Танцующий лепесток хайтана

Признаться, если бы Мо Жаня спросили, почему в этот момент он поступил именно так, а не иначе, он не смог бы ответить. Но единственная мысль, которая была в его голове на тот момент, сводилась к тому, что Чу Ваньнин собирается уйти — и, если дать ему это сделать, он может уйти даже навсегда. Найдет способ исчезнуть, и, возможно, будет прав. Неизвестно, что именно рассказал Ши Минцзин балетмейстеру на этот момент, но ему определенно было, что сказать: он прекрасно был осведомлен и о прошлой затяжной ненависти Мо Жаня к своему бывшему учителю, и о многих прочих моментах, которые Мо Вэйюй предпочел бы скрыть от Ваньнина. Впрочем, Ши Мэй вряд ли вдавался бы в подробности, ограничившись туманными предупреждениями — и, скорее всего, Чу был сейчас так напряжен вовсе не из-за Ши Минцзина. Очевидно, он запаниковал по совсем другой причине. Его резко вскинутый подбородок и напряженное лицо говорили сами за себя. Похоже, его пошатнуло признание Вэйюя — настолько сильно, что он не знал, куда деваться, и решил спастись бегством. Он был настолько ошарашен, что даже на вопрос Вэйюя, взаимны ли его симпатии, не смог ответить ничего вразумительного кроме своего обыкновенного «вздор». Мо Жань не предпринял попыток приблизиться к Ваньнину, позволяя ему находиться на безопасном расстоянии. Усилием воли он заставил себя солгать, хотя каждое слово буквально застревало в зубах: — Хорошо, — произнес он со вздохом. — Я не должен был позволять себе лишнего. Ваньнин… балетмейстер Чу, я все понимаю. Чу Ваньнин растерянно смотрел на него, в распахнутых глазах отчетливо читалась смесь облегчения и разочарования. Но не страх. Мо Жань мысленно поздравил себя с тем, что сумел его немного успокоить своим спонтанным враньем. — Я все еще хочу считать Ваньнина своим другом, — продолжил он. — Что, если перед тем, как уйти, балетмейстер Чу выпьет со мной чаю? Я действительно немного замерз пока прогуливался. Его бредовый, халатно состряпанный монолог не выдержал бы первой проверки: его тело все еще пылало от жара, а руки помнили ощущение трепещущего тела, которое лишь недавно прижималось к нему. К счастью, Ваньнин и не подумал бы прикасаться к нему, чтобы проверить, обманывает ли его Мо Жань — особенно после того, как между ними повисло это неловкое признание. Он принял слова юноши, как и всегда, за чистую монету, и, немного помолчав, кивнул. В итоге они снова уселись за столик, и на этот раз между Вэйюем и Ваньнином было вполне приличное расстояние в несколько метров. Разбросанные пестрые подушки продолжали в беспорядке валяться на полу словно жертвы их поединка, а вспышки салютов постепенно стихали, погружая их укромный уголок в полумрак. Мо Вэйюй принялся хозяйничать. Чайник на подносе был все еще теплым, так что он наполнил свою чашку — а затем подлил немного чая в чашку Ваньнина, который все еще избегал даже смотреть в его сторону и неловко возился с телефоном. Балетмейстер Чу как раз что-то кому-то писал, так что был слишком увлечен, чтобы заметить, как несколько капель настойки Мо Сяньлу оказались в его напитке. К счастью, чай балетмейстера, был сварен на молоке, и подавался с финиками и барбарисом, так что был и без того в крайней степени сладким. Распознать в нем какой-либо посторонний вкус было бы попросту невозможно. Мо Вэйюй пододвинул к Ваньнину чашку и с тихим вздохом вытянул перед собой ноги, принявшись от нечего делать подбрасывать в воздух финики и ловить их ртом. Ваньнин тут же переключил свое внимание на него. Отложив телефон, он прохладно поинтересовался: — Мо Вэйюй, тебе обязательно сидеть в такой неподобающей позе? Вэйюй как раз поймал финик, а потому, продолжая сжимать его в зубах и сияя белозубой улыбкой, поспешно выпрямил спину и подобрал под себя ноги. — Так лучше? Вместо ответа Ваньнин снова отвел взгляд и сконцентрировался на чае. Пил он медленно, словно наслаждался каждым глотком. Тонкие пальцы изящно обхватывали бледный фарфор чашки. От теплого напитка лицо его слегка раскраснелось, а губы и вовсе приобрели яркий оттенок цветков сливы. Волосы все еще были слегка растрепаны, а золотая заколка, которой Мо Жань закрепил сверху тяжелые пряди, неловко покосилась набок. При этом мужчина все еще выглядел настолько чинным и серьезным, что на контрасте беспорядок в его внешнем виде не мог не вызывать волну тепла. — Я благодарен тебе за то, с каким гостеприимством ты отнесся ко мне, Мо Жань, — внезапно сказал Чу Ваньнин. — Ты помог мне в нелегкой ситуации. Считаться твоим другом для меня в радость. Его слова звучали размеренно и плавно, словно легкая зыбь на глади воды, но мягкий, почти нежный тон скрывал за собой кое-что очень далекое от благодушия. Все эти витиеватые слова прятали под собой попытку красиво попрощаться — и Мо Жань отчетливо понимал смысл, который Ваньнин закладывал в сказанное. Он знал, куда ведет весь этот разговор, и, несмотря на то, что в его голове уже созрел определенный план, часть его все равно невольно похолодела от ужаса. Он слишком хорошо знал, как этот чопорный человек умел отталкивать от себя окружающих — прочувствовал все это на собственной шкуре. Последние сожаления о том, что он решился использовать снотворную настойку на Ваньнине, рассеялись. — Если балетмейстеру Чу снова понадобится помощь, я всегда буду рядом, — осторожно ответил он, опуская глаза. В этом он почти не обманывал. — Мо Жань, — внезапно окликнул его Ваньнин, и его голос странно дрогнул. Он словно хотел сказать что-то еще, но не решался этого сделать. Его глаза, казалось, странно блеснули, но он слишком быстро отвел взгляд чтобы Вэйюй смог понять, что это было за выражение. Вдруг он резко покачнулся, и чашка едва не вылетела из его рук. — Балетмейстер Чу?.. — Мо Жань медленно моргнул, но не предпринял попыток поддержать Ваньнина. Он прекрасно слышал рассказ Наньгун Сы про эффект Мо Сяньлу, но не ожидал, что он проявится так скоро. Ваньнин испуганно замер, упираясь ладонями в стол чтобы сохранить равновесие. Часть волос упала ему на лицо, а заколка от резкого движения окончательно сползла с его головы. — Мне… мне, кажется, нехорошо, — проговорил он неуверенно. Только что пышущее румянцем лицо покрылось слоем меловой бледности. — Мо Жань… Вэйюй, отбросив осторожность, тут же подсел к Ваньнину, бережно обхватывая его за плечи. — Все в порядке. Это, должно быть, переутомление, — тихо проговорил он. — Я отвезу Вас домой, балетмейстер Чу. Ваньнин внезапно резко сощурился, а его губы поджались в тонкую линию. В этот момент его лицо выражало крайнюю степень волнения. — Что-то было… в чае, — он вздрогнул. — Тебе нельзя за руль, Вэйюй. — Я не пил чай, — спокойно ответил Мо Жань. — Только ел сладости. Ваньнин тут же уставился на него во все глаза, хмурясь. — Что? — Мо Жань усмехнулся. — Я просто не люблю пить чай горячим, так что ждал, пока остынет! — Но ты сказал, что тебе холодно, и ты хочешь горячего, — процедил Ваньнин мрачно, чеканя каждое слово. Его слабость как рукой сняло, а голос вновь звенел сталью. — Правда?.. О, я и забыл, — Мо Жань рассеянно пожал плечами. — Балетмейстер Чу, пойдем. Уже действительно слишком поздно — а нам еще ехать. Ничего страшного, если Вы поспите в машине… — Посплю?!.. — Ваньнин едва не выплюнул последнее слово. — Я сказал, что меня клонит в сон, Вэйюй?!.. Он тут же попытался отстраниться, но, как только его руки оторвались от поверхности стола, снова покачнулся, теряя равновесие — и в итоге буквально вцепился в плечи Мо Жаня. Было удивительно, как отчетливо он продолжал мыслить притом, что его конечности словно медленно деревенели. Сейчас он был похож на кровожадного тигра, запертого в теле беспомощного котенка. — Вы, правда, ничего не говорили, — поспешно согласился Мо Жань, пытаясь придать своему лицу обеспокоенное выражение. — Но Вас буквально качает из стороны в сторону. Хотите, я позвоню дяде Сюэ?.. Он уверенно блефовал, отлично зная, что Ваньнин даже с температурой сорок не согласится тревожить Сюэ Чженъюна посреди ночи. Ожидаемо, балетмейстер Чу вяло отмахнулся от его предложения: — Не нужно. Просто отвези меня домой... Ты прав, я действительно ужасно устал. Мо Жаня не нужно было просить дважды. Расплатившись в чайной, он вывел Ваньнина на улицу. На площади все еще было многолюдно, но, к счастью, по пути к машине они не повстречали никого из знакомых. Балетмейстера Чу немного качало из стороны в сторону всю дорогу, но выглядело это так, словно он слегка перебрал — ничего необычного. Мо Жань помог ему сесть на заднее сидение, а сам быстро забрался за руль, и в следующую секунду они уже ехали по ночному городу. Удивительно, но Ваньнин все еще не спал — время от времени он впивался в спину Мо Жаня тревожным взглядом, и в этот момент его лицо становилось абсолютно непроницаемым. Но весь путь он продолжал хранить молчание, и этот факт беспокоил Вэйюя намного сильнее, чем если бы мужчина продолжал сыпать вопросами, или даже напрямую спросил, что именно было в его чае. Впрочем, он явно не был глуп, и, должно быть, уже сам все понял. «И все же ты позволил мне увезти себя домой, Юйхэн, — мысленно изумился Мо Жань, — Насколько же сильно ты доверяешь мне?..» То, что Ваньнин так спокойно себя повел, хотя, очевидно, уже обо всем догадался, приводило одновременно в ужас и вызывало восторг. Мо Жань тут же вспомнил, что Ваньнин так и не ответил, чувствует ли к нему симпатию. Вместо этого он называл признание Мо Жаня вздором, и утверждал, что тот обманывает себя. Эта формулировка была весьма любопытной, оставляя огромное пространство для догадок — которые, впрочем, могли быть лишь предположениями. «По крайней мере, он не сказал мне «нет» напрямую,» — Мо Жань снова покосился на Ваньнина, который к этому моменту уже практически лежал на заднем сидении, но все еще по какой-то причине не спал. Они уже парковались когда Ваньнин неожиданно мягко произнес: — Это ведь настойка, правда? Его губы едва шевелились, и потому вопрос прозвучал почти беззвучным шепотом. Когда Мо Жань ничего ему не ответил, он тихо вздохнул, а затем добавил: — Я длительное время использовал ее вместо снотворного для того, чтобы избавиться от кошмаров, и потому нескольких капель мне недостаточно, чтобы уснуть, Мо Жань… «Бл*ть!» Мо Вэйюй покосился на мужчину, который смотрел на него с таким расслабленным лицом, словно ничего особенного не происходило, и его бывший ученик только что не пытался его опоить неведомой дрянью. — Я просто хотел, чтобы ты остался со мной, — решил признаться он. — Ты собирался уйти, Ваньнин. Я видел это по твоим глазам. — Действие настойки закончится. Как ты собирался остановить меня? — спросил Чу мягко, а затем медленно поднял руку к своему лицу и принялся с удивлением разглядывать свои пальцы, словно впервые их видел… при этом его брови странно хмурились. «Да он… и вправду пьян!» — ахнул Мо Вэйюй. До этого он никогда не видел, чтобы Ваньнин вел себя подобным образом. Обыкновенно он был относительно стоек к алкоголю — еще совсем недавно, в клубе, где Мо Жань выступал, он выпил немало, но его ум оставался предельно острым. Но теперь его повело всего от нескольких капель снотворной настойки?.. В этом, похоже, и крылась истинная причина предельного спокойствия Чу Ваньнина. — Откровенность взамен на откровенность, — медленно проговорил Мо Жань, не сводя глаз с Чу, который теперь принялся неловко тереть пальцами лоб, как если бы пытался избавиться от преследовавшего его наваждения. — Я честно отвечу на вопрос Ваньнина, если он ответит на мой. — Идет, — согласился балетмейстер. — Я отвечу на любой вопрос. Но только на один, — его тонкие губы неожиданно приподнялись в хрупкой улыбке, от которой у Мо Жаня перехватило дыхание. Чу Ваньнин улыбался искренне крайне редко. Почти всегда его бесстрастное выражение лица выполняло роль плотины, перекрывающей любые проявления теплых эмоций. Но теперь… теперь, похоже, плотина дала огромную брешь. — После окончания действия настойки я не стал бы задерживать балетмейстера Чу, и, если бы он захотел уйти, я бы позволил ему это, — ответил Мо Жань на вопрос. Он не кривил душой, когда давал такой ответ: с самого начала он отлично понимал, что его поступок, мягко говоря, нельзя назвать честным. Вот только он решил умолчать о том, что на самом деле в глубине души мечтал о том, чтобы продолжать спаивать Ваньнина настойкой, не давая ему возможности уйти еще несколько дней. Что до того, что он собирался делать потом… он не загадывал так далеко. Лишь надеялся, что сможет за это время убедить Чу остаться. Он отдавал себе отчет в том, что такое поведение нельзя было назвать нормальным — но что-то внутри него давным-давно стало неправильным за все эти годы, и теперь, когда Ваньнин практически стал частью его жизни, отпустить его было немыслимо. Это бы разрушило Мо Вэйюя окончательно. — Спрашивай, — вырвал его из мучительных размышлений голос балетмейстера Чу. Похоже, все это время он ожидал вопроса и совсем не обратил внимание на весьма неоднозначный ответ Вэйюя и странные взгляды, которые юноша бросал в его сторону. Мо Жань усмехнулся: — Почему балетмейстер Чу не кажется злым или напуганным, узнав о настойке? Изначально он хотел спросить кое-что другое, но подумал, что Ваньнин никогда не даст прямого ответа на вопрос из разряда «как ты ко мне относишься» — иногда Мо Жаню казалось, что тот и сам не понимает, как относится к Вэйюю. Заданный же им только что вопрос был вполне логичен. Чу Ваньнин ненадолго замолчал, а затем, хмыкнув, заметил: — А что именно меня должно пугать? Ты, Мо Жань?.. — на его губах все еще играла улыбка, но теперь она как будто стала еще отчетливей, и в ней появилась насмешливость. В этих словах было так много бравады, что Вэйюй едва не рассмеялся. Все-таки его бывший учитель был пьян — едва ли он мог бы выдать нечто подобное в трезвом состоянии. — Некрасиво отвечать вопросом на вопрос, Ваньнин, — он тряхнул головой. — Я надеялся на честность балетмейстера Чу, но, похоже, недооценил его умение изысканно уходить от ответов… Ваньнин на это лишь хмыкнул, восприняв слова Мо Жаня как комплимент... И, предприняв попытку выйти из машины, едва не грохнулся, лишь в последнее мгновение ухватившись за дверцу. — Ваньнин! — Мо Жань не ожидал такой прыти от человека, который только что едва не пластом лежал на заднем сидении. Чу действительно вел себя словно хмельной: его движения были слегка раскоординированы, но в то же время природная пластичность никуда не исчезла — и в результате даже то, как он неуклюже хватался за раскачивающуюся дверцу внедорожника, оставляя мутные отпечатки на стекле, выглядело удивительно изящно. — В следующий раз добавляй в чай не менее пяти капель настойки, Вэйюй, — назидательным тоном прошипел Чу себе под нос. — Избавишь меня от опасности разбить лицо об бетонный пол парковки… Вэйюй, игнорируя бессвязные бормотания мужчины, одним движением подхватил его на руки — и, плавно закрыв многострадальную дверцу, понес Ваньнина к лифту. Это был уже третий раз, когда он куда-то нес балетмейстера Чу — но впервые тот был в сознании, заставляя Вэйюя действительно искренне сожалеть о просчете с дозировкой. — Я тебе не мешок редиски!.., — зло шипел он всю дорогу до лифта. — Либо поставь меня, либо возьми меня, как подобает! Вэйюй на последней фразе действительно едва не выпустил Ваньнина — просьба мужчины «взять его» немедленно породила в его воображении целую вереницу не самых пристойных идей. Ваньнин же, почувствовав, что хватка Вэйюя ослабла, мгновенно попытался выкрутиться из его рук. Он был удивительно юрким и ловким как для пьяного, и его ладони то и дело попадали Вэйюю по лицу, осыпая юношу хлесткими ударами и царапинами. Мо Жаня неожиданно начало не на шутку заводить это странное сопротивление. Прикосновения Ваньнина, до этого нежные и слишком осторожные, когда тот помогал Мо Жаню собрать волосы, были очаровательными, сладкими, дурманящими — но то, что происходило сейчас, было безумно горячо. Мужчина перед ним выглядел растрепанным и немного злым, его дыхание сбилось, а взгляд буквально искрил. Едва за их спинами закрылись двери лифта, Мо Жань прислонил Ваньнина к стене, сжимая его руки в своих, не давая тому сдивнуться с места. Его лицо приблизилось к Чу настолько, что он мог рассмотреть каждую ресницу, каждый миллиметр белой кожи, сквозь которую начинал пробиваться пунцовый румянец. Ваньнин же в это мгновение, очевидно, вообще забыл о том, что должен испытывать страх — он точно так же бесстыдно рассматривал Вэйюя, как если бы видел его впервые. Впрочем, когда его взгляд столкнулся с Мо Жанем, он тут же прищурился: — Смотреть так пристально неприлично, Вэйюй. Мо Жань изумленно приподнял брови, не зная, что на это вообще можно ответить. Его глаза тут же скользнули к губам Чу — нижняя казалась слегка припухшей, как если бы мужчина совсем недавно ее усиленно кусал. Казалось, он может даже различить то место, куда пришелся основной укус — там остался слишком яркий след. Смотреть туда было ошибкой потому что мысли мгновенно наполнились фантазиями о сладких до дрожи поцелуях. Почему-то ему всегда казалось, что поцелуй Ваньнина будет нежным, словно прикосновение к лепесткам цветка. «Что, если… » — Мо Жань подался к Чу, окончательно переставая осознавать свои действия. Его кончик языка мягко прошелся по месту укуса, пробуя его на вкус. В этот момент он практически вжался в Ваньнина, и его тело отреагировало на подобную близость вполне однозначно: бедра напряглись, а по спине прошиб сладкий разряд предвкушения. Желание окутывало его горячей волной, заставляя забыться. Руки сжались на запястьях Ваньнина сильнее, а осторожное прикосновение к губам превратилось в поцелуй. Ваньнин внезапно моргнул, и в следующее мгновение его острые зубы с силой сомкнулись на губах Вэйюя. Мо Жань хрипло простонал, чувствуя, как привкус собственной крови смешивается с пьянящим ароматом цветов. Этот грубый укус заставил его буквально задохнуться. Он продолжил целовать Чу еще исступленней, боясь, что, если прекратит — окончательно съедет с катушек. Его язык жадно исследовал рот мужчины когда лифт оповестил их обоих мягким сигналом о том, что они оказались на нужном этаже. Дыхание окончательно сбилось, а в ушах шумело, потому суть происходящего до него дошла не сразу. В то же время он почувствовал, как напрягся Ваньнин, буквально выдыхая ему в рот: — Прекрати… это... Его голос звучал приглушенно, проходясь по раскаленным нервам дурманящим холодком. Но прекратить начатое было немыслимо. Мо Жань буквально сгорал от ощущения близости, от вкуса этих мягких, влажных губ на своем языке. С глухим рыком он впился в запястья Чу сильнее, вжимая мужчину в стену. В это же мгновение нога Чу с силой пнула Мо Жаня чуть ниже коленной чашечки. Это был отточенный лоу-кик, которому, впрочем, не хватило амплитуды — однако удар все еще был очень болезненным. На мгновение в глазах Вэйюя потемнело, и исступленный жар желания смешался с пронизывающей болью. Он на секунду ослабил хватку, хватая ртом воздух. Ваньнин же наконец смог вывернуться. С невиданной прытью для человека, находящегося под воздействием снотворной настойки, он выскочил из лифта. — Ваньнин!.. — Мо Жань уже пришел в себя и бросился за ним следом. К счастью, на этаже в такой поздний час никого кроме них не было, а Ваньнин был достаточно дезориентирован чтобы запутаться, в какую сторону идти. Его красивое лицо пылало, зрачки расширились. Было очевидно, что он не совсем понимает, что ему делать дальше. — Ваньнин, стой! — Мо Жань в одну секунду оказался рядом с ним. Одним точно рассчитанным движением он сгреб Ваньнина в охапку — и, игнорируя яростные попытки Чу вырваться, решительно направился домой. Он перекинул балетмейстера через плечо, так что тот буквально свешивался вниз головой, а его бедра оказались на груди Вэйюя. К счастью, мужчина в его руках сопротивлялся только вполсилы — удары, которыми он тут же попытался осыпать спину и голову Мо Жаня, часто приходились по воздуху. «Если бы он был трезв, точно уже оглушил бы меня» — подумал Мо Жань не без восхищенного удивления. — Ваньнин! — не выдержал он, когда очередной размашистый хук едва не проехался по его печени. — Я упаду, и ты упадешь вместе со мной! Если так хочешь избить меня, дождись, пока я отпущу тебя! Однако Чу его словно не слышал. Стоило Мо Жаню переступить порог квартиры и захлопнуть дверь, как очередной тяжелый удар пришелся по его бедру. Вэйюй покачнулся, чувствуя, как перед глазами все пляшет от боли. — Твою ж…! — он инстинктивно прижал Ваньнина к себе крепче чтобы не уронить. Его пальцы импульсивно сжались на стройной талии и узких бедрах. «Такой изящный…» Мужчина в его руках напрягся, не то вздыхая, не то шипя, и прекратил молотить руками без разбора. Мо Жань практически ощущал, как бешено колотится сердце Чу, как тот прерывисто дышит. Его ладонь тут же смягчилась, проходясь вдоль внутренней стороны бедра Ваньнина. Его собственная нога все еще пронзительно ныла от боли, но он готов был вытерпеть еще хоть десяток таких ударов, если Ваньнин просто позволит ему к себе так прикасаться. — Тебе понравилось? — поинтересовался он тихо. Ваньнин вместо ответа дернулся в его руках. Это была слабая попытка сопротивления — очевидно, предпринятая больше для собственного успокоения чем из желания, чтобы Вэйюй прекратил. Пальцы юноши тут же снова впились в бедра Ваньнина, нежно поглаживая длинные ноги. В следующую секунду он решился спросить: — Если ты позволишь мне снять твои джинсы, тебе будет еще приятней. Мне сделать это? Ваньнин снова напрягся, но прикосновения Мо Жаня, похоже, лишили его былого напора. Он по-прежнему упрямо ничего не отвечал, и потому Мо Жань только вздохнул. Он продолжал мягкие, дразнящие ласки, стараясь игнорировать желание перейти к более решительным действиям. Он не хотел напугать Чу, понимая, что грань между возбуждением и страхом у этого мужчины слишком тонкая. На самом деле, он действительно опасался, что Ваньнин впадет в панику еще после поцелуя — но этого не случилось. Возможно, всему виной было расслабляющее действие настойки, или тот факт, что Ваньнин был уже достаточно возбужден. Самому Мо Жаню к этому времени удалось отчасти вернуть себе контроль, и потому он собирался попробовать приласкать Ваньнина. Ему хотелось в первую очередь доставить ему удовольствие. — Ладно… — вдруг сказал Чу, прерывая хаотичный поток мыслей Мо Жаня. Он буквально выдохнул это слово, но его оказалось достаточно. Пальцы Мо Жаня на секунду замерли в воздухе. А затем он решительно поставил Чу на ноги, на мгновение отстраняясь. Ваньнин все еще был красным до кончиков волос. Он прикрыл глаза, как если бы был слишком смущен чтобы смотреть на Мо Жаня прямо. Обыкновенно идеально собранные волосы теперь окончательно растрепались и запутались от недавней возни и просто хаотично ниспадали иссиня-черными прядями на разгоряченное лицо. В следующее мгновение Мо Жань подался к Ваньнину снова — но тот, словно забыв о том, что только недавно сам согласился раздеться, мгновенно отпрянул в сторону. Их глаза снова встретились, и балетмейстер Чу медленно моргнул, как если бы пытался собраться с духом. — Я… сам, — наконец, бросил он. Его голос немного дрожал от напряжения. — Дай мне пять минут. В следующую секунду он развернулся и уверенно направился в сторону ванной, оставляя Мо Жаня одного.