Быть человеком

Несколько дней Крейтон был хмур и подавлен. — Да что с тобой, Крейт? — допытывались Флёра. Поначалу Крейт отмалчивался, потом неохотно ответил: — Да так… Когда мы с тобой с рынка шли, показалось, что знакомого встретил. — И что же в этом плохого? — удивилась Флёра. — В этом — ничего, — согласился Крейтон. Не мог же он рассказать ей, что случайный прохожий на мгновение напомнил ему Ирона! Потому что ведь тогда пришлось бы рассказать и о том, почему эта встреча повергла его в такое смятение. О том, как он обращался с двоюродным братом, как издевался и оскорблял… На душе было тяжело. Сколько же долгов тянется за ним из той, прежней жизни… Наконец он решился. Подошёл к Олли. — Как ты думаешь, можно мне вечером выйти в город ненадолго? — А чего же нельзя? — удивился Олли. — Свободное время на то и свободное. Пройдись, конечно, что тебе тут все время торчать! Крейтон не стал объяснять старику, что не о прогулках он думает, не о своем удовольствии. Поиски заняли гораздо больше времени, чем он думал. Какое там «выйти ненадолго»! Чуть ли не месяц каждый день после ужина он бродил по городу, искал, расспрашивал… Нелегко найти человека, зная о нем только имя и адрес, где он жил много лет назад. Дом был невелик, явно скромнее, чем у господина Альвира. Но и бедным он не выглядел. Стучать Крейтон не решился. Встал рядом с дверью, терпеливо дожидаясь, когда кто-нибудь войдёт. Или выйдет. Наконец дождался. В первый миг ему показалось — надо же, совсем не изменился! Все такой же неуклюжий, полноватый, неловкий. — Ири! Это детское прозвище вырвалось само. Честное слово, он собирался обратиться «господин Ирон». Он помнил о своем положении. Ирон вздрогнул, обернулся. Недоумение в глазах сменилось узнаванием. — Ири, я… — Подожди! Ирон открыл дверь. С неожиданной решимостью схватил Крейтона за руку, почти втолкнул в дом. Коридор, ещё одна дверь. По-видимому, кабинет. Крейтон сделал вторую попытку заговорить: — Ирон, я хотел… Ирон перебил его: — Ты беглый. В его голосе не было вопроса. И взгляд был уверенным и твердым. Крейтон растерялся. Ему и в голову не приходило, что Ирон сможет так подумать. А с другой стороны, и правда — что он мог подумать? Если он знает про приговор… Он хотел возразить, объяснить. — Не надо, — опять остановил его Ирон. И откуда только взялась такая твердость в голосе этого простака и растяпы? — Не надо, Крейтон, это все потом. Ты только одно скажи — ты убил кого-то? Когда бежал, и потом… Эта одежда, и все такое… Ты кого-нибудь убил? — Нет, — с трудом выговорил Крейтон. Ирон внимательно посмотрел ему в лицо. И взгляд тоже был не такой, как прежде. — Я тебе верю. Сядь, подожди, я сейчас. Он вышел, плотно притворив за собой дверь. Куда, зачем? Может, стражников позовет? Какая разница… Крейтон устало опустился в кресло, прикрыл глаза. Если Ирон приведет стражников… Конечно, господин Альвир подтвердит, что Крейтон не беглый. Но вряд ли будет доволен лишними хлопотами. И, наверное, запретит ему впредь выходить со двора… Дверь открылась. На пороге стоял Ирон с напильником в руках. — Ну, давай снимай платок! — Зачем? — растерянно спросил Крейтон, машинально подняв руку. — Ошейник спилить, — ответил Ирон, как что-то само собой разумеющееся. Крейтон выдохнул. Очень медленно развязал платок. И наконец договорил: — Ирон, я не беглый. Теперь растерялся уже Ирон. — И как же… ты? — Я не беглый, — повторил Крейтон, — я раб. Меня выкупил один человек, знаешь, когда на ярмарке доходяг распродают. У меня рудничная лихорадка была, я уже на ногах еле стоял. Он меня купил и вылечил. — Да ты что! — ахнул Ирон. — Вот это тебе повезло. — Я удачливый, — усмехнулся Крейтон. — А зачем же тогда платок? — Просто так, — пожал плечами Крейтон, — красиво. Он и не задумывался, как Флёра ему повязала платок, так дальше сам повязывал. — Так давно уже не носят. — Ну извини, я за модой не следил, — криво усмехнулся Крейтон. — Да, тебе не до этого, верно… И чем же ты сейчас у этого человека занимаешься? — Ты не поверишь, за садом ухаживаю. — А знаешь, как раз поверю, — вдруг оживился Ирон. — Я уверен, что у тебя хороший сад получится, красивый. У тебя всегда было, как бы это сказать, чувство прекрасного. — Ты серьезно?! — изумился Крейтон. — Конечно! Ты всегда любил все красивое, всегда так одевался со вкусом, так выглядел… Я тебе завидовал, подражать пытался. Вроде и так же одевался, а на мне смотрелось, как на корове седло. — Так естественно, — пояснил Крейтон. — Мы же совсем разные были. И фигура, и движения, и манеры… Тебе и не могло подойти то, что мне шло. — Ты даже сейчас… Я вот ляпнул, что платок из моды вышел — а ведь тебе идёт. А у меня теперь и деньги есть, чтобы хорошо одеваться, а по-прежнему все как на корове седло. Крейтон не стал спорить. Теперь, за время разговора, он, конечно, видел, что Ирон изменился. Посерьёзнел, стал увереннее, сильнее. А все же осталась прежняя нескладность, неуклюжесть… И насчет костюма своего он был, пожалуй, прав. Они помолчали. Потом Ирон неожиданно предложил: — Вина будешь? Крейтон ответил не сразу: — Мне воды, если можно. Отвык я от вина. Ирон вышел. Вернулся с двумя бокалами, потом принес кувшин и бутылку. Себе налил полный бокал, Крейтону плеснул на дно, долил водой. — Ирон, — спросил Крейтон, — а что бы ты сделал, если бы… ну, после того, как ошейник спилил бы? Ирон подумал, ответил: —  Мне через несколько дней надо будет уехать. Ты бы эти дни прожил здесь, прислуга у меня приходящая, никто не заметил бы. А там… Нашли бы, где тебе пристроиться. — И ты стал бы покрывать беглого? — недоверчиво переспросил Крейтон. — Стал бы рисковать? После всего того, что ты от меня видел, после всего, в чем я перед тобой виноват? Ты знаешь, я ведь вообще-то сейчас прощения просить пришел. — О чем ты говоришь! — возмутился Ирон. — Мы ведь родная кровь. И вообще, если бы не твой отец… Он мне многим помог, и советами, и вообще. — Так то отец, а то я… Ты же меня ненавидеть должен. — Да брось, мы молодыми были, глупыми… О чем говорить! Ирон вдруг осекся. Помолчал. И проговорил изменившимся голосом: — Так оно и было. Я тебя ненавидел. Любовался тобой, завидовал, мечтал стать таким же — и ненавидел. И скрывал это, врал. Тебе, твоему отцу, себе самому. Потому что так нельзя, неправильно, неприлично. Потому что надо вести себя так, как… как надо. И чувствовать — то, что положено. И ведь привык врать… сейчас уже и не надо, а я все вру. И за это я тебе тоже завидовал — и тоже ненавидел. За то, что ты никогда не врал. Ты всегда был собой. — Сволочью я был, — хмуро буркнул Крейтон. — Думаешь, лучше честно быть сволочью, чем притворно хорошим? — Не знаю. Откуда мне знать? Я только знаю, что ты и сейчас не врешь. Ты правда вину чувствуешь и хочешь, чтобы я тебя простил. А я… я даже не знаю, что я сейчас чувствую, простил или нет. Тогда ненавидел, а теперь — не знаю. — А ты дай мне в морду, — предложил Крейтон. — Глядишь, полегчает. Посчитаешься со мной за прежнее, тогда и простить сможешь. — В морду? — Ирон серьезно задумался. — Нет, это будет нечестно. Ты ведь меня не бил, только обзывался. — Тогда давай обзывайся, что ли! Ирон рассмеялся. — Да ладно, давай я тебя просто прощу! Они просидели долго. Разговаривали, рассказывали друг другу о прошедших годах. Потом Крейтон собрался уходить. — Хорошо, что ты пришел, — проговорил Ирон, — ты приходи еще, когда сможешь! Все-таки родная кровь...