Танцующий лепесток хайтана

Лишь подъехав к блоку квартир, где жил Ши Мэй, Ваньнин рискнул бросить осторожный взгляд на Мо Жаня, который, казалось, замкнулся окончательно и был сам на себя не похож. Чу едва ли видел когда-либо, чтобы лицо юноши было… таким. Или, все же, видел? Смутное воспоминание подобно бледнеющему призраку проскользнуло перед глазами: шесть лет назад Вэйюй и вправду смотрел на него так, словно в следующую секунду был готов перегрызть Ваньнину горло. Что до позапрошлой ночи… балетмейстер невольно съежился потому что он не мог отрицать, словно не заметил жестокого блеска в глазах, которые казались ему одновременно такими знакомыми — и в то же время пустыми. Он и сам не знал, наложился ли на его восприятие приступ, или Мо Жань действительно на мгновение потерял контроль. Возможно, сам Ваньнин был попросту слишком потрясен и его понимание ситуации исказилось страхом? Однако даже находиться рядом с юношей сейчас было неуютно: сердце продолжало колотиться где-то в горле, а сам он едва мог заставить себя держаться отстраненно, едва обращая внимание на проносящиеся мимо жилые кварталы и узкие, испещренные граффити улицы. Мо Жань резко затормозил на ближайшей стоянке и вышел из машины даже не оборачиваясь на Чу, который тут же отстегнулся и едва не бегом бросился следом. Страх почему-то впервые подстегивал его к действию, не вызывая оцепенения — хоть он и сам не был уверен, чего именно так боится, ведь Мо Жань не обронил больше ни слова по пути. Сам же он… Чу не был уверен, что ему есть, что сказать. Он не мог не думать о том, что могло приключиться с Ши Минцзином — который так и не ответил ни на один из его звонков. Все сообщения так и остались непрочитанными. В памяти снова прокручивались в тысячный раз картины, от которых накатывала тошнота. Их общее прошлое, и неловкое стремление помочь друг другу двух детей, ставших случайными жертвами обстоятельств и низведенных до уровня зверенышей в клетках. Ваньнин никогда бы в этом не признался — однако все эти годы он был рад тому, что Ши Мэй не пострадал психически так сильно. Парень был легок в общении, обладал удивительно мягким, по-девичьи нежным характером, и при этом умел твердо отстаивать свои границы. У него были отношения — и близкие друзья. То, что Ши Минцзин смог жить полноценно после всего, что с ними произошло, давало Чу право надеяться, что и он сам однажды сможет перебороть свои страхи и стать нормальным. Если, конечно, это все еще было возможно для такого, как он… В свою очередь балетмейстер Чу старался держаться от юноши на максимальном расстоянии — потому что опасался, что станет для Ши Мэя живым напоминанием о самом темном времени его жизни. Он никогда не обсуждал с ним произошедшее — и лишь искренне старался оградить парня от всего, что могло бы того расстроить, будь то попытки Жуфэн шантажировать его, или его собственные проблемы со здоровьем и психикой. Если бы ни случившийся шесть лет назад весьма неловкий эпизод, свидетелем которого стал Мо Жань, отношения Чу и Ши Минцзина можно было бы назвать братскими — ведь именно родственникам стараешься не показывать, насколько тебе тяжело, опасаясь их разочаровать или расстроить. Впрочем, у Ши Мэя, помимо Ваньнина, была мать — пусть женщина и находилась в плачевном состоянии после того, как её удалось спасти из Жуфэн, иногда она мыслила достаточно ясно, и, конечно же, души не чаяла в своем сыне. Ши Мэй искренне заботился о ней — а, что до балетмейстера Чу, то именно он помог Ши Минцзину договориться о размещении женщины в специализированном пансионате и внес необходимую сумму, оплатив лечение на несколько лет вперед. Это были первые деньги, которые он самостоятельно заработал выступая на сцене — и он посчитал, что они нужнее Ши Мэю чем ему самому. В конце концов, он сам едва ли в чем-то нуждался, ведь его жизнь была чередой постоянных репетиций и постановок. Единственным просветом в его мире в то время был Мо Жань — но на тот момент ему едва ли приходилось надеяться, что юноша обратит на него свое внимание. Впрочем, как он выяснил позже — Мо Жань обратил на него свое внимание со дня их знакомства. Как мало Чу все-таки понимал в человеческих взаимоотношениях... Сейчас же, следуя за Вэйюем, Ваньнин понятия не имел, чего ему ждать. Парень был в очень странном состоянии — и необычайно молчалив. Поначалу Чу показалось, что юноша вдруг отбросил притворство и дал своему беспокойству за судьбу Ши Минцзина взять верх. Кем эти двое были друг для друга? Друзьями?.. На какое-то короткое мгновение Ваньнин был готов поверить даже в то, что юноша на самом деле все-таки испытывал какие-то чувства к своему другу — иначе почему внезапно так взбесился, стоило Чу лишь мельком упомянуть, что Ши Мэй был с ним в Жуфэн?.. Однако то, как грубо Мо Жань выругался в следующую секунду, и какой непроницаемой стала аура злобы, которая, казалось, окутывала его теперь подобно плотному покрову, не могло не говорить о том, что чувства, испытываемые им, были прямо противоположны дружбе. Ваньнин не хотел верить в это — однако он не мог не узнавать этот дикий, сумасшедший взгляд. Мо Жань ведь и на него так смотрел не раз. Словно мечтал стереть в порошок одним лишь взглядом. Чу невольно вздрогнул, а затем, собравшись с силами, попросил: — Может, подождешь меня снаружи? Он и сам не понимал, чего опасается — ведь разве Мо Жань когда-либо проявлял себя при нем с жестокой стороны? И, все же, просьба сорвалась с его губ раньше чем он сумел остановиться. И это было первой сказанной им фразой Мо Жаню за последние полчаса. — Хр*на с два я подожду, — процедил Мо Жань тихо, но в голосе сквозила неприкрытая угроза. Они с Вэйюем уже подошли к двери Ши Мэя, и запоздало пришедшая мысль о том, что все-таки не стоило впутывать юношу в эту ситуацию, отозвалась в Ваньнине новой волной сожалений. Он понятия не имел, что Мо Жань внезапно станет так реагировать на происходящее — как и не понимал причину такой внезапной ярости. Но что ему оставалось делать, если Вэйюй явно не собирался позволять ему идти одному?.. Мо Жань несколько раз нажал на кнопку дверного звонка — и замер в ожидании. Он стоял прямо перед входной дверью, перегораживая весь обзор так, что Чу приходилось вытягивать шею чтобы рассмотреть хоть что-нибудь из-за широких плеч. — Мо Жань… — попытался вразумить балетмейстер юношу еще раз. — Ши Минцзин не отвечает на звонки уже сутки. Я пробовал дозвониться ему пока мы ехали сюда, но… безрезультатно. У него не отключен телефон, но… что, если он не может ответить? Мо Жань, не говоря ни слова, снова зажал кнопку дверного звонка — и замер, не отпуская несколько долгих секунд. Затем повернулся к Чу и мрачно бросил: — Набери его сейчас. — …... — балетмейстер Чу все еще сжимал телефон в руке, и потому, одарив продолжающего отчего-то кипеть Мо Жаня раздраженным взглядом — как же он ненавидел, когда кто-то говорил ему, что делать! — все-таки снова набрал Ши Мэя по громкой связи. Послышались долгие, протяжные гудки… и тихий звонок из-за двери. Либо Ши Мэй куда-то ушел и забыл телефон дома, либо… в следующее мгновение Ваньнин в ужасе уставился, как Мо Жань с силой толкнул входную дверь, и та распахнулась настежь, как если бы вовсе не была закрыта на замок. Странно, но в воздухе почему-то тут же разлились едкие пары лекарств и антисептика. Чу знал этот запах как никто, а потому тут же невольно содрогнулся, цепляясь леденеющими пальцами в длинные рукава собственной куртки. Что бы ни произошло с Ши Мэем, он определенно не был в порядке. Мо Жань, впрочем, не задумываясь ни на секунду уже шагнул в темноту прихожей — и буквально в одно мгновение скрылся за дверью одной из комнат. Трель телефона Ши Мэя продолжала звучать откуда-то из недр квартиры, становясь все громче — и Чу сбросил звонок потому что с каждой секундой его собственный ужас лишь нарастал подобно жутковатому крещендо, вторя мелодии. Он заставил себя войти внутрь. Шаг за шагом направился в темноте к той комнате, в которую вошел только что Вэйюй… затем замер и внезапно повернулся в другую сторону. Запах антисептика, казалось, мешался в воздухе с другим, приторно-сладковатым — и становился сильнее у двери ванной. — Мо Жань… — позвал Ваньнин тихо, и юноша тут же вышел к нему, хмурясь. Чу, понимая, что Вэйюй сам не свой — и все же абсурдно чувствуя себя более спокойным в его присутствии — дернул за ручку ванной. Дверь, кажется, была заперта изнутри, а потому не поддалась. — Позволь мне? — Мо Жань буквально вцепился в ручку, накрывая ладонь Чу своей рукой — а затем Ваньнин почувствовал, как пальцы юноши сжались и дернули механизм с такой силой, что на мгновение он поразился — а действительно ли парень может вот так выдернуть замок одной левой? Он, что, включил мистера Хайда? Впрочем, дверь тут же распахнулась — и в тусклом люминесцентном свете Чу увидел распростершееся на полу тело. Юноша лежал в позе эмбриона, поджав руки и ноги таким образом, словно пытался из последних сил защитить себя — или скрючился от боли. Рядом с ним были рассыпаны лекарства. — Ши Мэй!.. — Ваньнин тут же бросился к парню, и едва не поскользнулся на вымощенном темной плиткой полу потому что тот был все еще как будто влажным… — Ваньнин, стой! — Мо Жань в последнее мгновение вцепился руками в его пояс, помогая удержать равновесие и оттягивая прочь, назад в коридор. — В гостиной следы борьбы. Чем ты, мать твою, думаешь?! Звони в полицию и в скорую! Но Ваньнин смотрел на Вэйюя полным ужаса и непонимания взглядом, едва соображая, почему Мо Жань кричит на него. Все, что он видел перед собой — бледное изможденное тело человека, который, казалось, не дышал. Ши Мэй… Вэйюй продолжал удерживать Чу, не давая ему войти в ванную, и уже сам принялся звонить в неотложку. Время тянулось безумно медленно, как если бы просыпалось с каждой секундой песчинками в бесконечной пустыне. Спустя всего пару минут за окном послышались сирены скорой и полиции. Еще через несколько минут кто-то уже задавал им вопросы — но отвечал всегда Вэйюй. Это были короткие объяснения, из которых становилось понятно, что Чу и Мо Жань пришли к Ши Мэю потому что беспокоились о нем — и обнаружили его в таком состоянии. — ...У него есть родные? — вырвал из прострации Ваньнина спокойный голос медсестры. — Его мать, — тихо ответил он. — Но она находится в пансионате. И его парень… — Парень? — офицер полиции бросил на Чу холодный взгляд. — Вы его парень? — Я? Нет… — Чу смешался, не уверенный, почему его вообще спрашивают о таком. —Ши Минцзин — наш коллега, — вмешался Мо Жань, а затем привлек абсолютно растерявшегося Ваньнина к себе, как если бы всем своим видом показывал, что тот с ним. — И, да, мы хотели бы знать о его состоянии. Мы можем отправиться вместе со скорой? — Боюсь, что нет, — отозвался врач, который в этот момент закреплял капельницу и готовил Ши Мэя, который все еще пребывал в бессознательном состоянии, к транспортировке. — Парню здорово досталось: есть внутренние повреждения. Я не могу сказать наверняка без результатов томографии и УЗИ, но он пробыл в отключке более суток, и его состояние нестабильно. То, что вы пришли к нему, возможно, спасет ему жизнь. — Возможно?.. — повторил Ваньнин тихо, едва шевеля бледными губами. — Мы забираем его в реанимацию. Помимо сотрясения мозга, внешних травм и переломов у него могут быть повреждения внутренних органов и кровотечения. Я не могу сказать более точно. Приезжайте в больницу через несколько часов, если хотите знать подробности — либо звоните по этому номеру, — он протянул визитку. Ваньнин уставился на клочок бумаги, как если бы не понимал, что с ним нужно делать, и потому номер телефона перехватил Вэйюй. — Спасибо, — кивнул он, а затем повернулся к офицеру полиции и поинтересовался. — Моему молодому человеку нехорошо. Мы можем быть свободны? — Да, разумеется, — кивнул офицер. — У меня есть все ваши данные, всё в порядке. Просто не покидайте временно город на случай, если нам потребуются дополнительные показания… Вэйюй не стал ждать дольше и буквально выволок Ваньнина из квартиры. Они остановились на лестничной площадке — и лишь здесь балетмейстеру удалось наконец полноценно выдохнуть. Он тут же зашелся приступом кашля, едва не сгибаясь пополам. — Ваньнин?.. — Мо Жань мягко обхватил его за плечи, а затем помог принять лекарство. Еще несколько минут Чу просто тяжело дышал и не мог ни на чем сфокусироваться. Пепельно-бледное лицо и расширенные в ужасе глаза выдавали состояние шока. Его восприятие сейчас напоминало бушующий вихрь, в котором проносились мысли одна страшнее другой — а сам он, казалось, был пропитан запахом крови и больничного спирта. В каком-то недоумении он покосился на свои ноги — и тихо вскрикнул, осознав, что подошвы белых кроссовок запятнаны кровью. В следующую секунду горло перехватило от рвущихся рыданий. — Тихо… Ваньнин, успокойся… — Вэйюй принялся мягко подталкивать мужчину в сторону выхода, стараясь делать это как можно осторожнее. — Мо Жань, он звонил мне… ты понимаешь? Ему нужна была моя помощь… — тихо прошептал Чу Ваньнин. Тело его совершенно перестало слушаться: ноги, казалось, стали деревянными и едва передвигались. — Ты не знаешь, кто именно звонил тебе с его телефона, — резонно заметил Мо Жань. — И ты не мог знать, что произойдет нечто подобное. Никто не знал. — Я должен был ответить, — упрямо повторил Ваньнин, качая головой. Он яростно отер лицо рукавом куртки, запозладо чувствуя, что застежкой расцарапал щеку — но боль почему-то практически не ощущалась. — Хватит, — Мо Жань впился в его руки, останавливая Чу, а затем склонился к нему, зло щурясь. — Если кто и виноват в случившемся, так это он сам. — Мо Жань!.. — Когда начались первые угрозы от Жуфэн? — Ты совсем идиот?! — Ваньнин все еще чувствовал, как глаза щиплет от слез, но внезапный вопрос Вэйюя разозлил его так сильно, что он едва не извергал пламя. — Ты не хочешь отвечать потому что сам об этом думал, правда? — Мо Жань усмехнулся. — Готов поспорить, угрозы начались в то же время, когда Ши Минцзин перешел в нашу группу… — Заткнись!.. — перед глазами Ваньнина заплясали темные пятна. Он едва мог дышать. Каждое слово Мо Жаня наносило удар в самое сердце. «Почему… почему он говорит все это?..» — Я прав, — Вэйюй продолжал цепляться в руки Ваньнина, не давая тому отстраниться. — Ты сам это знаешь. У него был доступ к твоему дому, к твоим вещам. Он мог следить за тобой, и при этом ты продолжал доверять ему — потому что сочувствовал. Потому что думал, что он твой друг… Друг, который пропал, а затем внезапно объявился вместе с угрозами из картеля. Чу Ваньнин внезапно вырвал руку из хватки Мо Жаня и со всей силы ударил парня в челюсть. Тот тихо выругался, прикрывая глаза и наконец отступая в сторону. — Ты… не смеешь так говорить о нем, Вэйюй! Ты не знаешь, через что он прошел! — Ваньнин сцепил зубы, но его взгляд помимо его собственного желания впился в место, куда пришелся удар — скула Мо Жаня быстро краснела, а затем начала приобретать бледно-синюшный оттенок. — Я не знаю этого, — Мо Жань хмуро уставился на Ваньнина. — Но я не позволю ему одурачить тебя даже если ты изобьешь меня до полусмерти. Я давно замечал за ним определенные странности — но, когда ты сегодня рассказал мне про то, что он был с тобой в Жуфэн, у меня больше не осталось сомнений. — Мо Жань… — Ваньнин вдруг совсем поник. — Если даже Ши Мэй может меня предать… я не знаю, кому еще могу верить. Мы с ним… очень похожи. — Я бы так не сказал, — Вэйюй покачал головой, меряя Чу задумчивым взглядом, а затем, немного помолчав, добавил. — Едем ко мне. Чуть позже я отвезу тебя в больницу к нему, если захочешь. Но я не оставлю тебя одного после всего что произошло. — Хорошо, — Ваньнин кивнул, чувствуя вину за то, что ударил парня. В который раз. Он и сам не понимал, почему никогда не мог сохранять спокойствие с Вэйюем. Его чертовы рефлексы работали раньше чем он включал голову. Он и сам осознавал, что Мо Жань, возможно, имел право сомневаться в Ши Минцзине — он ведь не знал, что Чу пережил с ним, и понятия не имел, что балетмейстер все это время изо всех сил стремился защитить Ши Мэя, оградить от своих проблем насколько это было возможно. Если это было возможно вообще — учитывая тот факт, что одна из крупнейших картелей их страны продолжала ломать им жизни. Даже спустя столько времени… И в то же время Мо Жань был прав в одном: Чу действительно никогда не позволял себе усомниться в Ши Мэе. То, что юноше можно верить, было для него несокрушимой истиной — и, все же, даже если Вэйюй был прав… разве мог бы он поверить, что Ши Мэй поступил бы с ним подобным образом без каких-либо весомых причин? С другой стороны, Ваньнин всегда думал, что Мо Жань и Ши Мэй были друзьями — и, как бы там ни было, он ведь даже временами испытывал колючую ревность наблюдая за их отношениями. Что именно Мо Жаню было известно о Ши Мэе такого, о чем не знал сам Чу Ваньнин?.. *** Спустя несколько часов ожидания и бесплодных попыток Мо Жаня уговорить Ваньнина лечь спать, они оба оказались не в силах ехать в больницу и потому просто продолжали молча сидеть друг напротив друга. Шел третий час ночи. Мо Жань прислонил к лицу компресс из холодного льда, пытаясь сделать свежий синяк менее заметным. Чу Ваньнину же было слишком неловко, чтобы начинать разговор, хоть в голове и вертелись тысячи вопросов. К тому же, он все еще чувствовал вину за то, что в который раз распустил руки и навредил своему бывшему ученику — а потому мужчина сознательно решил сосредоточиться на том, что могло бы отвлечь его от бесполезных терзаний. Все, что угодно — лишь бы не думать о том, что Ши Мэй мог не пострадать, ответь он тогда на звонок. Он написал Хуайцзую, что Ши Мэй, скорее всего, не будет участвовать в постановке, и коротко объяснил суть произошедшего — стараясь не вдаваться в подробности. Затем отправил запрос в пансионат, где находилась мать Ши Минцзина — понимая, что ночью едва ли ему пришлют какой-либо ответ. Однако ему необходимо было знать, что дорогой юноше человек находится вне опасности и будет получать необходимую опеку. После этого, собравшись с духом, Чу все-таки написал детективу, который вел его дело о шантаже — описав в общих чертах произошедшее. И только затем в его голову закрались смутные сомнения — потому что он прекрасно знал, что никогда не получал от Жуфэн угроз, которые бы касались напрямую Ши Минцзина. Это было странно, учитывая тот факт, что юноша был единственным кроме Мо Вэйюя человеком, который, так или иначе, был ему небезразличен. Почему же тогда угроза, полученная им накануне, касалась Вэйюя — а пострадал Ши Мэй?.. Он перевел задумчивый взгляд на Мо Жаня, который как раз со вздохом вытянулся на диване и прикрыл глаза — видимо, слишком устал чтобы делать вид, будто бодрствует. Что-то в голове Ваньнина никак не складывалось. Он продолжал теперь уже без всякого стеснения разглядывать Вэйюя, который позволил себе задремать — прокручивая в голове то, как парень внезапно взбесился едва заслышав об их с Ши Мэем общем прошлом. Отчего-то он был так зол на Ши Минцзина, что едва был в состоянии связно говорить. Но почему?.. Ваньнин почувствовал, как озноб снова пробежал по спине неприятным холодком — ему все еще было жутковато вспоминать выражение лица Мо Жаня, когда тот поднимался с ним в квартиру Ши Мэя. Балетмейстер опустил голову на руки, а затем мысленно оборвал самого себя: «Нет... Мо Жань не такой. Он не мог бы причинить вред Ши Мэю — это… это не похоже на него.» Да и когда бы он это сделал? Почти все время юноша пробыл с ним: все эти два дня они были друг у друга на виду... за исключением того дня, когда Вэйюй позвал его на свидание. — Ваньнин?.. — Мо Жань внезапно открыл глаза и вопросительно уставился на балетмейстера, который бессознательно продолжал качать головой, отрицая собственные догадки. — Нужно позвонить в больницу и выяснить, есть ли новости, — Чу поспешно отвел глаза, проклиная себя за неуместную подозрительность. Он и сам не понимал, как мог предположить, что Мо Жань может быть замешан в чем-то подобном. Его Вэйюй был нежным и открытым, несмотря на некоторую резкость поступков и слов… он заботился о Ваньнине так, словно мужчина был не человеком, а хрупкой фарфоровой вазой. В каждом его поступке и взгляде чувствовались осмысленность и желание сделать всё как лучше — пусть на практике это и не всегда получалось именно так. Вот только одно лишь воспоминание о безумном взгляде Вэйюя все еще заставляло балетмейстера Чу содрогаться от странного, болезненного предчувствия, потому что в такие мгновения ему казалось, словно из глубин на него смотрит незнакомец. — Хорошо, я позвоню, — Мо Жань достал визитку из кармана и, набрав номер, с кем-то долго говорил пока Ваньнин продолжал гадать, почему ему вообще пришло в голову, будто Вэйюй может быть замешан в чем-то подобном. Те, кто избил Ши Минцзина, были преступниками — настолько жестокими, что их едва ли можно было назвать людьми. Это было дело рук Жуфэн. Здесь не могло быть инотолкований. Но чем Ши Мэй так разозлил их? С каких пор он встал у них на пути? В отличие от Ваньнина, он ведь не давал показаний против Наньгун Яня в суде. — Он все еще не пришел в себя, — ворвался в вереницу его мыслей Мо Жань. — Но его состояние удалось стабилизировать. Он в коме, однако функции мозга сохранены — и, да, мы нашли его как раз вовремя. Еще час-другой — и неизвестно, как бы всё обернулось… Ваньнин тихо вздохнул, позволяя напряжению медленно отпустить все еще тревожно сжимающееся сердце: в голосе Мо Жаня проскальзывало сопереживание. Ему было не все равно. — Это были люди Жуфэн, — наконец заставил себя произнести Ваньнин невысказанную мысль, и его взгляд уперся в глаза Вэйюя. Юноша медленно кивнул, а затем осторожно сдвинулся на диване, как если бы молча пригласил Чу сесть рядом с собой. Весь этот вечер они просидели друг напротив друга, и атмосфера мрачного напряжения истощила нервные ресурсы обоих. Чу Ваньнин немного помедлил, а затем решительно поднялся с кресла-мешка, на котором ранее расположился, и, потирая затекшую шею, пересел ближе к юноше. Он бы никогда в этом не признался, но, чем больше времени он проводил с Мо Жанем, тем сильнее нуждался в его присутствии. Думать об этом было страшно — и еще страшнее понимать, что он доверял Мо Жаню больше, чем человеку, который был с ним рядом в самое грязное время его жизни. Доверял человеку, который ворвался в его жизнь после шести лет отсутствия, скрывая свою личность и прошлое… «Черт побери…» Чу Ваньнин поджал губы, стараясь не думать о причинах. Мог ли он быть ослеплен своими чувствами к Мо Жаню? И… был ли он точно так же все это время ослеплен доверием к Ши Минцзину — настолько, что упустил нечто действительно важное? Что-то не сходилось... — Все будет в порядке, — тихо пробормотал Мо Жань. Абсурдно, но подобное заявление оказало на Чу прямо противоположное действие. За последние несколько часов он потерял всякую уверенность в том, что его жизнь — как, впрочем и жизни всех людей, так или иначе ставших ему близкими — когда-либо будут в порядке. Однако он ощущал себя слишком опустошенным морально чтобы пытаться что-либо предпринять. Все, что ему оставалось теперь: наблюдать за тем, как неотвратимо приближается катастрофа, понимая, что остановить ее он уже не сможет — и, возможно, он сам ее навлек своим безрассудством, впустив в свою жизнь людей, которые теперь находились в опасности из-за него. Пальцы Мо Жаня осторожно прошлись по шее Чу, заставляя мужчину мелко вздрогнуть — и все же он заставил себя сидеть ровно и не отстраняться. Тепло прикосновения просачивалось под кожу — и Ваньнин вдруг осознал, что действительно все это время испытывал холод, но по привычке даже не обратил внимания. — Я сделаю тебе горячий чай, — Вэйюй словно прочитал его мысли и попытался встать, но рука Чу внезапно жестко опустилась ему на плечо, удерживая на месте. Ваньнин и сам удивился этому своему жесту: он был не из тех людей, которые шли на контакт легко. И все же он не хотел, чтобы Мо Жань уходил, настолько сильно, что готов был сейчас вцепиться в него. Возможно, свою роль в его странном поведении также сыграло и то, что он понятия не имел, что их с Мо Вэйюем ждало завтра — и было ли у них это «завтра» как таковое. Встретив изумленный взгляд юноши, он покачал головой и тихо произнес: — Пожалуйста, не уходи. Лицо Мо Жаня, все это время как будто сохранявшее отпечаток жестокости, в один миг неуловимо смягчилось, а темно-фиалковые глаза сверкнули так ярко, что Чу замер, забывая, как дышать. — Я никуда не ухожу, Ваньнин, — руки Мо Жаня обвились вокруг талии балетмейстера — удивительно, но, кажется, он мог бы при желании обхватить его пальцами двух рук, настолько стройным был этот человек. — Хорошо, — Чу нахмурился, но все-таки позволил себе расслабиться, снова возвращаясь к тому, насколько поведение, взгляд, голос, и даже выражение лица Мо Жаня отличались от того, чему он стал свидетелем всего несколько часов назад. Мог ли один человек быть таким разным в различных ситуациях?.. Губы Мо Вэйюя тем временем невесомо коснулись щеки Чу — и этот поцелуй был настолько нежным и целомудренным, что Ваньнин, вопреки здравому смыслу, почувствовал себя удивительно испорченным из-за того, что определенно ожидал чего-то большего. Казалось, его тело наэлектризовалось от внутреннего напряжения — того и гляди, мысли могло закоротить, а сам он был в шаге от того, чтобы обратиться в бегство просто на всякий случай, чтобы исключить возможность недопонимания и неловкости. — Ты не дышишь, — вдруг заметил Мо Жань, щурясь. От него не могло ускользнуть, что Чу задержал дыхание, пытаясь не дать трепко-сладкому немного диковатому аромату, исходящему от Вэйюя, попасть в свои легкие и довершить цепную реакцию, запущенную мимолетным поцелуем. Ваньнин уставился на Мо Жаня таким тяжелым взглядом, что тот был вынужден выпустить балетмейстера из объятий. — Хорошо-хорошо. Я понял, Ваньнин. Больше не буду, — он поднял руки в примирительном жесте, а затем быстро добавил, полностью сметая свои предыдущие запальчивые заверения в пыль. — Но я не против, если будешь ты… Все это время Чу смотрел в глаза Мо Жаня, и от него не мог укрыться опасный, острый блеск, от которого его повело словно от самого крепкого вина. Утро этого дня он провел как на иголках, подсознательно опасаясь, что все произошедшее между ним и Мо Жанем было ошибкой. Притом, для них обоих. Он избегал Мо Жаня как умел — старался даже не поворачивать голову в его сторону на репетиции. Затем же происходящее и вовсе вышло из-под контроля — и на какое-то время Чу даже смог забыть об ужасной неловкости, потому что все, что его беспокоило, сводилось к базовой человеческой потребности ощутить себя в безопасности. После всего, что случилось, он словно перестал осознавать, почему ему было так важно удерживать дистанцию. Продолжая пристально смотреть Вэйюю в глаза, он медленно провел ладонью по лицу парня, касаясь высоких скул и резкой линии подбородка — поражаясь, какой горячей была его кожа, и как расширились его зрачки, как если бы Мо Жань испытал шок от его внезапного прикосновения. Кадык Мо Жаня дернулся, а сам он резко вдохнул, замирая чтобы позволить Ваньнину спокойно изучать себя. Чу тоже на мгновение застыл, как если бы пытался решиться — но в следующий миг его пальцы словно сами собой двинулись уже к губам Вэйюя. Ему хотелось попробовать прикоснуться к ним — воспоминание о том, как Мо Жань целовал его пальцы, и насколько это было горячо, заставило его почувствовать новую пробирающую до основания волну возбуждения, но он даже не подумал остановиться. Слишком часто в последние несколько дней он смотрел на эти губы и представлял, что Мо Жань мог ими делать с ним… и, собственно, делал. Видимо, ему все-таки следовало быть осторожнее с желаниями, потому что юноша определенно понял ход его мыслей и в следующую секунду взял кончики его пальцев в рот. Картина эта была настолько бесстыдной, что Ваньнин едва удержался чтобы не отскочить в сторону. В конце концов, он ведь сам все это затеял — так почему же теперь собрался отступать? Это был всего лишь… поцелуй? Он продолжал словно загипнотизированный смотреть, как Мо Жань движется губами по его руке, ощущая нестерпимый жар — от которого, казалось, даже температура окружающего воздуха поднялась на добрый десяток градусов по Цельсию. Чу было невыносимо душно, горло пересохло. Вэйюй продолжал удерживать его взгляд, опаляя его кожу тяжелым дыханием. Он не предпринимал попыток обнять Чу или притянуть мужчину к себе — но при этом определенно давал понять, что не против того, чтобы Ваньнин продолжал начатое. Сквозь смуглую кожу проступал лихорадочный румянец, а сам он выглядел так, будто бросал всем своим видом некий вызов. Капелька испарины медленно скользнула по его виску, и Ваньнин жадным взглядом проследил ее движение вниз, к подбородку и шее — куда-то к вороту футболки. Балетмейстер тут же невольно моргнул, пытаясь прогнать из своей головы видения, как мог бы точно так же скользнуть по коже Вэйюя влажным поцелуем. Нет! Он не собирался вести себя настолько бесстыдно. Одной близости Мо Жаня хватало для того, чтобы его голова немного кружилась, а определенная часть тела болезненно восставала, неуместно требуя внимания. Вэйюй неожиданно перестал посасывать его пальцы и выпустил их изо рта. Капелька слюны продолжала стекать из уголка его темных от прилившей крови губ. Он резко сглотнул, а затем вопросительно приподнял брови, выдыхая: — Не мог удержаться. Прости? — …... — Ваньнин неловко поерзал, надеясь, что смена положения поможет его телу хоть немного расслабиться, но тихий голос Мо Жаня, прозвучавший в полной тишине, нарушаемой лишь его собственным сбивчивым дыханием, подействовал на него совершенно противоположным образом, потому что больное воображение продолжало искать подтекст в кажущейся на первый взгляд обыденной фразе. Мо Жань с любопытством проследил за его перемещениями на диване, а затем внезапно его ладони легли Чу на колени, останавливая какие-либо движения. Он оперся на руки, а пальцы мягко пробежались по острым коленным чашечкам. Даже сквозь джинсу жар его ладоней прошибал Ваньнина неконтролируемой дрожью. — Не двигайся, — Мо Жань склонился к нему так низко, что Чу мог ощущать, как вибрирует его голос где-то в районе виска. В это же мгновение длинные сильные пальцы прошлись вверх по его бедрам — и снова вниз, к коленям, мягко поглаживая напрягшиеся до предела мышцы, как если бы он хотел чтобы Чу максимально расслабился. Вот только даже если бы Ваньнин напился до полуотключки, едва ли он мог бы чувствовать себя комфортно в таких обстоятельствах. Словно завороженный он следил за тем, как руки Мо Жаня движутся по его телу. В следующую секунду его взгляд переметнулся на лицо Вэйюя, который все это время продолжал пристально наблюдать за ним. Небрежные вьющиеся пряди падали юноше на брови, оттеняя внезапно ставшие более резкими черты — и Чу протянул ладонь чтобы откинуть в сторону мешающиеся волосы, но, лишь притронувшись к ним понял, что хочет зарыться в них пальцами. Вэйюй прикрыл глаза, словно довольный пес, а затем подался затылком ближе к ладони Ваньнина, безмолвно упрашивая мужчину не останавливаться. В то же время его собственные руки стали более настойчивыми, теперь уже сжимая бедра Чу с такой силой, что тот едва сумел сдержать потрясенный вздох. Однако, сколько бы мужчина ни кусал губы, пытаясь сохранить видимость спокойствия, лихорадочный румянец и колотящийся пульс, отдающийся в бедренной артерии прямо под ладонью Мо Жаня, выдавали его с поличным. Вэйюй резко дернул его за талию, заставляя проехаться по дивану спиной. Одежда Чу снова сбилась куда-то вверх, обнажая очертания скульптурно-точеных мышц груди и пресса. Это тело хотелось не то отыметь, не то заласкать до состояния, когда каждый миллиметр станет полыхать от желания. Возможно, и то и другое — вместе. Мо Жань едва сдерживался чтобы не раздвинуть эти длинные худые ноги, потому что все еще помнил, как они ощущались на нем когда Ваньнин обвил его — пусть и лишь для того чтобы сохранять равновесие. Долбаные джинсы все еще мешались на его пути — впрочем, он ненавидел сейчас почти каждый предмет одежды, отделяющий его от Ваньнина. Чу, похоже, и сам испытывал дискомфорт ниже пояса из-за плотной ткани, которая обтягивала его слишком тесно. И, все же, он продолжал игнорировать собственные сигналы тела, а его пальцы нежно ласкали волосы Вэйюя, посылая по спине юноши целые снопы искр. Прикосновения были бережными, на грани целомудрия — и почти не задевали открытые участки кожи, но было в самом затуманенном взгляде Чу нечто такое, что заставляло Мо Жаня сходить с ума еще сильнее. Он задыхался от мысли, что этот обыкновенно бесстрастный человек сейчас буквально лежит под ним и давится собственным дыханием, покрываясь краской от кончиков ушей до пят. — Ваньнин? — позвал он, наклоняясь к Чу еще ниже, намеренно задевая губами чувствительную мочку уха. Широко распахнувшиеся глаза цвета ночи впились в него с немым вопросом. Тонкие губы поджались так сильно, что, казалось, еще мгновение — и Чу их съест. — Я так хочу тебя, Ваньнин, — прошептал Мо Жань. — А ты?.. Его рука отправилась к поясу джинсов мужчины, легко очерчивая судорожно поджимающийся на каждом вдохе пресс. Твердый… его Ваньнин был твердым не только ниже пояса, но и в других местах. Вэйюй невольно облизнул губы потому что все, о чем он мог думать — насколько чувствительны грудь и живот Чу, и можно ли заставить его потерять контроль от одних лишь прикосновений?.. Он думал, что это вполне возможно, если учесть, в каком состоянии балетмейстер пребывал в данный момент — а ведь они оба еще были полностью одеты. Ваньнин продолжал смотреть на него практически не моргая. Спустя несколько мучительно долгих секунд он медленно кивнул, и его лицо приобрело оттенок спелых персиков, а заостренные черты как будто смягчились от растерянности. Мо Жань не стал медлить, и тут же накрыл дрогнувший рот своим, проходясь по нему языком, раздвигая губы в попытке углубить поцелуй. Его собственное сердце неистово колотилось в груди, разгоняя по телу безумный огонь от которого перед глазами темнело. Он знал, что должен быть нежным, что иначе может напугать Чу — однако то, как балетмейстер внезапно сжал его затылок ладонью, привлекая к себе, и как его рот неожиданно распахнулся на вздохе, заставило Вэйюя онеметь, а мысли — теряться в бесконечном водовороте желаний. Он продолжал целовать Чу, и в то же время руками приподнял его за бедра. Следующим движением он уже спускал с него одежду — действуя спешно, и в то же время погибая от мысли, насколько идеальными все-таки были эти изящные голени и икры. А затем его пальцы погладили внутреннюю сторону бедер, побуждая мужчину слегка раздвинуть ноги. Ваньнин шумно хватанул ртом воздух, цепляясь руками за поверхность дивана, как если бы безуспешно пытался заземлить циркулирующие по его телу импульсы. — Нравится? — Мо Жань пристально вглядывался в сделавшиеся совершенно дикими глаза. Ваньнин смотрел на него — но, очевидно, едва понимал, что именно Вэйюй у него спрашивает. Он дышал так, словно пробежал стометровку, а длинные темные пряди волос растрепались и упали ему на лицо, попадая в приоткрытый рот. В следующую секунду он все-таки застонал потому что Мо Жань принялся осыпать поцелуями его грудь и живот, неотступно спускаясь вниз. Мягкие прикосновения его губ были щекотными и вызывали волны дрожи, сменяющейся пронзительными вспышками отрезвляющей боли когда острые зубы внезапно впивались в разгоряченную ласками влажную кожу. — Мо Жань?.. — Чу вдруг замер, когда губы Вэйюя внезапно очутились там, где совсем недавно были его пальцы — где-то между бедер. Инстинктивно он попытался свести ноги вместе, но юноша придавил его разомкнутые колени руками, не давая это сделать, а затем его влажный язык прошелся ровно по шву промежности, прослеживая влажную дорожку до судорожно сжавшегося заднего прохода. Ваньнин тут же попытался отстраниться, не желая допускать нечто настолько бесстыдное. Ему едва не стало дурно от мысли, что именно Мо Жань собрался сотворить с ним — но он не мог бы его остановить даже если бы от этого зависела его жизнь, а его собственный возбужденный член предательски дернулся, выдавая его смятенное состояние. В то же мгновение он ощутил влажное прикосновение к своему входу — и оно было совсем не таким, как в прошлый раз. От непривычного ощущения по телу прошел озноб — сменившийся прошибающим спину разрядом тока потому что буквально в следующую секунду он почувствовал, как нечто длинное и скользкое вошло в него и плавно задвигалось. Палец?.. Ваньнину не было больно — но ощущение было странным, невероятно смущающим, потому что в прошлый раз все было совсем не так, и Мо Жань не сидел на коленях меж его раздвинутых ног, бесстыдно изучая его. Чу хотелось вывернуться чтобы прекратить всё это прямо сейчас, но в то же время он не находил в себе сил. Его напрягшееся на мгновение тело медленно уступало по мере того, как палец медленно скользил внутри него, туго сжимаемый мышцами. В то же время Вэйюй снова принялся лизать его промежность, и Чу подумал, что если это не прекратится в ближайшее время, он попросту сойдет с ума. В какой-то момент ощущения стали настолько невыносимыми, что он побоялся, что кончит прямо так — однако в этот момент в его тело вторглись еще несколько пальцев, и на этот раз ему действительно стало больно. Он сдавленно всхлипнул — и тут же зажал рот рукой, ужасаясь, насколько пошло это прозвучало. — Ваньнин?.. — окликнул его Мо Жань, и его жаркое дыхание опалило дрожащие бедра Чу. Балетмейстер закрыл глаза, собираясь с силами чтобы ответить, но все, что он мог произнести, было единственное имя: — Мо Жань?.. — Тебе... больно? Вэйюй продолжал двигать пальцами, сохраняя плавный, очень медленный ритм, от которого замыкало в голове, и временная боль медленно сменялась невероятной истомой, от которой немело нутро. — Нет… — Ваньнин нахмурился, когда пальцы Мо Жаня куда-то исчезли, а затем юноша как будто отстранился. Чу попытался сесть, помогая себе руками, заставляя себя посмотреть, что произошло — однако в то же мгновение Вэйюй резко перевернул его на живот. Колени Ваньнина проехались по полу, а сам он остался лежать на подушках, упираясь лицом в мягкое. В то же время его член оказался зажат таким образом, что любое движение заставляло его тереться об его собственный живот. Положение было едва ли не более неприличным — и полностью лишающим его понимания, что происходит с его телом. — Мо Жань?.. — он вытянул шею, поворачиваясь — и вдруг заметил, что Мо Жань спешно стягивает с себя футболку, будучи уже обнаженным ниже пояса. Его член был без преуменьшений огромным — по правде говоря, Чу даже не припоминал, чтобы он был такого размера, когда видел, как юноша ласкал себя в душе. «Не то, чтобы я смотрел внимательно..» — запоздало вспомнил он, потому что на тот момент зрелище настолько выбило его из колеи, что он попросту боялся открыть лишний раз глаза. — Я войду, — внезапно проговорил Мо Жань тихо, и эта фраза пронеслась по каждому нервному окончанию Чу, концентрируясь где-то ниже пояса. Он снова почувствовал прикосновение языка и несколько расслабленных движений пальцев внутри себя, отдающихся невероятной сладостью. На этот раз Мо Жань, казалось, двигался решительнее — но боли все еще не было, а потому Чу даже позволил себе прислушаться к необычным ощущениям, немного расслабляясь. А затем вдруг в него уперлось нечто влажное, теплое и пульсирующее — и он сжал зубы, понимая, что к этому был все-таки не готов. Его колени начало мелко потряхивать, а сам он почувствовал, как тонет в волне паники. Мо Жань находился прямо за его спиной, но Чу не мог ничего контролировать. Все, что он мог — попытаться поверить, что Мо Жань и сам поймет, что их габариты и диаметр, мягко говоря... — Ваньнин?.. — аккуратный толчок пришелся аккурат между сжатых бедер Чу, и мужчина удивленно застыл, потому что вдруг понял, что юноша трахает его между ног. В тот же момент пальцы Мо Жаня снова сжали его зад, направляя его навстречу толчкам. «Но разве он не сказал?..» — Расслабься, — Вэйюй сделал еще несколько плавных толчков, а затем Ваньнин снова почувствовал нечто обжигающее у своего входа — но на этот раз было сложно понять, что именно это было. Пальцы?.. Он зажмурился, тихо выдыхая в подушку, и в то же время позволяя в себя проникнуть. Мо Жань сделал всего несколько движений, но задел внутри что-то, от чего перед глазами на мгновение рассыпались яркие вспышки, а возбуждение снова накрыло горячей волной. Ваньнин бездумно подался навстречу следующему толчку — и внезапно ощутил, как его на этот раз растягивает до такой степени, что глаза заслезились, а рот наполнился кровью от прокушенной насквозь губы. Он попытался перетерпеть это вторжение, надеясь, что оно так или иначе должно однажды закончиться, глубоко дыша — но боль, казалось, лишь нарастала с каждой секундой. В какой-то момент он понял, что не просто хнычет, а глухо стонет, а его тело буквально надето на нечто огромное и твердое. — Уже всё, — нежный шепот Мо Жаня раздался неожиданно близко от его уха, обдавая теплом. Чу застыл, понимая, что не уверен, сможет ли вынести, если Вэйюй вдруг решит сдвинуться в нем хотя бы на миллиметр. Он обливался ледяным потом, чувствуя себя абсолютно разбитым — и в то же время пугающе спокойным, как если бы самое худшее уже произошло. Понимая, что во второй раз он точно не рискнет повторить нечто подобное — не в здравом уме. Губы Мо Жаня приникли к его шее, а затем он ощутил целую вереницу легких, словно опадающие лепестки, поцелуев по линии роста волос. Казалось, юноша пытается его успокоить — но почему? Разве он… плачет? Разве он… не молчит? Ваньнин в ужасе содрогнулся, понимая, что действительно почти ничего не видит из-за застилающих все слез. А затем прикосновения рук юноши скользнули по его спине, все еще подрагивающим бедрам — и наконец замерли на члене, который отчего-то все еще продолжал нелепо дергаться, как если бы пребывал в противоречии с разумом. Ощущения были странными, и даже пугающими, потому что ласки, которыми Мо Вэйюй осыпал плечи, шею и уши Ваньнина, были слишком нежными, почти щекотными, его прикосновения к его возбужденному естеству же — напротив, распаляли и без того доведенные до предела чувства. Боль от проникновения в этот момент почти полностью отступила, сменяясь ощущением недопустимой, постыдной наполненности, от которой у Чу невольно проходил мороз по коже. — Все еще больно? — Мо Жань внезапно осторожно двинул бедрами, и Ваньнин хрипло выдохнул, готовясь к худшему… которое так и не наступило. Ощущение было все еще терпимым, на грани допустимого, переплетаясь с его собственным возбуждением от ласк Вэйюя. Он покачал головой — но тут же понял, что Мо Жань вряд ли поймет его движение, а потому проговорил вслух единственное слово, на свой страх и риск: — Нет. Он понятия не имел, что произошло с его телом, которое, казалось, успело растянуться и теперь отзывалось на малейшее движение внутри себя самым невообразимым образом. У Чу не просто встал колом — в следующее мгновение он почувствовал, как буквально проваливается в кроличью нору, а его разум отказывается обрабатывать поступающие в него с такой силой и скоростью сигналы. Вэйюй, снова впившись в его шею долгим поцелуем и окутывая жаром своего тела, начал медленно вбиваться долгими, доводящими до безумия толчками. Его тело двигалось по странной траектории, от которой у Чу всякий раз было полное впечатление, словно он вот-вот утонет в бесконечном океане — однако всякий раз руки Вэйюя удерживали его на плаву, обвивая за талию и не давая потерять сознание. Юноша прижимался к нему так тесно, что в какой-то момент можно было подумать, словно они превратились в единое целое. Это было одновременно пошло, грубо, на грани одержимости — но при этом настолько правильно, что с каждым движением Ваньнину казалось, словно он переносится в параллельное измерение, в котором ему хотелось существовать вечно. Мужчина уже давно перестал себя контролировать, из горла его рвались вскрики — а сам он, не будь под ним дивана, уже давно бы потерял опору и рухнул вовсе на пол. — Ваньнин… — Мо Жань вдруг сжал его бедра крепче, ускоряя темп, двигаясь теперь резко. У него кружило голову от одного лишь вида, как балетмейстер абсолютно диким голосом стонет в подушки, как его тело неконтролируемо содрогается с каждым движением, а руки бессильно царапают воздух. Он слышал, как их тела соединяются с хлопающим звуком, и терял голову от осознания, как туго обхватывает его Ваньнин всякий раз, когда он пронзает его. Огонь лизал его внутренности, ревел в его ушах, концентрировался где-то внизу, проходясь яростным потоком по позвоночнику. В какой-то момент терпеть это стало абсолютно невозможно. С хриплым стоном Мо Жань зарылся лицом в волосы Ваньнина, как если бы пытался впитать мужчину в себя, поглотить его, сделать его своим любым возможным способом — а затем излился. Бедра Чу мелко задрожали от пролившегося внутрь жара, а в следующую секунду он и сам кончил прямо себе на ноги и обессиленно обмяк в объятиях своего любовника. Они оба замерли, продолжая сплетаться телами, едва дыша — и чувствуя каждый вздох друг друга во внезапно ставшей невыносимо пронзительной тишине. — Чу Ваньнин… — позвал Мо Жань балетмейстера тихо, чувствуя себя вдруг абсолютно потерянным. Он не был уверен, что произошедшее между ними было приятно мужчине — и оттого не знал, что именно должен говорить. Пересек ли он грань дозволенного когда довел начатое до конца? Должен ли был остановиться?.. — Ммм, — Ваньнин, не поднимая головы, выдохнул в подушку нечто нечленораздельное. Его голос был сиплым и едва слышным, а сам он едва мог разлепить веки. Его тело было до странного тяжелым, как если бы сила земного притяжения внезапно стала воздействовать на него особенно интенсивно. Даже пошевелить губами казалось непосильной задачей. И, все же, в своей голове он продолжал находиться в неком странном парящем состоянии, как если бы в какой-то момент испытал внетелесный опыт и часть его так и осталась где-то за пределами физической оболочки. Он смутно чувствовал, как Мо Жань наконец с осторожностью вышел из его тела — а затем, подхватив на руки, куда-то понес. Чу в этот момент мог позволить юноше что угодно потому что его собственные ощущения были притуплены, а сам он — лишен малейшего желания сопротивляться. Сквозь пелену сонливости он осознал, что они оба находятся в большом джакузи, на которое он обратил внимание еще когда впервые оказался у Мо Жаня в гостях. Едва теплая — почти что комнатной температуры — вода постепенно наполняла емкость, вызывая ощущение, близкое к блаженству. Ваньнин вдруг подумал о том, что Мо Жань, должно быть, не привык к такой прохладе, но все равно находится с ним и продолжает творить нечто невообразимо нежное с его телом и волосами — как если бы ему было мало того, что Чу едва жив после испытанного им сокрушительного удовольствия, и теперь он решил добить мужчину еще и ласками, от которых тот действительно мог умереть. В воздухе витали дразнящие ароматы шампуня и пены для ванн, а легкие прикосновения пальцев Мо Жаня к его волосам повергали Ваньнина в состояние, близкое к нирване. Чу прикрыл глаза, уплывая куда-то еще дальше от окружающего мира. Ему было слишком хорошо чтобы он пытался прорваться сквозь это хрупкое состояние катарсиса. — Ваньнин… — вдруг снова позвал его Мо Жань так тихо, что голос его едва был слышен сквозь плеск воды. — Ты… уснул? Чу предпочел ничего не отвечать потому что едва мог говорить в таком состоянии. Он действительно мог уснуть в любую секунду — а, возможно, и вправду уже грезил, и все происходящее было частью его сна. Однако в следующее мгновение Вэйюй настойчиво зашептал ему в ухо, очевидно, посчитав, что он действительно уснул слишком крепко, чтобы услышать: — Ваньнин… я хочу рассказать тебе кое-что важное, — юноша вздохнул, и его руки вдруг обвили мужчину так сильно, как если бы он опасался, что тот может в следующую секунду исчезнуть. А затем сквозь плеск воды прозвучали всего пять слов, от которых внутри Чу внезапно все оборвалось. Он продолжал неподвижно лежать в объятиях Мо Жаня с плотно закрытыми глазами, но рвотный позыв едва не заставил его скрутиться пополам. — Наньгун Янь — мой отец, Ваньнин, — прошептал Мо Жань тихо ему в шею, мягко поглаживая спину мужчины и продолжая пенить шампунь на его волосах. А затем снова вздохнул, и мягко поцеловал Чу в ставшую вдруг ледяной шею.