«Time has already come The sun is gone and no more shadows. Can't give up... I know And this life goes on, I'll be strong, I'll be strong To last see the end.» Tokyo Ghoul — Glassy sky
Она вернулась в сознание только через некоторое время, всё ещё надеясь, что ей приснился кошмар, однако реальность поспешила разочаровать. Зрение пришло к ней раньше, позволяя увидеть обломок темноты и кирпичную стену, а затем, после пронзительного звона в ушах, вернулся слух. Наткнувшись на непонятные звуки, она кое-как села. От всплывшей перед глазами картины хотелось закричать. Маринетт тихонько пискнула, зажимая рот рукавом. В воздухе стоял запах крови. Существо в нескольких метрах от неё сложно было назвать Котом Нуаром, однако, без всякого сомнения, это был он. Её напарник коршуном сидел над напавшим на неё мужчиной и поедал его. Наклоняясь, зубами вгрызался в плоть: хрустели, ломаясь, кости, с глухим свистом рвались сухожилия, с хлюпаньем разрывались мышцы, беззвучно лопались сосуды, окропляя всё вокруг кровью. Он снова наклонялся, с утробным рычанием вгрызался в плоть, захватывая всё новый кусок, чавкал, чавкал, чавкал и глотал, опять склоняясь к добыче, громко постанывая от удовольствия. Кверху вились четыре чёрных когтя, бестолково покачиваясь в такт процессу, делая Нуара похожим на лавкрафтианское чудовище. Для Маринетт он таким и являлся. Чудовищем. Монстром. Зелёная вспышка пронеслась по его телу, заставляя Маринетт зажмуриться. На месте Нуара появился парень в знакомой белой рубашке и джинсах. Мимо прошмыгнуло чёрное пятно с жёлтым треугольником в лапках. Прошло несколько минут, прежде чем Маринетт двинулась с места, намереваясь подобрать серёжку и тихо проскользнуть мимо. Однако при минимальном движении голова закружилась, заставляя тихо зашипеть. Монстр встрепенулся, услышав её, и обернулся, являя лицо Адриана. Его рот был в крови, нечеловеческие глаза с удивлением посмотрели на неё, прежде чем тихо произнести: — Маринетт? Сердце бешено забилось. В голову ударил адреналин, заставляя с ненормальной скоростью подобрать серёжку и сорваться с места, убегая со всех ног и шепча на ходу слова трансформации. Смахнув непрекращающиеся слёзы, Маринетт почувствовала, как волшебный костюм облегает её тело, придавая сил. Сзади слышались быстрые шаги. — Маринетт, постой!! — панически прокричал Адриан, увязываясь за ней. Ледибаг не посмела обернуться. — Плагг, когти! Сзади показалась всё та же зеленая вспышка. Ледибаг раскрутила йо-йо, запрыгивая на крышу. Кот последовал за ней. У неё не было никаких шансов. Всем известно — от гуля не убежишь. К горлу подкатила тошнота, животный страх поселился в самом нутре, заставляя бежать ещё быстрее. — Отстань! — прокричала Ледибаг с дрожью в голосе. — Не трог-га-ай меня! — Стой!! — прокричали сзади. Она оттолкнулась от края, собираясь прыгнуть. Почувствовала толчок. Что-то мягкое обвилось вокруг, не давая пошевелиться. — Отстань!! — вскричала она изо всех сил, чувствуя, как не может пошевелить руками. — Отпусти меня, ты, чудовище!! — Ледибаг, успокойся, пожалуйста, давай поговорим!.. — Не ешь меня, даже не вздумай меня есть!! — Что?! Я не причиню тебе вреда, да и вообще не собирался, с чего ты это взяла?? — прозвучал его ошарашенный голос. Затем он глубоко вздохнул, произнес более мягким и спокойным тоном. — Ледибаг, посмотри на меня. Я здесь, перед тобой, всё хорошо. Она открыла глаза, огляделась по сторонам расплывчатым взглядом. Не находя его фигуры, посмотрела вниз. Кот стоял в нескольких метрах от неё, призывно протягивая руку вперёд, и слабо улыбнулся, встречаясь с ней взглядом. — Видишь, это я. Всё хорошо, мы просто поговорим… Ледибаг молча воспользовалась предоставленной возможностью, окидывая его внимательным взглядом с ног до головы. Безусловно это был всё тот же Кот Нуар, её напарник и лучший друг, заботливый и верный парень, всё в том же чёрном костюме с хвостом, маской и накладными ушами… Но у её Котёнка были ярко-зелёные глаза и белоснежная улыбка, а не по-акульи чёрные белки с красными зрачками. У её Котёнка никогда не было огромных мерзких чёрных щупалец. Это не было её Котом. Одно из когтей было протянуто к ней и проведя взглядом по всей длине, Ледибаг поняла, что его конец полностью обхватывал её нижнюю половину туловища вместе с руками. — Мне не о чем с тобой разговаривать! — со злостью прокричала Ледибаг, активно двигая плечами в попытках выбраться. Слёзы против воли снова покатились из глаз. — Т-ты лгал мне! Ты всё это время лгал мне, обманывал, играл на моих чувствах, притворяясь человеком, а теперь ожидаешь, что я буду слушать твои оправдания?! Я… я ведь полюбила тебя!! — горько вскричала она. Наконец смогла вытащить руки, забарабанив по чёрной ребристой поверхности. — Да выпусти меня уже из этой штуковины! — Не выпущу, пока мы нормально не поговорим! — ответил он, сердито нахмурившись. — И как я тебе, по-твоему, должен был об этом рассказать? Ты думаешь, я не хотел тебе открыться? Думаешь, я собирался хранить это всю жизнь в тайне? Думаешь, мне было легко притворяться кем-то другим, будучи наедине с близким человеком? Но ты… ты же ненавидишь нас. Ненавидишь гулей, которые ничего плохого тебе не сделали! Да... да ты прекратишь сегодня это или нет? — вдруг возмущённо воскликнул он, аккуратно хватая её за запястья концами щупалец и скрещивая свои руки на груди. Ледибаг ощерилась. Кот спокойно продолжил. — Хватит барабанить по мне. Это тоже мои конечности между прочим, как те же руки или ноги. Мне больно! — Ничего плохого?! — прокричала Ледибаг, дёргая руками так, что ему пришлось всё-таки их отпустить. Она потёрла запястья. — Да вы убиваете людей, вы едите их на завтрак, обед и ужин! Ты убил того несчастного! — Несчастного?! Маринетт, да он чуть… он чуть тебя не!.. — запнулся он, неспособный подобрать слова. — Изнасиловал, Адриан! — прокричала она, не сдерживаясь в выражениях. — Да, но то, что сделал ты, было гораздо, гораздо хуже! Ты убил его: убил, а потом ещё и сожрал! — Убил?! — задохнувшись от возмущения, произнёс Кот. — Да я у него всего лишь руку с ногой обгрыз! — он подошёл к ней поближе и, устав держать, опустил на уровень глаз. — Я его вырубил. Он сейчас лежит там в отключке и с вероятностью в восемьдесят процентов доживёт до приезда скорой, которую я между прочим сам ему и вызвал. А он в меня пять раз из пистолета пальнул! — Только я что-то не вижу, чтобы ты лежал истекая кровью! — огрызнулась она. — А он останется калекой на всю жизнь, как и все те люди, которыми ты отобедал раньше!! — Они преступники, моя Леди, — прошипел он. — Они убийцы, воры и насильники. Они издевались над людьми по собственной воле и заслужили то, что получили! — Ха, ну да, как я могла забыть! — усмехнувшись, воскликнула Ледибаг. — Ты же у нас гуль-Нуар! Ты же у нас ставишь себя выше закона и думаешь, что судебная система несовершенна! И все преступники должны получить по заслугам. Только вот знаешь, что? Ты такой же преступник и отброс общества, который бегает от голубей и причиняет вред невинным людям, — она замолчала, переходя на тихое шипение. — И не смей называть меня своей Леди, ты, монстр! — Только после того, как ты перестанешь называть меня монстром, миледи! — Не перестану! — воскликнула она, её глаза заблестели от слёз. — Не перестану, пока не пойму, куда делся мой светлый, добрый, наивный Кот, который любил людей и желал им только добра! — Но я люблю людей! — обиженно-возмущённо возразил он. — Да?! Ну что ж, я тоже люблю вкусно поесть! — с сарказмом произнесла Ледибаг. — Да что за бред?! — взорвался он, хватаясь за голову и меряя шагами крышу. Затем остановился, глядя ей прямо в глаза. — Ты думаешь, я просил обо всём этом?! — заорал он. — Ты думаешь, я просил о том, чтобы таким стать?? Что я просто однажды подошёл к своему создателю и попросил у него: боже, пожалуйста, сделай меня тварью, которой нужно убивать и есть людей, чтобы прожить ещё два лишних месяца на этой грёбанной планете!! Ты спрашиваешь, где твой напарник? Вот он я, перед тобой!! — он развёл руки, отходя назад. — Это всё настоящий я, это то, кто я есть на самом деле! То, как я выгляжу! Монстр! Чудовище!! Думаешь, я просил об этом?? — он остановился, проводя рукой по мокрому лицу, его плечи содрогнулись. — Прошу, Маринетт, прошу, скажи, что мне делать?! Пойти спрыгнуть с Эйфелевой башни?? Утопиться, удавиться?! А может мне просто перестать существовать??! — он вскинул руками и, уже не скрывая, плакал. Ледибаг отвернулась. — Что мне сделать, чтобы т-ты была довольна?? Аа?! Скажи мне, я что, виноват, что природа решила поржать и создала нас, гулей? Что кто-то там наверху решил, что будет смешно, если одни родятся людьми, а другие не смогут есть ничего, кроме них! Я заслужил это? Я это заслужил?? — он замолк, прочищая горло, а затем хрипло продолжил. — Я бы может хотел питаться как вы, люди! Я бы хотел приходить в супермаркеты, магазины, кофейни, рестораны и просто класть себе еду в корзину или на тарелку! Но ваша еда мне отвратительна! Да, именно так!! Я и кусочка прожевать не могу, как у меня начинается рвотный рефлекс! И не только отвратительна, но и опасна, потому что мой желудок просто отказывается её переваривать! — он подошел к ней практически вплотную. — Что ты теперь скажешь, моя Леди? Всё ещё хочется назвать меня монстром?! Скажи, что мне делать? Она повернулась к нему и собрав слюну, плюнула в лицо, произнося почти по слогам: — Пошел ты к черту! Он вытерся рукавом, оскалился и… ничего не сказав, отвернулся. — Не ешь меня только! — крикнула Ледибаг ему вслед. — И не собирался, — ответил Кот, оборачиваясь. — Ты мне просто омерзительна. Ледибаг почувствовала, как его коготь разжимается, аккуратно ставя её на бетон. Снова обратилась к нему, отряхиваясь: — А зачем тогда ловил и держал?! Тот спокойно обернулся, не выказывая ни одной эмоции, и равнодушно произнёс: — Там… сзади тебя слишком большое расстояние, просто так не перепрыгнуть. Ты могла упасть и удариться животом о балки, — она удивлённо на него посмотрела. — Я опять тебя спас, Баг... В который раз, — угрюмо пробормотал он, бросая напоследок. — Прощай, Ледибаг. И прыгнул с крыши, срываясь в неизвестность.***
Я была такой же, как ты сейчас, поэтому работать с напарником-гулем для меня было равносильно смерти. Даже при том, что до этого он не раз меня спасал, даже когда за прошедшую неделю я получила больше ран, царапин и синяков от акум, чем за всю жизнь, и едва могла вставать утром с постели, не говоря уже о том, чтобы нормально заниматься и получать хорошие оценки. Я была еле жива, скорее полумертва, но задумалась о том, чтобы попросить помощи только тогда, когда в битве чуть не умерла по-настоящему. Конечно, я могла попросить у старика ещё один талисман или потребовать у Кота, чтобы он отдал свой. Но даже если отдать их другим людям, это всё ещё были бы новички, которых пришлось бы обучать основам, а мне нужен был сильный и знающий напарник, потому что я сама лажала в этих основах. Мне нужен был Кот Нуар, мой Кот Нуар. Попросить его о помощи было едва легче, чем продержаться ещё неделю в этом аду, после того, что я сказала и сделала. Но это было во всяком лучше, чем умереть. Я чувствовала, что шла на сделку с дьяволом. «Нужно поговорить. Это срочно. Если согласишься, жду тебя на нашем месте завтра в 3.» Она перечитала это сообщение, наверное, раз в двадцатый и, кажется, уже знала его наизусть. Она помнила, как дрожали её руки, печатая каждое слово, как она делала по сто дебильных ошибок на каждые несколько миллиметров текста, как долго и упорно подбирала слова, думая, что написать. И как долго не верила глазам, получив простое и короткое: «Ок». Ей казалось, что когда она нажмёт кнопку отправить, то получит сообщение о том, что «этот пользователь отправил» её «в чёрный список». Или что он даже не прочитает сообщение, не говоря уже о том, чтобы ответить. Но он ответил. И это короткое сообщение она перечитывала уже столько, что могла увидеть его, закрыв глаза. Она стояла так уже, наверное, минут тридцать, трясясь то ли от прохладного весеннего ветра, то ли от нервов и переминаясь с ноги на ногу. И в этом был виноват не Кот Нуар, уж точно не он, просто она пришла намного раньше положенного, не выдерживая эмоционального напряжения, которое не могла развеять своими подбадриваниями даже её верная квами. Маринетт проснулась раньше обычного в это воскресенье, подумав, что проспала, а затем попыталась чем-нибудь заняться, но у неё всё падало из рук. И проглотить она ничего не смогла, к огромному беспокойству её родителей, которые даже разрешили ей остаться дома в понедельник, не понимая, куда их дочурка тратит драгоценную энергию. И вот она уже с полчаса или больше стояла на их крыше, дрожа от холода в тонком костюме и глядя на несчастные два сообщения. Напряжение всё возрастало и, кажется, разбило метафорический градусник, вырываясь вверх, когда стрелки часов показали три часа дня. А Кота всё не было, и с каждой секундой Ледибаг всё больше убеждалась в том, что ждёт напрасно, что он не придёт, и только какая-то робкая надежда заставляла её оставаться на месте. На часах была четверть четвёртого , когда она услышала сзади тяжёлые шаги и тихое дыхание. Робко развернулась. Он стоял перед ней, скрестив руки на груди, и, нахмурившись, ожидал, что она скажет. Такой… обычный. Руки, ноги, уши, хвост, костюм, глаза. Чистые зелёные глаза с чёрными зрачками и человеческой радужкой. Ледибаг не знала, почему ожидала увидеть перед собой гуля — будто он будет в таком виде по улицам расхаживать! — но всё равно почувствовала удивление и как ни странно — облегчение. Он кивнул, вынуждая её говорить. Она встала к нему спиной, обнимая себя руками — зрительный контакт сейчас был выше её сил. Заплетённые на затылке длинные хвостики качались на ветру. — Мне трудно это говорить, — призналась она, выдохнув, — но я не справляюсь одна. Я забросила всю учёбу и практически не сплю по ночам, чтобы хотя бы не дать этому городу превратиться в руины, не говоря уже об обычных патрулях. А вчера я чуть… — она сглотнула, справляясь со слезами: это последнее, что ей сейчас нужно. — Я не смогу. Мне нужен напарник. Мне нужен ты. — Она оглянулась. Его лицо не выражало никаких эмоций. Ничего. Пустота. Как ни странно это помогло ей продолжить: — Поэтому я прошу у тебя прощения… за всё. И прошу, нет, умоляю вернуться. Однако я пойму, если ты… — Хорошо, — перебил её тихий голос. Она недоверчиво обернулась. — Правда? Тихий кивок. Волна облегчения пробежалась по её позвоночнику, заставляя голову закружиться. Она снова повернулась к нему спиной, чувствуя, что вот-вот заплачет. Кот сдвинулся с места, собираясь уходить. — Постой, — произнесла она почти шепотом. И почти не поверила, когда он ответил: — Да? Прошла минута, прежде чем Ледибаг решилась вновь заговорить: — Знаю… — её голос звучал очень тихо, почти неразличимый на фоне ветра. — Что это прозвучит жестоко, но… — она ухватилась руками за живот, слегка наклоняясь. — Пообещай мне, пожалуйста, что никогда не станешь меня есть! Обернулась и подошла поближе, не решаясь посмотреть в глаза. — Клянусь, — произнёс он так же тихо, — всем, что у меня есть, что никогда тебя не трону даже пальцем. Она измученно подняла голову. Зелёные глаза мягко смотрели на неё, словно подбадривая. Когда уже он повернулся к ней спиной, прыгая вниз, Маринетт заплакала.***
— Дай угадаю, — с сарказмом произнесла Алья, — после этого ваши отношения пошли в гору? — Нет. Мы действительно стали заново работать вместе, и у меня с плеч словно свалился груз. Но это было совершенно не то, что раньше, — не было весёлых шуток, стёба, за бортом остались ночные откровенные разговоры, любые разговоры, кроме обсуждения плана битвы или маршрута патрулей. Нашей дружбы больше не существовало, что уж говорить об отношениях. Казалось, нас обоих всё устраивало, так было надо, по-другому быть и не могло, ведь мы всё ещё были чертовски разными — гуль и человек, ужасное сочетание. Иногда он спрашивал, как у меня дела, и узнавал о самочувствии, то же самое делала я, и так продолжалось до тех пор, пока не произошло кое-что страшное, открыв мне глаза. Уже с Нуаром, но всё в той же битве я чуть не умерла. Второй раз. Гуль был большим и мощным, Ледибаг отлично это знала. А ещё знала, что на её стороне был Кот Нуар, и ей становилось не так страшно. Он не шутил и обращался к ней строго по надобности, но всё ещё как в старые-добрые всегда был готов прикрыть ей спину. Но всё в который раз пошло не по плану. Ледибаг поняла это, когда все их попытки найти заражённый предмет провалились одна за другой, у неё уже были две кровоточащие раны, а в Кота в очередной — уже вроде бы пятый — раз полетело кагунэ. Ледибаг, кажется, тогда думала только о том, что этот раз будет смертельным, а его смерти она не переживёт, попросту не сможет, когда бросилась навстречу когтю, который должен был прошить Нуара насквозь. Что ж, её он тоже прошил насквозь, правда всего лишь часть боковины и бедер. Боль была такая, что Ледибаг хотелось кричать не переставая, однако, она сдержалась. Рвясь в бой, сделала два шага по направлению к Коту, чтобы узнать, как обстоят дела у него, и упала. Она упала, а слух неожиданно восстановился, являя окончание долгого пронзительного крика её напарника. А дальше всё было как в тумане. Она помнит свистопляску огней и звуков, что сопровождали этот тяжёлый, изнурительный бой. Помнит тяжёлое дыхание Кота и капли, падающие ей на лицо, когда тот подбегал к ней, умоляя не закрывать глаза. Видит, как тот рвётся в бой, наращивая длинные когти, длиннее обычного, и думает, нельзя ведь, глупый, тебя же заметят! Слышит его крик, на этот раз агрессивный, гулкий, отчаянный, чувствует эхо от ударов с обеих сторон. Знает, что Кот сражается изо всех сил, стараясь больше не попадаться, бьет сильнее, точнее и быстрее, потому что если проиграет он, проиграют они, и тогда их уже ничто и никто не спасет. Затем, уже под конец, Ледибаг видит как Нуар со всей злостью ломает какой-то предмет, маленькую шкатулку вроде, и из неё вылетает большая чёрная бабочка. Она тянется за йо-йо, когда акуму вдруг наполовину припечатывает к земле большим белым когтем, разделённым на сегменты. Она трепещет свободным крылом, так отчаянно и быстро, будто предчувствует собственную смерть, и та приходит — в виде другого когтя, который наступает на свободный конец и разрывает бабочку пополам. Из неё вырывается чёрный дымок, Ледибаг слышит, как в агонии кричит акуматизированный, превращаясь в обычного человека, и откуда-то знает, что где-то там, схватясь за голову, так же кричит их общий враг. Она понимает, что когти принадлежат Нуару, когда тот опускается к ней, аккуратно забирая выпавший из талисмана предмет. Его глаза смотрят обеспокоенно, а губы шепчут: потерпи, ещё немного. И она терпит, пока он кидает талисман вверх, произнося её слова, и стая божьих коробок проносится вокруг, восстанавливая здания и исцеляя всех, почти всех. Всех, но едва задевая Кота и Ледибаг, поскольку такова цена неверно использованного талисмана. Она помнит, как то просыпалась, то уходила в себя на его руках, пока они бежали, как ветер неприятно колол лицо, а Нуар всё просил, умолял её не бросать его одного, пусть она сколько угодно будет клясть его последними словами и бросаться обвинениями, пусть они никогда больше не поговорят по душам и не возьмутся за руки, пусть он никогда её больше не увидит и не услышит, но лишь бы она была жива и невредима. А ей хотелось его ударить и воскликнуть, что он всё ещё её напарник, пусть и такой, как есть, так хотела пообещать, что даст ему шанс, хотя бы на дружбу, в агонии мелькала мысль сказать в последний раз, что любит. Но изо рта вырывался только сиплый хрип, а всё тело — и язык в том числе — не слушались её, будто чужие, и от этого хотелось заплакать. Она не помнила, как оказалась вдруг на кровати, на каком-то незнакомом — как позже выяснится — чердаке, в окружении бинтов, таблеток и принадлежностей для шитья. Зато долго будет помнить, как в спешке, суете и панике кружил вокруг неё Кот, а затем уже Адриан. У него всё ещё было кагунэ, уже его собственное чёрное, а нечеловеческие глаза смотрели на неё с отчаянием. — Принцесса, ты только держись, хорошо, только держись, — заплетающимся языком бормотал он, разрезая на ней одежду. Маринетт неожиданно краем перепутанного сознания поняла, что уже некоторое время находится без трансформации. Эта мысль, однако, не успела окончательно закрепиться в уме и заставить волноваться, исчезая за сотнями других мыслеобразов и картин. Что-то холодное и мягкое вдруг прикоснулось к её животу, проходясь по краям раны. Кожу сильно-сильно защипало, и Маринетт завошкалась, заметалась от боли, слушая успокаивающий шёпот и чувствуя тёплые прикосновения рук. В какой-то момент пронизывающая боль вернула её к полной ясности, заставляя воспринимать происходящее в полной мере. Маринетт вдруг с чётким ощущением стыда осознала, что произносила трансформацию, будучи в пижаме, под верхом которой не было ничего, и теперь лежала перед напарником наполовину голой. Того это, казалось, заботило в последнюю очередь, но Маринетт успела подумать, что не таким она представляла себе этот момент, прежде чем в кожу вдруг воткнулось что-то острое, заставляя сознание уйти на второй план. Он не стал ей делать укол обезболивающего, как потом выяснилось, не хотел напутать с дозой, и Маринетт нисколько его в этом не обвиняла, пускай несколько стежков пришлось почувствовать в полной мере. Между тем она ощущала, как что-то мокрое каплями, густыми и плотными, падает ей на лицо, шею, тело, а потом Адриан стал шептать что-то странное, напоминавшее бред сумасшедшего, словно бился в какой-то своей, отдельной лихорадке. Маринетт могла различить лишь отдельные фразы, которые монотонно плавали потом у неё в голове, ударяясь о невидимые границы бредовых картин. «Не трогай!», «Не хочу!», «Нет», «Прекрати», «Отстань». «Не буду я…нет», «такой запах», «кусочек…нет!», «надо зашить», «соберись, соберись, ну!» Легкие хлопки. «Давай же, давай!», «ты сможешь», «ещё кусочек… блин, стежочек!!». «Еще чуть-чуть!» В моменты ясности Маринетт отдельными кусочками улавливала реальность и состояние напарника, складывая из них, словно из паззлов, цельную картину. Адриан продолжал говорить странными фразами, пока обрабатывал ей раны, штопал и накладывал бинты; без остановки вытирал рукавом рот, из которого ручьями текли слюни, и смотрел на неё напряжённым лихорадочным взглядом. Его кагунэ взвивалось вверх, и когти кружили, словно тела ламинарий под водой. В какой-то момент Маринетт отчетливо услышала тихий плач, а затем вой. — Чё-е-ерт! Адриан положил бинт на стол, и сквозь полуоткрытые веки Маринетт увидела, как он отбегает в сторону, хватаясь за голову и тяжело дыша. — Соберись, соберись, соберись… — затем вздыхает и гневно бросает в сторону. — К чёрту! Прежде чем Маринетт успевает что-либо осознать, Адриан рвёт рукав своей рубашки и с приглушённым криком вгрызается в левое предплечье. Через минуты две или чуть больше он снова подходит к ней, небрежно наматывает запасной бинт на глубокую открытую рану на руке, закрепляя его, и сосредоточенно продолжает бинтовать Маринетт. Заканчивается всё тем, что он слегка трясет её за плечо, прося произнести слова трансформации. Костюм вновь облегает её тело, и дышать становится как-то легче. Когда через три часа она просыпается вся в поту и слезах от приснившегося кошмара, отбрасывая от себя одеяло и как ни в чем не бывало садясь на край кровати, о присутствии в комнате напарника извещает только полуприкрытое окно.***
— Алья, понимаешь, — чуть не всхлипнула Маринетт, утыкаясь лицом в коленки, — он был ранен не меньше меня. Ем-м-у было очень больно в тот момент, он только что истратил всю энергию на битву, он смертельно хотел есть. Он был на грани, но не бросил меня истекать кровью, чтобы найти… — она сглотнула, — т-труп или хотя бы заглушить голод кофе. Он… я лежала перед ним совершенно истерзанная, пахла кровью, плотью. Подумать только, они же от этого чуть ли не с ума сходят. А он, — продолжила Маринетт, положив руки на затылок, — держался такое долгое время. Даже кончиком языка не дотронулся. И ладно бы ещё стоял в стороне, но ведь он трогал мои раны! Обрабатывал их, зашивал, накладывал бинты! Это должно быть был ад. Алья смотрела на неё с жалостью. — И он предпочел... чуть не лишиться собственной руки. Съесть собственную руку! Лишь бы не сорваться и не покалечить меня!! Лишь бы мизинцем меня не тронуть!! — И после… этого? — проговорила Алья через минуту, запинаясь. — Ты поменяла своё отношение к нему? — Да, — Маринетт повернула голову в сторону. — Я много думала после этой битвы. Размышляла. О том, каких ценностей, принципов я придерживаюсь. Почему? Кто сказал так, кто придумал, что нужно поступать так… и почему я этому всему так слепо верю? Почему я вообще решила присоединиться к этой всеобщей ненависти, выбрала какую-то сторону? Партнёрство с Котом… оно перевернуло мою жизнь вверх дном, превратило её в хаос, но иногда такая встряска... она просто необходима. А тот случай помог мне осознать и понять очень многое. Что жизнь не чёрно-белая, нет, она строится из тысячи разных оттенков. Что никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Что даже среди гулей встречаются хорошие и плохие. А главное… — она ненадолго замолчала, рисуя узоры на коленке. Алья сосредоточенно нахмурилась. — Пока я сидела дома, выздоравливая… Я поняла, что люблю этого глупого Кота, — улыбнулась Маринетт. Узоры превратились в круги с двумя неровностями по бокам. — Что я люблю своего Котёнка, своего Кота, Адриана… кем бы он ни был. Каким бы он ни был. Даже с четырьмя лишними конечностями и этими его глазами, — мягко усмехнулась она, — даже с невозможностью питаться обычной едой. Для меня он всегда останется самым человечным, самым добрым и чувствующим существом в этом мире. И я не смогу прожить без него. Уже не смогу, — произнесла Маринетт почти шёпотом, поглаживая плечо. — Понимаешь, Алья? Алья с минуту сидела задумавшись, прежде чем поднять на нее угрюмый взгляд и твердо произнести: — Нет. Между ними снова разразилась ссора, в ходе которой Алья кричала, что Маринетт чокнутая — оправдывать этого монстра и продолжать встречаться с ним, хотя это опасно, что... — …из-за своего неуёмного голода он привлёк внимание Голубей к вам! — она стукнула рукой по журнальному столику. — Что, скажешь это не так?? Скажешь, что у вас не будет никаких проблем с Особым отделом из-за того, что Нуару захотелось полакомиться конечностями?! — Не будет, до тех пор, пока все заткнут рты и продолжат молчать об этом, чтобы этот Особый отдел продолжал думать о всех нас, как о прославленных супергероях! — А я не хочу молчать! — Так иди и расскажи им всем, что Нуар это гуль! Они либо посмеются над тобой, либо всё тщательно проверят и засадят за решетку не только его, но и нас всех, потому что ты, дорогуша, теперь тоже в этом замешана! — произнесла Маринетт сквозь зубы. Алья опешила и пошла в контраттаку. — Ну да, конечно, обвиняй меня в тупости, — скрестила руки Алья, — ведь это я простила Кота за то, что он хотел тебя съесть, но видите ли пощадил!! Маринетт оперлась о стол руками, ещё больше прищурившись и выдыхая через нос. — Какое милосердие! Он воздержался от кусочка пирога на столе, и ты его стала после этого холить, ласкать и лелеять! Само благородство! — воскликнула Алья с сарказмом. — Ещё скажи ты после этого ему сама еду в контейнерах носить начала!! — А может и начала!! — Ты свихнулась! В течение пяти минут или больше Маринетт узнала очень многое о своём психическом состоянии и отношениях с её, простите, парнем. Алья приводила несокрушимые доводы и была такой же неугомонной в своём стремлении исправить этот мир, как Рена в стремлении положить любому беззаконию в городе конец. Маринетт удивлялась, как с таким отношением Алья ещё не направилась завоёвывать своими каблуками Особый отдел. — Сколько такое будет продолжаться, скажи мне, дорогая, пожалуйста? Ладно, сначала он тебя щадит и пальцем не трогает, хотя ему очень хочется, а потом ты ему предлагаешь себя съесть — и что он делает? Может, как нормальный человек отказывается от этого и умирает в чести и достоинстве?? Или разрывает тебе плечо, как какой-то монстр! — Да почему ты просто не можешь смириться с тем, что я его попросила это сделать?! Меня не заставляли, на меня не нападали, я знала, на что иду, Алья! Я знала, что это будет больно, я знала все риски, я прекрасно знала и ожидала то, что у меня на плече на всю жизнь останется большой шрам и что я никогда больше не смогу надеть раздельный купальник на пляж! И всё-таки я пошла на это, пошла для того, что спасти Нуара, чтобы спасти себя!! В первую очередь я сделала это для себя, в этом всем виновата я!! Это я съела своё собственное плечо, это я нанесла этот шрам себе, ни ты, ни тем более Нуар в этом никак — НЕ — ВИНОВАТЫ! — Отлично, девочка моя, это сделала ты!! Что дальше?! Ты позволишь ему есть тебя каждый раз, когда он будет голоден?! — Может быть да!! — Отлично, поздравляю! — вскинула руками Алья, а затем крикнула. — Ты чокнутая, мать твою!! А что ты будешь делать, скажи мне, пожалуйста, если он сорвется и съест тебя без всякого предупреждения?! Просто потому что захотел, а не потому что голоден?! — Такого никогда не произойдет. — Да неужели? С чего ты так решила?! — Потому что я ему доверяю, Алья, представляешь?! Мы партнеры, я свою жизнь ему доверяю!! Есть такое понятие, как доверие, знаешь об этом?! — Знаю, милочка, прекрасно знаю, — её голос стих и задребезжал, — только я не понимаю, как ты можешь доверять гулю, этому монстру! — Прекрати, Алья, ты знаешь, что он никакой не монстр! — раздраженно воскликнула Маринетт. — Да, а кто же он тогда такой?! — сквозь слёзы произнесла та. — Адриан Агрест, твой одноклассник и друг, тот, кто помогает всем с домашним заданием, когда возникают трудности, тот, кто ходит с нами на обеды, заставляя смеяться до упаду, при том, что сам пьёт только кофе, тот, кто всегда поддерживает, несмотря на то, что сам живет в аду, тот, кто всегда первым бросает свои дела и перевоплощается в Кота Нуара! Тот, кто бросается под автомобили, чтобы спасти одного ребенка, кто жить не может без каламбуров и шуток. Мой парень, партнер и лучший друг, который заботится о всех нас в сто раз больше, чем о себе, замечательный супергерой, ваш напарник, который не раз. Спасал. Ваши. Задницы!! Его характер не определяется одним только тем фактом, что он ест людей, Алья! — Но он их ест! Ссора продолжилась, доведя их обеих до белого каления, а затем почти до плача, когда Алья, смахивая непрекращающийся водопад слёз, сказала, что любит Маринетт как сестру, переживает и не хочет, чтобы та умирала, не хочет видеть, как та приносит себя в жертву. Маринетт, которая тоже уже была на грани, ответила, что не может бросить близкого человека на произвол судьбы только потому, что Алья так захотела, и что она сама в праве решать, что делать со своей жизнью. В порыве непонятной злости, Алья выкрикнула, что раз такое дело, она ей поможет и сдаст Адриана Голубям за то, что тот напал на неё. Это было последней каплей. — Тогда ты мне больше не подруга! — в слезах прокричала она, толкая Алью к выходу. Та плакала. — Убирайся! Видеть тебя больше не хочу!! — распахнула люк, чуть ли не заталкивая Сезер туда. — Проваливай!! Дверца захлопнулась перед её носом. Алья почувствовала как внутри неё что-то лопнуло.***
Пару месяцев назад
Маринетт нажала на дверной звонок. Из глубины квартиры, перед которой она стояла, сжимая объёмный свёрток с логотипом из пекарни, послышалась звонкая переливчатая трель, напоминающая по звуку больше соседскую дрель, чем нормальную комбинацию звуков. Маринетт постучала. Постояла с минуту, переминаясь с ноги на ногу. Снова вдавила кнопку звонка. Грёбаная тишина сдавила уши. Вздохнув, Маринетт зажмурилась и позвонила в третий раз, навалившись всем корпусом на обшарпанную дверь. Через три минуты послышались злые быстрые шаги. Она опустила руку. Дверь открылась на цепочку. Нино закатил глаза. — Мари, твою мать, зачем так делать? — воскликнул он негодующе, приоткрывая дверь. Маринетт тихонько проскочила в щель, словно мышь, останавливаясь за порогом. Ничего не ответила, опустив глаза вниз. Нино вздохнул. — Привет. Что случилось? — опять молчание. — Может, хотя бы скажешь, зачем пришла? Она вздохнула, кивая. С осторожностью протянула ему свёрток. — Передай это, пожалуйста, Адриану. Мне сказали, ему должно понравиться. Нино посмотрел на логотип пекарни, на Маринетт, которая отвела в сторону взгляд, внимательно разглядывая своё плечо. Громко вздохнул, потирая переносицу. «Опять что ли любовная ремиссия? Алья же сказала, что это пройденный этап и Маринетт это переборола». — Мари, это очень мило с твоей стороны, правда. Но… у Адриана аллергия на конфеты, — ответил он, поправляя очки. — Да и вообще он сладкое не переносит, так что… — Маринетт вздохнула. — Я знаю, — неожиданно произнесла она довольно уверенно, опуская свёрток вниз. Прислонилась к дверному косяку. — Что?.. Зачем тогда ты?.. — Я знаю, что Адриан — гуль, Нино, — она искренне посмотрела на него, заставляя сглотнуть ком в горле. — О чем ты? — стараясь сохранять спокойствие, тихо произнес он. — И я знаю, что ты знаешь… Адриан сказал мне об этом. Просто решила проверить. Нино тяжело сглотнул. — От… откуда? Она перевернулась с левого бока на спину, упираясь головой во внутренний угол. Посмотрела куда-то вверх, как будто смаргивая слезы. — Я Ледибаг, — вновь опустила голову вниз. — А Адриан — Кот Нуар, но ты это, скорее всего, сам прекрасно знаешь. У него не получилось бы скрывать это от тебя… не когда ты живешь с ним в одной комнате, по крайней мере. Не с теми ранами, что он иногда получает... Она замолчала. Нино отвис и, складывая руки на груди, посмотрел на неё прищуренными глазами. — Чем докажешь? Она грустно отвела взгляд в сторону, перекладывая пакет в локоть. Пальцами аккуратно скатала край футболки, открывая часть белоснежной кожи. Нино с изумлением увидел ещё не успевший полностью зарасти полукруглый шов. — Это Кот зашивал. Пару дней назад, после битвы, — грустно произнесла Маринетт, проводя по стежкам пальцем. Опустила футболку. Нино вздрогнул. Снова нахмурился. — Ледибаг, значит, да? — она кивнула. — Он уже три дня не появлялся в классе, и я забеспокоилась, написала ему. Он… ответил, что его раны долго не заживают, вот я и решила… — на этом месте она запнулась, перехватив поудобнее пакет. — Не заживают, хм? А знаешь ли ты, Ледибаг, почему они у него не заживают? — укоризненно произнес Нино, кладя руки на пояс. Маринетт медленно покачала головой. — Все потому, что кто-то умный подумал, что будет хорошей идеей запретить Адриану лакомиться отпетыми преступниками и убийцами, которые потом на всю жизнь загремят в тюрьму. — Я… я не запрещала ему... — замешкалась она, удивлённо глядя ему в глаза. — Нет, но не ты ли сказала, что это ужас как плохо и так поступать ни в коем случае нельзя? Он после этого и прекратил так делать. «Ведь слово Леди для него — закон», — передразнил он друга. — И моральный компас у него чересчур хорошо откалиброван. — Я... — А на обычных людей он не нападает. Вот и остаются ему только одни суицидники и случайно умершие, которых днём с огнём не сыщешь, — вздохнул Нино, почёсывая лоб. — Он уже… месяц-полтора как нормально не ел. Перебивался чем-то, я не знаю, чем, может, утопленниками какими-то прогнившими с Сены. Даже в лицей трудно ходить было, я уж не знаю, как он там на битвах справлялся. Вот и… нет у него сил для нормальной регенерации... — Нино, я… — она с сожалением бросила на него взгляд, сразу же отворачиваясь. — Я не знала об этом… — Я понял. Это... — Я сожалею обо всем, что сказала ему и сделала! — вдруг выпалила она, чуть не плача, но вовремя взяла себя в руки. — Нино, ты не представляешь, как я виновата перед ним за всё… Я и не представляла, на какой ад похожа его жизнь. Мне очень, очень жаль! И мне очень сильно нужна твоя помощь! — Помощь?.. — удивлённо посмотрел на неё Нино. — Да, помощь, — ответила она спокойно. — Я очень сильно беспокоилась за него, когда узнала, что он не может до конца исцелиться. Поэтому я принесла ему… поесть, — произнесла Маринетт, кусая нижнюю губу, и подняла пакет повыше, показывая ему. Нино взглянул на свёрток, на неё. К нему пришло осознание. — Погоди… так там? — он сглотнул, делая два шага назад. — Да, — кивнула Маринетт осмысленно. — Маринетт, откуда у тебя, чёрт побери, человеческое мясо?! Она вновь прислонилась к стенке, бледнея. — Ты не подумай ничего такого, пожалуйста, просто у меня мама иногда подрабатывает медсестрой. И у неё сегодня был экстренный вызов: просто жуткая авария, много пострадавших, ещё больше людей было просто… всмятку. Я услышала об этом, когда она разговаривала по телефону, а потом прибежала туда как Ледибаг. Сначала просто, чтобы помочь, а потом… я думаю, у некоторых конечностей всё равно не нашлось бы владельца, так что я собрала всё, что смогла, и спрятала, — пробормотала она, поглаживая носком туфли половицы. — Вот, — она указала на пакет. — Несколько слоев толстой бумаги, а затем ещё сверху пакет из пекарни. Думаю, никто не догадался бы, что там. Нино чувствовал, что его скоро самого можно будет собирать по полу. — Надеюсь, ты так по метро не ехала, — произнес он, беря себя в руки. — Ну я же не совсем дура, — произнесла она с совершенно белым лицом. — Я проехалась две остановки на автобусе. Выбрала не слишком переполненный и душный. Так ты можешь передать ему это? — она протянула свёрток. Нино аккуратно взял его в руки, словно боясь испачкаться. — Я не знаю, захочет ли он меня видеть после всего этого… — Ладно, — серьёзно кивнул он. Маринетт обернулась, прислонившись лицом к верхнему замку. Повернула ручку, выходя в подъезд. — И Нино, — вдруг окликнула она уже уходящего парня, заставляя повернуться к ней лицом, — передай ему, пожалуйста, что я.. — она запнулась, обнимая себя руками, а затем жалобно улыбнулась, — чтобы он быстрее поправлялся. Нино поправил кепку, кивнув. Маринетт захлопнула дверь, быстрым шагом спускаясь вниз. В комнате его глаза встретились с крайне вопросительным взглядом Адриана. — Кто-то приходил? — спросил он слабо. Нино усмехнулся, уже предвкушая реакцию друга. — Твоя Леди-и-и, — и увидев его недоверчивое выражение лица, фыркнул. — Да не вру я. Маринетт приходила, сказала, что она Ледибаг, — лицо Адриана ещё больше вытянулось, — передала тебе кое-что. Он аккуратно потряс свёртком, положив его на стул рядом с кроватью друга. Адриан присел, морщась от боли. Разглядел инициалы на упаковке. — TS? Булочки? — изумлённо проговорил он, беря свёрток в руки. Принюхался. — Нет, это же… Он застыл на месте, не в силах что-либо произнести. Шокировано посмотрел на Нино. Тот (аккуратно) похлопал его по плечу, успокаивая. — Не беспокойся, чувак, она никого не убивала. Это мясо с жуткой автомобильной аварии, можешь спокойно есть. Адриан осторожно вздохнул, прикрывая рот рукой и всё ещё держа свёрток перед собой. Затем аккуратно опустил его на стул и провел ладонью вверх, закрывая глаза и складываясь пополам. По лицу вниз потекли слёзы. — Эй, бро, ты чего, — серьёзно забеспокоился Нино, приобнимая его за плечи одной рукой и поглаживая по спине. Адриан затрясся. — Нин-но, — дрожащим голосом пробормотал он, — она в-вс-сё ещ-щё меня л-любит… — Ну-ну, — пробормотал тот, крепко обнимая его и прижимая к своему плечу.