Танцующий лепесток хайтана

...На подносе теснились две чашки и изысканного вида глиняный чайник, расписанный цветами крабовой яблони. Чу Ваньнин медленно заливал чайные листья водой, и светлые клубы пара зависли перед его лицом подобно полупрозрачной вуали. Обыкновенно тщательно подобранные волосы сейчас мешались хаотичными прядями перед глазами, так что было удивительно, что мужчина в принципе мог видеть, куда льет кипяток. Ко всему прочему, пальцы Чу едва заметно дрожали. Мо Жань, который мысленно продолжал сыпать проклятиями, замер, понимая, что любое его неосторожное слово может привести к необратимым последствиям. Не хватало ему только, чтобы Ваньнин получил ожог — это было бы таким феерическим завершением «прекрасного» во всех отношениях дня. Балетмейстер, впрочем, словно обладал неким чутьем — буквально в следующую же секунду он поднял на Вэйюя глаза. Взгляд был настороженным, и в то же время прямым: он больше не пытался сделать вид, что посмотрел в его сторону случайно — напротив, в его глазах читался вызов. В это же мгновение он отставил в сторону поднос и как будто сердито поправил волосы. — Я думал, мы будем в гостиной... — Ты запивал обезболивающее алкоголем, — перебил его Мо Жань, щурясь. — Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? — Не опаснее твоих трюков без страховки, — парировал мужчина, бесстрастно встречая прозвучавшее обвинение. — Не тебе меня отчитывать, Мо Вэйюй. Он покосился на юношу с таким видом, как если бы сам не понимал до конца, каким образом сам же пригласил его в свой дом. Было ли это временное помутнение рассудка — или, напротив, внезапное прозрение, которое закончилось едва начавшись?.. Что на него, в конце концов, нашло, что он всякий раз позволял Мо Жаню нарушать свои границы — тем более, теперь, когда знал, что тот его ненавидит? Никому неизвестно, что его бывший ученик может сотворить. Хоть Ваньнин и не был склонен верить сплетням, даже он понимал, что ему стоило бы поостеречься. Вот только мысль эта пришла в голову как-то уж очень запоздало. — Чу Ваньнин, с каких пор тебя заботит моя безопасность? — хмыкнул Мо Жань. Он уже понял, что этот разговор обречен стать совсем не таким, как он думал, потому что балетмейстер Чу был весь словно до предела натянутая тетива — разве что не звенел от напряжения. — Как бы ты ко мне ни относился, ты мой бывший ученик, — после недолгого молчания вдруг произнес Чу. Как и предполагалась, к ответу было не придраться. Вэйюй мысленно не мог определиться, чего в нем больше: восхищения по поводу поразительной способности Ваньнина удерживать их отношения в рамках приличий, сглаживая все острые углы, или дикого раздражения, потому что Чу Ваньнин наверняка не мог не понимать, какой ответ хотел бы услышать Мо Жань. И словно специально нивелировал все, что между ними было, до отношений учителя и ученика! Какого хр*на?! Или… все-таки он не понимает? В следующее мгновение Мо Жань уже оказался прямо перед балетмейстером, блокируя тому пути к отступлению. Ваньнин, впрочем, даже бровью не повел — и только продолжал смотреть Вэйюю прямо в глаза, все еще бледный, но, как всегда, неизменно отстраненный. Как если бы ничто не могло всерьез взволновать его в этом подлунном мире. Слегка сощуренный взгляд феникса выражал крайнюю степень отрешенности, более характерную для практикующих даосов, усмиряющих сердечный пыл, чем для танцовщиков. Мо Жань тихо вздохнул, а затем, немного склонив голову — так, чтобы его лицо оказалось напротив Чу, будто бы невзначай поинтересовался: — Учитель прогнал меня шесть лет назад, но считает меня своим учеником до сих пор, разве нет? Я помню, однажды ты обмолвился, что сожалеешь о произошедшем. Что тебе стыдно. За все эти шесть лет думал ли ты хотя бы однажды о том, что чувствовал я?.. Он уже спрашивал нечто подобное, но тогда так и не получил прямого ответа. Но ничто ведь не мешало ему задавать одни и те же вопросы снова? Хотя впечатление у него было, словно он кружит в тумане по одной и той же местности — и, того и гляди, увязнет в трясине. Несмотря на то, что голос Вэйюя был расслабленным, Ваньнин все же не был обманут показательной легкостью вопроса. Мо Жань тут же почувствовал, как в одну секунду мужчина напрягся еще сильнее, если это было вообще возможно. Ощущение было сродни электрическому полю от удара молнии — его не видишь, но сам воздух словно искрит даже на расстоянии. — Разве это имеет теперь значение?.. — губы Ваньнина неосознанно поджались, и это мимолетное движение говорило само за себя. Мо Жань мысленно выругался. Он уже понял, к чему ведет балетмейстер Чу — он не был глуп. Ваньнин хотел, чтобы Мо Жань признал: прошлое осталось в прошлом. Но идти навстречу ему юноша не собирался, а потому молча сверлил Чу тяжелым взглядом. — Ты мог заниматься с другим учителем, — балетмейстер вздохнул, как если бы слишком устал. — Если ты сейчас скажешь, что бросил балет из-за меня, я выпровожу тебя за дверь... Вэйюй неожиданно рассмеялся, не давая Ваньнину договорить, а затем потянулся за чаем, бросая на мужчину взгляд, полный какого-то нездорового веселья. — Ты, разумеется, прав, ...учитель. Вот только именно ты научил меня всему, что я знаю. Столько лет ты занимался только со мной, и я был единственным твоим учеником многие годы. Именно со мной ты проводил большую часть свободных от репетиций вечеров... Как думаешь, что я почувствовал, когда это все внезапно прекратилось?.. Он задал этот вопрос уже дважды. Чу не мог сбить его с толку так просто. — Ты не можешь всерьез нести подобный бред, Мо Жань, — балетмейстер скользнул взглядом мимо юноши. Это была демонстрация полного безразличия, но при этом Вэйюй прекрасно видел, как вцепились тонкие пальцы в края рукавов, с силой натягивая их. Ваньнин так тщательно прятал эмоции, но при этом выдавал себя с головой такими мелкими деталями, которые Мо Жань почему-то не умел раньше замечать. — Ты не можешь вечно уходить от ответов, Чу Ваньнин, — хмыкнул Вэйюй, а затем внезапно поднес чашку к губам оторопевшего Ваньнина. — Пей, пока горячее. Ты холодный словно труп, даже руки трясутся — так что тебе это нужно. Лицо Чу в этот момент просто не могло стать еще более бледным. Он попытался уклониться, но Мо Жань внезапно обхватил его подбородок пальцами, жестко сжимая челюсть. — Не вертись, иначе все прольется, — он слегка подул на чай, а затем буквально прислонил край пиалы ко рту Ваньнина, заставляя сделать глоток — или позволить жидкости течь по подбородку и испачкать одежду. Мужчина бросил на юношу полный злости взгляд, но разомкнул губы и отпил, видимо, надеясь, что Мо Жань на том и остановится. Чай, к его удивлению, был не настолько горячим, чтобы обжечься, и в то же время еще не успел остыть. Температура была действительно идеальной... Он удивленно заморгал. Мо Жань понимающе прищурился, а затем убрал чашку и мягко прикоснулся пальцами к все еще разгоряченным и влажным губам: — Даже чай пьешь так, словно ожидаешь обнаружить в нем яд. Что за скорбное лицо? Почему я тебе настолько неприятен?.. Чу Ваньнин хмуро уставился перед собой, не понимая, что делать, потому что Мо Жань буквально прижал его к кухонной стойке, и его дыхание с каждым словом обжигало неожиданно начавшее гореть лицо. — Эй, посмотри на меня! — Мо Жань буквально впивался в него взглядом, его ладони обхватили лицо Чу — и он в который раз поразился, насколько гладкой и нежной на ощупь была кожа его учителя. «Словно тонкие лепестки цветов» — подумалось ему. Ваньнин медленно моргнул, а затем тихо спросил, вперив колючий взгляд в Вэйюя: — Чего ты добиваешься? В чем я перед тобой так виноват, что даже спустя столько лет ты... продолжаешь это? — Добиваюсь?.. — юноша повторил вопрос, как если бы на мгновение задумался. Он не был уверен, что хоть один ответ из вертящихся в его голове подойдет для того, чтобы быть озвученным. Его ладони все еще обхватывали подбородок Чу, и тот не пытался вывернуться — но одним лишь взглядом сейчас этот мужчина мог бы заморозить ад. Вэйюй тоскливо подумал, что хотел бы, чтобы Ваньнин снова проявил к нему хоть немного доверия — но Чу скорее доверился бы первому встречному с улицы, чем ему. И, возможно, был прав. Другим его желанием было, чтобы его учитель сменил холодность на тепло, которое, казалось, раньше неуловимо смягчало его обычно надменно поджатый рот и стальной блеск глаз… Мо Жань покачал головой. Он упал бы на колени перед этим человеком, если бы тот проявил к нему хоть половину того тепла, что существовало между ними всего неделю назад. А потому все его желания можно было просто выбросить из головы. Как несбыточные грезы. Кроме одного. — Я хочу, чтобы ты был моим, — тихо проговорил он, внезапно решив, что слишком устал от этого фарса. — Ты ни в чем не виноват, но, когда я думаю о тебе, я не знаю, чего мне хочется сильнее: перегрызть тебе глотку и выпить твоей крови, или ласкать тебя до потери сознания, слушая, как ты стонешь мне в шею… Ваньнин, посмотри на меня. Я думаю о тебе почти постоянно. Думаю, что произошло между нами тогда… — он снова сжал подбородок Чу, но сделал это удивительно мягко. Ваньнин не предпринимал попыток защитить себя — и только продолжал смотреть на Мо Жаня абсолютно меланхоличным взглядом, в котором сквозила отстраненная грусть. Он словно был где-то вне этого мира — отключив Вэйюя как назойливый раздражитель. Не слышал ни слова из сказанного? Не знал, как реагировать? Или… просто не желал слышать? Почему он выглядел так, словно вот-вот расплачется?.. — Чу Ваньнин!.. — Мо Жань позвал его, чувствуя, как вскипает от злости. — Мать твою, как же я ненавижу тебя!!! Он резко отстранился, выпуская мужчину из своих рук, тяжело дыша. Перед глазами неожиданно заплясали красные точки, а в висках загудело. Если бы он не отошел от Чу на безопасное расстояние, неизвестно, что мог бы натворить… Ему нужно было взять себя под контроль. Прямо, бля*ть, сейчас!.. «Я, правда, только что сказал ему все это в лицо?..» — в ужасе поразился он. Балетмейстер Чу выдохнул, как если бы все это время задерживал дыхание. Он закрыл странно сверкнувшие влагой глаза и покачнулся на месте — а затем неожиданно зашелся резким кашлем, едва не сгибаясь пополам от приступа. В следующую секунду его ладонь скользнула вперед, и Мо Жань едва успел перехватить его запястье и потянуть на себя — потому что Ваньнин пытался ухватиться за воздух и не ровен час просто упал бы. Он больше не кашлял потому что не мог сделать полноценный выдох. Все, что ему оставалось — хватать ртом воздух, и бесконечно пытаться вдохнуть. И без того белоснежная кожа медленно приобретала нездоровый пепельный оттенок... — Ваньнин!… — Вэйюй обхватил мужчину за плечи, а затем пошарил в кармане Чу, и, обнаружив баллончик, тут же попытался помочь балетмейстеру — но тот резко отвернул голову в сторону, упрямо пряча лицо в ладонях и продолжая надрывно вдыхать с ужасающими хрипами. И без того воспаленные глаза теперь буквально заливало слезами. — Твою мать, Ваньнин!!! — Мо Жань резко повалил мужчину на пол, блокируя попытки сопротивления, и буквально заставил Чу вдохнуть лекарство. Тот неистово вырывался — впервые за этот день хоть какая-то реакция, отвечающая за самосохранение… Вот только направлена она была совсем не на то, чтобы спасти свою жизнь. Ваньнин… он, что, собирался действительно позволить себе задохнуться?.. — Бл*ть!!! — Мо Жань вцепился в волосы Чу, а его лицо, искаженное дикой злобой, склонилось над Ваньнином. — Идиот!!! Совсем рехнулся?!! Ваньнин снова дернулся, пытаясь высвободиться из захвата, но на этот раз Мо Жань не собирался позволить ему взять верх — он был слишком зол чтобы соображать, что причиняет Чу боль, и тот все еще слишком слаб. — Я запру тебя нах*р и буду следить, чтобы ты ничего не выкинул!.. Ты... хоть понимаешь, что творишь?! — он вцепился в плечи Чу и буквально тряс его. Чу Ваньнин же был настолько ослаблен приступом, что не мог даже толком голову держать прямо, и потому с каждым рывком бился затылком об пол. — Чу Ваньнин, ты, бл*ть, слышишь меня?!! Ваньнин окончательно обмяк в его руках, но его дыхание медленно восстанавливалось — и лишь взгляд неожиданно наполнился диким ужасом. Он смотрел на Мо Жаня с таким выражением лица, словно увидел чудовище. В это же мгновение у него завибрировал в кармане телефон — но Мо Жань был быстрее и успел перехватить его до того, как Чу сумел до него дотянуться. Продолжая придавливать мужчину к полу своим весом, он хмуро уставился на экран. «Ши Мэй… какого х*ра он звонит тебе посреди ночи?!» Он отбросил телефон в сторону, и тот продолжил жалобно жужжать откуда-то из угла. В тишине кухни звук казался особенно громким. Мо Жань снова склонился к Ваньнину, глядя в расширенные от ужаса зрачки, которые, казалось, заполнили собой почти всю радужку. Их лица теперь разделяли всего несколько жалких сантиметров воздуха, так что он мог чувствовать, как прерывисто дышит Чу, и как неистово колотится его сердце. — Ты хотел знать, почему я ненавижу тебя, — выдохнул он, и его ладонь неосознанно прикоснулась к затылку Ваньнина, мягко поглаживая ушибленное место. — Но что, если я ненавижу тебя только потому что ты не позволяешь себя любить иначе?.. Чу неожиданно замер, но ужас, расплескавшийся в его все еще слезящихся после приступа глазах, казалось, усилился тысячекратно. — Правильно, Ваньнин. Смотри на меня, — прошептал Мо Жань, щекоча дыханием сжатые в тонкую линию губы. Его пальцы продолжали гладить длинные шелковистые пряди, прикасаться к разгоряченной шее и острому подбородку. Чу Ваньнин тут же зажмурился и попытался уклониться от прикосновения — это было единственное, что ему оставалось, потому что его руки Мо Жань удерживал крепко зажатыми. — Такой красивый… — Мо Жань усмехнулся, а затем, резко сдавив пальцами шею Ваньнина, мягко притронулся к его губам своими, продолжая каким-то невероятным образом шептать сквозь поцелуй. — Я чувствую твой пульс. Скажи, это страх заставляет твое сердце биться чаще?.. Но Ваньнин молчал, буквально сцепив челюсти. Лицо его выражало полную отрешенность на грани с мученичеством, по щекам непрестанно текли слезы, и лишь мягкий румянец, медленно расползающийся по кончикам ушей и шее, да неистово колотящееся сердце выдавали его состояние. Мо Жань провел языком по плотно сжатым губам, чувствуя отголоски сладости чая, смешанные с соленым привкусом слез, а затем мягко сместился в сторону, продолжая целовать искаженное рыданиями влажное лицо. Пульс под его пальцами ускорился настолько, что в какой-то момент ему показалось, что сердце Чу вот-вот остановится. Он склонил голову ниже, вдыхая будоражащий аромат цветов, прикусывая шею — и удовлетворенно прищурился, чувствуя, как вибрирует гортань под зубами от сдерживаемого стона, в котором растворился всхлип отчаяния. Его и без того напряженное тело буквально вжималось в Ваньнина, однако только сейчас он ощутил под своим бедром очевидное свидетельство того, что Чу медленно возбуждался от происходящего — и никак не мог этого скрыть потому что ткань облегающей спортивной одежды была слишком тонкой. Сама мысль о том, что Ваньнин мог завестись от того, что происходило, придала ему смелости, и в следующую секунду Мо Жань спустился поцелуями ниже, скользя к тонкой ключице, и в то же время продолжая удерживать руки Чу и блокировать его любые попытки вывернуться. Кожа под его языком была солоноватой и пахла яблоневыми цветами — притом аромат становился все более густым и дразнящим с каждой секундой, заставляя рот Мо Жаня наполняться слюной. Впервые он позволял себе такие вольные действия — а мелкая дрожь под его губами лишь распаляла сильнее, напрочь отключая любые сомнения и понимание того, что он, возможно, не должен делать все это прямо так, на полу, в беспорядке, едва контролируя себя — с человеком, который буквально задыхается от рыданий. Чу Ваньнин, впрочем, практически не сопротивлялся. Его тело казалось ему самому словно чужим, и он не мог понять, действительно ли все это происходит с ним, или он провалился после приступа астмы, ударившись головой, в один из кошмаров, в котором реальность переплелась с какой-то жуткой фантазией. Одновременно его сковывал смертельный ужас, и в то же время огненная волна желания буквально пропитывала его до самых костей, заставляя плавиться от невыносимой близости, грубых и одновременно мучительно нежных прикосновений. Казалось, что еще мгновение, и он расколется надвое от противоречия, которое терзало его изнутри. Он должен был попытаться остановить Мо Жаня, но его тело было все еще слишком слабым — как случалось всегда после удушающего кашля. Все, что он мог — пытаться оставаться в сознании, мысленно абстрагируясь от происходящего и изо всех сил душа в себе подступающую истерику. Он хотел бы верить, что всё это происходит не с ним. Что это не Мо Жань удерживает его на полу, не давая подняться. Но в какой-то момент даже это стало невозможным. — Ваньнин… — тихо дышал Мо Жань ему куда-то в грудь пока его ладонь жадно шарила под свитером, а пальцы очерчивали проступающие ребра и плоский мускулистый живот. — Ты ведь меня так хочешь, учитель... Чу Ваньнин в ужасе содрогнулся от того, как Мо Жань его внезапно назвал, и наконец попытался из последних сил оттолкнуть его, резко согнув колено и метя в живот — но от этого движения перед глазами расползлась тьма, а его собственные бедра буквально натолкнулись на возбужденный член Вэйюя. Прикосновение едва не вывело его из строя, а из горла вырвался протяжный хриплый стон, в котором утонул едва зародившийся протест. В следующую секунду бедра Мо Жаня зеркально повторили его собственное движение, и от соприкосновения их тел даже сквозь ткань ему стало невыносимо жарко. Ваньнин наконец осмелился открыть глаза, и к своему стыду осознал, что Вэйюй перестал удерживать его руки и теперь нависал над ним, а его голодный взгляд впивался в его лицо, как если бы только и ждал, что Чу посмотрит на него. От слез все вокруг теряло фокус, но Мо Жань был слишком близко. И всё, что он делал, было слишком похоже на пытку. «Зачем?!..» Юноша снова двинул бедрами, посылая по телу Ваньнина новый электрический разряд, и в следующую секунду, не прерывая зрительного контакта, стал целовать плоскую грудь мужчины, которая каким-то непостижимым образом обнажилась из-под безобразно задравшегося края одежды. — Зачем ты… — Чу едва мог говорить, настолько сильно его голос исказился от слез и сдерживаемых стонов. — Остановись... остановись... — Если я остановлюсь, как смогу тебя трахнуть?.. — Вэйюй продолжал осыпать его тело поцелуями и укусами, дразня разгоряченные соски и бормоча что-то бессвязное. Ваньнин едва мог разобрать некоторые слова потому что в какой-то момент ему заложило уши, но и этого было достаточно для того, чтобы отправить его разум в свободный дрейф. Мо Жань же и сам не понимал, что несет, и лишь только словно заведенный продолжал требовать от Чу, чтобы тот прекратил сопротивляться — как будто тот все еще мог хоть что-то сделать. В какой-то момент соприкосновение их тел стало абсолютно невыносимым. Мо Жань, в этот момент уже полностью утративший связь с реальностью, вцепился пальцами в пояс тонких спортивных леггинсов и спустил их с бедер Ваньнина вместе с бельем, обнажая белоснежную кожу и возбужденное подрагивающее естество. Чу предпринял еще одну отчаянную попытку откатиться в сторону, однако его руки сделались странно слабыми и совершенно его не слушались. Неловкое движение тут же было пресечено пальцами Мо Жаня, которые вжались в его бедра сильнее, удерживая на месте — так, что на мгновение от боли перед глазами у Чу все поплыло. Однако в следующий миг он ощутил, как губы юноши обхватывают его член, и от ощущения незнакомого влажного тепла рассудок едва не оставил его. Он вцепился в пол, жадно глотая воздух и кусая собственные губы чтобы удержать рвущийся стон. В то же мгновение Мо Жань буквально насадился ртом на его член, принимая его полностью, а его пальцы мягко подтолкнули дрожащие бедра Чу вперед, имитируя фрикцию. Слюна стекала с его губ прозрачными каплями прямо на пах и живот, но он практически не замечал этого, продолжая ласкать языком горячую плоть, двигаясь губами и постепенно ускоряя темп. Он был словно пьян от происходящего, возбужден до предела от самого факта, что Ваньнин весь в его руках — впервые такой податливый, со сверкающими не то от слез, не то лихорадочного желания, глазами, пунцовый от стыда. На вкус он был терпким — и до одури горячим, подрагивающим и хрупким. Его хотелось одновременно и оттрахать, и в то же время заласкать до полуживого состояния. Нежность смешивалась с желанием, превращая Мо Жаня в средоточие противоречий, лишая рассудка. Все, что он мог — методично доводить этого обыкновенно холодного и чопорного мужчину до состояния, когда он больше не сможет сдерживаться. В этот раз он не собирался позволить Чу отступить, спрятавшись от собственных желаний. Он хотел, чтобы он наконец осознал, что именно может быть между ними, в чем он отказывает себе и Мо Жаню. И ему было уже всё равно, как именно этого добиться. Его не могли остановить ни пронзительные всхлипы, ни упирающиеся в плечи руки, пытающиеся изо всех сил оттолкнуть. Его губы немели, растягиваясь вокруг твердой плоти, а его собственный член был возбужден настолько, что даже ощущение ткани джинсов причиняло страдания. В следующее мгновение он расстегнул собственную ширинку и обхватил ладонью свое естество, двигаясь грубо, в такт движениям собственного рта на члене Чу Ваньнина. Ласка была спешной, суетливой — но даже ее было достаточно чтобы оказаться на грани оргазма. Ваньнин в этот момент уже перестал контролировать движения собственного тела, и его бедра сами собой двигались, рывками погружаясь в рот юноши. Он тихо постанывал, а его руки перестали цепляться Мо Жаню в плечи. Теперь Чу закрывал ладонями собственное раскрасневшееся лицо, словно старался укрыться от наслаждения, которое, казалось, пропитывало сам воздух. — Ваньнин, — позвал внезапно Мо Жань, и голос отдался мягкой вибрацией в его горле, толкая Чу через край. Ваньнин больше не мог сдерживаться. Хрипло застонав в собственную руку, он выплеснулся прямо в рот юноше — и тут же в ужасе снова всхлипнул, как если бы произошедшее привело его в полное отчаяние. Он не смел открыть глаза потому что ему было страшно представить, что он увидит. Мо Жань же, очевидно, не торопился выпускать его из своего рта. Он продолжал вылизывать остатки спермы так медленно и тщательно, что, казалось, совершенно не заботится о том, что произошло. «Сколько прошло времени?!..» Ваньнин неконтролируемо вздрагивал, продолжая закрывать лицо руками. Мо Жань тихо выругался, наконец переместившись так, чтобы обхватить Чу за плечи — но тот с тихим вскриком уклонился в сторону. — Чу Ваньнин, — снова позвал Мо Жань. — Тебе было хорошо, ведь так?.. — Проваливай… — послышался тихий голос из-под спутанных волос, которые упали мужчине на лицо подобно спасительной заслоне. Сейчас он выглядел особенно хрупким — словно прекрасная фарфоровая статуэтка, застывшая в нежной позе. Темные пряди рассыпались по плечам, на которых медленно проступали пунцовые следы от укусов и пальцев. Ваньнин походил на самый прекрасный эротический сон: заласканный, все еще трепещущий от пережитого... но при этом все, что он мог сказать Мо Жаню — *баное «проваливай»?!.. Мо Жань моргнул, чувствуя, как едва сдерживаемая ярость затмевает рассудок подобно медленно действующему яду, распространяясь по его все еще напряженному и до предела возбужденному телу. Его руки замерли в воздухе, а затем впились в волосы Чу, резко стягивая их к затылку. Он дернул мужчину на себя — и тот судорожно выдохнул, зажмурившись, как если бы ожидал чего-то подобного. «Да что с тобой, бл*ть, не так?!» Мо Жань пристально вгляделся во все еще красное лицо, а затем принялся мягко слизывать языком продолжающие катиться по щекам слезы. Обнаженные бедра Чу теперь были плотно прижаты к его собственным. Свободной рукой Мо Жань провел по позвоночнику мужчины, вызывая в нем новую волну дрожи. Чу Ваньнин прикусил собственные губы, на мгновение задерживая дыхание. — Бесполезно, — усмехнулся Мо Жань. — Теперь уже можешь стонать сколько угодно. На самом деле, ему хотелось услышать эти сдавленные стоны — потому что, похоже, это было единственное, что Чу Ваньнин не мог контролировать. Ваньнин же, словно прочитав его мысли, внезапно с неожиданной силой наотмашь ударил его по лицу — отчего на мгновение в голове Вэйюя окончательно помутилось. Юноша отшатнулся, но каким-то чудом не выпустил из хватки волосы Чу — и тут же снова дернул за них, заставляя мужчину в своих руках напряженно застонать и вытянуть шею. — Какого хр*на это сейчас было? — прошипел он в ухо Ваньнину, кусая за обнажившуюся мочку. — Хочешь жестко, да?.. Ваньнин продолжал упрямо молчать, и, казалось, даже слезы перестал на мгновение лить. Плотно закрытые глаза и вздернутый подбородок выглядели так беспомощно, что Мо Жань, секунду назад готовый растерзать мужчину на части, невольно задохнулся от нежности, а сердце его болезненно-сладко сжалось в груди. Он снова попытался поцеловать Ваньнина, притягивая к себе, но тот продолжал сцеплять челюсти так плотно, что, казалось, того и гляди — прикусит себе язык. В следующее мгновение Мо Жань просунул в его рот свой палец, ожидая, что острые зубы тут же вопьются в его плоть — но ничего подобного не произошло. Ваньнин только резче задышал, наконец распахнув глаза. Кажется, он был в прострации от происходящего, потому что его взгляд был подернут странной дымкой. — Почему ты так сопротивляешься?.. — Мо Жань стал гладить волосы Чу, параллельно касаясь обнаженной спины, — Я никогда не причиню тебе боли, Ваньнин. Губы Чу нервно дрогнули, а брови сошлись на переносице. — Я всегда хотел тебя, но ты… — Вэйюй обхватил бедра Чу, а затем принялся ласково поглаживать проступающие следы от его собственных пальцев. — Сделай уже это, — оборвал его Ваньнин грубо. — Сделать что?.. — То, зачем ты это все затеял, — Чу мрачно уставился на Мо Жаня. — Если тебе от этого станет легче… Просто не нужно мне говорить всё это. Неужели не понимаешь, что так только хуже? Мо Жань уставился на Ваньнина так, словно тот снова ударил его. Его руки замерли, а затем крепко обвились вокруг Чу, не давая тому отстраниться или вырваться. — Что я, по-твоему, собрался сделать? — выдохнул он в спутанные волосы. — Ваньнин, я так… так люблю тебя… Ваньнин в отчаянии дернулся, но руки Вэйюя плотно прижимали его, удерживая на месте, а разгоряченные губы продолжали целовать соленое от слез лицо и дрожащие губы, которые внезапно стали мягкими и податливыми, словно масло. В следующее мгновение Чу сам прикоснулся кончиком языка к губам Вэйюя, и они слились в поцелуе, который поверг обоих в шок.