За океаном

      Его крылья болят. Чертовски болят.       Они мокрые, холодные и облезлые. Раны заросли благодаря зелью регенерации, данное Алиссой, но это не решало все проблемы. Собственное человеческое восстановление всегда притупляется из-за многократного использования зелий и яблок. Эдакий побочный эффект.       А Томми всегда ел много золотых яблок и пил слишком много зелий. Это вызывало не так много проблем в изгнании, потому что Дрим мог дать ему бинты со странными помятыми лекарствами… а ещё капли зелья. Если рана Томми была очень серьёзной, то Дрим торжественно доставал с пояса полупустую колбу из-под лечебного варева.       И это уже был вопрос удачи. Иногда колба была наполовину полная (она никогда не была заполнена больше, чем наполовину), иногда там было настолько мало зелья, что казалось, что это была обычная вода. А иногда там были лишь капельки, которые Дрим отстаивал, но это было от силы раза два. Дрим пытался выхаживать Томми, лечить его, и, в конце-концов, и легко добился расположения в списке друзей Томми.       Иногда Иннит задавался вопросом — как так получилось? Он же так яростно сражался с этим странным фавном, увидел, каким жестоким и беспощадным может быть Дрим для достижения своих целей.       Хотя в последнее время Дрим и Томми были относительно за одно. Ну, как в последнее время — Дрим помогал Погтопии (Уилбуру), дал Томми некоторое снаряжение. Хотя их война за диски все ещё продолжалась, Томми не сказал бы, что чувствовал к Дриму открытую враждебность в изгнании…       Сложно, учитывая то, что именно Дрим отрезал часть крыльев Томми.       Он откровенно не знал, что думать о Дриме. У них были войны, где они были главными врагами и товарищами одновременно. Но именно Дрим дал взрывчатку Уилбуру, он хотел избавиться от Л’Манбурга.       Он был немного похож на Техно, яростно разбомбившего их страну иссушителями, который также не шёл за основными идеями и представлениями о Л’Манбурге. Никто не хотел, чтобы эта страна, созданная Уилбуром, была независимым государством. Против «независимое» был Дрим, против «государство» был Техноблейд.       Томми вспоминает слова Уилбура, которые он всё время говорил в Погтопии после того кровавого фестиваля.       — Никто никогда не был за Погтопию?...       Это вырывается непроизвольно, словно птица выпорхнула из клетки или тихие хрипы вырвались, когда тебя кто-то бьёт.       — Что-что, птичка?       Томми выходит из небытия. Он медленно переводит взгляд на странного мужчину в тёмном пиджаке, у которого на шее висит белый аристократический платок. Иннита выворачивало от прилизанных чёрных волос этого мужика, от его слащавой улыбочки и странного насмешливого взгляда, которым он оглядывает Томми. Он ростом с Иннита, может, чуть-чуть ниже, что даёт много идей для язвительных комментариев.       Руки Томми вновь связаны, а на шее красуется уже не верёвка, а металлический ошейник с отходящей от него цепочкой, которую гламурно поглаживает этот мужик в перчатках. Иннит злобно щурится, даже чуть скалится. Кулаки чешутся, зудят наряду с локтями и скулами, Томми просто хочется врезать, но не хватает какой-то силы в мышцах. Нет свободы для них, благодаря которой Томми красиво взлетал и стрелой пикировал сквозь огромные облака ещё до изгнания. Да и до прибытия в СМП в целом.       В последнее время Томми чувствовал себя слишком усталым. Будто весь груз и все затраты энергии из прошлого обрушился именно в этот момент. Он будто дал слабину, и банальная нужда в отдыхе взяла верх. Однако сейчас нельзя расслабляться — не в этих обстоятельствах, не в этой стране, не рядом с этим хмырем.       Томми отводит взгляд и игнорирует этого мужчину. Они идут вдоль какого-то богато украшенного дома, большого каменного особняка.       Как они здесь оказались, Томми помнил смутно. Всё было словно в тумане — как он, окруженный несколькими солдатами, добрался до того подиума, где собирались его продавать. Его скрутили и несли, понимая возможную опасность. Как спорили те богато одетые мужчины, громко кричали, очень, это точно слышала вся улица. В итоге, Галияну удалось договориться — он смог заполучить краснопёрую гарпию, как бы унизительно это не было для Томми. Многие люди кусали ногти от досады, ведь они не смогут попытать счастье и кошелёк благодаря ему.       Томми особо не помнил это. Он помнил лишь пронзительный взгляд Корпса, последнего оставшегося на аукционе, который преследовал Иннита вплоть до того, как он зашел за стену. Они даже переглянулись, и Томми видел, что в тех карих глазах было банальное и дотошное равнодушие. Хотелось тогда врезать и знакомой гарпии.       Но сейчас Томми не стоит на тех улицах рынка. Он стоит около приличного дома, выкрашенного в белый. Томми не видел таких домов в том городе, где его собирались продать — честно, он не помнил, как доехал сюда, но в повозке он точно был долго.       Особняк был со странными высокими окнами, в которые даже Томми легко мог бы пролезть. Их обводили волнистые рамы, также белые, делая странные бессмысленные узоры. Галиян ведёт Иннита, как он понял, к лестнице, ведущей к центральному входу. Обычные каменные и заросшие ступеньки, Томми видит это благодаря чудесному зрению.       Обычный особняк, в СМП было и получше. Если кто-то и хотел построить большой и красивый дом, то он мог сделать в одиночку куда лучше этого... старой заросшей развалины. Даже коттедж Бэда и Скеппи выглядел в разы лучше и интереснее, чем это.       Томми оглядывается и видит впереди каких-то людей. Они стоят около лестницы, по три с каждой стороны от неё, и молча наблюдают за приближающимся к ним группе.       Томми шел в компании не только Галияна, а ещё нескольких, если их так можно назвать, дворян, дотошно пропахших духами. Иннит морщит нос из-за приторного запаха дорогих одеколонов, духов и ещё какой-то херни. А ещё странные девушки, одетые в пышные розоватые платья, размахивают своими огромными веерами прямо в сторону Томми, как бы нарочно заставляя его задыхаться в этом слишком «сладком» обществе.       Одна из женщин слишком жирная. Её щёки были круглыми, обсыпанными ярко-красными румянами. Томми может отдельно выделить ровные кружочки на этих пухлых щеках, потому что они вообще не сочетаются с слишком бледной кожей. Без пудры тут точно не обошлось. Томми особо не разбирался в косметике и во всех этих делах, потому что это было «женским» делом. Самым прошаренным среди парней был Эрет по понятным причинам, он даже сам иногда красился. Но это выглядело хотя бы нормально.       Не то чтобы Томми нравилось это. Это было… обыденно. Ники тоже иногда могла нанести румяна на щеки, от чего у неё они были приятного розового оттенка. Да, Томми иногда замечал такие мелочи, даже удивительно.       Та женщина надела пышное розоватое платье, её подол был через чур пышным. Настоящая сахарная вата, жалко, неуместная.       На самом деле Томми было как-то всё равно. Он считал абсолютно всех жителей этой страны ебанутыми на голову, учитывая, как они обращаются с гибридами. Те рассказы в повозке, да и процесс продажи окончательно закрепило образ «пиздецких ублюдков». Ему не нравилась эта жирная дама, вот и всё.       Этот Галиян (Томми ни за что не назовёт его хозяином) размеренно говорит о чём-то с другим прилично одетым мужчиной. Он носит какой-то чёрный пиджак, где серые нитки прошиты так, что получались клеточки. На его шее красуется бордовая галстук-бабочка, которая чуть мерцает из-за солнечных лучей.       Но они всё ещё идут дальше. Охранники около лестницы громко приветствуют новоприбывших, даже не удостоив Томми взглядом, хотя тому и лучше. Сейчас ему не нужно лишнее внимание, тем более от этих людей. Охранники, кстати, одеты в белые рубахи, похожие на те матросские, которые носили огромные мужики с того корабля. А ещё это странная трубка с механизмом, благодаря которой и сорвался побег Томми. Его схватили те солдаты с таким же… оружием? Что это вообще?       Томми разглядывает ничем не примечательную вещицу. Она похожа на дерево, чуть поблёскивает в солнечных лучах, а меж оттенками коричневого просачиваются всякие металлические штуки. Томми вообще не понимает, что это, и как оно работает, но эта штука явно опасна. Он поднимает глаза и встречается с презрительным, даже насмешливым взглядом какого-то охранника. Он скалит свои клыки, натягивая стрёмную улыбку, которая была и у Галияна, и молча наблюдает за Томми.       Иннит хмурится. Он щурит голубые глаза, дёргает губой, хмурит брови. Весь вид выдаёт его недовольство.       — Чё смотришь, выблядок? - срывается с губ Томми. Ему не нравился такой взгляд. Он практически уверен, что во время войны за диски Дрим смотрел на него точно так же.       Охранник, кажется, удивился. Он вскидывает лохматые чёрные брови, одну из них пересекает странный шрам, и даже чуть приоткрывает рот. Похоже, никто из таких, как Томми, даже не додумывался что-нибудь да вякнуть этим стражникам. Спустя секунду выражение лица этого мужчины меняется — он становится злее, скалит зубы ещё больше, Иннит готов поклясться, что он мгновенно покраснел.       Томми победно ухмыляется, пока по его затылку не прошлось что-то тяжёлое.       — Пташка, держи себя в руках, — с щепоткой яда, но мило произносит Галиян, подкидывая во второй руке мелкий молоток. Он ударил им по затылку Томми, потому что на ходу утихомирить его по-другому нельзя.       Томми инстинктивно захотел схватиться за раненую голову, но просто не смог. Он оступился, опёрся на правую ногу, покрытую множеством шрамов, кровоподтёков, обычных порезов. Подобное было и на тонких руках Томми, и на шее, и на груди. Он вообще выглядел избитым — и это заслуга не только здешней страны.       Зрение ухудшилось, картина перед глазами размылась, будто он смотрит через водяную плёнку. Да, удар был болезненным, но не критичным. Он не отдавал сильной пульсацией как нос, который чуть не сломал моряк после прибытия в порт. Ту боль смогло утихомирить лишь зелье регенерации, и то не сразу. Ощущение, что это было давно, несколько месяцев назад, хотя это произошло лишь вчера…       Да-да, Томми находится здесь уже второй день. Он ехал в карете ночью, хотя смутно помнил это. Томми будто не спал — он не помнил, чтобы его жестоко будили, пихали или делали что-то в этом роде. Он будто всегда был на привязи у этого аристократа, будто всегда был его пташкой.       Томми мотает головой. Нет, он выберется из этой страны, он прибудет обратно в СМП любой ценой. Ни эти ничего не значащие законы, ни эта ничего не значащая страна не могут запретить Инниту вернутся домой.       Хотя Дрим уже делал так, и Томми мирился. Он делал это из-за надобности, потому что Иннита изгнали. Но Дрим всегда был добр к нему, так ведь?       Томми сейчас не хочется об этом думать. Не вспоминать ту белую маску со стрёмным смайликом, те длинные и чертовски острые рога, украшенные золотыми кольцами. То свечение незеритовой брони, тот топор, чей конец был приставлен к кадыку Томми… просто не вспоминать Дрима.       Иннит мотает головой и не замечает, как его заводят в особняк. Он не обращает внимание на огромное пространство в комнате, на стол, заставленный тарелками с нарезанными душистыми фруктами, чей запах уже успел разлететься по всему дому, на сверкающую тысячами бриллиантами люстру, висящую на золотистой цепочке. Томми всё равно, он в любом случае попытается отсюда выбраться как можно скорее. Так зачем ему запоминать все эти здания?       Не проходит и минуты, как в лицо вновь дует приятный тёплый ветерок, заставляя золотистую чёлку слезть со лба. Томми поднимает голову, оглядываясь.       Взор голубых глаз встречается с десятками взволнованных гибридов. Томми видит мелкие пёрышки на скулах некоторых гарпий, где-то мелькают крупные и не очень рога, чьи-то хвосты змеями проскальзывают между чужими ногами. Гибриды опять оглядывают Томми, как чёртов экспонат, изучают его. Одни смотрят на него с ужасом, вторые с интересом, третьи не смотрят вообще.       В спину Иннита втыкается что-то твёрдое. Он оборачивается через плечо и видит скучающего охранника, а за ним и остальную орду. Это были те же самые люди около заросшей лестницы. Мужчина грубее тыкнул Томми в спину, побуждая идти дальше, и Иннит, стиснув зубы, идёт к какому-то зданию. Деревянные столбы, придерживающие крышу над крыльцом, каменный пол, мелкий сосуд прямо на улице, заполненный лениво булькающей лавой. Всё это напоминало кузницы в деревнях, живущих неподалёку от СМП и Логстедшира.       Томми смотрит куда-то влево. Оказывается, за этим домом буквально несколько километров свободной территории. Вдали виднеются маленькие домики, совсем крошечные. А ещё видны силуэты других гибридов, трудящихся вдали. Они что-то поливают, накрывают, собирают что-то. Здесь… суетливо. Многие работают, с них ручьём льётся пот, тем более в такую жару.       Они все рабы? Все трудятся ради этого Галияна? Это столько он гибридов выкупил?       Томми вспоминает рассказы из повозки. Столько безвольных людей пытаются угодить этому типу, столько рабов работают на него, чтобы просто жить. В ужасных условиях, но жить.       — Ты, гнида паршивая...       Томми рычит. Какого хуя все они трудятся ради этого прилизанного хера? Почему гибриды должны быть в цепях? Они имеют право на нормальную жизнь. Все они, и никто не смеет отбирать их свободу.       Галиян чуть поднимает взгляд и натыкается на яростные молнии, мечущиеся в мутных голубых глазах. Они давно потемнели от скитаниях в изгнании, но там будто назревала буря. Светлые брови свелись к переносице, где уже появлялись морщины, белые клыки издают скрежет, сверкают в солнечных лучах. Галиян на это только ухмыляется и даже подбрасывают мелкий молоток, которым он ранее ударял Томми. Этот молоток чёрный, будто его испачкали в саже, а его ручка обрисована странными золотыми узорами. Томми было всё равно.       — Вы тут все такие ебыри, или ты один долбоеб? — тихо рычит Иннит, приближаясь лицом к аристократу. — Нахуя тебе эти гибриды? Они могут жить и работать, но не на тебя. Ты не имеешь права распоряжаться ими, конченное сучьё…       — Здесь имею, — губы Галияна складываются в тонкую издевательскую ухмылку, которая поднимается до самых ушей. — В империи свои порядки, и даже если ты редкая гарпия, ты не можешь менять здешние правила.       — ДА ПОШЕЛ ТЫ, ТВАРЬ! — Томми стукается лбом о морщинистый лоб мужчины, но охранники с силой оттаскивают его от аристократа. На лице Томми в очередной раз остаётся след от пощёчины, а затем его со всей силой бьют по лицу кулаком.       Кровь вновь брызгает во все стороны, пачкая свежую траву под ногами и форму стражей. Они смеются, рычат, шпыняют Томми. Тот пытается отбиться красными крыльями, размахивает ими, как не в себя, яростно материт этих разбойников. Его речь подхватывают немногие гибриды, стоявшие неподалёку.       — ОТПУСТИТЕ ЕГО!       — Оставьте мальчика в покое!       — Ангел Смерти покарает вас всех!       — Эй-эй, Джек, стоять!       — ПАЦАН, крепись!       Тысячу щебетаний слышит Томми в свою спину, пока его уводят к кузнице, но они внезапно прерываются громким выстрелом и тысячей испуганных криков. Он не соображает, что происходит, но его тупо затаскивают на крыльцо кузницы. Верёвку на руках распарывают, руки наконец чувствуют свободу.       Томми усаживают на колени, выворачивают онемевшие руки в разные стороны, но он не сдаётся. С его крыльев летят перья и пух, падая на траву и взмывая куда-то в небо. Охранники матерят подростка, а тот в ответ, едко отвечая.       — УГОМОНИСЬ, ЕБАНАЯ КРЫСА!       — ПОШЕЛ НАХУЙ, Я ПТИЦА!       В голову прилетает что-то тяжёлое, похоже, опять молоток. Но Инниту поебать — он будет мешать им, сколько захочет. Он слышит, как зовут других охранников, чтобы те сдержали его крылья.       И их сдерживают. Расправляют в разные стороны и не позволяют Томми ими размахивать. Иннит всё ещё злится, кричит, уже ворочается туловищем, пытаясь сбить их. Томми не замечает, как его любимую футболку рвут на лоскуты, оголяя тело.       — … прошу, господин Галиян.       Томми чуть вздрагивает и резко вскидывает голову наверх. Его серебристую цепочку, вьющуюся от ошейника, уже отпустили, чтобы взять что-то другое. Перед лицом Томми возникает тот самый прилизанный чмошник, на чьём лице красуется широкая ухмылка, и… фавн.       Фавн с копытами, с рогами, самый обыкновенный. Он выглядит старым, на его голове видны седые волосы. Томми перестаёт метаться, вертеться, как змея. Фавн даёт Галияну металлическую палку со странным концом, а тот заходит за спину, усеянную множеством шрамов. Неизвестный козёл смотрит на Томми с равнодушием, самым обычным. Ему всё равно, что будет с Иннитом? Но почему остальные гибриды поддерживали его?       — Мужик, ты чё тво-       Томми не успевает ничего сказать, как в его спине взрывается вспышка боли. Она расползается по всему телу, достигает лопатки и плечи, обволакивает живот Иннита, тонкими нитями тянется и обвивается вокруг рук. Вся нервная система поражена этой внезапной вспышкой.       А Томми кричит. Кричит и не сдерживается, но метаться попросту нет сил. Он тщательно пытается заставить тело помешать этому, начать извиваться, но ничего не происходит. Родное тело, прошедшее через огонь и воду, впервые его не слушалось. А боль всё нарастала.       Охранники жмурятся от громкого крика Иннита, видят град слёз, льющийся из тёмно-голубых глаз.       Эта вспышка уже накрыла всю спину. Спина горела, будто Томми сейчас плавал в лаве. Да, он иногда падал в лаву, и это было чертовски больно. Однако это… не то чтобы было настолько же ужасно. Эта паутина боли, расползающаяся по всему телу, была сравнима с горением в лаве. Самая ужасная смерть — умереть от огня.       Томми отпускают, и он падает на каменный пол с глухим стуком, не в силах пошевелится. Крылья обмякли, расползлись по камням, словно лужа крови. Фавн молча удаляется в домик рядом с кузницей, принимая обратно ту железную палку.       А Галиян довольно оглядывает свою работу. Теперь между красными крыльями гарпии красовались тонкие, но болезненные ожоги, собиравшиеся в скромную, в отличие от самого Галияна, букву «Г».       На Томми поставили клеймо, тавро. Теперь он принадлежит поместью Галияна окончательно, и если он сбежит, люди будут знать, куда его отправлять.       Гибриды нахмуренно смотрят на бедного подростка, поджав губы. Они отворачиваются и начинают заниматься своими прежними делами, но всё ещё думая про Томми. Никто никогда не смел перечить такой важной персоне, как господину Галияну. Он ведь Командующий Флота как-никак, кто мог возразить ему?       «Глупый мальчишка, ничего не знающий», — большинство рабов подумало про Томми именно так.       А Томми не думал ни о чём. Больнее этого ожога могло быть лишь обрубание крыльев.       Томми стонет, из его носа всё ещё льётся кровь, а из горла вырываются обрывистые хрипы. Он кричал так сильно, что его голосовые связки почти тут же сдались. Он опирается рукой на холодный каменный пол и пытается приподняться, но боль прерывает эти попытки. Она всё ещё даёт о себе знать, но тише.       Томми оборачивается через плечо навстречу солнечным лучам. Иннит чуть жмурится от яркого света, пока его не закрывает голова Галияна. Зрачки Томми сужаются.       Эта тварь широко лыбится. Это был оскал, глаза были широко раскрыты, словно у безумца. Этот дворянин явно доволен реакцией Томми и тем, что заполучил его. Иннит инстинктивно отползает подальше, но боль в спине вновь напоминает о себе. Это будет очень сильно мешать.       — Донесите птичку на чердак, господа, а ещё приведите её в порядок, — вновь слащавая улыбка, на этот раз менее едкая, точно обращённая к солдатам. Его глаза внезапно вспыхивают, будто он что-то вспомнил. — И прошу поставить тот заказ на нужное место. Надеюсь, повторять мне не следует?       Где-то рядом слышится глухое «есть». Томми подхватывают под израненные руки и несут в сторону особняка. Ноги Иннита безвольно ползут по жёсткой траве, кожа чувствует любой камешек на своём пути. Они впиваются в мелкие раны Томми, задевают синяки и шрамы. Да, у Иннита был действительно не самый лучший вид, его нужно приводить в порядок. Но зачем? Разве Томми не запрягут на какую-нибудь плантацию для работы? Ответ приходит в голову как-то незаметно, спонтанно.       Его купили не для работы. Его купили для красоты.       Он экспонат, купленный для того, чтобы Галиян мог хвастаться редкой краснопёрой гарпией. Красивой хрупкой статуэткой, которой можно просто любоваться, восхищаться, показывать свой статус.       Конечно, такая редкая гарпия определённо стоит дорого.       В затуманенном сознании Томми опять накапливается гнев. Но, если честно, Томми устаёт злиться. Ему хочется, но голова раскалывается от постоянно меняющихся эмоций, заставляя кровь быстрее течь по сосудам. Из его носа уже льётся струя, и Иннит удивляется, как ему еще не сломали переносицу.       Капли густой крови разбиваются о кафель, превращаясь в некрасивые разводы. Один из охранников грубо прикладывает к его носу тряпку, даже сжимает его, из-за чего нос начинает болеть с новой силой. Беловатая ткань начинает насыщаться красными, бордовыми и вишнёвыми оттенками. Томми устало ставится на меняющийся белый пол и краем глаза замечает чужие сапоги, чьё цоканье отражается эхом от высоких стен.       Томми внезапно начинает брыкаться, он расправляет красивые крылья, от чего парочка перьев взмывает в воздух и медленно опускается на пол.       — Я сам могу идти, — хрипит подросток в тряпку, пытаясь поднять голову. Его ноги уже болели, ведь они всё время стукались о лестницу и пол.       Томми молча позволяют встать, и он поднимается, расправляя побитую спину с хрустом в позвонках. Теперь дуло оружия подставляют к шее, оно отдаёт неприятным холодком. Томми идёт вперёд по странной лестнице, изредка оглядываясь. Он всё ещё нервничает, думает, что же могут сделать с ним эти вооружённые стражники. Понятно, в окружении врагов вряд ли почувствуешь себя в безопасности.       Томми не то чтобы страшно. Он пока не осознаёт весь ужас, который может настигнуть его в ближайшем будущем, не осознаёт, что сделали с его и так потрёпанной войнами спиной и телом. Но Томми поймёт. Когда-нибудь да поймёт.       Томми ведут по белому кафелю, и грязь, осыпавшаяся с его стоп, подметают скромные служанки, ядовито смотря на новый экспонат. Томми собираются привести в надлежащий вид, а как это сделать — решать лишь Галияну.

***

      Дрим теребит треснувший компас в мозолистых руках и посмотрел на блестящий горизонт. Солнце светит, под его лучами искрится и бултыхается бескрайний океан, да и сама погода прекрасна. Редкие, но массивные облака лениво плывут куда-то, минуя солнце.       Дрим оглядел Логстедшир — взрывы, оставленные его тротилом, грубо и неясно вписались в этот пейзаж. Какая-то мокрая кровать стоит около кратера с палаткой. Она вся грязная, влажная и скомканная. Столб на холме, где Томми хотел строить башню, резко возвышался и выделялся среди привычной относительной ровной поверхности.       Ещё здесь был мусор. Много мусора, слишком много. Какие-то жестяные банки, бутылки, серебряные ложки — всё тщательно прикрыто песком пляжа.       Рядом располагался давно затухший костёр, сооружённый из тонких веточек. По песку разлетелась зола, какие-то щепки и угольки. Дрим садится на корточки рядом с костром, теребит песок.       Всё это выглядит подозрительным. Ясно дело, что весь этот бардак устроил не Томми, если не считать земляного столба — здесь ему нужно жить, а ещё ему неоткуда было достать жестянки и другую посуду. Тем более в таких количествах. Но если не Томми, то кто? Никому из СМП не было дело до Томми, так зачем приходить и громить его пристанище для изгнания?       Дрим поднимает консерву. Она полуоткрыта и пуста, на её стенках уже сияла ржавчина. Сама она какая-то грязноватая, потёртая. Дрим вертит её в руках, её крышка почти сразу отваливается. Жир перемешался с кусочками ржавчины и плотно облепил стенки консервы. Дрим морщится, но внезапно его взгляд натыкается на мелкий шрифт. Парень чуть дёрнулся, его кольца на рогах звякнули.       Их кто-то производил. Но в СМП никто не знал и не умел делать этого.       Значит это далеко не жители СМП устроили. Это был враг пострашнее.       Дрим снимает деревянную маску, чтобы лучше приглядеться к крошечному тексту. Чёрт возьми, шрифт чертовски маленький, Дрим прищурился. Он примерно понимал, что писали — о составе консервы, о правилах хранения, сроке годности. Но дальше шла строка «изготовитель»…       «Завод имени Г. И. Лидского номер 143, Белгаунд, империя Гларкос».       Дрим сжимает банку и кидает её куда подальше. Она звонко приземляется. Теперь ей вновь предстоит пылиться на пляже.       — Гларкос?…       Дрим стискивает зубы и надевает маску. Он теребит свои выцветшие, но всё ещё необычные радужные волосы и сжимает их. Дрим встаёт с корточек, отряхивает незеритовые сапоги от песка, а затем кладёт чужой светящийся компас в один из многочисленных карманов. Это было ужасающей новостью.       Дрим прекрасно помнит это государство. Его обычаи, его порядки, его правила. Его улочки, его столицу, его дворец и самые сокровенные секреты. Дрим неосознанно тянется к худой шее и чешет её.       В лицо змеёй впивается прохладный ветер, дующий с земель Техноблейда. Ветер прошёлся по лёгким кудрям Дрима, потеребил и рассмотрел кольца на длинных рогах, поднял зелёный плащ, а затем оттолкнулся от парня и полетел к морю, выискивая новый предмет изучения.       Дрим тихо выдыхает. Похоже, он явно перегнул палку с крыльями Томми.       «И кто же знал, что это произойдет…»       Дрим стучит зубами и сжимает кулаки в перчатках. Он наказал Томми, и справедливо, но этот малец определённо не заслуживает жить в той стране. Служить кому-то, будучи рабом.       Ситуацию и осложняли красные крылья. Красный цвет был невероятно редким, Дрим это понимал, а значит, что за Томми будут буквально бороться. Богатые дворяне будут грызть друг другу глотки, чтобы заполучить такое редкое сокровище.       Дрим закусывает губу. Это нехорошо. Он не любил Томми, даже презирал, но его мнение не должно влиять на тот факт, что подросток попросту не заслужил. Он не натворил столько дерьма, чтобы замолчать об этом и продолжить жить, как ни в чём не бывало.       Дрим оглядывается. Честно говоря, он откровенно без понятия, что делать. Его голову заполонило множество шёпотов, что-то бурно обсуждавших, но это медленно, но верно переходило в крик.       Возможное похищение Томми было первым звоночком. Это ставило под угрозу не только его, но и гибридов СМП в целом. И, возможно, людей. Империя Гларкос с лёгкостью могла разгромить не оправившиеся от войны земли. Л’Манбург естественно также был под угрозой, потому что Дрим всё ещё считал его своей землёй, а значит, что он должен охранять и оберегать её.       Дрим навостряет уши, когда сзади слышится странный шелест. Парень, закалённый множеством сражений, рефлекторно достаёт меч из-под плаща и резко разворачивается. Он направляет переливающийся фиолетовыми оттенками клинок прямо на море, на пляж, где уже кто-то стоял. Дрим подошёл ближе и обомлел.       Алисса собственной персоной. Его близкая подруга, одной из первых поселившейся на землях СМП и помогавшей ему, Сапнапу и Джорджу с обустройством их нового дома. Она внезапно покинула его после войны за диски. Алисса тайно и бесследно пропала, оставив после себя лишь сухие воспоминания.       Но сейчас она мокрая, словно облезлая кошка, стояла в десяти держит от Дрима. Она тяжело дышит, держала в руках бирюзовой трезубец, сверкающий в солнечных лучах. Её волосы были мокрыми, они скомкались в разные куски, стали более тёмными. С одежды стекала морская вода, белоснежный песок под ней внезапно стал влажным.       «Она подстриглась», — заметил Дрим.       Действительно, раньше её волосы были чертовски длинными. Они расстилались практически по всей спине до самых бёдер, но сейчас они скромно расположились на её груди. Было видно, что она чертовски устала, замерзла и промокла.       Дрим действительно не заметил, как уже сильно стискивал её в своих объятиях. Он действительно беспокоился за неё, когда она ушла, и если бы не её записка, то точно бы отправился её искать. Дрим сжал мокрый плащ своими перчатками без пальцев, его собственная одежда начала намокать, но ему всё равно. Золотые кольца на рогах чуть звякнули.       Алисса скромно обнимает его в ответ, но Дрим чувствует, как сильно она стискивает в кулаках его зелёный плащ.       — Дрим, — её голос хрипел, — нужно поговорить.       Он всё ещё стоял и обнимал её, не выпускал. Не хотел. Она столько всего пропустила!       Алисса сама отстранилась от объятий и взглянула на него уставшими и потухшими тёмными глазами. Дрим вздрогнул — у него самого был такой взгляд. И у Томми был, и у Туббо, да у всех тех, кто участвовал в войнах за Л’Манбург. У всех, кто был в Погтопии. У Алиссы не должен быть такой взгляд.       — Дрим, — она осматривает равнину за пляжем. Её взгляд становится ещё мрачнее, когда она натыкается на прикрытый белой простынёй кратер. — Томми попал в Гларкос. Я пыталась ему помочь, но тщетно.       Дрим вздрагивает, словно от ожога. Он отходит от Алиссы на пару шагов, но затем берёт себя в руки. Значит, Томми действительно похитили. Его заполучили самые мерзкие люди, которые вообще могли быть. Дрим глубоко вздыхает, параллельно считая до десяти, а затем вновь смотрит на Алиссу. Он всё ещё молчит       — Алисса…       Его голос сиплый, неестественно сиплый. Он даже поначалу не понимает, точно ли это говорит он.       — Просто расскажи всё, Дрим, — Алисса хмуро осматривает фигуру давнего друга. — От вашего там Л’Манбурга до сегодняшнего дня.       Дрим расскажет. Ему нечего стыдиться — он знает, что он прав.