлежит усомниться? Усомниться в нерушимости королевского слова? Дождаться, что оно будет стоить не больше прошлогоднего снега? Воистину, если будет так, то после трудного детства нас ждет не менее трудная старость. Барон из Тигга отнюдь не мятежный герцог, а самый настоящий верноподданный, но и он может прилюдно одернуть королеву и напомнить, что вассальная присяга — дорога с двухсторонним движением, и клятвы надо исполнять как вассалу, так и сюзерену. И королева должна показывать пример своим подданным в исполнении законов и обычаев Цинтры. Ибо ежели она не будет их исполнять, то чего ж с «бедных вассалов» спрашивать? Так что оппозиционная аристократия опять вспомнила краеугольный цинтрийский закон «Негоже лилиям львам прясть» и поставила ребром вопрос о новом короле. Премудрая Калантэ в ответ на ультиматум заявила, что будет верна памяти «господина своего сердца и ложа». «Рёгнер недавно скончался от морового поветрия, а другого мужа королева иметь не желает», — свидетельствует кастелян Гаксо. Король Рёгнер скончался не так уж и недавно, более пяти лет назад; оставим этот баг на совести кастеляна Гаксо и пана Сапека («Время — вещь относительная», — ответят мне они). Но вот насчёт нового мужа… Слава Солнцу, что не дано подданным знать истинных мыслей и чувств прекрасной Калантэ! И уж никому из них не дозволено навязывать ей чужую волю по такому деликатному вопросу: все-таки не девочка, а королева в своем праве! Прикрываясь древними цинтрийскими законами, мятежные аристократы обратили свой взгляд на принцессу Паветту — пусть она выйдет замуж, и ее муж станет королем Цинтры! Ну а Калантэ? Будет королевой-тещей… то есть королевой-матерью. Правда, принцессе Паветте нет еще и десяти лет — но кого это может смутить в средневековой Цинтре? Надо отдать должное Калантэ: она дралась за власть как истинная львица и благополучно похоронила проекты цинтрийской знати выдать Паветту замуж и в десятилетнем возрасте, и в тринадцатилетнем. Вот ни к чему дочке столь ранее замужество, следует дождаться, когда она «расцветет» — достигнет лучшей физической кондиции! Аристократия пошла на попятную, но выставила последнее «китайское предложение»: как только Паветта достигнет пятнадцати лет, так сразу «уж, замуж, невтерпёж». И точка. И с этим королеве пришлось согласиться. Но давайте признаем — королева не только саботировала «хотелки» знати. Она искала для дочери лучшую партию. Такую, которая бы учитывала государственные интересы Цинтры. Именно этой цели должен был послужить брак Паветты. — Цинтра должна вступить в союз со Скеллиге, ибо того требуют государственные интересы. Моя дочь должна выйти за соответствующего человека, ибо это моя дочь. Обратите внимание, кто первым в саге сказал, что королевский брак — это прежде всего государственный интерес! К примеру, король Фольтест предпочитает хороводиться со своей сестрой; а озаботился бы супружеством с дочерью короля Визимира — по крайней мере, Темерия могла бы избежать пограничной войнушки с Реданией. В будущем зять Калантэ, как ее верный ученик, в своей второй женитьбе тоже будет сочетать личный интерес с государственным, причем государственный интерес поставит выше личного. «Хорошо, если б попался боевой парень. А таких надо искать на островах. Они там народ жесткий», — мечтательно заявляет кастелян Гаксо, и, пожалуй, в его лице мы слышим глас народа. И этот глас был услышан королевой. Поскольку полностью совпадал с ее собственным выбором. Ее взор обратился на кандидатуры со славных островов Скеллиге. Да-с, королева не только воевала, но и сколачивала союзы. А союзным отношениям Цинтры со Скеллиге могли позавидовать остальные короли Севера. Ard Rhena — называли ее на островах. И это был не просто титул. Это было обожание и, не побоюсь этого слова, даже обожествление. От представителя Скеллиге, очутись он на цинтрийском престоле или вблизи него, ожидать кинжала в спину не приходилось. Пожалуй, самой прекрасной кандидатурой в мужья принцессе Паветте и в короли Цинтры стал бы «жилистый воин, смуглый, с орлиным носом» Эйст Турсеах. Достоинств у рыцаря было не счесть! Происхождения самого знатного — не король, но брат короля. Красавец-мужчина, в лучших мужских годах. Один из тех вояк, чей девиз — «Мы не сеем». А кроме воинственной доблести, есть в нем такой скилл, как рыцарственное благородство. Когда на достопамятном пиру-смотринах принцессы Паветты случится нештатная ситуация, ему хватит дерзости, чтобы воззвать к королевской совести: не устраивать побоище «все на одного». Когда «все попрут на одного», ему хватит присутствия духа встать в схватке на стороне более слабой стороны (простите за тавтологию). Когда начнут рушиться стены замка, ему хватит отваги прикрыть собой ту, кого он любил больше всех. Да-с, в такого мужчину невозможно не влюбиться! Так будем ли мы упрекать Калантэ, что она сама влюбилась в этого рыцаря без страха и упрека? А влюбленные королевы тоже на дороге не валяются. Поэтому Эйсту Турсеаху хватило здравомыслия ответить на королевские чувства взаимностью. И вот тут государственный интерес нашел на личный. Правда, Калантэ и здесь не спасовала; как говаривал кардинал Мазарини, политика политикой, а любовь — любовью. Свои чувства перед своими подданными она не афишировала, а рыцарь Эйст согласился подыграть возлюбленной королеве. На приснопамятном пиру он на голубом глазу заявляет перед присутствующими гостями: — Мне претит мысль о семейных узах, я бы с радостью просил руки твоей дочери Паветты, — сказал рыцарь Эйст, влюбленно глядя на королеву. — Вот если бы… Между тем любовные клятвы между Калантэ и Эйстом Турсеахом уже имели место (о них рыцарь напомнит королеве, когда та отмахнется от обязательств, данных ее мужем Йожу), и Эйст пообещал ждать отмашки, когда она сама пожелает обнародовать их отношения. А в мужья Паветте они вместе присмотрели другую кандидатуру — племянника короля, Краха ан Крайта. В дальнейшем именно его прозовут Морским Вепрем и станут пугать именем детей нильфгаардской империи, но и на данный момент он был уже весьма многообещающим юношей. Пусть манерами ему далеко до Турсеаха, тем не менее, свою мужественность он доказал и в боевых сражениях, и в постельных. Да-да, ибо к пятнадцати годам Крах ан Крайт являлся счастливым отцом сына по имени Яльмар! Чтобы показать, что у принцессы Паветты якобы имеется богатый выбор женихов, Калантэ «замылила» глаза юному Виндхальму, князю Аттре, и тот посчитал, что титул короля у него почти в кармане. Возможно, здесь Калантэ пыталась потрафить оппозиционной аристократии, поскольку второй жених был владетелем весьма крупной цинтрийской провинции. Этого кандидата я тоже назвала бы весьма перспективным, ничего не скажешь, глаз-алмаз у королевы! В дальнейшем князь Аттре прославится в рядах цинтрийского сопротивления настолько, что император Эмгыр лично прикажет казнить его показательно жестоким образом. Но был еще и третий кандидат на руку Паветты, некий Йож из Эрленвальда. И его появления королева ждала… ибо была предупреждена. И считаться с претензиями этого претендента надо было не меньше, чем с «хотелками» цинтрийской аристократии. И даже больше. Ибо за этим претендентом стояла Сила, имя коей было Предназначение.