За океаном

      Паффи никогда не рассказывала Дриму об отце. Он всю жизнь думал, что это был какой-то бесчестный фавн, воспользовавшийся его матерью, а потом его перепродали кому-нибудь другому.       XD говорил, что он очень похож на своего отца, поэтому Паффи бросила его. Она просто не могла смотреть на сына, рождённого от насильника.       Дрим гладит Паффи по спине, оглядывается. Судя по всему, это место давно заброшено — их не должны потревожить.       Стайка мелких воробьёв со звонким чириканьем пролетает над их головами. Вокруг тишина, грохота, созданного Фулишем, не слышно. Лишь листва на деревьях шелестит, да птицы изредка что-то чирикают. Трава свежая, зелёная, будто весенняя.       «Сегодня ведь семнадцатое февраля, разве нет?» — думает Дрим, задрав голову высоко-высоко.       Так непривычно подставлять лицо ветру. Так непривычно ощущать его.       Дрим встаёт, когда Паффи приходит в себя и тихонько поднимается с колен.       — Возможно, здесь осталось какое-то оружие, — тихо предполагает Паффи, пустыми глазами осматривая двор. Она поджимает губы, её кулаки сжимаются, что не укрывается от глаз Дрима. — Всё ценное точно увезли. Наверное, стоит поискать в кузницах… или сарае…       — Тут есть кузницы? — удивлённо спрашивает Дрим, заглядывая Паффи в лицо. Он на голову выше неё, поэтому ему приходится хорошенько наклониться, чтобы это сделать.       Она резко переводит взгляд на него, поворачивает голову к нему, и её зрачки мгновенно сужаются. Паффи неуверенно закусывает губу, неловко отводит взгляд в сторону.       Дрим хмурится. Ну конечно. Лицом же он в отца пошёл.       Ей… неприятно, наверное.       С другой стороны, почему его вообще это должно волновать? Она бросила его на шесть лет на каком-то неизведанном материке. Она больше не может считаться с матерью, хотя отчаянно пытается наладить с Дримом связь сейчас.       Дрим хмурится, отворачивается.       — Да… Жозефина когда-то хотела попробовать производить оружие, но ничего не вышло без профессионалов, — Паффи грустно хмыкает, складывает руки в замок. Её взгляд утыкается в землю, и сама она выглядит, как понурая овечка. — Я до сих пор помню, как она выпорола маленького мальчика-гарпию за то, что он чисто физически не смог поднять меч.       Дрим фыркает. Ну да, это было в духе гларковцев.       Паффи идёт вперёд, огибает заброшенный дом и оказывается на заросшей высокой травой поляной. Её брови лезут наверх от удивления.       — Здесь была посеяна пшеница, — в пустоту говорит Паффи, идя по какой-то каменной дорожке вдоль дома. Дрим идёт за ней по пятам.       Дрим молчит, даже никакого утвердительного мычания не издаёт. Он ленивым взглядом скользит по траве, пытаясь найти у себя в голове хоть какие-то воспоминания об этом месте.       Наверное, пятнадцать лет назад здесь было не так умиротворённо. Здесь гибриды трудились в поте лица, дабы угодить своим хозяевам, по округе раздавались крики и жалобный писк, когда кого-то пороли, а также душераздирающие крики, если кого-то отмечали клеймом. Кстати…       — На тебе нет клейма? — внезапно спрашивает Дрим, и Паффи на мгновение замирает. Но спустя секунду она уже продолжает движение, притворяясь, что этот вопрос не шокировал её.       — Нет, — отвечает Паффи, не поворачиваясь к нему. — Наверное, думали меня продать. У меня же радужные волосы. Тогда бы меня назвали золотым порядком.       — Золотой порядок? — переспрашивает Дрим. Что это значило? Он не знает о таком.       — До того, как Ангел… в смысле, Фил разгромил столицу, Гларкос пользовался системой порядков, — объясняет Паффи, когда они подходят к приличной, но потрепанной кузнице. Она вся из камня, на крыльце стоит потрескавшаяся наковальня. — Гибридов причисляли к золотому, серебряному и бронзовому порядку. Самый ценный — золотой, средненькие — серебряный, самые обычные — бронзовый.       Дрим молча кивает, заходя в кузницу. Здесь темно, на полу стоит пыльный керосиновый светильник. Какие загнившие деревянные шкафы стоят в дальнем углу кузницы, подальше от лавы и рабочих мест гибридов.       Дрим идёт к ним, хватается за тёмную круглую ручку и дёргает на себя. Дерево, загнившее и подъеденное термитами, поддаётся не сразу, полочка выдвигается с взрывом из древесной пыли и щепок. Дрим морщится, отмахивается от всего этого сора и кашляет. Всё-таки без маски не очень удобно.       На дне лежат книги. Тонкие, аккуратные, совсем новенькие, переливающиеся сиреневым цветом. Дрим моргает пару раз.       Это книги чар. С их помощью на наковальне можно зачаровать любой предмет, даже уже зачарованный. В СМП их добыть сложно, что уж говорить о Гларкосе!       Дрим вынимает одну из них, открывает. И все немногочисленные страницы исписаны эндервритом — бесконечным потоком повторяющихся символов. Некоторые страницы исписаны по диагонали, некоторые — вверх ногами, а другие символы вообще закручиваются в спираль, будто их утягивает в водоворот.       Они… довольно-таки качественные. Чернила не смазались со временем, страницы идеально ровные, а не полукруглые, как иногда бывает в тетрадках, когда на их страничках написано много текста, обложки плотные, кожаные.       Дрим открывает ещё один ящик. Там тоже стопка книг. И ещё один. И ещё. И ещё. Он открывают все, до которых может дотянуться, а рост у него немаленький.       В четырёх из тридцати пяти ящиках лежат стопки книг. В каждом ящике лежит по пять книжек, кроме третьего — в нём всего две. Итого получается семнадцать книг с чарами.       Семнадцать — приличное количество. На базе Дрима, расположенной где-то под горами далеко-далеко, лежит максимум тридцать таких книг. У Дрима — могущественного воина с годовым запасом ресурсов, золотых яблок и зелий — всего тридцать книг. А у какого-то помещика семнадцать. Казалось бы, большая разница. Однако в Гларкосе эти книги очень дорогие, мало кто знает, как их изготовить, так что, чтобы получить семнадцать таких книг, нужно ещё сильно постараться.       — Паффи, этот человек был богатым помещиком? — громко спрашивает Дрим, не оборачиваясь. Однако ему приходится развернуться и обойти её, чтобы выйти на свет и прочитать обложку. На ней по-эндервритски выгравировано «Острота I». Так себе уровень, но хотя бы что-то, верно?       — Не бедным, — немного погодя, отвечает Паффи. — Он был знаком с влиятельными людьми. Но в основном своему состоянию он обязан Жозефине.       Дрим поворачивается к ней, сужает глаза. Паффи тут же сжимает кулаки.       — Что за Жозефина? Его жена? — задаёт ещё вопросы Дрим, сжимая книжку в руке. Параллельно он раздумывает над тем, нужно ли ему что-то зачаровать? Небольшой железный охотничий ножик, зачарованный на Остроту, не помешал бы.       — А-Ага, — блеет Паффи, и Дрим морщится, отворачивается. Он и так тут своим лицом светит, а ей ещё приходится вспоминать кое-что неприятное. Естественно она будет нервничать. — Она была намного старше него, лет на десять, если не на двадцать. Если честно, я даже не знаю, чем он занимался… хозяйством полностью занималась она, а он… возможно, какой-нибудь торговец, вроде как он был знаком с тогдашним министром в той области… не помню…       Дрим вздыхает. Похоже, этот… как там его? Этот Николас жил припеваючи. Удачно женился, обзавёлся связями и обтянул ими себя, словно какой-то паук, а остальную жизнь провёл в празднестве, ни в чём себе не отказывая. Наверное, он был таким человеком.       Дрим заходит обратно в кузницу и начинает перебирать книжки. Похоже, они все расфасованы по типам чар: где-то лежат чары для меча, где-то — для брони, где-то — для всяких инструментов, подобных топорам и киркам.       Из полезного Дрим находит Остроту III, Небесная кара I, даже Проклятье Несъёмности находится! Но самой ценной книгой из всей коллекции является… Ледоход. Дрим всё искал такую книгу у деревенских жителей, но не смог найти. А здесь она есть.       Он давно хотел зачаровать ботинки на Ледохода. Как раз здесь есть наковальня, пускай и держащаяся лишь на честном слове.       Дрим берёт всё, кроме Небесной кары, даже Проклятье Несъёмности. Возможно, он наложит его на маску… или на Незерскую звезду, кто знает?       Дрим смотрит на Паффи, усевшуюся на каменных ступеньках. Она сидит спиной к нему, смотрит на обветшавшее поместье и молчит.       — Ты будешь зачаровывать что-нибудь? — почему-то шёпотом спрашивает Дрим. Паффи слегка поворачивает к нему голову и мотает ею в разные стороны. — Там есть Острота II.       — Нет, — говорит она. — У меня всё в порядке с бронёй.       Около них вновь пролетает стайка птичек. Поднимается тёплый ветер, колышет белые кудри Паффи. Радужного затылка всё равно не видно: кудри слишком пушистые и слишком объёмные. Может, она специально их отрастила, чтобы скрыть свою особенность?       Дрим бы никак не скрыл. Сбрей он волосы, они бы всё равно отросли. Сейчас они практически полностью зелёные, жёлтый только-только оторвался от корней. Когда-нибудь волосы станут полностью красными, а корни — фиолетовыми, и тогда цикл начнётся заново. Интересно, когда это произойдёт? Когда ему будет лет сорок-сорок пять?       Дрим кладёт книги на наковальню и зачем-то садится рядом с Паффи. Он смотрит туда же, куда и она, пытается разобрать, что же она увидела в этом заволоченном облаками небе.       Дрим подпирает щёку рукой, пялится на крышу старого дома. Его кожа мягкая, гладкая, её приятно трогать.       Он давно не смотрелся в зеркало. Не год или около того, нет. Может, месяца два… когда его в последний подстригали?       Паффи придвигается к нему поближе. Её рука касается его, но она продолжает смотреть куда-то ввысь.       Дрим закусывает губу, но не отодвигается.       — Паффи, — подаёт он голос после долгой тишины, и та наконец-то оборачивается к нему. Она скользит по его лицу тёмно-зелёными глазами, совсем не такими, как у него, — ты… можешь рассказать про отца?       Она застывает. Она тут же напрягается, грудная клетка останавливается на том же уровне, на котором была секунду назад, лицо тут же мрачнеет, и лишь пальцы совсем чуть-чуть дёргаются.       — О нём нечего рассказывать, — фыркает Паффи после минуту тишины, отстраняясь от Дрима. Его почему-то это чертовски злит. Злит до вздувающихся вен на лбу, до сжатых кулаков и сощуренных глаз.       — Ну, знаешь, учитывая то, что ты никогда и ничего о нём не говорила, рассказать есть что, — каждое слово наполнено ядом, и Дрим с удовольствием проговаривает их, не боясь отравиться. — Я знаю, что я похож на него. Что мои глаза от него.       Паффи резко разворачивается к нему, кудри больно бьют его по лицу. Она напрягает челюсть настолько сильно, что Дрим ожидает вот-вот услышать треск зубов. В глазах Паффи мелькает подобие злобы, агрессии. Она явно не хочет об этом говорить.       Но Дриму нужны ответы. Даже спустя пятнадцать лет они нужны ему.       — Чего уж скрывать, я знаю, что ты бросила меня из-за этого, — Дрим широко улыбается, будто эти слова совершенно не ранят его сердце, будто ему не больно от этого. Он смотрит на Паффи сверху вниз, надменно задрав подбородок.       — Дрим, я-       — Ах да, старая песня, — улыбка Дрим превращается в оскал. — «Я не бросала тебя»! Нет, Паффи, ты бросила-       — Я не об этом.       Он замолкает на полуслове. Паффи теперь смотрит на него как-то горько, её нижняя губа дрожит. Она всхлипывает, отворачивается, чтобы Дрим не увидел, как она зальётся слезами.       Брови Дрима идут вверх. Неужели признала?       — Я… ты прав, Дрим, — глубоко вздохнув, говорит Паффи, разворачивает своё лицо к нему. Влажные дорожки идут от уголков глаз, а в них горит решимость. И затем осипшим голосом выдаёт: — Я бросила тебя.       Ауч. В жизни это почему-то больнее слышать.       Дрим резко меняется в лице, от былой улыбки не остаётся и следа. Его глаз начинает дёргаться, сам он как-то мрачнеет и смотрит на Паффи тем самым взглядом, каким смотрел на Томми, когда хотел заставить его заткнуться.       На Паффи это не действует.       — И ты прав насчёт причины. Ты слишком похож на своего отца, — храбро говорит Паффи, вздёрнув подбородок. — Мне стыдно, утёночек. Мне стыдно и мне жаль. Я искала причины и оправдания, чтобы оставить тебя, и нашла их в море. Было невыносимо смотреть на своего ребёнка и видеть его лицо. А теперь…       Дрим только сейчас замечает, насколько сильно она дрожит. Даже незеритовая броня это не скрывает. Она дрожащей рукой тянется к нему, касается его щеки и нежно трёт её большим пальцем.       — Ты его точная копия, — со страхом выдыхает Паффи, но глаза её наполнены нежностью. Дрим резко выдыхает, его глаза широко распахиваются, — но глупо бояться своего прошлого. И ещё глупее видеть его в тебе.       Она резко подаётся вперёд и обнимает его, уткнувшись лицом куда-то в плечо, укрытое незеритом. Руки Дрима резко замирают, он не знает, куда их деть. В итоге он не придумывает ничего лучше, чем аккуратно положить их на её короткий красный плащ, ушитый золотом.       Паффи аккуратно сжимает его, впиваясь пальцами в тёмно-зелёный плащ. Дрим кладёт щеку на её голову, укрытую бараньими рогами. Он легонько трётся об эти рога, прикрывая зелёные глаза.       Дрим никогда не простит Паффи. Глубоко внутри гнев всё ещё терзает его душу, но она наконец-то сделала правильные первые шаги: признала свои ошибки. Она призналась в том, что бросила его. Она сказала, почему она это сделала. Она была честна.       — Я не прощаю тебя, — нежно шепчет Дрим, и Паффи резко дёргается. Он чуть прижимает её к себе. — Спасибо хотя бы за то, что ты честна.       — Спасибо, утёночек, — бормочет она в его плечо, но Дрим умудряется услышать и это. — Спасибо…       Возможно, Дрим когда-нибудь даст ей шанс. Когда-нибудь это случится.       А затем он слышит стук копыт. И Паффи тоже слышит.       Он резко отталкивают друг друга, встают и забегают в кузницу, прихватив книги с наковальни. В здании кузницы есть крошечное оконное отверстие без стекла, и Дрим поглядывает в него, стараясь не блистать своими волосами.       Между деревьями мелькают бурые лошади и громоздкие кареты, подпрыгивающие на каждой кочке.       Кузница находится позади дома, поэтому они не могут увидеть, кто заедет на эту территорию.       Дрим тем временем судорожно размышляет.       «Кто это такие? Этот дом заброшен, здесь никто не может жить. Решили украсть то, что осталось? — тысяча вопросов сменяют друг друга в голове Дрима, словно на конвейере. — А может…»       Это вполне могут быть старые владельцы. Это вполне может быть тот самый помещик Николас.       Дрим сглатывает, косится на Паффи. Та дрожит, сидя под окном и сцепив руки в замок. Она, уткнувшись носом в покрытые незеритом колени, будто молится какому-то богу.       Они оба облачены в незерит. Дрим на пару с Паффи сможет легко перерубить всех этих простаков.       Но Паффи очень страшно. Она просто не сможет сражаться с теми, кого так боится.       Это последствия жестокого обращения. Это плод, порождённый жестокостью гларковцев.       Дриму аж тошно от этого. Хорошо, что он ничего не понимал в детстве. В душе не закрепился этот панический страх хозяев, потому что он сам себе хозяин.       Вдалеке раздаются басистые голоса. Кто-то хохочет, кто-то просто говорит, но речь не разобрать. Дрим цыкает и приседает, дабы быть на одном уровне с Паффи.       Дрим аккуратно кладёт ладонь на пушистую голову, и та резко её поднимает, оборачиваясь к нему. Дрим смущённо смотрит на неё, не зная, что же сказать ей.       — Эм… Паффи, — шепчет он, на полную запуская своё красноречие. Он берёт её за руки и, прикрыв глаза, начинает. — Я знаю, что тебе страшно. Я понимаю, что тебе страшно. Эти люди причинили тебе боль, — он резко открывает глаза, — но сейчас ты не беспомощна. У тебя есть зелья, полное незеритовое обмундирование и зачарованное оружие. Ты умеешь драться, Паффи. Ты сможешь защитить себя, а я прикрою тебе спину, поэтому не бойся.       У Паффи по щеке скатывается маленькая слезинка. Она прерывисто кивает, протирая глаза, и пытается широко улыбнуться, но это выходит как-то криво.       — Говоришь, в кузнице книжки остались? — разносится у них над головами, и оба резко застывают, припадают к земле. Когда они успели подойти так близко? — Чё за книжки?       — Они очень ценные, — отвечает второй мужской голос, и Дрим хмурится. Зрачки Паффи расширяются, она задыхается от ужаса. Дрим с силой сжимает её ладонь, пытается заземлить. — Достались от Жозефины.       — А-а-а, от той старой карги, — первый мужчина, кажется, сплёвывает. — Слышал, она кони двинула не так давно?       — Ага, — уж больно радостно соглашается второй. — Похороны были шикарные. Правда, чёрный мне совсем не идёт. Зато богатств теперь у меня выше крыши.       Паффи сжимает руку Дрима в ответ, второй захлопывает себе рот и зажмуривает глаза, будто пытаясь представить, что она сейчас не здесь. Дрим тихо сглатывает, одна из его рук уже лежит на рукояти меча.       — Вообще она мне нужна была только ради того, чтобы мне оформили инвалидность и не направили меня на войну, — как бы невзначай добавляет второй голос, и Дрим хмурится. Жозефину упоминала Паффи. Неужели это… сам помещик? — Помнишь же? Гларкос тогда расширял морские владения. Она была лет двадцать назад, ещё при предыдущем императоре.       — Да-да, — отвечает первый мужик. — Тогда столько экзотики привезли, загляденье. Только вот Ангел Смерти всю малину подпортил…       — Ха-ха, помню, тогда мне привезли самого драгоценного гибрида, — смеётся помещик, и Дриму кажется, что Паффи прямо сейчас вырвет. — Фавна, самку, с радужными волосами на затылке, а сверху белые кудряшки,— первый присвистывает. — Вот она была красоткой.       Дрим замирает. Они что… про Паффи? Он приподнимается, садится на колени, Паффи вместе с ним.       — Фавн с радужными? — бурчит мужчина и, кажется, задумывается. — Моя жена недавно видела, как на причале вышел фавн в маске и с радужными волосами в компании моряков. И фавниха с белыми там была.       Ненадолго их беседа утихает, и Дрим буквально чувствует, как тяжелеет атмосфера.       — … правда что ли? — внезапно посерьёзнев, спрашивает помещик.       — Ну, Кларка бывает чудной иногда, но, наверное, правда, — отвечает мужчина. — А чего ты так напрягся? Мести боишься?       Лицо Дрима расплывается в злобной ухмылке.       — Да нет, — тут же нервно усмехается помещик. — Что они мне сделают? Это фавны в конце концов. Они трусы по натуре. Поблеют да убегут.       Дрим скалится, и Паффи удивлённо смотрит на него.       Трусы по натуре, верно? Тогда почему Дрим чует, как ты дрожишь от страха?       Но сейчас нельзя показываться, нет. Позиция неудобная, мечом он не дотянется, а если у них есть пистолет, то дело дрянь.       — В любом случае, книги? — переводит тему помещик, и кто-то из них идёт к порогу кузницы. Паффи резко разворачивается ко входу, её ладонь тоже ложится на рукоять шпаги. — Они лежат в деревянных ящиках.       По её виску скатывается бисеринка пота. Дрим слышит шорох травы, слышит, как мужчина наступает на порог кузницы, и не может сдержать этой глупой ухмылке, лезущей на лицо.       Дрим хватает Паффи за руку, а сам двигается вперёд. Она кивает, уступая ему место. Позволяет нанести первый удар.       Этот мужчина, только поднявшись на порог, оказывается под ударом.       Дрим с молниеносной скоростью выбирается из темноты, резко вынимает меч из ножен и пронзает чужое плотное тело насквозь. Дрим придерживает толстого мужика за руку, вцепившись в неё мёртвой хваткой, погружает меч глубже в живот и слышит, как хлюпает там кровь.       Дрим дёргает кистью, разворачивая рукоять, и мужчина кричит от боли. Чужой желудок пробит насквозь, незеритовые пластины окрашиваются в красный, и Дрим упивается тем, как беспомощно бьётся в конвульсиях этот гадкий человек.       Секунду назад мужчины обсуждали их, то, насколько они слабы. В следующую секунду один из них уже мёртв.       Дрим дёргает мечом в сторону, и тот разрубает левый бок лысоватого мужчины. Лужа крови разливается под беспомощным телом, весь полупереваренный обед выходит наружу вместе с проткнутым желудком.       А затем Дрим медленно, медленно оборачивается к помещику.       И в ответ на него смотрят кислотно-зелёные глаза. Такие же, как и у самого Дрима.       Дрим скалится.       — Поблеют и убегут, да? — он разворачивается полностью, небрежно ступает на землю, будто секунду назад он не убил человека. — Фавны — трусы, я верно понял?       Этому мужчине лет сорок. Он высокий, его лицо покрыто множеством морщин, каштановые волосы свисают по бокам головы и подстрижены они точно по линейке. На него натянут белый фрак уж с больно длинной спиной, на пальцах рук висят позолоченные кольца.       Это и есть тот самый помещик? Николас… Падкин?       Ярко-зелёные глаза испуганно смотрит на Дрима, а руки судорожно тянутся куда-то к поясу.       — Не-не-не, — Дрим резко поднимает меч, направляет его остриё в сторону Николаса и быстро сокращает расстояние между ними. Теперь кончик меча упирается ему в кадык. — Никаких пистолетов в моём присутствии.       Почему Дрим не вспорет ему глотку? Почему он не убьёт его? Краем глаза Дрим видит, как к ним бегут другие мужики с винтовками в руках, но стоит только мечу Дрима чуть качнуться, они застывают на месте.       У этого мужчины ярко-зелёные глаза. Такие же, как и у Дрима. Лицо его хоть и сильно постаревшее, но в нём есть что-то знакомое.       Дрим слышит, как из кузницы тяжёлыми шагами выходит Паффи. Николас резко переводит взгляд на неё, зрачки расширяются, а челюсть непроизвольно падает. Он явно не ожидал увидеть двух фавнов спустя двадцать лет в своём заброшенном доме.       Паффи подходит ближе, встаёт около Дрима. Он не видит её лица, поэтому не уверен, какие эмоции он там уловит.       — Паффенька… — резко выдыхает помещик и, кажется, хочет протянуть к ней руку, но незерит, прижатый к горлу, мешает это сделать. — Ты как здесь?…       — Я тебе не Паффенька, — сплёвывает Паффи, поднимая саблю.       Николас молчит, просто смотрит на неё. Он разглядывает её, смотрит прямо в душу, пытается понять, на что он может надавить, чтобы его отпустили. Дрим на мгновение косится на Паффи, видит, как её лицо напряглось. И видит, что её рука совсем чуть-чуть да подрагивает.       Николас хищно улыбается.       — Паффи, мы же были так близки, — Николас каким-то образом умудряется наклонится к ней, несмотря на меч у своей глотки. Его глаза хитро сощуриваются, улыбка на лице расплывается, и Дрим с ужасом осознаёт, что Николас действительно очень похож на него. Этими глазами, этими жестами, этой мимикой.       Дрим не хочет об этом думать. Он даже не может себе представить, что…       — Так близки, — Николас резко переводит взгляд на него, ухмыляясь. — Вон, даже общий ребёнок есть.       У Дрима дыхания перехватывает. Хватка на мече чуть расслабляется, когда он, бегая глазами по чужому лицу, пытается выявить ложь.       Но нет. Он не лжёт. У Дрима и Николаса одинаковые лица, одинаковые глаза и одинаковые повадки, Николас — хозяин поместья, в котором была заключена Паффи, а значит, он-       В вихрь зеленовато-голубых волос на затылке упирается что-то металлическое. Холодок от дула винтовки растекается по всей спине, лезет под незеритовую броню и игнорирует все слои защиты, который у них есть. Дрим косится на Паффи и видит, что она тоже застыла, а пушистые волосы на затылке чуть примялись. Ну конечно, ей тоже угрожают винтовкой.       Николас медленно отходит от вытянутого вперёд меча, и Дриму приходится его опустить. И этот Николас улыбается так мерзко, что Дриму хочется его ударить.       Как вообще к ним подошли сзади? Они настолько сильно отвлеклись на Николаса? Вполне возможно.       Дрим вздыхает. Не то чтобы это страшно. У него с Паффи есть ещё жизни, так что они вполне могут пожертвовать одной из них.       — Что за чудесное воссоединение семьи? — гогочет Николас, пока к нему сзади подходят его охранники.       Их человек пять, не больше. С учётом Николаса и тех, кто сейчас тычет им винтовкой в голову, количество противников Дрима равно восьми. У них даже оружия толком нет, так что победить их не составит труда.       Будьте прокляты его прямые рога. Он никогда не носил шлем, так как с ним было бы много мороки. Дрим всегда справлялся и без него, потому что он один из лучших бойцов на всём континенте. Побороться с ним в фехтовании мог разве что Техноблейд и, возможно, брат Панза, Пёрплд, который почему-то его недолюбливал.       — Бросьте оружие, — едко приказывает Николас, и они моментально это делают, — и сумочки свои тоже.       Дрим цыкает. У него там набор зелий и золотых яблок, а ему приходится пожертвовать ими, чтобы сохранить одну из жизней. Может, рискнуть?       Нет. Кто знает, где он возродится? Вдруг Лара Вайсс предусмотрела этот момент и заставила их перед допросом отоспаться на кроватях? А затем связала их и доставила в ту пещеру?       Слишком рискованно. Он не хочет вновь попасть в лапы этой безумной женщины.       Дрим отстёгивает пояс и бросает его рядом со своим мечом. Паффи, немного погодя, делает то же самое.       — И вот теперь, — молвит Николас, — мы можем поговорить.       — И о чём нам говорить? — фыркает Дрим, нарочито скрещивая руки на груди. Показывает, что его совершенно не волнует резное дуло винтовки, прижатое к его затылку.       — Что, неужели никаких вопросов нет? — Николас смеётся. — Ты своего папу не видел пятнадцать лет. Мне кажется, у тебя должно было накопиться достаточно вопросов.       Дрим усмехается, глядя прямо в лицо Николаса.       — Погодите, папу? — резко спрашивает один из охранников: чернокожий парень лет двадцати, крепко сжавший свою винтовку. — Господин Падкин…       — Ну а что? — Николас резко разворачивается к своим охранникам, которые тоже выглядят довольно-таки озадаченными. — Вот Форсберг публично признавался в связи со своей желтопёрой гарпией. Кажется, её звали Роксана. И теперь это не так уж и постыдно.       — Господин Падкин, они же звери… — тихо подаёт голос другой парнишка, глядя на Николаса широкими глазами.       — Действительно, папа, мы же звери, — ядовито улыбается Дрим, перенося вес на правую ногу. Дуло у затылка давит посильнее, но Дрим не реагирует. — Что же это получается? Ты возбудился из-за зверя? У тебя была любовная связь со зверем? Зоофилия теперь у Гларкоса в норме?       Николас, когда он поворачивается к Дриму лицом, выглядит ошарашенным. Его лицо вытянулось, глаза глупо хлопают, будто Дрим сказал что-то невероятное.       — Самому не стыдно так свою мать называть? — с лёгким смешком спрашивает Николас, по-птичьи наклоняя голову набок.       Взгляд Дрима на мгновение скользит к Паффи, которая смотрит на него так, будто он только что её предал. И выглядит она так, будто её вот-вот вырвет.       Паффи всё ещё чувствительна к таким оскорблениям? Дрим плевал на эти ярлыки с высокой колокольни.       — Я всего-то пытаюсь понять твою логику, — невинно отвечает Дрим. — У Гларкоса, как и у остального мира, политика такова: раз гибриды похожи на зверей, значит, человеческих прав они не достойны. Именно так по всему миру оправдывают работорговлю. Но что теперь? Теперь люди открыто заявляют об интимных связях с гибридами, выставляя это как норму, ведь гибриды похожи на людей? Гибриды — люди, когда их нужно использовать, но, как только дело доходит до их прав, они превращаются в зверей. Небольшое противоречие, не находишь?       Кажется, у этого Николаса дёргается глаз. Дрим надменно задирает подбородок, показывая, кто тут кого победил, и даже винтовка не препятствует ему ощущать жгучее, тёмное удовольствие, растекающееся под Незерской звездой по телу.       Николас хмыкает.       — А ты у нас мозгами в меня пошёл, да?       — В Паффи, раз тебя такое противоречие ни капельки не смутило.       Николас усмехается.       — В Паффи? — переспрашивает Николас, зачем-то цокнув. Дрим смотрит на него, не понимая, в чём его претензия. — Не в маму, а в Паффи?       Ах, вот оно что. Он не назвал её мамой. Дрим закатывает глаза.       Он только что дал Николасу повод погрызться в Паффи.       — Похоже, отношения у вас тоже не больно хорошие, я прав? — смеётся мужчина, пока остальные охранники странно переглядываются. — Чего ты её мамой не зовёшь? Что, Паффи, не больно много ты ему подарила? И почему же? Потому что на меня похож?       Как легко он определяет болевые точки. Что-то ёкает в груди Дрима, но он молчит.       — Это не твоего ума дела, — цедит Паффи, до этого молчавшая. Она уже не смотрит на Дрима грустными глазами, но прожигает взглядом Николаса. Ощущение, что она вот-вот сорвётся.       По виску катится капелька пота, кадык Дрима напрягается. В глазах Паффи метают молнии, руки сжимаются в кулаки и очень сильно дрожат. Паффи чуть ли не задыхается от страха, Дрим это видит.       Противоречивые эмоции захлестнули её, и теперь они терзают, разрывают на части разум Паффи.       Когда гибриды очень сильно нервничают, их мозг переключается в режим выживания. Мозгом начинают управлять инстинкты и рефлексы.       — Не моего? Не моего ума дела? — Николас подходит всё ближе и ближе, блестя своим оскалом. Он специально наклоняется, чтобы быть с Паффи на одном уровне. — Я его породил, разве нет? Ах, бедная Паффенька, настолько меня возненавидела, что эта ненависть даже коснулась твоего сына? Или ты ненавидишь его не только поэтому?…       Когда фавнами управляют инстинкты, обычно они приказывают бежать куда подальше и не оглядываться. Но это не всегда так работает.       — … Неужели ты ненавидишь его за ту беременность? За то, что сидела с другими женщинами и терпела унижения от Жозефины? За то, что все считали шлюхой тебя, а моя репутация до сих пор чиста?…       Иногда фавны могут действительно причинить боль. Они могут, как гарпии, накинуться на другое существо, сбить его с ног и забить до смерти.       — … Он даже мамой тебя не называет. Что ты сделала, чтобы он так тебя возненавидел? Наверное, ненавидела в ответ. Вот это я понимаю, здоровые отношения между матерью и сыном.       Может, у фавнов нет когтей или острых зубов, но у них есть рога и сила, не присущая другим гибридам.       Паффи молча стоит, выслушивает это всё. Наверное, речь ненавистного ею человека стала последней каплей. Мозг окончательно перестал соображать. Тогда наружу вышел зверь.       Дрим просто не успевает остановить её. Он не успевает схватить её за руку. Он не успевает ничего сделать.       Паффи наклоняет голову и с боевым кличем таранит живот Николаса, выбивая из него воздух. Дриму кажется, что он даже выплёвывает кровь.       Николас падает, а Паффи нависает над ним, её кулаки плотно сжаты.       Она дотягивается до сабли, которую никто не удосужился подобрать, и вонзает её в глотку Николаса. Тот в шоке пялится на неё, пытается схватить её за руки, оттолкнуть, но прямо сейчас Паффи переполняет сила.       Паффи наносит удар кулаком точно в нос. Он разбивается в щепки, начинает кровоточить, как и горло, из которого торчит незеритовая сабля.       Дрим успевает лишь отпихнуть охранника с винтовкой, подобрать меч, но оказывается слишком поздно.       Тот, кто отвечал за её охрану, наконец-то нажимает на курок.       И Паффи падает замертво. Её белые кудри окрашиваются в красный, она падает прямо на тело Николаса, захлебывающегося в собственной крови.       Фавны славятся крепким лбом. Они никогда не славились крепким затылком.       Но всё хорошо, так ведь? Паффи возродится на СМП. Да, это страшная смерть, но что случилось, то случилось.       Дрим мечом ранит руку охранника, а затем вспарывает его шею. Он хмуро оглядывает остальных, стоящих в полной растерянности.       Винтовки оказались только у тех двоих, которые охраняли Дрима и Паффи. Второй охранник уже целится в его голову, но Дрим, подхватив винтовку и выкинув меч, стреляет первее.       В районе сердца у человека оказывается багровая дыра. Белая рубашка пачкается, а человек, упав на колени, умирает.       Дрим скользит взглядом по Паффи. Почему её тело не рассыпается в пыль? Почему оно не растворяется?       У неё же есть жизни в запасе!       Так ведь?…       И до Дрима доходит. Осознание заставляет его кожу резко охладеть, конечности стынут, руки никак не могут двинуться.       Поэтому Фулиш сдался, когда их атаковали гларковцы. У Паффи больше нет запасных жизней. Если бы Галиян застрелил её тогда, она бы умерла навсегда.       И теперь она точно умерла навсегда. Она поддалась зверью, сидящему внутри неё, и поплатилась. Она убила Николаса, своего насильника, но какой ценой?       Дрим не может дышать. Паффи- она-       Она не встанет. И он больше её не увидит. Несколько дней назад он действительно не хотел бы больше её видеть в своей жизни, но это не означает, что она должна умереть.       По правой щеке Дрима катится что-то мокрое, и он подозревает, что это слеза.       Дрим, отвернувшись, направляет винтовку на безоружных охранников. Те в страхе разбегаются, словно крысы от кошки.       Двоих Дрим застреливает на месте. Ещё двух он ранит в ноги, третьего — в руку. На последнего приходится израсходовать ещё один патрон, чтобы тот упал замертво.       Дрим выкидывает винтовку, вновь берёт свой меч, зачарованный на Остроту V. Он подходит к одному охраннику, тщетно пытающегося уползти от Дрима подальше, словно раненый кролик, и молча вонзает его остриё в затылок.       Мужчина больше не движется.       — П-Пожалуйста, поща-       Дрим даже не слушает мольбы второго охранника. Он молча перерубает ему глотку и оставляет захлёбываться кровью.       Дрим подходит к трупу Паффи, переворачивает его. Её тело сползает с тела Николаса, который тоже умер от разбитого носа и воткнутой в горло сабли, но Дриму на него наплевать. Он лишь вынимает саблю и кладёт её рядом с Паффи.       Её глаза потускнели, как у настоящего трупа. Грудь больше не вздымается в дыхании, рот не двигается, а под головой растекается красная лужа.       Дрим смотрит на неё и вздыхает. На её лицо капает парочку слёз.       Дрим не может забрать её тело прямо сейчас. Он не может тащить её на себе, пока вокруг одни враги.       Вместо этого он просто идёт к кузнице, берёт книгу с чарами Ледохода и снимает свои незеритовые ботинки. Пора обновить чары.

***

      Паффи вдыхает прохладный воздух, стоя на разломанном корабле посреди бескрайнего океана. Она подставляет своё лицо дождю и видит, что небо над ней абсолютно чёрное.       Рядом и клочка земли нет. Лишь бесконечный океан, дождь, небо, затянутое тучами, и поломанный корабль.       Паффи горько вздыхает. Он напала на того ублюдка, затем её внезапно накрыла темнота, и в этой темноте засверкали золотые крылья. Она пошла за ними и оказалась здесь. На разломанном судне.       — Прости, утёночек, — всхлипывает Паффи, кладя голову на колени. — Прости.