Быть человеком

Весна выдалась неожиданно ранняя, дружная и очень радостная. Как-то разом полезли из земли цветы, распускались почки на деревьях, закружились в воздухе бабочки. Казалось, Альвир ещё ни разу не видел такой весны. То ли солнце было в этом году ярче обычного, то ли это Тиа озаряла все вокруг. Раньше дом был полон Неви, шумной, яркой, непоседливой. Все время звучали ее песни, звенели струны виолы, везде стояли собранные ею букеты. А Тиа казалась совсем другой — тихой, спокойной, немногословной. И неожиданностью стало, что она тоже заполнила, осветила дом — ее рисунки на стенах, штора, которую она подшила красивыми складками, вышитая ею салфетка на столе… И слуги любили Тиа так же, как раньше Неви, так же улыбались ей, так же рады были выполнить ее мелкие просьбы. Альвир вдруг с удивлением понял, что впервые думает о сестре без боли и горечи, спокойно и светло. Наверное, это было правильно. Именно этого, наверное, она бы хотела… Последние дни Тиа вдруг овладела страсть к переустройству дома. Началось с вполне понятного желания заранее обставить детскую комнату, потом Тиа предложила Альвиру обновить его кабинет… — Гнездышко вьет, — с улыбкой прокомментировал Олли. Последнее время старик вообще стал много улыбаться. Почти как раньше, при Неви. Альвир с раскаянием заметил, что все эти месяцы не думал об Олли, о том, как ему тяжело и больно. Ну понятно, ему не до того было… он сам горевал, ничего вокруг не видел. И никого. Теперь было стыдно вспоминать… А Тиа и впрямь была похожа на хлопотливую птичку. Вертелась, не зная покоя, то шила новые шторы, то кроила новые чехлы на мебель, то звала кого-нибудь из слуг передвинуть тяжёлый шкаф. Чуть заметно округлившийся животик нисколько ей не мешал и ничуть ее не портил. В последний день месяца Альвир, как всегда, выдавал жалованье прислуге. Сундучок с деньгами стоял в глубине шкафа. С некоторой досадой Альвир обнаружил, что в прошлый раз оставил ключ в замке сундучка. Ну, беда невелика, чужих в доме не было… Он откинул крышку. И понял, что обворовать могут не только чужие. Пропало не так уж много, чтобы беспокоиться об ущербе. А вот то, что в доме завелся вор… Кому-то из слуг нельзя верить. И как узнать, кому именно? Вроде и некого подозревать. Ну, это точно не Олли, он скорее свои деньги туда положил бы, чем наоборот. А кто тогда — Флёра, что ли? Или пожилая служанка, бывшая няня Тиа, вместе с ней перебравшаяся в дом Альвира? За последние дни практически все слуги входили в дом, включая конюха и Крейтона, ходили по всем комнатам, трогали все шкафы — из-за этой самой перестановки. Можно было думать на любого. А значит, нельзя было обвинить никого. Альвир не знал, что делать в таких случаях. Для начала надо было заплатить таки слугам. Один вор, а остальные-то не виноваты. Отдавая деньги, он старался всматриваться каждому в лицо, в глаза. Старался заметить тень смущения, неловкости, стыда. Дошла очередь и до Крейтона. С того дня, как Альвир снял с него ошейник, Крейтон получал плату наравне с остальными. Он пытался было отказываться: — Не надо, я же раб… Альвир ответил коротко: — Ну вот и не спорь, раз раб! Теперь Альвир смотрел в лицо Крейтону и пытался понять — неужели он? Бывший каторжник, бывший преступник… Но ведь не вор же! И уж точно не дурак. Вся его жизнь на виду, он не сможет потратить деньги так, чтобы этого не заметили. Если бы он и украл, то все сразу, чтобы рвануть в бега… Да и не в этом дело. Просто — он не мог. Иначе выходит, что ни Олли, ни сам Альвир ничего не понимают в людях. А все же — кто мог? И что теперь делать, как обращаться со слугами? Кому доверять? Ну, кроме Олли, конечно. Со стариком он поделился своей неприятностью. Олли, кажется, расстроился больше его самого. — И что же вы делать будете? К этому времени Альвир уже принял решение. — Ничего не буду! Что я могу сделать? Спросить у каждого, не он ли украл? Вор не ответит, а честный обидится. Вещи обыскать? Так вор у себя держать не будет, давно спрятал где-нибудь. Ты смотри, может, заметишь что-нибудь… такое. А нет, так и ладно. Мне урок, ключ не забывать. — Как-то неправильно это, — вздохнул старик. — Это, выходит, вору все с рук сойдёт… Но другого варианта действительно не было. Поначалу Крейтон не обратил внимания на озабоченный вид хозяина. Мало ли, какие у того заботы… Но прошел день, второй, а господин Альвир все выглядел хмурым, напряжённым. И хуже всего — это явно было связано с ним, Крейтоном. Хозяин смотрел на него так, словно был недоволен чем-то… На третий день Крейтон не выдержал, спросил у Олли. Тот сначала отмахнулся, потом всё-таки ответил: — Деньги пропали из шкафа, в кабинете. Крейтон сначала не понял толком. Ну, посочувствовал мысленно хозяину, конечно. Неприятно, что и говорить… А потом сообразил. Вспомнил, как несколько дней назад госпожа Тиа звала его передвинуть совершенно неподъемный письменный стол… и как смотрел на него накануне хозяин, словно спросить что-то хотел. Его как холодной водой окатили. — Он думает, что это я? — говорить было трудно. — И ты… ты тоже думаешь? — Нет, конечно, с чего ты взял! — Я не брал ничего, я тот шкаф даже не открывал! — Да успокойся ты, я не сомневаюсь, что ты не брал! И господин Альвир тоже, иначе он бы спросил у тебя. Никто на тебя не думает! Крейтон рад был бы поверить словам Олли. Но как тут поверишь, когда видно же — хозяин и смотрит иначе, и обращается по-другому, не как раньше… То ли враждебно, то ли презрительно, то ли все вместе. И хозяйка совсем перестала выходить в сад, не подходила больше, не просила перенести на другое место скамейку, не спрашивала, что он думает про ее рисунки… Это было очень тяжело. Обидно. Крейтон обижался не на хозяев. На них-то за что? Разумеется, на него первого подозрение — на каторжника, преступника, убийцу… Остальных с какой стати подозревать? Он обижался на судьбу. Казалось, его удача неожиданно изменила ему. Ведь все было так хорошо, он жил как все, днем работал, вечером выходил в город, Олли разговаривал с ним как с другом, а Флёра — больше чем с другом… И вот — все это испорчено, сломано. Из-за чужой вины от него все отвернутся. Перестанут доверять, будут считать неисправимо преступным. Опять вспомнились слова Олли: «Человеком надо быть, если тебе доверяют как человеку!» Он старался, очень старался быть человеком. Но ему опять не доверяют, и опять все, как и прежде, будут смотреть с опасением… Крейтон пытался поговорить с Олли. Тот смотрел с удивлением: — О чем ты говоришь? Разве господин Альвир тебе что-то плохое сказал? Крейтон промолчал. Нет, никто ему плохого не сказал. Но видно же, чувствуется… Крейтон почти жалел, что на самом деле не он украл. Покаялся бы, вернул бы деньги, стерпел наказание, и все стало бы по-прежнему… Впрочем, он не всерьез так думал. Потому что на самом деле он понимал, что наказывать его не стали бы — но и прежнее отношение не вернулось бы. Он промаялся так пару дней. А на третий день вдруг пришла простая до гениальности мысль — надо найти настоящего вора. Господин Альвир даже искать не станет, но сам-то он, Крейтон, точно знает, что он не воровал — значит, именно он и должен найти! Благо что слуг в доме не так много, и за обедом все за один стол садятся, каждому можно в лицо посмотреть. После ужина Крейтон негромко окликнул молодого лакея: — Давай-ка поговорим! Тот удивился, но спорить не стал. Крейтон завел его в сарай. Собственно, сараем это называли по старой памяти. За это время Крейтон успел настелить пол, расширить окно, пристроить крыльцо… Работал по вечерам, а материал господин Альвир купил. Они вдвоем сели на койку. — Зачем ты?.. — Помолчи, — остановил его Крейтон. — Помолчи да послушай. Он говорил долго. О том, о чем до сих пор никому не рассказывал, о том, о чем очень хотел забыть. О каторге. Рассказывал спокойным тоном, не нагнетая ужасов специально — и от этого получалось ещё страшнее. Парень сначала слушал без особого интереса, потом занервничал, несколько раз пытался перебить, спросить о чем-то. Крейтон как будто не замечал этих попыток. Потом он немного помолчал. И спросил все так же спокойно: — Так на что ты потратил краденые деньги? В кости проиграл, что ли? — Что?! — в глазах лакея мелькнула паника, он пытался вскочить, пытался броситься бежать. Крейтон поймал его за руку, слегка повернул — совсем чуть-чуть, не до боли, но ясно, что вырываться не стоит. — Сядь! — теперь Крейтон говорил совсем иначе. — Ну, так что с деньгами? — Я их спрятал, — покорно проговорил парень, со страхом глядя на Крейтона, — я совсем немного потратил! — Сколько? Он ответил. Крейтон прикинул. Деньги в подаренном кошельке были почти целы, да ещё и жалование… — Я тебе дам, потом расплатишься. Ты в дом вхож, возьми да подбрось куда-нибудь в угол. Никто и не узнает, что это ты. — А если… — губы парня дрожали, он судорожно, на всхлип, вздохнул, — а если заметят? — Боишься? — Крейтон смотрел серьезно, без насмешки или презрения. — Ну, давай мне. Я отдам Олли, попрошу его подбросить. Уж он сумеет сделать, чтобы не заметили. Лицо лакея просветлело, он торопливо закивал. — Да, я сейчас… Да, да! Он встал, сделал два шага к двери. И остановился. — А ты как же? Если ты отдашь деньги Олли, он же на тебя будет думать… — На меня и так думают, — криво усмехнулся Крейтон. — Ты разве не на это рассчитывал? — Нет! Я… я вообще не думал об этом. — Все понятно, — кивнул Крейтон, — вообще не думал. Точно как я. — А как ты понял, — запоздало спросил парень, — как ты догадался, что это я? — А как ты думаешь, смог бы я несколько лет банду водить, если бы не разбирался в людях, если бы не умел по глазам понимать такие вещи? Ну давай, что ты встал! — А как же… если на тебя подумают? — И что? — ответил он нарочито беспечно. — Ну, наденут опять кандалы, переживу, мне не привыкать… — Нет, — парень встряхнулся, взял себя в руки, и даже страх в глазах сменился решимостью. — Я сам отдам деньги. Сам признаюсь. Крейтон работал, как всегда. Господин Альвир подошёл, молча постоял рядом. И сказал спокойно и твердо: — Я правда не думал на тебя. Честно. — И госпожа не думала? — недоверчиво переспросил Крейтон. — Тиа?! А она тут при чем? — изумился Альвир. — Я ей и не говорил, ещё не хватало волновать! — А я думал… — растерялся Крейтон. — Она перестала в сад выходить… — А ты не заметил, что уже неделю дожди идут? — спросил хозяин чуть язвительно. Крейтон выдохнул. Значит, Олли был прав? Значит, он сам себе все придумал, вообразил? Надо было что-то ответить… — Спасибо, господин. — Не за что. Ты мне вот что объясни! Ну ладно, я дурак, но Олли-то умный! Как же вышло, что он не понял, кто украл, а ты понял? Крейтон серьезно задумался. И ответил: — Так Олли — хороший человек, и в других видит хорошее. А я… — А ты всякий, — перебил Альвир. Крейтон не стал спорить. Спросил о другом: — Что вы с ним решили, господин? — А ты как считаешь? — Вы меня простили, а я насколько больше его виноват… — Простил… Ты наказан был так, как в страшном сне не приснится! Они ещё помолчали. Потом Альвир договорил: — Да ничего я с ним не сделал! Поговорил только. — Не выгнали? — А куда его гнать? Я выгоню, другой выгонит — и к кому он, спрашивается, прибьется? Крейтон понимающе кивнул. Альвир продолжил: — Я вообще-то тебя попросить хотел… Он парень вроде и неплохой, только легкомысленный. Ты бы присмотрел за ним, ладно?