Место для двоих

Если быть честным, Гон вовсе не хотел проводить следующую свою течку с Киллуа. Может, звучало ужасно, но главная причина состояла в том, что Гон хотел контролировать себя в их первый раз. С Киллуа они двигались медленно, от свидания к свиданию, от поцелуев к ласкам. Они встречались уже четыре месяца, но секса у них пока не было. Гон видел, что Киллуа был неопытен, и он не торопил, позволял ему двигаться в своём темпе. Киллуа оказался неожиданно застенчивым, и Гон его понимал – недостаток опыта и у него рождал застенчивость, которая, правда, быстро сошла на нет с Хисокой. С Хисокой быть застенчивым долго не получалось – тот слишком бесстыдно, слишком открыто хотел и получал то, что считал своим. Да, они с Киллуа встречались уже четыре месяца, – но, если быть честным, из этих четырёх месяцев вместе они провели едва ли неделю. У каждого были свои дела, часто неотложные, другие Охотники выходили на контакт, забытые дела всплывали в самый неожиданный момент, то мафия, то чёрный рынок, то очередные могущественные артефакты, о которых нужно было позаботиться, пользователи нэн, вышедшие из-под контроля, выслеживание и учёт редких существ – список можно было продолжать бесконечно. Одним словом, они были заняты, и как-то так получалось, что отношения всё не выходили в приоритет, хотя этого хотели они оба. Суть была в том, что Гон не хотел истекать нуждой и смущать Киллуа в их первый раз, не хотел, чтобы горячечный, животный секс был их первым опытом друг с другом. Такое у Гона уже было, и нет, он не считал, что всё прошло идеально. А с Киллуа он хотел, чтобы всё прошло идеально. Гон понимал, что думает, как влюблённый дурак, – но он им и был. А значит, свою течку Гон должен был провести с кем-то другим. Раньше у него не было проблем с тем, чтобы переждать её, пара дней – и Гон был как огурчик. Вот только после Хисоки… после Хисоки его течки стали дольше и переносить их в одиночестве стало намного труднее. Скребущееся внутри желание не давало покоя, и Гон ворочался на постели, желая так сильно, чтобы к нему прикоснулся альфа, желая ощутить силу, и запах, и чужой вес над собой – и одновременно желая, чтобы всё это закончилось поскорее. В общем, Гон терял контроль, и его это очень раздражало. Он провёл в таком состоянии прошлую течку и две предыдущие тоже, и в этот раз решил, что нет, быть одному просто невыносимо. Других альф, случайно оказавшихся поблизости, он к себе, конечно, не подпускал. С ними он мог легко справиться и без нэн. Нет, ему нужен был – ему нужен был Хисока – или Киллуа, замечательный, сильный Киллуа – но нет, он решил для себя, что Киллуа пока оставался за границей вариантов. С этой логикой в голове Гон, почувствовав приближение очередной изматывающей течки, написал короткое сообщение одному небезызвестному фокуснику, а затем незамедлительно отправился на Небесную Арену, где находился в данный момент Хисока. Весь полёт Гон едва мог усидеть в собственном кресле – под кожей поселилась странная, яркая тревожность, мешавшаяся с предвкушением. И желание, заставляющее всё внутри дрожать мелкой дрожью. Гон уже понимал, что эта течка будет сильнее предыдущей, хотя и предыдущая доставила ему проблем. Что Хисока с ним делал – даже на расстоянии? Женщина, стоящая на ресепшне в главном офисе Арены, глянула на него со смесью удивления и жалости, когда он сообщил ей, что ему нужен Хисока. – Вы имеете в виду Мастера Этажа? Несущего Смерть? – уточнила она с сомнением в голосе, и Гон закивал. Рот женщины округлился, затем она взяла себя в руки и спросила уже более профессиональным тоном: – Вас ожидают? – Думаю, да, – ответил Гон, не уверенный, был ли Хисока вообще на этаже в данный момент. – Следуйте за мной до лифта, – проинструктировала женщина, а затем повела его по ярко освещённому, застеленному бежевым ковром коридору. Стены тоже были бежевыми – правда, другого оттенка, – и до сих пор едва пахли краской, а ковёр отдавал пылью и химией моющего средства. Гон поморщился – сейчас он был особенно чувствителен к запахам. Они подошли к лифту, и женщина нажала на кнопку, вежливым жестом приглашая Гона пройти внутрь. Тот подчинился, чувствуя на себе любопытный взгляд. Наверняка она задавалась вопросом, зачем же ему могла понадобиться личная встреча с Хисокой. Может быть, она даже ощущала… Нет, подумал Гон, чувствуя, что краснеет. Он не будет чувствовать неловкость или стыд. Он сам сюда пришёл. Это было не её дело зачем. – Если карта сработает, Вы отправитесь прямиком на… – начала женщина, прикладывая карту к какому-то сенсору в лифте, и тут карта запищала. – Действительно, приглашён, – пробормотала она, а затем глянула на Гона и натянуто улыбнулась: – Приятного визита. Гон растянул губы в такой же фальшивой улыбке, а затем женщина отступила, и двери лифта закрылись. Гон выдохнул с облегчением и попытался собраться с мыслями перед встречей с Хисокой. Тот наверняка начнёт подначивать его и делать саркастические ремарки. К этому нужно было подготовиться, подготовиться отвечать, но в голове будто стоял какой-то странный, плотный туман, не дававший нормально мыслить. Хотелось просто отпустить. Пусть Хисока делает, что хочет, главное, чтобы в конце он сделал то, зачем я пришёл, нашёптывал ему внутренний голос, от которого хотелось укрыться подальше. Гон всё ещё не мог полностью избавиться от собственного стыда, а особенно он стыдился раскованности и животного желания, приходивших с течкой. Наконец, двери лифта раскрылись, и Гон ступил на этаж Хисоки. Да, он ведь был Мастером, значит у него в распоряжении действительно имелся целый этаж. Естественно, Гон должен был ощутить его – и всё равно его будто под дых ударило пряным запахом альфы, который пропитал всё вокруг. Гон вдохнул поглубже – как же он скучал по этому запаху. Ему очень захотелось оказаться как можно ближе к Хисоке, – но он понятия не имел, где тот находится. Сейчас перед Гоном был только коридор с несколькими закрытыми дверями. Вокруг царила атмосфера неуловимого богатства, будто каждая деталь интерьера, не будучи вопиющей, всё-таки говорила о значительной сумме, вложенной в неё. Гон сглотнул. Он не чувствовал себя комфортно в подобной роскоши – но какой у него был выбор? Это в любом случае было лучше пещеры – или палатки в лесу – или где там ещё они занимались сексом. – Проходи, – послышалось из-за одной из дверей в коридоре перед ним. По спине у Гона побежали мурашки от этого глубокого, бархатного голоса. Он подошёл ближе, открыл дверь в нужную комнату и шагнул внутрь. Это оказалась большая – да кого он обманывал, огромная спальня, с соответствующе большой кроватью, а также длинным диваном и парой кресел с кофейным столиком посередине. Хисока собственной персоной сидел на диване в позе ленивого ожидания, но Гон тут же заметил острую внимательность в его взгляде, заметил, как альфа вдохнул глубже, пытаясь уловить его запах. Его точно ждали. Хисока широко улыбнулся, а затем заговорил: – Чем же я заслужил видеть такого замечательного гостя в своей, – он обвёл рукой комнату, – скромной обители? Гон вздохнул, на мгновенье прикрывая глаза. Конечно, Хисока хотел поиграть с ним в словесные игры, это он любил. Вот только Гон не собирался ходить вокруг да около. – Ты знаешь, почему я здесь, – отрезал он твёрдо. Тяжёлый, пряный запах с ноткой коричной горечи стал сильнее. У Гона возникло желание сделать глубокий вдох, а лучше – уткнуться альфе в шею и, может, даже укусить. Ничего из этого он, конечно, делать не стал. – Я предполагал, что для такого важного, – Хисока выделил слово голосом, придавая ему непристойный какой-то оттенок, и Гон почувствовал, что краснеет, – дела ты обратишься к кому-то другому. При мысли о Киллуа Гон дёрнулся, лицо его сложилось в гримасу стальной решимости. Он не позволит Хисоке шутить о Киллуа – не сейчас, не когда он был на грани течки, слишком чувствительный, слишком резко реагирующий на любое неправильное слово. Нет, он не собирался говорить с Хисокой о Киллуа. – Хочешь, чтобы я ушёл? – вместо этого спросил Гон, хотя внутри всё сжалось, тело явно заявляло о своём нежелании идти куда-либо, кроме той гигантской кровати. – О, нет, конечно, нет, – заверил его Хисока, а затем поднялся с места. – Где же мои манеры, боже мой. Проходи. – Он сделал широкий, приглашающий жест рукой, делая несколько шагов и оказываясь перед Гоном, – но всё ещё на некотором расстоянии. Гон почувствовал исходящую от него тяжёлую ауру – жажда насилия, мешавшаяся с похотью. Золотые глаза альфы сверкали. Гон сделал шаг, а затем остановился, неуверенный. Течка пока что витала где-то рядом, затрагивая Гона лишь мягкими прикосновениями. Он всё ещё мог достаточно хорошо себя контролировать, и в голову полезли совсем не нужные воспоминания – о том, как Хисока грозился вырвать ему сердце, о том, как он дико рычал, о том, как вдавливал его в твёрдые камни тогда, действуя без согласия, и… – Разве ты не за этим пришёл? – спросил Хисока, склонив голову, вырывая Гона из неприятных воспоминаний. Гон продолжил молчать, вглядываясь ему в лицо, и тогда Хисока сам шагнул ближе. Гон напрягся, но остался на месте. Ему хотелось, чтобы альфа подошёл ближе, – и одновременно какая-то опасливая его часть хотела, чтобы он остался там, где стоит. – Ну же, я не кусаюсь, – сладко улыбнулся Хисока, делая ещё шаг. – Если только ты не захочешь, – добавил он, чем вызвал к жизни воспоминание чёртового укуса. Гон дёрнулся, всё ещё ничего не говоря. Хисока моргнул, не пытаясь больше приблизиться. Пару мгновений они стояли так, и каждый был напряжён, наедине со своими мыслями, своими воспоминаниями. Затем Гон собрался с духом – бояться нечего, здесь нечего бояться, повторял он себе, – а затем шагнул ближе к Хисоке. Затем ещё ближе, на расстояние вытянутой руки. Хисока довольно улыбнулся и сам сделал ещё шаг, оказываясь близко, – ближе, чем Гон ожидал. Он поднял руку, – и Гон вздрогнул, не смог себя сдержать. Сердце отбивало быстрый, неровный ритм в груди, но дыхание пока удавалось контролировать. – Ну же, не бойся, – сказал ему Хисока, а затем легко погладил его рукой по щеке. Гон вжался в прикосновение, прикрывая глаза, выдыхая. Он готовился подчиниться Хисоке. Готовился остаться перед ним беззащитным в течке – опять. Он любил себя мучить или что? – Да, вот так, иди сюда, – глубоким, тягучим голосом приказал альфа, и Гон, не думая, шагнул к нему в объятья. Хисока устроил одну свою руку между лопаток Гона, а второй взял его за подбородок, заставляя поднять голову вверх. Его золотые глаза блестели голодным желанием – и чем-то ещё. Гон выдохнул, всё ещё пытаясь расслабить напряжённые мышцы. – Всегда так любишь всё контролировать, быть тем, кто отдаёт приказы, – улыбнулся Хисока, но в словах его не было яда – это была лишь констатация факта. – Страшно отпустить со мной? – прищурился он, попав своими словами точно в цель, как обычно, впрочем. Гон отвёл взгляд, хотя это было непросто сделать, когда их лица были так близко, а запах альфы наполнял лёгкие, мешал думать. Тогда Хисока наклонился и легко потёрся собственной щекой о щёку Гона. Гон немного расслабился, выдохнул, даже не осознавая, что задержал дыхание. – Да, вот так. Я позабочусь о тебе, Гон, хорошо позабочусь, – пробормотал Хисока, и Гон издал тихий, очень тихий стон. – Давай же, – добавил альфа, а затем повернул голову Гона к себе и поцеловал. Ощущение постепенно начинающейся в присутствии альфы течки было необычным, странным. Она разворачивалась внутри его тела будто благоухающий цветок в полночь, наполняла теплом и огнём желания. Гон раскрыл рот, углубляя поцелуй, а затем застонал. Хисока застонал в ответ, прижимая Гона ближе к себе, рот его был ищущим и голодным, – он хотел получить от Гона всё, что тот мог ему дать. Когда его внезапно подхватили под бёдра, вздёргивая вверх, Гон издал удивлённый вздох. Ему пришлось обвить ноги вокруг чужой талии, он оказался у Хисоки на руках, поцелуй прервался, и теперь Гон снова смотрел в жёлтые глаза, полные неприкрытой похоти. – Хисока… – начал Гон и умолк, не зная, что сказать. Хисока тихо хмыкнул и понёс его к кровати. Гон ощущал бьющееся в теле желание и неуверенность. Почему он не мог просто отпустить? В прошлый раз, зная, что выбора у него нет, Гон легче мог довериться альфе – это была такая форма контроля, некое задание, это давало ощущение безопасности. Сейчас же Гон находился в ситуации, в которой не было никаких правил, никаких рамок – он сам пришёл к Хисоке, сам решил провести с ним течку, подчиниться ему. Вот только в реальности это оказалось сложнее, чем у него в голове. Хисока опустил – а вернее будет сказать сбросил – его на кровать, и Гон слегка подпрыгнул на пружинящем матрасе. Кровать была большой, удобной – Хисока сразу забрался за ним, навис сверху. Его запах кружил Гону голову, путал мысли. – М-м, так сладко пахнешь, – сказал Хисока с придыханием. Он провёл левой рукой по груди Гона вниз, минуя живот, оказываясь у Гона между ног, вжимая – Гон резко втянул в себя воздух и свёл ноги вместе, насколько смог. Это действие только сильнее вжало руку альфы в его промежность, но Хисока застыл, – и Гон застыл тоже, смотря на него широко раскрытыми глазами, чувствуя пульсацию желания и неуверенности внутри. Пару мгновений они просто смотрели друг на друга; Гон тяжело дышал, пытаясь контролировать собственное непослушное тело, а Хисока внимательно глядел на него с нечитаемым выражением лица. Затем оно неощутимо смягчилось, альфа наклонился ниже к Гону и проворковал: – Тише, тише, мой сладкий, не бойся, я не обижу… Он попытался двинуть рукой – Гон не знал, что альфа хотел сделать, но инстинктивно сильнее сжал ноги в ответ. – Если будешь сжимать так сильно, то сломаешь мне руку, – будничным тоном добавил он, и Гон тут же расслабил мышцы, позволяя руке Хисоки выскользнуть из его хватки. – Какой замечательный, какой сильный мальчик, – продолжил Хисока медовым голосом. Гон тихо застонал – похвала альфы била точно по чувствам, навеянным течкой. Он хотел, чтобы его хвалили, хотел дать альфе то, что ему было нужно, хотел отпустить... Но, как ни старался, этого Гон сделать не мог, так что он продолжил тяжело дышать и следить за Хисокой, ожидая, что же тот будет делать дальше. – Такой молодец, так хорошо раскрываешься для меня, мой замечательный золотой мальчик, – продолжал Хисока, зная, что его слова рождают в Гоне возбуждение, пользуясь этим. Гон прикрыл глаза и застонал уже громче, всё внутри переворачивалось от удовольствия и хотелось больше. Он почувствовал, как рука альфы ложится на его голый живот, скользит выше, поднимая вместе с тем майку, и стон его окончился резким вдохом, он тут же распахнул глаза. Хисока внимательно смотрел на него, оценивая реакцию, а затем легко коснулся правого соска Гона своим острым ногтем. Было не больно, даже приятно немного. Тогда Хисока положил вторую свою руку ему на живот, посылая по телу Гона волну тепла, прокатившуюся вниз, прямиком к его вагине. Гон подавил стон, но, когда Хисока повел руку ниже, слегка двигая вниз его шорты, Гон снова напрягся – он ничего не мог с собой поделать. – Нет, нет, не бойся, не бойся, – бархатным голосом заговорил Хисока и вернул руку обратно, повыше, а затем мягко надавил пальцем на сосок Гона. Гон застонал – это было так неожиданно приятно, и Хисока продолжил: – Да, так лучше, правда? Намного лучше, я не могу дождаться, когда смогу погрузиться в тебя, Гон, я так ждал этого, ждал твоей течки, когда ты будешь податливый, и мягкий, и мой, – последнее слово вышло почти рычанием, и Гон застонал громче. Этот отчаянный, умоляющий стон явно означал «продолжай». – Твой запах сводит меня с ума, – простонал альфа, прижимаясь ближе, легко массируя тело Гона обеими своими руками, вжимая их в твердые мышцы, откровенно наслаждаясь этим. – Пожалуйста, – выдавил Гон, чувствуя, как всё тело дрожит мелкой дрожью желания, как разум туманится и всё внутри желает только одного – ближе, ближе, чтобы альфа был ближе. Хисока опять повел свою руку вниз, вжал её в промежность Гона и легко помассировал. Гон издал стон, больше напоминавший крик. Он мог бы кончить прямо сейчас – по крайней мере, это ощущалось так. Если бы прикосновения Хисоки были чуть твёрже, сильнее, – но они оставались невесомыми. – Н-нх, – попытка что-то сказать бесславно провалилась, и Гон продолжил неровно дышать, исторгая стон за стоном пока Хисока ласкал его. Хисока наклонился и зашептал ему на ухо: – Я наполню тебя желанием так, что ты будешь умолять меня трахнуть тебя. Ты уже готов умолять меня, Гон? – Хис-Хисока, – Гон подавился собственными словами в угоду очередному стону. – Да? – сладко протянул альфа. – Пожалуйста, – выдохнул Гон, тяжело дыша, – пожалуйста, я хочу тебя, ты должен... Ты нужен... Я хочу... тебя, – последнее слово вышло почти скулением, отчаянным порывом течки, вырвавшимся наружу. Хисока сильнее вжал руку ему в промежность – и совершенно неожиданно для себя Гон кончил, раскрывая рот в стоне, чувствуя горячую пульсацию и конвульсивное сжатие мышц. – А-ах, – высоко, блаженно простонал он, пока Хисока продолжал двигать рукой, заставляя Гона отдать всё до капли. Это ощущалось так хорошо. Чем сильнее течка, тем легче достичь оргазма, тем он сильнее, Гон об этом знал, но одно дело знать, а другое – ощущать подобное на себе. Кажется, в этот раз его течка была очень сильной. Наконец, рука Хисоки исчезла, а Гон смог вернуться в настоящее. Он попытался восстановить дыхание, глядя на Хисоку, который с довольным прищуром глядел в ответ. – Чудесно, – заключил он, а затем потянулся и расстегнул шорты Гона. Когда он начал стягивать их вместе с бельём, Гон напрягся и сжал зубы, давя в собственном горле протест. Он этого хотел, разве нет? Разве не за этим он пришёл? Хисока остановился и глянул на него. В глазах у него... Гон не мог понять, что было у него в глазах. Он почувствовал, как сердце забилось быстрее. Что альфа хотел от него? – Гон, – медленно начал Хисока, что ещё сильнее обеспокоило Гона, – ты же знаешь, что я не собираюсь делать тебе больно? – закончил Хисока, слегка склоняя голову. Гон моргнул. Этого он не ожидал. Он пару мгновений промедлил, а затем кивнул. – Я бы не смог, – продолжал альфа, заканчивая стягивать с его ног шорты вместе с бельём, – когда у тебя такая течка, когда ты так просишь меня, как альфа, я бы не смог причинить тебе боль. Закончив, Хисока вновь уставился на него пронзительным взглядом. Гон сглотнул. – Ты ведь это понимаешь? – спросил Хисока, и Гон снова кивнул, хотя на самом деле не особо понимал, что Хисока имеет в виду. – Тогда почему тебе так страшно? – продолжил он. – Мы ведь занимались сексом раньше. А сейчас у тебя сердце из груди вырваться готово, я же чувствую. Губы Гона дрогнули, а затем он сжал их в тонкую линию. Он не хотел отвечать на вопрос, но ему нужно было – Хисока заслуживал знать. Всё это время Гона разрывало противоположными порывами. Доверься – оставайся на чеку – расслабься – но не полностью – отпусти – но следи за ситуацией. Это было невыносимо. Он чувствовал, что течка его в этот раз сильнее предыдущей, что она рвёт его самоконтроль, потихоньку, а затем всё сильнее, сильнее. Он не знал, что делать, не знал, как себя вести, он ничего не знал. С ним такого раньше никогда не случалось, он не был к этому готов, не знал, как объяснить это своё состояние. – Это... другое... – выдавил, наконец, Гон. – Эта течка сильнее. Я чувствую, что если отпущу, то не смогу сделать... Ничего, совсем ничего, понимаешь, Хисока? Он вперился в альфу отчаянным почти взглядом, будто у Хисоки имелись какие-то ответы, будто он знал, как нужно поступить. Хисока наклонился очень близко, так, что Гон почувствовал его выдохи на своём лице. Затем альфа намеренно медленно сказал глубоким, низким голосом: – А тебе и не нужно ничего делать. Доверься мне. Я сделаю так, что ты будешь стонать от удовольствия и кончать раз за разом. Гон почувствовал, что краснеет от его откровенных слов. Но что ещё ему оставалось? Ему нужно было отпустить. Он хотел отпустить, несмотря на страх. Он не понимал, что ему делать с этим состоянием, – но Хисока понимал. Хисока мог ему помочь, правильно? Альфа погладил его по бедру неторопливым, ласкающим движением. – Давай же, Гон, – мурлыкнул он. – Ты ведь уже доверялся мне раньше. Я буду аккуратен, обещаю. Я тебя не обижу, моё сладкое, моё вкусное яблочко. – Он всё продолжал гладить, и Гон постепенно расслабился. Да, Хисока не станет сейчас делать что-то, что причинило бы Гону боль, Гон чувствовал это на каком-то глубинном уровне, – а может это были просто чувства, навеянные течкой. Гон дотянулся, ухватился за плечи альфы, глянул на него со всей серьёзностью, на которую был сейчас способен. – Входи медленно. И... – он вдохнул, выдохнул, а затем закончил: – Не кусай меня. – Как пожелаешь, – отозвался Хисока, в глазах его светилось яркое предвкушение. Гон закрыл глаза на мгновение, собираясь с силами, а когда открыл их, решение было принято. * Теперь Хисока понимал, что Гон имел в виду, когда говорил, что эта его течка была сильнее предыдущей. Когда омега расслабился и позволил ему, альфе, вести, все сознательные мысли исчезли из его взгляда, оставив за собой лишь дикое желание. Гон с отчаянной нуждой цеплялся за Хисоку, пока тот целовал и ласкал его, а когда Хисока скользнул пальцами в его вагину, омега оторвался от поцелуя и совершенно не своим, умоляющим голосом забормотал: – Да, да, да, пожалуйста, да... Пока Хисока погружал пальцы в его теплое, влажное нутро, он глядел Гону в глаза и видел там лишь отражение огня течки. Это возбуждало, порождало любопытство и опаску одновременно. Гон был сейчас не собой, от него осталась лишь оболочка, ведомая желанием, – и Хисока понял, почему Гон так боялся позволить Хисоке увидеть эту свою сторону. Гон остался перед ним совершенно беззащитным, открытым – в этом состоянии он бы сделал всё, что сказал бы ему Хисока, позволил бы делать с собой что угодно. Это возбуждало, но одновременно с этим Хисока понимал, – не мыслями даже, а ощущением, что пришло с течкой, – что грань переходить нельзя. Гон остался перед ним таким уязвимым, выразил Хисоке наивысшую степень доверия, и это... Это не хотелось ломать. Последствия были бы слишком разрушительны для их необычных, но таких приятных отношений. Да, Гон доверился ему, и Хисока решил для себя оправдать это доверие. Сам он, хоть и реагировал на течку омеги, всё-таки пока мог себя контролировать. Он должен был, – потому что было очевидно, что Гон не справился бы сам. Хисока продолжал постепенно раскрывать омегу пальцами, – хотя он был таким влажным, что ему даже подготовка была не нужна. Гон непрерывно стонал, иногда эти отчаянные стоны переходили в скулёж, а всё его тело мелко дрожало дрожью желания. – Тише, тише, скоро я буду в тебе, тише, – успокаивал Хисока, легко гладя Гона по щеке второй рукой. Это немного помогало унять дрожь. Наконец, Хисока посчитал, что Гон готов. Он вытащил пальцы, и Гон тут же начал просить: – Мне нужно, нужно, пожалуйста, мне нужно ещё, ещё, нужно... Глаза у него затуманились, взгляд был расфокусированным, влажный рот приоткрылся, он неровно дышал и жаждал Хисоку животной нуждой, продолжая бормотать едва связанные слова. – Сейчас, мой маленький, такой сладкий, ты будешь так чудесно сжимать меня, – ворковал Хисока, пока прижимался ближе и брался за собственный член. Гон отчаянно цеплялся за него и всё бормотал: – Да, альфа, пожалуйста, мне нужно, нужно… И эти его мольбы возбуждали до дрожи. Хисока легко толкнулся, проникая внутрь, чувствуя желание одним движением вбиться в сильное тело омеги, который подчинялся сейчас ему, – но он помнил, что согласился быть терпеливым. Так что Хисока просто мягко толкнулся, а затем ещё и ещё – Гон поддавался ему, раскрывался, он был таким влажным, и узким, и восхитительным. Хисока издал низкий стон, и Гон застонал тоже, тонко и призывно. Дыхание его сбивалось, когда он начал умолять Хисоку: – Больше, больше, сильнее, да, хочу, хочу тебя… И кто Хисока был такой, чтобы отказывать ему? Он вошёл до основания, затем подался назад и сильным движением опять вошёл полностью, вжимая Гона в постель. Гон резко вдохнул, а затем издал ещё один высокий стон. – Тебе нравится, да, мой сладкий? Ты так замечательно умоляешь меня трахнуть тебя посильнее, как же я могу отказать? – прошептал Хисока ему на ухо, хотя Гон в своём состоянии не в силах был, наверное, понять его слова. Хисока начал двигаться – резко и глубоко, погружаясь до самого основания, чтобы затем податься назад совсем немного и сделать это снова и снова. Теперь и он почувствовал, как течка туманит мысли, путает разум, даёт лишь одну цель, одну-единственную – омега перед ним. Как же головокружительно он пах, Хисока наклонился ближе, жадно вдыхая, и тут почувствовал, как Гон сжимается вокруг его члена. Гон громко, протяжно застонал – высокое «а-ах!» отразилось от стен комнаты, – и Хисока понял, что тот кончает прямо на его члене, а ведь Хисока даже не прикоснулся к нему. Возбуждение разгорелось в нём ещё сильнее, и он продолжил трахать кончающего Гона, чувствуя, как идеально он сжимается вокруг Хисоки, как пульсирует его влажное, готовое для альфы нутро. Хисока застонал, сильнее вбиваясь в податливое тело. Тональность стонов Гона сменилась – ему не нравились сильные движения Хисоки сейчас, когда он только кончил и был таким чувствительным. Хисока это чувствовал, но не планировал останавливаться, – он не смог бы, даже если б захотел, течка вела его дальше, требовала брать больше, больше, чем Гон мог дать. Стоны омеги перешли в просящий скулёж. – Слишком много, слишком сильно, пожалуйста, – пробормотал он, тяжело дыша, пытаясь вывернуться из-под Хисоки. Хисока сильнее вжал его в постель, рыча, понимая, что давит слишком сильно, оставляет синяки, – но ничего не в силах с собой поделать. Гон принадлежал ему, и Хисока не потерпел бы непослушания сейчас, когда он овладевал тем, что по праву принадлежало ему. Гон издал тихий звук, означавший подчинение, перестал вырываться и только едва слышно скулил, пока Хисока продолжал трахать его. Он немного сбавил темп, а затем потёрся своей щекой о щёку Гона, пытаясь успокоить. Гон выдохнул, дрожь ослабла, он немного успокоился. – Вот так, молодец, послушный, – пробормотал альфа ему на ухо. – Хисока… – протянул Гон так, будто спал и видел сон, будто был здесь и одновременно где-то далеко. – Я здесь, всё хорошо, мой маленький, всё хорошо, – уверил его Хисока, продолжая медленно трахать его, не повышая темпа, хотя сделать это очень, очень хотелось. Нет, нужно было подождать ещё чуть-чуть, чтобы чувствительность спала, и тогда можно будет продолжать, – он знал, чувствовал призрачный отголосок эмоций и ощущений омеги. Наконец, поймав нужный момент, Хисока толкнулся сильнее, а затем ускорил темп, зная, что долго ему не продержаться, особенно когда Гон так сжимал его в себе. Омега начал стонать от удовольствия, а не скулить от неприятных ощущений, и это было намного лучше. Хисока продолжал трахать его сильными, резкими движениями, вбиваясь так глубоко, как мог, и их стоны сливались в единую песнь течки. Эти ощущения были сейчас сильнее и лучше всего, что только могло быть, лучше даже ощущения победы и тёплой крови на руках. Хисока низко застонал, беря быстрее, сильнее, жёстче. Гон вскрикнул, вцепился ему в плечи, безоговорочно подчиняясь ритму Хисоки, – омега принадлежал ему полностью, все его чувства, мысли и желания принадлежали сейчас Хисоке. Хисока издал отчаянный стон, перешедший в низкое рычание, и кончил глубоко внутрь Гона, продолжая двигаться, ощущая приходившие волны удовольствия, и Гон застонал с ним в унисон, глаза его закатились – возможно, он кончал тоже, а возможно ярко чувствовал оргазм Хисоки. Наконец, Хисока немного пришёл в себя, отстранился и выскользнул из омеги, чтобы устроиться рядом на небольшом расстоянии, с любопытством наблюдая за Гоном. Тот пару мгновений тяжело дышал, пялясь расфокусированным взглядом в потолок. Затем медленно моргнул, и взгляд его вдруг стал более осмысленным. Он медленно поднёс руки к лицу, уставился на них так, будто впервые в жизни их видел. Хисока задался вопросом, как должно ощущаться подобное резкое возвращение в собственное тело во время такой сильной течки. Ему было интересно, что чувствовал сейчас Гон, а ещё – что он вообще помнил из их секса. – Что? – раздался тихий, потерянный голос омеги. Хисока нахмурился – ему не нравился этот тон, не нравилось выражение лица Гона. Он потянулся к Гону, и тот мигом подскочил в сидячее положение, глядя на Хисоку широко раскрытыми глазами, будто бы совершенно забыл, что альфа был здесь. Хисока остановил движение собственной руки, видя неуверенный взгляд Гона. – Что? М-мы... – начал Гон и умолк, затем потряс головой, будто пытаясь получить доступ к каким-то скрытым от него воспоминаниям. – Всё прошло нормально, – спокойно сказал ему Хисока, чувствуя по запаху омеги, что тот начал тревожиться, та же тяжёлая нота страха закралась в его чистый запах, делая его менее приятным, таким, что хотелось успокоить, убрать её. – Что ты помнишь? – добавил он, видя сосредоточенную мысль на лице Гона. Гон вновь покачал головой, хмурясь. Затем оглядел своё обнаженное тело, задержав взгляд на влажной вагине. Потом он подтянул колени к груди и совершенно неожиданно сжался в комок, начиная дрожать, – растерянная омега, ещё не отошедшая от течки. – Я не помню, я так плохо... помню, – выдавил он в тот момент как Хисока тоже садился на кровати и двигался к нему. Он чувствовал зудящий под кожей порыв успокоить и решил подчиниться инстинктам альфы. Когда Хисока коснулся его, уверенными движениями заключая в объятие, Гон опять дёрнулся, сжался сильнее. – Я не помню, – пробормотал он снова, будто это было что-то ужасное, будто это было предательство со стороны его тела. Хисока прижал его к себе, погладил по спине раз, другой, чувствуя, как Гон немного расслабляется. – Я же сказал, всё прошло нормально, – повторил Хисока, а затем немного отстранился и твёрдым движением отвёл левую ногу омеги в сторону, раскрывая, заставляя развернуться к себе. – Не надо, что ты... – забормотал Гон, но Хисока не обратил на него ни малейшего внимания. Он подвинул их к краю кровати, спустил с неё ноги, а затем поудобнее устроил Гона, который сейчас сидел на Хисоке с разведёнными по обе стороны от него ногами. Он всё не прекращал дрожать. – Хисока, – предупреждающим тоном начал Гон, но не сделал ничего, чтобы помешать ему, всё ещё ведомый инстинктом подчиняться. Хисока положил руку ему на затылок, а затем заставил уткнуться носом себе в шею, где запах его был сильнее. Второй рукой он обнял Гона, прижал к себе. Вот так было намного лучше, подсказал ему инстинкт. Защитить, успокоить принадлежащую ему омегу. Прижатые к груди руки Гона оказались зажатыми между их телами, но это было не так уж и плохо. Гон издал какой-то тихий звук, а затем сильнее вжался в Хисоку и глубоко вдохнул, ведя носом вверх-вниз по его шее. Дрожь его постепенно сходила на нет, а уже через пару минут всё его тело расслабилось – омега почувствовал себя защищённым. Хисока вдохнул его замечательный, теперь свободный от страха запах. Идеально, просто умопомрачительно. Хисока сильнее прижал Гона к себе, и тот издал недовольный, протестующий звук, заставивший Хисоку тут же ослабить хватку. Омегу не нужно было сейчас тревожить. Очень скоро Гон расслабился окончательно и заснул. Тогда Хисока осторожно поднял его тяжёлое, неповоротливое тело, а затем уложил на кровать. Гон не проснулся, только издал какой-то недовольный звук во сне, неспокойно ворочаясь вплоть до того момента, как Хисока вздохнул и лёг рядом. Гон тут же прижался к нему и затих, дыхание его выровнялось, – он погрузился в глубокий сон.