***
— А ты что? — А я ей говорю: «Собирай свои манатки и уебывай нахуй с моей квартиры!» — Ну ты даёшь, инстасамец. — Да я такой. Тебя забирают? — Естественно. — Тебя так жёстко контролируют… — Мне кажется, он бы рад за мной не следить, а просто возить везде, но вот родители… — А почему они так сильно о тебе пекутся? Я у своих тоже один, но такого контроля никогда не было. — Так у меня тоже, они начали так делать перед тем, как отправить меня в Москву. — Странные они у тебя. — Немного. Возможно, они просто боятся, что откинусь, а им будет некому оставлять наследство. Саша рассмеялся. — Так они у тебя сильно богатые, оказывается. Богатые они почти все так. — А у тебя что нет? — У меня да, просто они со мной в одном городе живут и не парятся. Но, думаю, если бы я переехал в Питер, то у меня тоже появилась бы такая «нянька». — Везёт тебе, Саш. — Я знаю, а ты не расстраивайся. — Ладно, я пошёл. — Давай. Позвони, как домой приедешь, поболтаем. — Окей, — он улыбнулся и летящей, немного припрыгивающей походкой направился к машине. — Здрасте. — Привет. Как день прошёл? За окном начали быстро сменяться дома, деревья и мимо проходящие люди. Солнце то пряталось за огромные многоэтажные здания, то выглядывало из-за них, грея душу и делая настроение таким же ярким, как свои лучи. — Прекрасно. — Всё сдал? — Да, только один чертёж дома остался, завтра сдам. — Ты его забыл? Чего не сказал? Я бы тебе привёз. — Да нет, этой пары сегодня не было. — Понятно. Как ты сейчас смотришь на прогулки? — мужчина повернулся к Серёже, заставляя его удивлённо замолчать. На губах Владимира была улыбка. Улыбка! Парень не видел ее с их первой встречи. Эта улыбка была красивой, а вместе с добрым взглядом ещё и обворожительной. Редкая эта штука – улыбка Владимира. — Я всё ещё хочу, — он улыбнулся в ответ. — Тогда едем в парк. — Сначала в Макдональдс! — Как скажешь.***
— А потом мы с Сашкой пошли наверх и залезли на чердак, — Серёжа пил колу, рассказывая Владимиру про сегодняшний день. Так как мама у парня осталась в другом городе, то поговорить ему было не с кем. Маме он рассказывал абсолютно всё, что происходило за день. А с сентября рассказывает всё Владимиру, который даже не против и каждый раз внимательно слушает, не перебивая, только по окончанию рассказа комментирует или говорит своё мнение. Серёже очень нравилось разговаривать с такими людьми, потому что парень говорил быстро и много. Да, он был тараторкой. А всем тараторкам нравится, когда их слушают и говорят только в конце, ведь во время рассказа столько разных мыслей летает в голове, даже не летает, а носится, и хочется рассказать всё-всё. Но вдруг они перебивают! А ты забыл, что хотел сказать дальше… И вот так всегда! Но Владимир слушал очень внимательно, не отводя взгляд. Он смотрел то-ли на кудряшку у Серёжиного виска, то-ли на шею. — Вы на меня так смотрите… — А? Просто засмотрелся. — А вы меня слушаете? — Конечно, залезли вы на чердак, а что дальше? Серёжа улыбнулся. Какой он всё-таки хороший. Часто бывало, что его слушали, но в итоге так же засматривались и не слушали, либо просто не слушали. В такие моменты было очень обидно. У парня в первые кто-то выслушал длинный рассказ, кроме родителей. — А там нашли большой ящик, в котором была целая куча холстов и работ каких-то студентов, но они походу побывали на выставках, потому что были очень красивыми. Вот так, — закончил он с радостной улыбкой и искоркой в глазах. — Классно. Но очень странно, что работы ученикам не вернули. — Кстати да, но ладно. Пойдёмте походим. — Надоело сидеть? — Да. Они шли по вечернему парку, где были на удивление совсем одни. Есенин снова начал что-то рассказывать, быстро тараторя, порой неправильно говоря слова и делая паузы. Но в целом его рассказ был понятным. Владимир снова внимательно слушал, он вообще не умел разговаривать с людьми, не слушая их.