Имя

      В кабинете не было слышно ни шороха. Все документы, которые могли бы перебирать, ровными стопками лежали на широком темном столе. Свет постепенно стал раздражать, он падал неровно, вызывая головную боль. Хотелось бы перебраться в более темную часть кабинета, но босс нажал на кнопку — окна закрыли пластины, а он вернулся к размышлениям.       Коё Озаки подтвердила его подозрения, выведав с помощью своих подчинённых, что Дазай действительно слишком падок на привязанность. Чувство привлекательное своими внешними качествами, спорить глупо. А с внутренним наполнением беда. Впрочем, не это было темой диалога Мори с исполнительницей, а довольно активные убийства членов Портовой мафии Йокогамы на другом острове. Дазай стал частью разговора лишь потому, что именно он изначально оставил там несколько своих подчинённых, чтобы поддерживать сообщение и торговлю. Когда-то самый талантливый молодой сотрудник теперь стал до жути проблемным. Вновь.       Теперь он находился в более-менее вменяемом состоянии — не то что тогда, когда умер Ода. Дазай часто отнекивался от миссий, но на данный момент этого почти не происходит, и явно не по его личному желанию. Помог «костыль» в виде Ацуши, но, раз все в норме, от костыля следует избавиться. Если и не сейчас, то через неделю — точно. К этому времени Дазай сам должен от него отказаться, чтобы не было, как с Одой. Необязательно даже убивать Ацуши или выгонять из мафии, главное, чтобы Осаму не глядел на испепеляющий его свет и не видел в одиночестве нечто ужасное. Именно тогда он станет приносить минимум проблем и максимум пользы.

***

      В голове было пусто. Дазай лениво надел чёрную водолазку вместо рубашки с галстуком. Он не мог смотреть на Ацуши, тут же пожалев о том, что сделал. Дважды. Это не самая ужасная вещь на свете, даже не самая из тех, что позволял себе Осаму, но на душе всё равно было погано.       «Его лицо», — оно выглядело так, будто Накаджима собирался заплакать. Впрочем, по другому оно в ситуации, когда Дазай пытается выпросить близость, и не могло выглядеть. И слова о взаимности никак с этим не вязались.       Если бы было чем, Осаму бы буквально стошнило. Впрочем, никогда не поздно, он сможет посетить уборную сразу после приема пищи.       Ацуши хотел было что-то сказать, растерянно поглядывая на парня, но промолчал. Он не был уверен, что сможет хоть чем-то не испортить им обоим настроение ещё больше. Это Накаджима виноват, что поддался соблазну. И что этот соблазн вообще был. А так и Дазай чувствует, что Ацуши в чём-то фальшивит, и Накаджима от вины сгорает.       Но не могут же они все оставшееся время молчать? Как глупо. Вроде, и взаимное признание (?) было, а вроде, сейчас они даже в глаза друг другу не могут посмотреть. Дазай некоторое время разбирался с рукавами водолазки, судя по шорохам. Накаджима не предполагал, что сегодня утром будет целовать (и не только целовать) Осаму, но не должно же из-за этого портиться вообще всё.       — Мне жаль, что так произошло. Сегодня и вчера тоже. Я не должен был считать, что, — Дазай раздражённо растёр руками теплеющие щёки, — наши отношения такие. Извини, — нет, как-то слишком по-похоронному. В конце Дазай добавил смешок. Расслабленно развернулся к Ацуши и наклонился в его сторону чуть, улыбаясь. — Ацуши очень красивый, а гормоны покоя не дают, как тут сдержаться? — и всё равно осечка, сказал в третьем лице, чтобы отстраниться от ситуации. Черт.       — …Ты мне очень нравишься, — Накаджима словно ничего не услышал. Заставил Дазая бесконтрольно улыбнуться — так глупо, так отвратительно, но всякими нелестными эпитетами Осаму будет называть себя потом, когда останется один и станет размышлять-размышлять-размышлять, что не приведет ни к чему хорошему. Не ударил даже тот факт, что Ацуши заметил его ложь — ему можно.       И все же, Ацуши уж точно не знал, как тяжело юноша воспримет танец. Неожиданно было. Накаджима выдохнул, успокаиваясь мантрой из «ни в чем я не виноват, я сам справлюсь со своими решениями, хватит ненавидеть себя просто так».       — …больше кого бы то ни было, Осаму, — Ацуши положил ладони Дазаю на щёки. Взъерошенный такой, немного печальный, но, тем не менее… Накаджима погладил щёки Осаму, чуть очарованный и смущённый тем, как теперь на него смотрят.       Пора было идти. Дазай потянулся-прижался. Слишком невозможные вещи происходили с ним — теперь, с приходом Ацуши.       Есть такая фраза: «мы сентиментальны, когда уделяем какому-то существу больше нежности, чем ему уделил Господь Бог». Возможно, Ацуши был сентиментален, но знал, что даже простая сентиментальность выходит за грань. Он бы не хотел, чтобы кто-то ещё гладил Дазая по щеке, говорил ему ласковые слова, целовал. Мысли настолько непривычные нутру Ацуши, что оборотень испугался. «Как так?», — Накаджима выдохнул. Он нашел кобуру и оружие, вспомнив о возможной опасности.       У него не получилось долго быть хмурым — Дазай повеселел после слов о привязанности и был очень мил. Удивительно, Ацуши видел эту его сторону не так часто, что-то мешало поверить в реальность происходящего. А глаза Дазая уже не были такими мертвыми, как при первой встрече.       — Куда нам нужно сегодня, Осаму? — дорога отличалась от пути до штаба — они направлялись в совершенно другую часть города. Ту, что теперь ассоциировалась с лебедями и днём рождения Дазая.       — В доки, — мысли Ацуши подтвердились. — Нам нужно будет просто понаблюдать, весь ли груз пришёл из заграницы, — Осаму потянулся и посмотрел на Ацуши, подмигивая. Каждый взгляд и движение Дазая будто существовали для Накаджимы. Новая непривычная тактильность. Но может, Осаму был таким большую часть жизни, просто Ацуши лишь сейчас об этом узнал. — Могли ещё заняться документацией, так что я выбрал менее противное времяпровождение.       От их квартиры до доков тянулось ещё больше улиц, чем от общежития. Как обычно, незаметно свернуть с оживленной улицы к безлюдной, даже если в этом нет (как считал Ацуши) необходимости.       — Ты больше любишь темные комнаты или светлые? — Ацуши вдруг подумалось: что, если обустроить их квартиру ещё немного? Может, не ту, в которой они живут теперь, а другую, новую, которая маячит в недалёком будущем… В котором всё может быть хорошо. Дазай запрыгнул на какую-то шаткую конструкцию, чтобы перебраться через забор, и Ацуши тут же сделал рывок вперёд, пока Осаму не упал. — Это обязательно?..       — Необязательно, но хотя бы не скучно. Про комнаты не знаю, это не имеет большого значения, — аккуратно переставляя ноги, Осаму спрыгнул с забора, на что Ацуши хмыкнул и приземлился рядом. Путь явно не был предназначен для похода куда-либо.       — Ты заговоришь по-другому, когда доведётся шанс это узнать, — Ацуши кивнул уверенно. Ему правда хотелось думать об их светлом будущем. Дазай обернулся — проверил, не отстаёт ли Ацуши, а затем так и продолжил путь. Спиной вперёд.       — Жду не дождусь, — стоило в будущем поделиться с Ацуши планом побега. Тогда, наверное, даже какой-то груз спадет с плеч Осаму. Он не уверен — редко приходилось честно делиться планами, ведь небезопасно это до ужаса. Всего один день передышки ему нужен, чтобы убедить себя до конца: «Я уйду. Мы уйдём». — Я знаю эти места как свои пять пальцев, — слегка рисуясь и наблюдая за беспокойством в глазах Ацуши. Его слишком много, может, оно даже охватывает целый мир. Тогда они во многом похожи с Осаму. И всё-таки, слишком давно Дазай похоронил свои старые принципы, свою мораль, и не мог уже сказать, точно ли его взгляды остались теми же. Возможно, он лишился души. Это не волновало — как раньше, так и сейчас; первое, потому что чем больше Осаму боялся чего-то в себе, тем больше игнорировал это. А второе, наверное, благодаря Ацуши. Даже бездушный пёс оказался не таким уж плохим, ещё и для человека, подобного Накаджиме!.. Осаму хотелось смеяться и рассказывать глупости снова, снова и снова.       Оставалось всего ничего до порта. Несколько ничего не значащих шуток и диалогов, прикосновений невзначай. Дазай засмеялся, затем услышал шум из подворотни — слишком поздно, опустошивший сразу же, как Осаму повернулся и широко раскрыл глаза.       Как олень перед автомобилем. Он должен был что-то сделать, но лишь застыл, упёршись взглядом в лезвие. Оно совершенно неестественно торчало из живота Ацуши — оборотень осторожно, как будто не понимая, хотел коснуться ножа. Лицо его было таким же испуганным, как у Дазая.       Всего один день передышки…       В голове что-то помутилось — лезвие оказалось в теле Ацуши буквально на пару секунд, а затем пропало. Себя не контролируя, Осаму кинулся за неизвестным, яростно, со стучащей в ушах кровью, а затем поймал за капюшон, стянув его.       Точно не профессиональный киллер, скорее даже трущобный мальчишка, сделал это из… Не имело значения, все размышления сменились на нечто мстительное и готовое кромсать. Парень вырвал руку и убежал, но это было неважно. Осаму запомнил его лицо.       — Ацуши, как ты? — голос Дазая был бесцветным; фигура нападавшего удалялась, отпечатываясь у юноши в памяти. Звука падения тела не было, значит, Ацуши находился в сознании. Его пронзили насквозь, точно повредили несколько органов, и Осаму становилось всё тяжелее дышать. Он сначала поможет Ацуши и убедится, что жизни оборотня ничего не угрожает, а затем найдёт мальчишку и будет…       — Я в порядке, Осаму, да, в порядке, — дыхание Ацуши тоже было тяжёлым, но из-за ранения. Тело било холодом изнутри. От крови одежда липла к животу и спине, и Накаджима боялся сделать даже шаг, вполне резонно предполагая, что ещё сильнее себе навредит, стоит двинуться.       — Прости, — сейчас главное — помочь Накаджиме. Вызывая медиков из своего отряда, Дазай понимал простую и жестокую истину — это из-за него Ацуши оказался ранен. Осаму правда позволил себе расслабиться и не обращать внимание на окружение, что могло закончиться ещё хуже. Напал всего лишь какой-то неизвестный парень, которого можно было заметить (наверняка) ещё на улицу раньше. Предотвратить нападение и страдание Ацуши сейчас.       — Осаму-чан… — Ацуши кашлянул, прикрывая живот рукой. Да, было больно, ещё оставался инстинктивный испуг, но Ацуши сделал пару шагов к Дазаю, который тут же протестующе вскинул руки. Регенерация тигра, к которой и так часто были вопросы, не сработает вовсе, если Ацуши подойдёт ближе и коснется. «Осаму-чан» был в ярости, которая отпечаталась на всем его естестве.       — Всё будет хорошо, Ацуши, нужно только перевязать рану поплотнее, пока не явились медики, — дрогнувшими руками Осаму достал из кармана пальто моток бинтов.       Он был довольно умелым во всём, что касалось сдерживания крови, и Ацуши благодарно улыбнулся. Они перебрались в неосвещённый переулок, чтобы у Накаджимы была возможность присесть и опереться на стену — Осаму, как бы ему ни хотелось коснуться Ацуши, сел напротив. Чуть поодаль.       — Хорошо, что ты рядом, тигр меня явно лечить не торопится, — попытка посмеяться обернулась неприятными болевыми ощущениями. Накаджима прикусил губу, глядя на подопечного и ничего не понимая. Зачем на них напали, почему именно сейчас… Дазай выглядел так, будто его мир разрушили, а угнетающая тишина подтверждала — что-то изменилось. Ацуши предпринял ещё одну попытку начать негромкий разговор. Вдруг получится? — Раньше меня уже «убивали» на твоих глазах, дважды, а теперь на тебе лица нет из-за ранения, — укор должен был быть шуточным. Лицо Осаму взаправду жуткое, испуганное, кровожадное. Теперь можно не сомневаться, насколько близко Осаму его воспринимает, но узнать Ацуши хотел не таким образом.       — Я выясню, кто этот неизвестный.       — Зачем?       — Он напал на сотрудника мафии, нужно выяснить, представляет ли он угрозу, — взгляд Дазая вернулся к ране Ацуши. Сколько бы раз ни извинился, Осаму не искупит вину за свою ненаблюдательность и за то, что на воспитателя так глупо напали. Они оба не успели среагировать, потому что оказались слишком беспечны.       — Осаму, — от слов разило враньём, и Дазай дёрнулся, словно испуганный щенок, когда его поймали на лжи. Он опустил глаза, где смешались чёрные блики с красными, как выдумка, как часть воображения Ацуши, воспалённого после потери крови.       — …мы можем пересмотреть договоренность никого не убивать?       — Нет! — резкий ответ был очевиден. Что бы ни случилось, жизнь Ацуши не стоит жизни другого человека, как и в целом нельзя сравнивать ценность одной с ценностью другой. Дазай услышал слова, но суть не дошла до него, он только смотрел на Ацуши, что-то в своей голове решая.       — Он напал на тебя. Это могут сделать снова, если тот мальчишка входит в какую-нибудь группировку. Ты ведь не хочешь… умереть? — Дазай зловеще, но в то же время очень по-дурачливому играл словами, своим совиным непроницаемым взглядом прожигал. Ацуши не понимал этого навязчивого желания отомстить, а Дазай не вполне мог осознать, почему Ацуши его отговаривает. — Ацуши-кун чуть не умер в третий раз, — и поэтому опасность нужно устранить, стереть с лица земли. — И я разыщу каждого, кто это сделал, и заставлю пожалеть. Они сами виноваты, они склонны к насилию и могут убить ещё больше людей, если не вмешаться.       Но Осаму бы не вмешивался без участия Ацуши в этом всем. Он лишь придумывает отговорки и знает это, просто до ужаса хочет сломать что-нибудь и тому мальчишке, и снайперу, выстрелившему в Ацуши, и парням, что так же расстреляли оборотня на глазах у Осаму. Да, Ацуши выжил во все разы, но каждый из них мог бы быть последним. Даже сейчас Ацуши всё ещё может умереть.       — Всё хорошо, Осаму, не нужно так волноваться за меня. И тем более не нужно мстить, — Накаджима сглотнул — если бы не боль, он бы точно испытал смущение напополам с испугом. Дазай снова дёрнулся.       — Да как ты не понимаешь, что!.. — что случай исключительный, что перед глазами возникла красная пелена и гнев требует выхода, а любимый человек — защиты.       — Я не хотел бы жить в мире, где из-за меня кто-то пострадал. Где из-за меня мстили, так будет точнее, — поморщился Ацуши, затягивая бинт ещё чуть сильнее.       Ответить было нечего — как отрезал. Внутри Осаму будто сами по себе бились вены, стараясь разодрать его, но ярость потухла, осталась лишь нервная энергия, от которой телу было жарко. Слух уловил шаги (или их отголоски), и Осаму поднялся, инстинктивно надеясь не вызвать лишних подозрений о своем отношении к Ацуши.       — Я не знал, что ты воспримешь так, — конечно, у Осаму нет цели заставить Ацуши чувствовать вину. Тогда он лишь разыщет мальчишку, напишет рапорт о нападении и передаст нападавшего в руки Эйса, а тот пусть делает, что заблагорассудится. Не убийство и не пытки — продажа в рабство.       Всё же, желание отомстить не могло исчезнуть до конца. Ацуши об этом никогда не узнает.       — Я не стану с ним ничего делать, — сорвалось с губ юноши, лживого до глубины души. Он хотел быть честным, но кое в чем их с Ацуши взгляды будут отличаться всегда. Накаджима слегка улыбнулся.       Ему помог подняться медик, и Накаджима наконец расслабился, позволил себе потерять сознание. Не увидел напряжённого лица Дазая и не почувствовал, как неповоротливое истекающее кровью тело уложили на носилки, чтобы занести в машину.