Танцующий лепесток хайтана

...Ближе к вечеру, когда практически все уже разъехались по домам, Мо Жань снова улегся на сидениях в зрительном зале. Он искоса наблюдал за тем, как Ваньнин разместился на краю сцены, расслабленно вытянув ноги, и сосредоточенно вносит правки в свои записи. Его красиво очерченные брови были напряженно сведены, а острый взгляд непрерывно скользил по разбросанным вокруг листам бумаги. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, он вдруг поднял голову и раздраженно поинтересовался: — Почему ты не уходишь? Мо Жань приподнял бровь, отвечая вопросом на вопрос: — А почему не уходишь ты? — Тебе совсем не обязательно меня ждать. Я знаю твой адрес и могу добраться обратно на такси, — вместо ответа холодно процедил Ваньнин, снова опуская голову и продолжая что-то черкать на разбросанных листах. Движение его руки при этом было невероятно изящным — как если бы он держал в пальцах не обычную ручку, а соболью каллиграфическую кисть. Мо Жань невольно залюбовался его тонкими пальцами и бледным запястьем, которое казалось особенно хрупким в контрастно-мешковатом рукаве. Немного помолчав, он внезапно задумчиво произнес: — На самом деле, прошла уже неделя, но мы с тобой еще ни разу не репетировали совместные сцены. Я подумал, что сейчас мы с тобой остались только вдвоем, и нам никто не помешает, — услышав это, Ваньнин внезапно оторвался от записей, отложив ручку в сторону, и его настороженный взгляд резко прошелся по Мо Вэйюю. Прищурившись, он сказал: — Никто не помешает — чему? — Репетировать, — расплылся в улыбке Мо Жань. — Чему же еще?.. — неожиданно он осекся, заметив стремительно белеющее лицо Юйхэна. «Проклятье!» Он не имел в виду ничего двусмысленного — почему же в итоге ляпнул нечто неподобающее?!.. Впрочем, цвет лица Чу быстро вернулся в норму, и мужчина мгновенно сделал вид, словно ничего не произошло. Он внезапно оттолкнул в сторону стопку бумаг, а затем плавно поднялся и принялся разминать затекшие от сидения в неудобной позе шею и спину. В следующую секунду он уже разогревался всерьез. Мо Жань все еще продолжал лежать на сидениях зрительного зала, рассеянно хлопая глазами. Он вдруг обнаружил, что его спина и ноги тоже успели онеметь от неудобного положения, и, предложив Ваньнину порепетировать совместно, он явно не был готов к тому, что тот будет так легок на подъем. — Так что? Ты собираешься и дальше прохлаждаться, или может быть все-таки поднимешься на сцену? — окликнул его Ваньнин. — Или ты собрался сменить роль Императора, наступающего на бессмертных, на роль лежащего в массовке трупа?.. В его голосе определенно звучала издевка. Он снова сел на край сцены — на сей раз спиной к Вэйюю — а затем мягко прогнулся, и в следующую секунду буквально свесился вниз головой, внимательно глядя на юношу. В его темных, словно зимняя ночь, глазах сверкал… задор?! Мо Жань удивленно воззрился на мужчину, который, казалось, впервые, оставшись с ним наедине, отбросил всю серьезность. Даже когда Ваньнин был юношей, он не позволял себе вытворять ничего подобного. Для Мо Жаня видеть его забавляющимся было совершенно новым опытом, и он даже захотел ущипнуть себя чтобы понять, не показалось ли ему. Неужели этого холодного, чопорного человека приводила в восторг одна лишь мысль о том, чтобы... просто подразнить своего бывшего ученика?.. Мо Жань поднялся на ноги, сделал несколько разминочных движений, искоса поглядывая на все еще свешивающегося вниз головой Ваньнина, а затем подошел к нему почти вплотную, не поднимаясь на сцену, оставаясь в проходе — и их лица внезапно оказались на одном уровне. Вернее, на уровне глаз Мо Жаня были тонкие нежные губы и острый подбородок Чу. Ваньнин не успел подняться, а потому так и продолжил висеть вниз головой, но улыбка с его лица медленно сползла, уступая место серьезности. В следующее мгновение его тонкие, удивительно сильные пальцы решительно обвились вокруг предплечья Вэйюя. Ваньнин каким-то невообразимым образом переместил свой вес, оттолкнувшись ногами, и изящно перевернулся в воздухе. В одну секунду он буквально парил, в следующую — уже стоял у Мо Жаня прямо за спиной. Его рука не проскользнула и не расслабилась ни на мгновение, удерживаясь за Вэйюя как за точку опоры. Выглядело это будто сцена из какой-нибудь эффектной исторической дорамы, где герои используют цингун и буквально «летают» в воздухе. Мо Жань сам занимался трюками и акробатикой, но такого от Ваньнина явно не ожидал. Он развернулся к мужчине, который тут же отступил на несколько шагов назад и теперь опять насмешливо улыбался одними лишь уголками губ. От вида этой улыбки сердце Мо Жаня налилось солнечным светом и теплом. Он улыбнулся Ваньнину в ответ: — Это было... впечатляюще. — Спасибо, — Чу коротко кивнул, а затем одним движением запрыгнул на сцену и принял исходную позицию. — Я все еще жду тебя, Мо Вэйюй. Долго еще? Мо Жань тут же последовал его примеру. В следующее мгновение из портативной колонки раздались тихие клавишные переливы, похожие на звук капель дождя, падающих на дрожащую на ветру густую листву. Ваньнин двинулся первым. Едва касаясь пола он плавно скользнул в самый центр пустой сцены. Его изящные кисти рук мягко очертили в воздухе красивую фигуру, и он легко раскрылся, выполняя грациозный арабеск. К потоку звуков фортепиано в это мгновение примешалась далекая скрипка, и Мо Жань, набирая темп вместе с неровным музыкальным ритмом, одним выверенным прыжком оказался в шаге от Чу. Теперь они танцевали практически синхронно, с той лишь разницей, что в движениях Вэйюя прослеживалась некая разнузданная отрывистость. Его рисунок танца был откровенно хаотичен, жестко контрастируя с плавностью гибкого, словно ивовая лоза, партнера. Музыка тут же неуловимо изменилась, став более темной, нагнетающей напряжение с каждой секундой. Тихое постукивание барабана, казалось, вторит биению огромного пульсирующего сердца. Между Чу и Вэйюем всегда оставалось небольшое пространство, но в этот момент оно практически перестало визуально ощущаться, с каждым мгновением сокращаясь. Воздух вокруг двух танцовщиков едва не искрился от с каждой секундой все возрастающего напряжения. В один миг руки Мо Жаня агрессивно опустились к шее Ваньнина, останавливаясь всего в миллиметрах от разгоряченной кожи, очертили в воздухе контуры его изгибающегося тела, а затем резко скользнули к талии — и Чу мгновенно отклонился назад, как если бы «падал». Пальцы Мо Жаня, в это мгновение оказавшиеся на его спине, обожгли прикосновением. Мо Жань тут же плавно сместил руки снова на талию на мгновение замершего Чу, и мужчина легко, словно перышко, оттолкнулся и буквально воспарил в воздухе, выполняя еще один арабеск, скользящий в нижнюю «ласточку». Это была очень красивая, замысловатая поддержка, в которой Ваньнин буквально оказывался на несколько секунд в «подвешенном» состоянии — и единственным, что отделяло его от падения, был сам Мо Жань… Вэйюй внезапно остановился, не обращая внимания на продолжающую литься мелодию. Едва Чу коснулся ногами поверхности, он разжал руки и отступил на полшага назад. Ваньнин с недоумением уставился на него, а красивые глаза грозно сверкнули. — Почему ты остановился?.. — Ты слишком напряжен, Ваньнин, — Мо Жань помедлил, но, видя, что на лице балетмейстера застыло неловкое выражение, продолжил. — Если ты будешь так напряжен, можешь ненароком травмироваться. — Что с того? — Ваньнин скрестил руки на груди. — Это ведь моя проблема... — Нет, так не пойдет, — Мо Жань покачал головой. — Ты напрягаешься так, словно я собираюсь в любую секунду тебя уронить. Ты… просто попробуй полностью довериться мне. Как недавно, когда ты свесился со сцены, — он заметил, как лицо Чу неожиданно стало непроницаемым и каким-то бледным. — Мо Вэйюй, это моя проблема. И это мое личное дело, — процедил Чу. — Визуально нет абсолютно никакой разницы от того, напряжен я или расслаблен. — Так не пойдет, — повторил Мо Жань тихо. — Либо мы всё делаем правильно, либо не используем этот элемент. — С каких пор ты вдруг заделался великим знатоком хореографии, Вэйюй? — язвительно вскинулся Ваньнин. Сейчас, после выполнения сложных элементов, он выглядел немного разгоряченным и растрепанным. Его свитер с глубоким вырезом слегка сбился, обнажая плечи и интенсивно пульсирующую жилку на тонкой бледной шее, а несколько прядей волос выбились из пучка, свешиваясь на лоб и мягко обрамляя лицо. Вэйюй, на мгновение забывшись, инстинктивно протянул руку чтобы убрать мешающиеся волосы со лба мужчины — но тот в последнее мгновение резко отклонился назад, изящно прогнувшись. При этом он выглядел так, словно готов тут же избить юношу лишь за этот простой, сиюминутный порыв. В следующую секунду он, отойдя на несколько шагов, медленно выдохнул, а затем непроизвольно… содрогнулся. Движение было почти неуловимым, но Мо Жань всё равно его увидел его потому подсознательно уже ожидал нечто подобное. В его голову тут же закралась жутковатая догадка. «Ваньнин, ты, что, боишься прикосновений настолько, что даже от простой поддержки тебе становится дурно?..» — Что ты так на меня смотришь? — Чу, казалось, уже снова взял себя в руки, опустив на лицо «забрало» своей обыкновенной надменности. От улыбчивого, расслабленного мужчины, дразнившего своего бывшего ученика всего четвертью часа ранее, не осталось и намека. — Балетмейстер Чу разбирается в хореографии намного лучше меня, — поспешно уступил Мо Жань, чувствуя, что обязан успокоить этого безумно гордого человека, который, похоже, был смертельно уязвлен. Ваньнин молчал, продолжая сверлить тяжелым взглядом пустое пространство перед собой. Он как будто решил вообще игнорировать Вэйюя. «Твою мать, Юйхэн, посмотри же на меня!» Мо Жань предпринял еще одну попытку приблизиться к Ваньнину — но на этот раз он поднялся на пальцы и сделал несколько расслабленных шене, мягко прокручиваясь на каждом шаге и время от времени поглядывая на своего учителя. Он как будто двигался под музыку, но на самом деле его целью было привлечь внимание Чу и оказаться к нему достаточно близко. Ваньнин, казалось, разгадал его маневр, и тут же зеркально повторил его движения, синхронно смещаясь в противоположную от Мо Жаня сторону. И, все же, его внимание снова было сфокусировано на Вэйюе, хоть они и продолжали находиться по разные стороны сцены, балансируя на полупальцах в идеальном тандеме. Мо Жань неожиданно остановился, тихо посмеиваясь: — Учитель, не убегайте от этого ученика! Он всего лишь хочет кое-что сказать... — Говори, — Ваньнин приподнял бровь, и, заметив, как смутился Мо Жань, усмехнулся. — Я весь внимание. Тебе ведь совсем не обязательно подходить ближе, чтобы что-то сказать мне. Он остановился, и вся его поза при внешней изящности выглядела собранной и странно напряженной. В непрямом сценическом освещении края тонких губ неуловимо приподнялись в не совсем искренней улыбке, а слегка сощуренные глаза казались острыми сверкающими лезвиями, которые так и стремились пронзить врага. Вот только Мо Жань не был ему врагом… или был? «...совсем не обязательно подходить ближе?» «Что, в конце концов, означают эта вымученная улыбка и нарочно-шутливо брошенные слова?» Мо Жань внезапно нахмурился. Он вдруг подумал, что человек перед ним снова прячет за насмешливым тоном свои проблемы. Прошлой ночью он открылся Мо Жаню лишь потому что пережил несколько потрясений и не был в состоянии держать лицо. Теперь же… Ваньнин как будто жалел о проявленной слабости. Жалел настолько отчаянно, что снова вцепился в свою непомерную гордость и пытался сбить Мо Жаня с толку. Ему почти удалось провести своего ученика. «Почти...» Мо Жань улыбнулся, опуская глаза. Он решил подыграть балетмейстеру Чу еще немного чтобы тот почувствовал себя лучше — в конце концов, его целью было вызвать доверие, разве нет? Мо Жань сказал: — Мне очень понравился элемент, который балетмейстер Чу выполнил немного ранее. Я хотел сказать, почему бы нам не попробовать чередовать классические поддержки с чем-нибудь новым? Ваньнин медленно моргнул, как если бы не совсем понимал услышанное. Затем воззрился на Мо Жаня недоумевающим взглядом, и мрачно поинтересовался: — И чем же тебя не устраивают классические поддержки? — Не устраивают… — Вэйюй на мгновение запнулся, не ожидая подобного вопроса, а затем все-таки нашелся с ответом, изо всех сил пытаясь придать голосу серьезность. — Я уже давно не исполнял ничего подобного в дуэте, так что опасаюсь за безопасность своего партнера. Было бы лучше, чтобы балетмейстер Чу сам… — он внезапно замолчал. — Пару минут назад ты уверял меня, что я могу тебе полностью довериться, что я должен расслабиться, — Ваньнин приподнял брови. — А сейчас говоришь, что опасаешься за мою безопасность?.. На его лице было без обиняков написано «вздор», но вслух он этого почему-то не произнес. — Я имел в виду, что был бы рад уговорить балетмейстера Чу использовать новые элементы акробатики, — Мо Жань, мельком поглядывая на Ваньнина, вдруг опустился на корточки потому что его внимание привлекла перечеркнутая в сценарии сцена. Она была не просто зачеркнута линией — Ваньнин заштриховал ее, как если бы она оскорбляла его зрение одним лишь своим существованием. Из-за плотно лежащих друг к другу штрихов было даже проблемно понять, о чем там шла речь. И, все же, Вэйюю стало любопытно. Он, забывшись, перевернул несколько страниц, которые также были местами яростно почерканы, и неожиданно почувствовал, что Чу наконец подошел к нему и сверлит взглядом его спину. — Это сцены, где мы должны выступать в дуэте? — как можно более равнодушно спросил Мо Жань, продолжая разглядывать безнадежно испорченные листы с распечатками. — Да, — Чу Ваньнин говорил сухо, почти безэмоционально. — Хуайцзуй в мое отсутствие напридумывал лишнего. Я всего лишь стараюсь сделать повествование более связным. — Связным?.. — Мо Жань теперь развернулся к Ваньнину, кончиками пальцев приподнимая несколько листов. Он смотрел на балетмейстера снизу вверх, а потому сценический свет немного слепил его, и лицо человека, возвышающегося над ним, всегда находилось в тени. Его выражение было сложно рассмотреть. Мо Жань, снова переведя взгляд на почерканные листы, сквозь штриховку зачитал: — «Сцена в павильоне Алого лотоса с наложницей Фэй…», — он хмыкнул. — Я уверен, что читал ее еще до того, как Хуайцзуй приложил к сценарию руку. — Я считаю, эта сцена лишняя, и в ней нет ничего интересного, — Ваньнин буквально пригвоздил Вэйюя свинцовым взглядом к месту. — У автора слишком живое воображение. — «Сцена в павильоне дворца Ушань»? — зачитал Мо Жань следующее название, задумался всего на мгновение, замолчав, а затем добавил. — Моя любимая сцена — тоже неинтересная для балетмейстера? — А что в ней хорошего? — Чу лишь хмыкнул. — Сюжет вертится вокруг главного героя, императора Тасянь-Цзюня. Им искусно манипулирует его лучший друг, в то время как его учитель отчаянно пытается остановить его падение. Но он раскрывает правду о цветке Ненависти слишком поздно. Даже его смерть для императора больше не имеет значения — Хуа Бинань достигает своей цели. Цветок Ненависти и воспоминания о потерянном друге приводят протагониста к ожидаемому финалу… Мо Жань, здесь важна общая канва. Небесный раскол, танец фигур вэйци — ключевые сцены. Мост с костяными бабочками — финал. Всё остальное лишь ведёт к этому, и учитель императора — проходной персонаж, словно очередная веха, разрушив которую, у императора больше не осталось пути назад. Как не осталось и человека, который знал всю правду и мог бы его оправдать… — Вас послушать, балетмейстер Чу — так мы здесь ставим классическую античную трагедию, — Мо Жань усмехнулся своим мыслям. — Почему сцена во дворце Ушань — не ключевая? Мне всегда казалось, что между учителем и его учеником происходило нечто большее, чем банальное противостояние… Он впился в лицо Чу, пытаясь поймать его выражение, но, как назло, сценический свет слепил его, стоило ему только поднять голову. «Интересно, понял ли Ваньнин мой намек?» — подумал он рассеянно. Ваньнин, разумеется, никак не отреагировал на слова Мо Жаня, а мысли читать он не умел. Он лишь молча протянул руку, и, заметив недоумение на лице все так же сидящего на корточках юноши, сказал: — Мне нужен сценарий. Я попробую поработать над ним, когда вернусь… домой, — на последнем слове его голос невольно дрогнул, и он на мгновение опустил глаза, как если бы попытался скрыть их выражение. Мо Жань, тихо хмыкнув, отдал Чу листы. Он проследил за тем, чтобы его пальцы не соприкоснулись с рукой мужчины, а затем, решив проверить свою теорию, вытянул вперед вторую руку, восклицая: — Ох, кажется, я отсидел все ноги и не могу встать! Ваньнин, ты не мог бы… — в следующую секунду тонкие бледные пальцы обвились вокруг его кисти и резко потащили его вверх. — Сидеть таким образом неприлично, — пробормотал Чу, хмурясь. И, все же, он не выпускал руку своего ученика некоторое время даже когда тот уже поднялся на ноги. Его ладонь была гладкой и прохладной, словно нефрит, но при этом кожа рук на ощупь оказалась удивительно мягкой, и даже нежной. Он выглядел в этот момент слишком погруженным в размышления чтобы придавать значение случайному прикосновению, но Мо Жань внезапно ощутил, как внутренне плавится от мысли, что Ваньнин мог бы прикасаться к нему и по другому поводу. Юноша улыбнулся. Выходит, он был прав в своих подозрениях: даже если балетмейстер не переносил чужие прикосновения, ничто не мешало ему прикасаться самому к другим людям. Возможно, если он будет более изобретателен, он сможет прочувствовать на себе эти руки снова. Ведь все, что ему было нужно — удачный предлог... Ваньнин же в этот момент совсем не обращал внимания на странную улыбку Вэйюя и его прожигающий взгляд. Он машинально прошелся по распечатанному сценарию, укладывая страницы в аккуратную стопку по нумерации. Внезапно его взгляд запнулся на крошечном чернильном сердечке, выведенном внизу… Пальцы едва заметно дрогнули, а во рту странно пересохло. Впрочем, он мгновенно перекрыл злополучный лист другой страницей, делая вид, что ничего необычного не заметил. Вот только в его голове до сих пор продолжали звучать слова, брошенные Вэйюем: «...между учителем и его учеником происходило нечто большее...» Ему стоило огромного труда очистить свои мысли и перестать думать о том, почему голос Вэйюя звучал так спекулирующе. И еще сложнее было перестать думать о каком-либо подтексте сказанного. Впрочем, Ваньнин прекрасно осознавал, что вопросы Мо Жаня о вычеркнутых сценах были вполне оправданными: юноша видел сценарий раньше. Более того: едва прочитав его, он начал написывать Ваньнину с вопросами о том, кто должен был стать его партнером. Разумеется, он не мог не думать об этих сценах. И, разумеется, он о них не мог так легко забыть... ...Все еще раздумывая об этом, балетмейстер Чу сам не заметил, как оказался в машине Мо Жаня. Опомнился он лишь тогда, когда его бывший ученик снова протянул руку, чтобы пристегнуть его. Лицо Мо Жаня оказалось слишком близко — в который раз за этот день. Ваньнин тут же пожалел, что сел на место рядом с водителем, потому что еще утром на заднем сидении был избавлен от подобного посягательства на личное пространство. И, все же… он заметил, что Мо Жань на этот раз был крайне аккуратен, и как будто даже стремился проделать все как можно быстрее. Вот только ремень безопасности в этот раз и впрямь заклинило — по крайней мере, Вэйюй никак не мог справиться с застежкой. Он настолько сосредоточился на этом, что даже закусил губу — и Чу вдруг почувстовал необъяснимый жар в районе груди, потому что впервые мог так подробно рассмотреть длинные темные ресницы, резко очерченные губы и красивую линию подбородка... настолько близко. Ощущение не было неприятным — скорее, неожиданно интимным. Слишком. На грани. Стремясь поскорее уйти от неловкой ситуации, он не выдержал: — Давай я попробую, — он потянулся к ремню, и его пальцы накрыли руки Мо Жаня. Это было ошибкой потому что их тепло, казалось, мгновенно просочилось ему под кожу, пронизывая чувствительные нервные окончания. Пальцы Ваньнина вдруг сделались деревянными, а в машине неожиданно словно выжгло весь кислород. Ваньнин беспомощно вздохнул, запоздало отдергивая руки в сторону. Мо Жань, только что сосредоточенный на злополучной застежке, тут же поднял на Чу вопросительный взгляд — и тому на мгновение почудилось, что в темных фиалковых глазах юноши проскользнуло… удовлетворение. В следующую секунду раздался щелчок застежки, а губы Вэйюя растянулись в манящей полуулыбке. «Манящей?!.. — резко одернул себя Ваньнин, ужаснувшись, — С каких это пор?!» Он зажмурился, отчаянно пытаясь отгородиться от Мо Жаня, потому что тот продолжал смотреть на него с очень странным выражением. Ремень безопасности был застегнут… почему же он не торопился отстраниться? — Что… что случилось? — Ваньнин продолжал держать глаза закрытыми. — Просто показалось, что у тебя прядь волос выбилась, — Мо Жань вздохнул, и в следующее мгновение густое, обжигающее тепло исчезло. Ваньнин невольно вздрогнул — но на этот раз это была не нервная дрожь. Ему внезапно стало так холодно, что, казалось, его сердце выстудилось и больше никогда не сможет согреть его и без того вечно мерзнущее тело. Подрагивающей рукой Ваньнин прикоснулся к своим волосам — и, действительно, обнаружил, что несколько прядей оказались вне высокого пучка и свободно свисали сзади. — А…, спасибо, — он кивнул, и в следующее мгновение просто распустил волосы и не глядя пересобрал их в низкий хвост. При этом выбившихся прядей стало раз в пять больше. Мо Жань едва удержал так и рвущийся смешок. Балетмейстер в этот момент представлял собой невероятно чувственную картину: разметавшиеся в беспорядке волосы ниспадали на обнаженное плечо, контрастируя с белоснежной кожей, словно свет и тень смешанные в одном причудливом танце. Нет, ему следовало держать себя в руках, как бы ни «чесались» его руки прикоснуться к этому манящему участку кожи. Он должен был оставаться в границах дозволенного. Как ни странно, делать это было намного сложнее, чем еще утром: возможно, виной тому был вздох, сорвавшийся с губ Чу, но что-то внутри Мо Жаня было готово сломаться в любую секунду. Он сжал руки на руле потому что просто должен был за что-то ухватиться — в противном случае он бы перестал за себя отвечать... Внезапно повисшую тишину их поездки нарушил звук сообщения в мессенджере. Ваньнин извлек из кармана телефон и поспешно уткнулся в экран, что-то интенсивно печатая в ответ. Мо Жань покосился на него… и едва не создал аварийную ситуацию на дороге, лишь в последний момент успев встроиться в нужный ряд. Ваньнин переписывался… с Ши Мэем. Это было неожиданно, и заставило Мо Жаня вспомнить, как Чу совсем недавно сказал, что именно Ши Минцзин был единственным, кто его мог понять. Юноша хмуро уставился на дорогу, стараясь не думать о том, что именно скрывалось за этими словами. Знал ли Ши Мэй о прошлом их учителя? Что именно ему было известно? Насколько Ваньнин доверял ему — и, главное, почему подпустил его так близко, тогда как Мо Жаня оттолкнул?.. Ши Мэй почему-то нравился ему все меньше.