Танцующий лепесток хайтана

С прошлого вечера ровным счетом ничего не изменилось, однако впервые Ваньнин осознал, что больше не гость в чужом доме — от этой мысли он чувствовал, как сердце пропускает удар за ударом. Едва переступив порог, он скосил взгляд на им самим же второпях собранные в спортивную сумку вещи, которые планировал отвезти к себе в ближайшее время — да так и не забрал. Что с ними делать теперь? Развесить обратно в шкаф? «Нелепо… как же нелепо...» Он поморщился, думая о том, что сам создал себе еще одну проблему — а затем, сняв обувь, проследовал на кухню, чтобы заварить чай пока Мо Жань отправился в душ. По крайней мере, его кружка все еще была здесь. И на том спасибо. Мысли спутались еще сильнее — вторые сутки он обходился без сна, но при этом не был уверен, где должен лечь. В постели — или все-таки на диване? Даже после всего, что между ними с Вэйюем было, он не знал, правильно ли поступит, заняв чужую кровать. Или… теперь она была их общей? Чу задумчиво осмотрелся по сторонам, отпил глоток чая… и едва не подавился, потому что его взгляд прилип к Мо Жаню, который только что прошлепал босиком к шкафу в одном полотенце, едва прикрывающем его чуть ниже пояса. Вода стекала с его растрепанных влажных волос вниз по налитым мышцами плечам и спине: прозрачные капли скользили сверкающими дорожками к гибкой пояснице, а затем впитывались в пушистую ткань, небрежно обернутую вокруг талии. Ваньнин внезапно понял, что у него пересохло во рту — при этом он только что залпом осушил половину чашки, к тому же больно обжег язык. Впрочем, он едва заметил боль потому что мысли замкнуло на смутных воспоминаниях прошлой ночи, и том, как он прочувствовал силу этого тела в буквальном смысле на себе. Чу вдруг стало так жарко, что он едва мог дышать. Он предпринял запоздалую попытку отвернуться, понимая, что еще секунда — и Мо Жань стянет с себя полотенце прямо на его глазах. Однако в последнее мгновение юноша перехватил его взгляд… и замер на месте, смущенно улыбаясь. — Ваньнин?.. — позвал он. «Твою мать!...» Балетмейстер Чу не был уверен, что способен в принципе выдавить из себя хоть что-то связное. Его голос, казалось, перестал его слушаться. Чтобы избавить себя от необходимости отвечать он резко влил себе в рот весь оставшийся в кружке чай, и тут же громко закашлялся, давясь. Горячая жидкость обожгла горло, а на глазах проступили слезы. — Ваньнин, что случилось? — Мо Жань поспешил к нему на помощь, но Чу, увидев, что юноша все еще не одет, быстро отступил назад. — Все в порядке! — он выставил перед собой обе руки, надеясь, что его жест заставит Вэйюя остановиться. Но юноша, видимо, понял его движение превратно, потому что тут же вцепился в запястья, притягивая к себе и пристально вглядываясь в раскрасневшееся лицо и слезящиеся глаза. — Ты весь горячий… — Мне жарко! — Ваньнин резко вырвался и отскочил в сторону, а затем налил себе полную чашку воды из-под крана и под удивленным взглядом Мо Жаня выпил ее содержимое в три глотка. — Прости, — Мо Жань опустил голову. — Я должен был пропустить тебя в душ первым. Я… пока займусь ужином и перестелю постель, а ты… — он вдруг оборвался на полуслове потому что заметил, что Чу смотрит на него почти не моргая. — Ох, понятно, — беспокойство на лице юноши сменилось улыбкой. Первой мыслью Ваньнина было огрызнуться, однако он заставил себя сдержать этот порыв. Вместо этого он спросил: — И часто ты ходишь по дому в таком виде? — Тебе не нравится? — Мо Жань прищурился. — Или… наоборот? — Я предпочитаю ходить в одежде, — Чу решил притвориться глупым. Однако его обыкновенно бледное лицо полыхало всеми оттенками рассветного неба в январе, выдавая, что всё он, на самом деле, понял. — Ммм, — Мо Жань приподнял брови. — Разделся бы — было б не так жарко… Ваньнин, не произнося больше ни слова, развернулся на пятках и поспешил в ванную комнату, спиной чувствуя взгляд, от которого, казалось, невозможно скрыться даже за плотно закрытой дверью. Впрочем, предварительно убедившись, что Вэйюй не собирается за ним следовать прямо сейчас, он наконец смог сделать глубокий вдох и внимательно взглянуть на собственное отражение в зеркале: покрытое конденсатом стекло отражало растерянного вида мужчину в подернутой горячим паром комнате. То ли из-за того, что разогретый воздух вокруг него плыл, то ли из-за все еще никак не желающей проходить реакции собственного тела, Чу понятия не имел, что ему делать. Разум подсказывал, что сейчас далеко не лучшее время идти на поводу у своих желаний: им с Мо Жанем все еще следовало обсудить ситуацию с Хуайцзуем, к тому же, оба они были изнурены затянувшейся репетицией. Он сам мог с уверенностью сказать, что приблизился к пределу своей выдержки… однако, вероятно, именно по этой причине ему так сложно было подавить в себе неожиданно рассыпавшееся раскаленными углями желание. Ваньнин рассеянно тряхнул головой, зло щурясь на лихорадочный вид собственного лица — а затем решительно стянул с себя одежду и дрожащей рукой выкрутил душ до минимальной температуры. Ему действительно следовало в первую очередь остудиться — иначе он никак не сможет находиться с Мо Жанем в одном пространстве всю ночь. Ледяная вода стекала по голове и спине, заставляя ежиться от ощущения пробирающего до костей холода. Чу сцепил зубы, обхватив себя руками в попытке унять неконтролируемый озноб. Никогда еще он не был так зол на самого себя. Сердце колотилось где-то в горле, разгоняя по телу волны обжигающего жара. Перед глазами все еще стояло это чертово бледно-голубое полотенце, едва прикрывающее округлые ягодицы и узкие бедра юноши. От одного такого вида все рациональные мысли одновременно покинули его голову — как будто мало ему было целого дня безуспешных попыток не смотреть в сторону Мо Жаня, или того, что их едва не застали «на горячем» в забытой богами гримерной… Еще несколько секунд в объятиях Вэйюя — и ему было бы все равно, войди туда хоть международная делегация в полном составе. Разве это нормально?.. Он вдруг понял, что на сушилке нет свежих полотенец — но в тот момент, когда он включил душ, ему и в голову не пришло обратить на это внимание. Или… полотенце все-таки там висело? Он не мог вспомнить... Ваньнин выключил воду — и в то же мгновение оказался закутан по самый подбородок в теплую пушистую ткань. Неожиданно оказавшийся за его спиной Вэйюй обхватил его за талию, притягивая ближе, а затем развернул к себе лицом. Чу едва успел выставить перед собой руки, пытаясь отстраниться, однако его все еще влажные замерзшие пальцы уперлись прямо в обнаженную мужскую грудь. Мо Жань все еще разгуливал по дому без одежды!... Мужчина чувствовал, как сумасшедше быстро бьется чужое сердце под его раскрытой ладонью — и этот ритм отдавался в нем самом так яростно, что на мгновение ему пришлось прикрыть глаза, чтобы просто не перестать дышать. — Ваньнин? — Мо Жань склонил к нему голову, пристально вглядываясь в сведенные напряженно брови и плотно поджатые губы. — Ты ведь можешь так замерзнуть... Он бережно коснулся лба Чу ладонью, собираясь поправить влажные сбившиеся пряди, но тут же почувствовал, как Ваньнин резко выдохнул, а затем неожиданно вжался в него, мелко дрожа. При этом каждый миллиметр его кожи медленно розовел: от мочек ушей румянец расползался по тонкой шее и острым линиям плеч подобно разгорающемуся зареву пожара. — …... — Мо Жань на мгновение перестал дышать потому что внезапно до него дошло, почему Чу так быстро сбежал от него под ледяной душ — и, судя по всему, даже студеная вода не смогла ему ничем помочь. Всю дорогу домой он был уверен, что балетмейстер слишком устал, и чудом не уснул еще в машине — так что собирался приготовить быстрый ужин и дать Ваньнину как следует отдохнуть. Совершенно точно в его планы не входило приставать к Чу: несмотря на то, что одного лишь взгляда на него хватало, чтобы разбередить никогда не оставляющее его желание, сегодня Вэйюй собирался просто заботиться о нем. Это значило, что он вполне мог бы обойтись нежными объятиями и возможностью наблюдать за тем, как Ваньнин мирно спит в его постели. В конце концов, с тех самых пор, как Чу съехал от него, в сердце Мо Жаня поселился страх больше никогда не увидеть его спящим. Было нечто откровенно трогательное в том, чтобы смотреть, как Ваньнин в полудреме беззащитно кутается в одеяла, словно пытаясь укрыться от всего мира. За прошлые недели юноша определенно пристрастился наблюдать за своим гостем — и, пока тот видел сны, Мо Жань часто с упоением рассматривал его, подмечая крошечные детали: бледную родинку за ухом, удивительно тонкие вены на запястьях, постоянно выбивающуюся прядь волос, привычку класть голову мимо подушки... Несколько раз он даже был настолько смелым, что позволял себе откинуть одеяло — однако Ваньнин, разумеется, никогда не спал полностью раздетым. Максимум, что юноше довелось тогда увидеть, была небольшая открытая полоска кожи на пояснице — хотя даже этого той ночью ему хватило, чтобы до утра проворочаться на диване, сгорая от желания. Теперь, когда Чу буквально вжимался в него, и их тела разделяло лишь влажное полотенце, стоило ли говорить о том, что Мо Жань едва не обезумел? На какое-то мгновение он был не уверен, что все происходящее реально — а потому застыл, опасаясь, что видение рассеется слишком быстро. Однако сбитое дыхание Чу щекотало его подбородок и шею, а сам он трепетал, словно холодный огонь, способный обратить в пепел любого, кто посмеет по неосторожности прикоснуться. Мо Жань был осторожен. Медленно, давая Чу возможность отстраниться в любую секунду, он склонился к разгоряченному лицу мужчины, а затем нежно потерся губами об плотно сомкнутые губы — и мягко надавил пальцами на челюсть, заставляя приоткрыть рот. Ваньнин разомкнул губы, а затем, задохнувшись, сплелся с Мо Жанем языками. Его руки так и оставались на груди юноши — он не был уверен, куда их деть теперь, поскольку спуститься ниже казалось чем-то слишком постыдным. И все же его пальцы все равно медленно соскальзывали по обнаженной коже, очерчивая проступающие мышцы. — Ваньнин… — Мо Жань неожиданно накрыл его ладонь своей, прижимая к себе ближе — так близко, что Чу на мгновение показалось, словно еще немного и он окажется где-то под кожей. То, как Мо Жань звал его, почему-то заставляло его одновременно и плавиться от желания, и испытывать странную, щемящую сердце тоску — как если бы, даже находясь в объятиях друг друга, они оба продолжали изнывать от желания стать еще ближе. — Я… люблю тебя, — вдруг прошептал Чу куда-то между поцелуями, и тут же сам ужаснулся сказанному, как если бы слова обожгли ему губы. Почему он признался вот так?.. Сколько до этого было возможностей сказать эти чертовы слова — и всякий раз он молчал, чувствуя, что, если произнесет их вслух, произойдет нечто ужасное. Понимая, что между ними всегда будет слишком много препятствий и недосказанного — и, возможно, у них вовсе нет будущего. Однако бесконечная тоска, звеневшая в голосе Мо Жаня, окончательно вышибла из него последние крохи сопротивления. Он чувствовал, что нужен этому юноше прямо сейчас — так сильно, что тот продолжал звать его по имени даже сжимая в объятиях, как будто не осознавал до конца, что он рядом. Это окончательно сломило его. Мо Жань на секунду словно окаменел. Он обхватил ладонями лицо Чу, вглядываясь в него слишком пристально, едва дыша. — Ты… ты… — его губы шевелились, но голосовые связки перехватило. — Я люблю тебя, Мо Жань, — повторил Ваньнин, на одном дыхании встречая полыхающий взгляд, в котором в один миг отразились неверие и надежда. Пальцы Мо Жаня оказались на его шее, а затем впились в плечи с такой силой, что Ваньнин едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Мо Жань прижал его к себе так яростно, будто пытался впечатать его внутрь себя. Неистовый поцелуй поглотил его резкий вдох — а сам Ваньнин почувствовал, как стремительно немеет его голова, а сам он будто становится невесомым и почти бесплотным, но при этом все еще каким-то образом стоит на ногах… Он резко вцепился в Вэйюя, опасаясь, что в любую секунду может упасть. Широкое пушистое полотенце, которое все еще было обернуто вокруг него, сбилось куда-то вниз и оплелось вокруг босых ног. Все еще влажный воздух, казалось, стал густым от жара их тел. — Я тоже люблю тебя, — Мо Жань вдруг подхватил Чу за бедра, отрывая от пола — прикосновение его ладоней отдалось у того мелкой дрожью. В следующее мгновение он уже нес мужчину в комнату. Он сам едва понимал, что делает — знал только, что, если не отнесет Ваньнина в постель, то возьмет его прямо так, у стенки, в душевой. Для второго раза это было слишком. Он даже не был до конца уверен, что Чу действительно этого хочет, ведь прошло менее суток — а потому до последнего сомневался. Но Ваньнин, казалось, вообще об этом не думал — лишь продолжал словно дикий кот впиваться в его плечи, видимо, опасаясь, что Мо Жань его уронит. Осознавать это было забавно, ведь они оба отработали за прошедшие пару месяцев десятки поддержек, и Чу не мог не знать, что Вэйюй беспокоится о его безопасности намного сильнее, чем о собственной. К счастью, постель Мо Жань успел расстелить пока Ваньнин был в душе. В следующую секунду Чу уже лежал на белоснежных сатиновых простынях, полностью раздетый, тяжело дышащий и ужасно смущенный. Казалось, еще мгновение — и он либо сбежит, либо ослепит Мо Жаня. Вэйюй лег рядом с ним, перекатившись набок, решив, что нависая над Ваньнином, напугает того еще сильнее. Он тоже был обнажен — и в комнате было достаточно светло, чтобы Чу мог без труда видеть его состояние. Впрочем, тот упорно закрывал глаза — при этом его собственное тело было не менее возбуждено. — Ваньнин?.. — Мо Жань снова позвал его, проходясь медленным, обжигающим прикосновением по груди и напряженному прессу, однако предусмотрительно не спускаясь ниже. — Свет… — Чу мотнул головой, продолжая держать глаза закрытыми. — Очень яркий... Выключи его. Его лицо выражало крайнюю степень робости, а сам он наверняка попытался бы чем-то прикрыться, если бы Мо Жань вовремя не перехватил второй рукой его оба запястья. Они были такими тонкими, что одной правой юноша мог с легкостью вдавить их в матрас, надежно удерживая вместе. — Но я хочу тебя видеть, — он придвинулся к Чу максимально близко, выжидая, когда тот наконец откроет глаза и взглянет на него. — И хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда я буду любить тебя сегодня. — …... — Ваньнин действительно открыл глаза, и его зрачки, казалось, заполнили собой всю радужку, превращая и без того темный взгляд в две бездонных пропасти. Он явно не ожидал увидеть лицо Мо Жаня так близко, а потому резко выдохнул и непроизвольно дернул руками, но высвободиться так и не смог. И, все же, он смотрел. Мо Жань улыбнулся, и его пальцы все так же мучительно медленно прошлись по ребрам Чу, неспешно покружили ниже, а затем словно вскользь задели напряженный член, который тут же содрогнулся. Ваньнин поджал ноги, неловко ерзая на месте — и беззвучно охнул, снова жмурясь, когда Мо Жань вдруг обхватил его пальцами и неторопливо задвигался вдоль напряженной плоти. Юноша, впрочем, тут же остановился, а его губы мазнули по уху Чу, опаляя тонкую раскрасневшуюся кожу отрывистыми словами: — Снова не смотришь?.. — Мо Жань… — Ваньнин покачал головой, и, казалось, еще сильнее смутился. — Я… я не могу так. — Можешь. Юноша втянул губами его мочку уха, а затем спустился ниже по шее, задевая зубами гортань и кадык, проникая влажным языком в яремную впадину. Ваньнин покрылся мурашками от неожиданного ощущения — а затем снова впился в собственную губу, едва сдерживаясь, потому что рука Мо Жаня продолжила двигаться по его телу, но на этот раз ладони проходились по бедрам и ягодицам, и, хоть движения все еще были изучающими, в них чувствовалось все меньше нежности и все больше огня. В какой-то момент он снова почувствовал, как Мо Жань медленно проникает в него пальцем — и тут же останавливается, будто ждет чего-то. «Черт!... Он всерьез хочет, чтобы…» Ваньнин заставил себя посмотреть — и тут же наткнулся на жадный, испытывающий взгляд, от которого в голове окончательно замкнуло. Он не хотел думать о том, как, должно быть, странно сейчас выглядит, распростертый на постели, задыхающийся — но не мог не увидеть отражение собственного лица в глазах Вэйюя. Палец внутри него тут же резко толкнулся глубже — и Чу беззвучно хватанул ртом воздух, забываясь. Это было странное, немного холодящее чувство, способное одновременно сбить с толку и свести с ума. Он смутно помнил болезненное ощущение прошлой ночи — оно тогда показалось ему почти невыносимым, на грани пытки. Но как он мог думать об этом теперь, в момент, когда Вэйюй буквально пожирал его взглядом, как если бы никаких признаний ему не было достаточно для того, чтобы утолить внутренний голод?.. Мо Жань облизнул губы, а затем, заметив, как на мгновение напрягся Ваньнин, спросил: — Мне продолжать?.. Еще немного, и он был бы слишком разгорячен, чтобы остановиться, его собственное тело все еще помнило прошлую ночь и подчинялось инстинктам — но это не означало, что он не смог бы найти альтернативы для них обоих в случае отрицательного ответа. В этот вечер, однако, ему хотелось показать Ваньнину, насколько тот желанен и чувственен. Хотелось, чтобы мужчина увидел себя его глазами — и понял, какие переживания вызывает в Мо Жане лишь один звук его тихих, срывающихся вздохов. Как действует на Мо Жаня один лишь взгляд его широко распахнутых, полных страсти, глаз. Единственное, в чем Мо Жань был уверен: что бы Ваньнин сейчас ему ни ответил, он больше не позволит ему отворачивать лицо и прятаться. — Мо Жань… — голос Чу едва заметно задрожал, он словно не знал, что именно должен говорить. — Пожалуйста… пожалуйста... Вэйюй впился в его губы яростным, диким поцелуем, проникая языком глубоко в рот, потому что едва держался, чтобы тут же не наброситься. Ваньнин просил его продолжать, и в его голосе звенело тихое отчаяние, словно он мог рассыпаться в пыль если Мо Жань ничего не предпримет. Это было не просто позволение идти дальше — это был белый флаг. Чу был настолько распален происходящим, что теперь стонал прямо в губы юноши. Его бедра беспорядочно дергались, плоть терлась об живот Мо Жаня, а каждый небольшой толчок внутри отзывался все большим томлением, подводя его к точке кипения. Он едва заметил, как Мо Жань оказался сверху, и в какой момент их тела переплелись, а сам он вцепился в обнаженную спину, чувствуя под своими пальцами мелкую дрожь напряженных до предела мышц. Небрежно растрепавшиеся волосы юноши падали ему на лицо, щекоча лоб и шею, а его собственные губы раскраснелись и стали болезненно чувствительными от поцелуев. Мо Жань тоже терся об него — резкими, почти грубыми движениями, при этом зарываясь лицом Чу куда-то в шею, продолжая оставлять на коже россыпи яростных поцелуев. Это было похоже на помешательство, но сходить с ума было слишком хорошо, чтобы предпочесть остаться в здравом уме. В следующее мгновение Мо Жань вылил почти полтюбика оставшейся смазки на себя, и, обхватив Чу под бедра, осторожно подался вперед. Тот снова застонал, и тут же попытался зажать себе рот рукой. Мо Жань остановился, пристально вглядываясь в напряженное, раскрасневшееся лицо. Он снова перехватил запястье Ваньнина, убирая искусанную ладонь в сторону, а затем склонился к лицу мужчины. — Я жду, — его пальцы обхватили ладонь Чу, поглаживая. Ваньнин мотнул головой, понимая, что просто не может заставить себя снова открыть глаза в такой момент. Сам факт того, что Мо Жань был так близко, что видел его таким, и при этом уже наполовину вошел в него… все это заставляло его терять разум. Как мог он найти в себе силы открыть глаза?.. Вдруг он ощутил странное, легкое прикосновение губ к своим векам… и тут же понял, что Вэйюй целует его лицо, причем делает это так ласково, что еще миг — и его сердце разлетится вдребезги на тысячи осколков. — Ваньнин, прошу… — его дыхание касалось губ мужчины горячим потоком воздуха. — Посмотри на меня. Ну же... Чу все еще ощущал себя немного странно, и даже дико, однако невозможно было противиться этим уговорам. Он резко выдохнул… а затем в одночасье понял, что видит на лице Вэйюя лишенную всякой пошлости, обнаженную нежность — чувство это было настолько честным, что все внутри него разом перевернулось. Пальцы Чу наконец переплелись с пальцами Мо Жаня, и он утонул в полном любви взгляде, готовый захлебнуться в этом темном океане даже насмерть — лишь бы никогда больше не оказываться на поверхности.