let's have pleasure just for two (and stay together forever)

— В честь чего пьем? — Артем бессовестно врывается в его скромный, но уютный уголочек, нарушая личное пространство. И не видно, чтобы того это как-то волновало. Оно и верно: Антон сам его позвал. — Не пьем, — поправляет Антон, подпирая подбородок рукой, и протягивает тому стакан с горячим кофе, ароматным и действительно стоящим своих денег. — Даже так, — удивленно вскинув брови, Артем принимается внимательно разглядывать его. Антону от этого изучающего взгляда не по себе, но и сказать что-то не выходит. Слова будто нарочно застревают поперек горла, образуя ком. — Тогда к чему это все? Антон робко отводит взгляд в сторону, смотря на сидящего неподалеку Данила. Антон правда не знает, как объяснить Артему то, что он немного проследил за своим лучшим другом вплоть до кафе и самую малость спалился, потому ему срочно нужно было придумать отговорку, почему Антон по непонятным стечениям обстоятельств пришел в то же самое кафе. Теперь нужно снова придумывать, для чего Антон позвал Артема, если пить они не собираются. Высший уровень дебилизма, никак иначе не назвать. Артем выжидающе смотрит, прожигая в нем дыру, и оглядывается, замечая, как бегают глаза парня. Наткнуться взглядом на общего знакомого не составляет труда — с ростом Данила сложнее потерять его, чем найти. Артем ничего не говорит, лишь попивает кофе и чуть заметно морщится, причитая, что не очень любит эспрессо. Антон безмерно благодарен: тот умело игнорирует Данила, словно его тут и вовсе нет. А потом телефон начинает производить мелодию, стоящую на звонке, и Антон неуверенно смотрит на экран. «Мама» виднеется там — палец тут же нажимает на нужную кнопку, принимая звонок. Шутов внезапно проявляет благородность и замолкает, утыкаясь взглядом в стену. — Привет, мам, — делая голос как можно энергичнее, здоровается Антон и раздумывает, что же сподвигло маму позвонить ему. Впрочем, а почему для этого нужна весомая причина? — Привет, Антошенька, — Антон четко слышит улыбку в ее голосе и невольно изгибает губы в ответной улыбке, которую та все равно не увидит. — Почему не звонишь? Занят учебой? — Можно и так сказать, — вспоминает про Квантума, уклоняется от ответа и неловко засовывает руку в карман теперь излюбленной толстовки, вызывающей странную реакцию у Данила. Отчего-то она ему не очень нравится. Мама рассказывает ему о булочках из слоенного теста с шоколадом внутри, как долго готовила их, думая о своем любимом сыночке, находящемся так далеко, и Антон плавится от этой щемящей сердце заботы. Мама так сильно любит его, а он забывает говорить ей банальное «Я тоже тебя люблю, мам». Антон делится событиями из своей жизни, опуская некоторые моменты, и осмеливается поделиться своими переживаниями насчет того, как он выглядит. Мама цокает, тяжело вздыхает в трубку, но не начинает упрекать его, лишь так по-доброму ворчит, что нужно было давно рассказать, тогда она бы смогла хоть немного помочь ему с этим. Она тепло смеется, напоминая о том случае, когда Антон свалился с горки и уверял, что умирает, потому что теперь он не так красив из-за «боевых» царапин. Антон поддерживает ее смех, позволяя приятной ностальгии воспроизвести в памяти очередные неловкие ситуации, и чувствует себя очень расслабленным. Мама укутывает его в одеяло из своей крепчайшей любви, отпаивает чаем, приготовленным с чуткостью и всей душой, чтобы позаботиться о сыне, живущем в другом городе. Согревает своим теплом и будто прижимает к себе, раз за разом едва ощутимо прикасаясь губами к виску, чтобы оставить там легкий поцелуй. Звонок заканчивается внезапно, в мгновение обрываясь, — батарейка на телефоне села, и Антон губы поджимает в тоске по голосу, родному до одурения, по дому, по беззаботным денькам, когда мама кексы пекла и фрукты многочисленные красиво нарезала. На каникулах он съездит к ним. Подзаработает еще немного и купит билет, подарки и часть отдаст, доказав, что «я уже взрослый, могу заработать деньги: и себе оставлю, и вам дам». Проводит рукой во волосам и шумно вздыхает, наконец замечая отсутствие Артема и сидящего напротив Данила, с интересом наблюдающего за ним. Антон его не видел: сидел спиной к столу и не поворачивался, чтобы Шутов не смотрел на его глупые улыбки и не вслушивался в разговор. Данил такой красивый в классическом костюме, что дыхание захватывает и в животе эти дурацкие бабочки порхают и щекочут непроизвольно. Антону думалось, что такое бывает только у девушек в романах, которые он, если честно, даже не читал толком, проглатывая страницу за страницей взглядом и не запоминая текст — не отражая его у себя в душе. Может быть, поэтому его представления о любви навязаны обществом, не кажутся такими волнительными и сказочными, как это описывается в книгах. Антон тупит откровенно, не знает, как начать разговор, лишь бы разорвать неловкую тишину между ними и перестать бегать взглядом по столу, практически пустому — его остывший кофе одиноко стоит почти на краю. А Данилу, по всей видимости, и в тишине комфортно: он неотрывно смотрит на него, тихо усмехается, замечая слегка покрасневшие уши, и не говорит ничего, хотя в мыслях задает вопросы самому себе. И так и сидят: один — молча и в комфорте, другой — все также молча, но чувствуя непривычную для их общения неловкость. — Жесть, — комментирует Данил, когда Антон с ужасом оглядывает лужу на полу, образованную случайно оброненным стаканчиком со злосчастным кофе. Антон злится на себя, на Данила — вдвойне. Пока он вытирает салфетками лужу, приходится выслушивать насмешливые вставки друга и надувать щеки от злости, смешанной с обидой. Квантум бы тоже посмеялся, наверное. В последние дни в его мыслях слишком много Квантума. Пожалуй, они с Данилом могут бороться за титул чемпиона по времени, которое он уделял им в раздумьях. Звучит бредово, но эффектно — так хочется думать, по крайней мере. Данил все также следит за ним безустанно, постепенно начиная действовать на нервы. Черт с ним — пусть смотрит.

***

И каждый раз, когда Антон отворачивается, кряхтя устало, Данил обводит его ласковым взглядом, тихо шепчет, чтобы слышно было только ему, будто у себя в голове говоря, излюбленное «Кратосульетта», после сменяя его на «Антольетта». Смакуя на языке безгранную любовь к простому прозвищу, выдуманному для действия на нервы, он досадно касается лба рукой, холодной без тепла чужого, и чувствует покалывающую боль в висках. Антона мать чуть ли не целует в трубку — Данил подслушивал случайно, не горя желанием делать это, чтобы не задохнуться от негодования — так вот, как на самом деле выглядит материнская любовь. Искренняя, нежная, берущая за душу. В висок целует ведь, как кажется ему, а Данила даже в лоб не целовали, думая, что так разбалуют его. Его родители строги к нему неоправданно, но винить их не за что — они не учились воспитывать ребенка, не знали, как это делать, и делали так, как казалось самым правильным. Данил, может, слишком любит их, оправдывая тех перед собой же постоянно, но иначе поступить не может. (Трудно свыкнуться с мыслью, что нужно отвыкать от своей привязанности к ним.) Любовью, настоящей, самой сокровенной и необъятной томясь, он проигрывает по обоим фронтам. Девушки — прелестные создания, но не могут отвлечь его от мыслей о другом, не могут заставить почувствовать хоть капельку из того вороха чувств, что Данил чувствует к нему. А тот, будто слепым притворяясь, намеков не понимает или в упор не замечает, как Данил из кожи лезет вон, надеясь добиться сердца его. Квантумом зовется, слушает о неизвестном, пленившим желанное сердце, и делает вид, что не больно ни черта. Поддерживает всякий раз, когда выпадает удобная возможность, и не получается ничего. Не меняет манеру речи — не понимает, тонко намекает о своем непосредственном контакте с ним — убегает от ответа, падая в объятия Данила, который, вообще-то, ждет ответа в другой реальности — виртуальной. Данилу осточертело это все, но и раскрыть себя не может: не теперь, когда у Антона, так беспардонно укравшего его сердце, есть кто-то другой. И как ловко он испортил все, увильнув от ответа тогда, сказав, что девушку на примете имеет. Никого он не имеет, кроме Кратоса в дурацком мессенджере для любителей пошлостей, одиноких и, возможно, потерявших себя. Тошно от самого себя, но в то же время жалеть о чем-то не хочет. Сердце замирает, когда Антон нескончаемо присылает ему сообщения, звонит на видеозвонок и губу так очаровательно прикусывает, боясь, что кто-то из знакомых застанет его за этим. Знал бы он, что уже застал, что сам обнажает свое тело тому, кого раз за разом, то примыкая ближе, то отталкивая сильно-сильно, заставляет все глубже падать в пучину чувств. И Антон улыбается, прощаясь на лестничной площадке, а Данил не понимает, как они так быстро дошли до дома и когда они вообще успели покинуть кафе. Влюбленностью умаиваясь, не замечает на лице своем появившуюся полуулыбку. Снова этот дурачок ему пишет, даже не догадываясь, кому он отправляет сообщения. [Kratos] Я так сильно влюблен в него! Ты не можешь себе представить. Я пиздец рад, что у меня есть ты, ведь иначе я бы не пережил в одиночку все эти ваши блядские чувства типа любовь и все такое Данил не знает, что ответить, потому что больно невыносимо. Гаврилову Артем без конца твердит, что Антон слишком невнимательный, чтобы увидеть в глазах серых, таких же мрачных, как тучи на небе, что-то похожее на любовь. Антон проницательностью особой никогда не отличался, а жаль. Грудь сдавливает, когда он, перечитывая текст вновь, понимает, что даже Квантум может провалиться с треском. Квантум Кратоса очаровать не может, а Данил — Антона. Он горечь на языке чувствует и усмехается, ощущая, как та делает его смешок более обреченным. Данил всегда был готов приютить Антона, чтобы видеть забавную мордашку, помятую после ночи, проведенной вместе с алкоголем, и по-дружески оставлять таблетку от головной боли и стакан с водой на тумбочке. Всегда. Даже сейчас готов. Нет. Сейчас он этого хочет. Секунда. Минута. Пять минут. Десять. Время так быстротечно, а он так беспечен. Подрывается на каждое приглашение погулять, если оно от Антона; звонит ему сам, наплевав на свой принцип «зачем звонить, если можно написать?»; позволяет тому прижаться к себе ближе, когда тот непроизвольно засыпает за просмотром фильма. Данил думает, что так помогает ему расслабиться, обрести Антону себя, помогает полюбить себя. Данил не учитывает то, что самому ему никто не помогает. И он, увязая в омуте ужасном, даже всплыть не пытается, потому что тонет вместе с Антоном. Его спасти пытается, надеясь, что когда-нибудь это окупится, что его спасут в ответ. Но два тонущих помочь друг другу не смогут, и это огромная проблема. По крайней мере, они даже не стараются в полную силу, чтобы надеяться на спасение. [Kratos] И знаешь, я жалею, что люблю его, блять. Он не понимает, что только с ним я становлюсь таким... таким. Если бы я мог, я влюбился бы в тебя. Ты бы точно понял. И от этого легче не становится, рана на сердце лишь раскрывается сильнее, чтобы вскоре начать гноиться. За ней никто не ухаживает, просто пускает на самотек, а инфекция все же попадает внутрь. Данилу плевать, если честно (ложь, ложь, ложь). Планы занимают в его голове места куда больше, чем жалкая боль в сердце (и снова ложь, ложь, ложь). Глаза прикрывает против воли, порядком устав думать, рассматривать всевозможные исходы событий, анализировать. Может быть, он не доглядывает, упускает из-под носа маленькую деталь, не позволяющую собрать пазл и взглянуть на цельную картину. Ему хочется понять, в какой момент все идет по наклонной.

[Quantum] Да, я бы точно понял, детка. Я не тупоголовый, к счастью. Не жалей о своей любви, плохой опыт — тоже опыт.

И глухо стонет в ладонь, предаваясь унынию. С Антоном ему так хорошо. Антон сам по себе прекрасен, поэтому рядом с ним все обретает иную окраску, захватывающую и незаменимую ничем другим. Данил хочет Антона видеть каждый день и наблюдать, как тот будет сонно потягиваться, жмуря глаза от солнечного света, бьющего сквозь белую штору. Хочет Антона в объятиях сжимать, целовать в висок нежнее, чем это сделала бы его мама, и упиваться его теплом — единственной вещью, способной согреть его. Хочет Антона по-разному, и все эти желания так сильны, что разум мутнеет и выдает ошибку, отказываясь перезагружаться — ему и так нормально, наверно. Антона в Даниле настолько много, отчего вся его жизнь просто происходит на автопилоте, будто он робот (но так нельзя сказать, ведь он влюблен), а живет Данил лишь потому, что Антон. Иногда ему кажется, что он зависим от Антона, и скрывать это становится труднее. Однако Данил не зависим от Антона. Он просто слишком безнадежно влюблен. (Очень наивно звучит, не правда ли?) Порой это походит на простуду. Вовремя не вылечишь — будут осложнения, а некоторые, как Данил, могут и вовсе не заметить ничего или не обратить на это должного внимания, продолжая жить в привычном темпе. И тогда последствий не избежать. [Kratos] А ты? Ты любишь кого-нибудь? Данил кривит губы в ухмылке, почти отдаваясь желанию раскрыть свою личность прямо сейчас, и на душе невыносимо тяжело становится. Гаврилову пора прекращать это, но тогда жизнь станет бесцветной и однообразной, потому что Данил без Антона не сможет. Жить будет, но разлюбить никогда не сможет. А говорят, что первая любовь — подростковая забава. Данил не очень-то и похож на подростка, если уж на то пошло.

[Quantum] Да, люблю. Тебя :)

[Kratos] А если серьезно?

[Quantum] Я ответил тебе серьезно, Кратосульетта

[Kratos] Ты меня не знаешь даже, придурок, как ты можешь меня любить?

[Quantum] Любовь на многое способна.

Квантуму Антон отвечает почти сразу, а Данилу — нет. Данилу он настрочит ответное сообщение лишь тогда, когда Квантум уйдет по делам, и то не факт. Захлебнуться кровью готов, только бы прекратить наконец разрываться между ненавистью к своей нерешительности и безграничной любви к Антону. Гаврилову свойственно быть романтиком, пребывая в таком неоднозначном состоянии: разум твердит, что нужно довольствоваться тем, что дают, а сердце пламенно желает большего (куда большего, чем Антон может предположительно отдать). Данил задается вопросом: а что обязывает Антона общаться с ним? Что обязывает быть его другом? Ничто. Он делает это либо по своему желанию, либо исходя из собственных нужд. Что обязывает Антона любить его в ответ? По-прежнему ничто. И никто, кроме него, не в праве принуждать его к этому.

[Quantum] Мне нравятся наши разговоры. Когда я переписываюсь с тобой, мне спокойнее. Так кажется, что я не настолько одинок.

Когда-нибудь Данил расскажет Антону, что родители не приняли его. Отказались от него, как от надоевшей игрушки. И что ему просто повезло отколоться от них раньше, прежде чем те успели заблокировать его банковские счета. Данил обязательно поднимется с колен, откроет собственный бизнес — он прорвется. Но тяжести это не убавит. И на сердце легче не станет. Единственный, кто у него остался, кто ему правда важен, из-за кого он держался первое время, — Антон. У Антона есть любящие родители, классный сосед, лучший друг, а у Данила — толпы девушек, которые ему совершенно не нужны, и Антон. Сквозь боль улыбается, смотря на фотографию, где они сделали селфи, впервые встретившись, и губы слегка подрагивают. Сердце не хочет слушаться его. Не подчиняется ему. Подставляет. «Ты ужасно высокий, у меня сейчас шея сломается смотреть на тебя». «Дань, давай уток покормим?». «Селфи на фоне уток? Оригинально, блин, ничего не скажешь». «Куда оригинальнее влюбиться в тебя. Я тебя увидел и пропал, бляха муха», — пряча лицо в руках, печалится Данил и не может унять ноющее от боли сердце. Сердцу ведь не прикажешь, а когда придется пожинать плоды своего труда — достается всем. [Kratos] Тебя на романтику потянуло?

[Quantum] Кроме тебя у меня никого нет. Ты — самое драгоценное, что у меня есть.

[Kratos] Это песня какая-то?

[Quantum] Я сейчас не шучу, петух сраный. Дай мне пять дней. Я раскрою свою личность. Пожалуйста, отвечай мне на сообщения...

Данил не отчаян, нет (разве что совсем немного). Просто хочет отдохнуть, но не может. Теперь ему точно будет не до отдыха. [Kratos] Я плохо держу обещания, поэтому... Я клянусь, что буду отвечать тебе. Данил вздыхает тяжело; за окном постепенно темнеет, скрывая солнце за горизонтом. Наступает ночь — наведаться к Антону просто так уже не получится. А так хочется, ведь в душе ураган, сносящий все на своем пути, и все равно, сколько боли это приносит. Раньше все было легче. Типичные раздумья на тему несправедливости этого мира, о том, как хочется поскорее свалить от родителей, каково это — почувствовать себя счастливым настолько, что все вокруг перестает иметь значение. Не приходилось мучаться от безысходности, давя улыбку измученную каждый день; Данил просто был обычным подростком, который жил своими мечтами. Но мечтам свойственно не сбываться. Реальность сурова; разбивая на осколки сердца, она не жалеет никого. И остывшая пицца, любимая — и вовсе не потому, что она нравится Антону — и аппетитная, становится бесполезной. Пережевывая ее, та утрачивает вкус и всякое удовольствие, принося лишь ком в горле, неизвестно откуда взявшийся. Чувства, мысли и желания Данила безвозвратно принадлежат Антону. Может быть, тот находится на стадии отрицания, не принимает свою ориентацию — Данил помнит каково это, потому что долго не мог смириться с тем, что влюблен в своего друга. В парня, бляха муха, с которым познакомился в игре. Данил склоняет голову, подпирает подбородок рукой и безрадостно улыбается открытому на телефоне мессенджеру. Повезло ведь наткнуться именно на своего лучшего друга. Как будто магнитами притянуло — больше никому не хотелось написать, только ему. Новое сообщение. Легкое волнение окутывает его, как и всегда, когда ему пишет Антон. Так странно, ведь прежде Гаврилов не реагировал так на него. Возможно, дело в новой стороне, которую Антон ему открыл, будучи Кратосом. [Kratos] Мне все еще пишут люди насчет вирта, я вот думаю, стоит ли соглашаться и как постараться вписать их в свой график...

[Quantum] Не смей. Я заплачу тебе сколько угодно, но будь только моим.

Данил понимает, насколько это неправильно — ставить условия и необоснованно быть собственником, но не может совладать с собой. При мысли, что его Антон будет скидывать кому-то свои фото, у него руки чешутся от желания набить морду людям, которых он не знает. Данил не позволит этому случиться. Каждая минута, каждый час, каждый день, когда он думал о вероятности того, что они могли бы стать парой, кажутся бессмысленными. Черемисин без изменений влюбляется в любого, но не в него. Данилу хочется знать, что творится у Антона в голове. Может быть, так было бы легче. Невыносимо видеть человека, которого не можешь прижать к себе, прильнуть своими губами к его и прочувствовать всю прелесть этого момента, узнать, как громко может биться сердце, способное заглушить все вокруг, даже собственные мысли. Нестерпимо знать, что ты видишь слишком интимное, являешься причиной оргазма этого человека, и не иметь возможности прикоснуться к нему нарочно, скользнуть рукой по пояснице вниз, положить руку на талию и просто ощутить тепло его тела. Слишком сложно желать того, чье сердце занято другим. Данил чувствует себя так паршиво, как никогда прежде себя не чувствовал. Почему-то именно сейчас его одолевает желание сдаться и отпустить Антона в свободное плавание. Данил не станет убиваться, не будет загибаться из-за этого, но ему несомненно придется тяжело. Антон ему заменяет солнце. Если бы Данил должен был дать определение своей любви, он бы сказал, что она похожа на связь, скрепленную нежными чувствами, пониманием и взаимоподдержкой. Антон — его человек, тот, кому он доверил свое сердце, тот, кого он всегда будет любить, даже если их пути разойдутся. [Kratos] Квантум... Ты не можешь поступать вот так. Я был о тебе лучшего мнения. Данил закрывает глаза, прикусывает внутреннюю сторону щеки, и душа болит так, что плакать хочется. Это так сложно — скрывать свои чувства, когда о них хочется кричать, чтобы все знали, как сильно он дорожит Антоном. Это так сложно — подавлять все свои эмоции, лишь бы не испортить ничего своей любовью. Это так сложно — помогать человеку обрести себя и не получать ничего взамен, даже если тот не обязан это делать. Гаврилову больше не хочется ничего скрывать. Нет сил. И реакция уже кажется не такой важной: он слишком утомлен. Медленными шагами подбирается ближе к Антону, чтобы обнаружить, что не сдвинулся с места ни на один сантиметр. Данил тоже способен чувствовать боль. Ему свойственно проявлять свои эмоции. Он тоже устает.

[Quantum] Я устал от тебя. Ты такой тупоголовый, либо ты нарочно ничего не понимаешь. Я устал, что ты меня динамишь. Когда ты поймешь, что я люблю тебя, Антон?

[Kratos] Откуда ты знаешь мое имя?..

[Quantum] Подумай получше, кто же это, бляха муха. Может быть, додумаешься когда-нибудь.