Танцующий лепесток хайтана

…Белый гостиничный потолок кружился перед глазами, вызывая лёгкую дурноту и ощущение нереальности происходящего, в то время как свет, пробивающийся из-за лишь наполовину задёрнутых штор, вызывал слезотечение. Чу Ваньнин некоторое время неподвижно лежал в постели, пытаясь понять, не приснилось ли ему всё случившееся, потому что номер казался знакомым — вернее, балетмейстер не мог толком вспомнить, ночевал ли именно в этой кровати, но… похоже, он оказался в том же отеле, где изначально планировал остановиться. Тут же на ум пришло странное совпадение: кто-то ведь забронировал его номер практически в тот же момент, когда его собственная бронь слетела. Был ли этим человеком Мо Жань?.. Чу Ваньнин сглотнул, надеясь избавиться от горьковатого привкуса на языке — и едва не задохнулся от боли. Потянулся рукой к горлу — и замер, потому что перед глазами пронеслось, как накануне Вэйюй сдавил его гортань с такой силой, что в какой-то момент стало казаться, что это конец. Что произошло потом?.. Чу Ваньнин снова осмотрелся по сторонам — однако парня нигде не было. В спальне царила почти стерильная тишина, нарушаемая лишь приглушённым шелестом дождя по подоконнику. Поверх белоснежного одеяла лежало что-то полупрозрачное. Чу нахмурился, и сел в постели, разглядывая аккуратно разложенное белое нижнее ханьфу, расшитое традиционными серебром и золотом. Он недоуменно проморгался, вглядываясь в ткань, и даже в какой-то момент протянул руку, пытаясь понять, не кажется ли ему — но в следующий миг одернул её в сторону, стремительно бледнея. Ткань оказалась шелком — притом настолько тонким, что он просвечивал. “Что всё это значит?..” Чу встал с постели, старательно избегая даже смотреть в сторону отвратительной вещи. Оперся об стену, терпеливо ожидая, пока головокружение сойдёт на нет. Размял ноющую спину, и, отдышавшись, направился к двери. Ручка не поддалась ни с первого раза, ни со второго. Закрыто. Чу Ваньнин навалился на дверь плечом, пытаясь разболтать защелкнутый замок — но и эта манипуляция ни к чему не привела. Его закрыли в спальне гостиничного номера словно какого-нибудь ребёнка, или домашнее животное! Понимание, что ему так просто не выбраться, вызвало новую волну злости. Чу развернулся, и на этот раз направился к балконной двери. Та тоже оказалась заперта — впрочем, если бы балетмейстеру даже удалось выйти, он понятия не имел, что делал бы дальше, потому что с его страхом высоты как-либо спуститься на нижний этаж, или хотя бы перебраться на соседний балкон казалось чем-то совершенно невозможным. Он тяжело вздохнул, пытаясь осознать происходящее. Совершенно ясно, что его закрыл в спальне гостиничного номера Мо Жань — но зачем он это сделал? И, что важней — где он сам?.. Несколько минут бесплодных поисков мобильного телефона и хоть каких-то личных вещей так ни к чему и не привели. Чу выдохся, и, раздумывая над тем, сколько ещё ему придётся просидеть в этом злосчастном отеле, устало опустился на кровать. По сути, ему было совершенно нечем заняться — разве что лечь спать, или принять душ. Последнее не представлялось таким уж хорошим вариантом, если учесть, что Вэйюй мог прийти в любой момент, но хотя бы могло помочь освежить голову и убить время. Чу отправился в ванную комнату — и, обнаружив защелку на двери, плотно закрыл её. Так его хотя бы не застанут врасплох. После долгого ледяного душа насухо вытерся оставленными на сушилке свежими полотенцами, и, надев уже ношенную накануне одежду, вышел. Мо Жань уже ждал его. Он сидел на краю незаправленной постели, и рядом с ним на полу стоял широкий латунный поднос, где громоздились пиалы с едой, термос и несколько чашек. Чу Ваньнин прищурился, задерживаясь взглядом на странном наряде Мо Жаня: тот был облачен в длинное чёрное ханьфу из такого же полупрозрачного шелка, что и белое, лежавшее на кровати. Вышивки изображали диковинных мифических существ. Наряд, который должен был создавать атмосферу традиционности, выглядел… совершенно непристойно. Вызывающе. Смуглая кожа проглядывала из-под полураспахнутого ворота, изящные узловатые пальцы медленно перебирали витой шелковый шнур пояса, играя с длинными кисточками. У Чу Ваньнина пересохло во рту. Он понятия не имел, что всё это значит, но оказался не в состоянии отвести глаз от совершенно порочного зрелища. Сотни вопросов потерялись в растерянной тишине. — Ты… ты… — он снова сглотнул, и боль в горле напомнила ему, почему пялиться на Мо Вэйюя в таком виде — ужасная идея. — Ты закрыл меня в номере. Мо Жань приподнял брови, мягкие губы растянулись в усмешке. Однако он так ничего на это и не ответил. — Это несмешно, — Ваньнин покачал головой, видя, что Мо Жань продолжает улыбаться. — Это что ещё такое? Ролевые игры? Он уткнулся негодующим взглядом в белое ханьфу. — Это твой костюм... — …… — Чу Ваньнин раскрыл рот, чтобы что-то ответить, и тут же закрыл, понимая, что огрызаться бессмысленно. Он просто не собирается это надевать. Никогда. — ...для постановки. Если до этого Чу Ваньнин думал, что Мо Жань не в себе, теперь у него не осталось в этом в принципе сомнений. — Ты сейчас серьёзно?.. — Я хочу, чтобы ты танцевал для меня. Чу Ваньнин на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Если бы речь шла о сексе, он, вероятно, понял бы смысл происходящего. Но это... Мо Жань говорил всерьёз. Он действительно думал, что балетмейстер будет танцевать — после того, как его приложили головой и душили?.. — Ты выдворил меня из гостиницы, и затем преследовал до самого кафе… усыпил… запер в спальне… Мо Жань, ты себя сейчас слышишь?.. Чего ты хочешь? — Чтобы ты танцевал, — парень вскинул бровь. — И я не люблю повторяться. Чу Ваньнин сжал кулаки. Он сверлил Вэйюя тяжёлым взглядом, но тот оставался непоколебим. Так длилось несколько минут, и Чу постепенно начинал осознавать, что происходящее совсем не похоже на затянувшуюся неудачную шутку, или игру. — Мне долго ждать? — тихо поинтересовался Вэйюй, и в его голосе было нечто такое, от чего по спине Ваньнина прошел ледяной озноб. — Что, если я откажусь?.. — балетмейстер вдруг понял, что прямо за его спиной дверь в ванную комнату, и он может закрыться в ней, если что-то пойдёт не так. “Это ведь Мо Жань… он не причинит мне вреда… о чём я вообще думаю?.. — спохватился он тут же, понимая, насколько глупо испытывать страх перед человеком, с которым жил бок о бок целый год. — Я должен с ним поговорить. Возможно, у него всё-таки жар, и он бредит…” Мо Жань, кажется, заметил, что Чу Ваньнин косится на дверь, и неожиданно рассмеялся: — Так сложно уважить этого достопочтенного? — …… — Чу Ваньнин застыл, перебирая в голове варианты ответа. Во-первых, он не совсем понимал, с чего вдруг Мо Жань принялся называть себя “достопочтенным”. Во-вторых, не было похоже, чтобы парень шутил — в его смехе вообще не было ни капли юмора, это был неприятный прохладный смешок, в котором сквозила невысказанная угроза. И, всё же, он снова напомнил себе, что перед ним Мо Жань, и им обоим давно следовало объясниться. Ему самому не в чем оправдываться, однако у него немало вопросов к парню. В конце концов, как тот узнал, куда отправился Чу? Зачем приехал именно сейчас — и почему всё это время держался в стороне? К тому же, то видео не давало балетмейстеру покоя. — Мо Жань, это ведь ты выложил то видео, — решил начать не самый приятный разговор Чу Ваньнин. — Ты понимаешь, что натворил? Я уже не смогу вернуться в труппу... — А зачем тебе возвращаться? — Вэйюй продолжал поигрывать с кистью на поясе, тонкие нити просыпались шелковым водопадом сквозь изящные пальцы. — Ты останешься со мной, этого достаточно. Ваньнин схлестнулся с парнем взглядами. Он не выдержал и шагнул вперёд, сжимая кулаки с такой силой, что в какой-то момент под бледной кожей проступили вены. — Ты… снова ушёл из балета!.. В нём кипел такой гнев, что на мгновение он попросту забылся. Ни холодное выражение лица Вэйюя, ни его странное поведение не могли его уже остановить. Мо Жань!... Он решил перечеркнуть одним махом всё, чего добился за год! Чего они добились вместе!.. Бледная ладонь взметнулась в воздухе и опустилась на щеку Вэйюя. Ваньнин дышал так часто, что, казалось, еще немного — и у него начнётся приступ. Кровь стучала в висках, заглушая всё вокруг. Он почти ничего не различал перед собой кроме вдруг ставшего недобрым лица Мо Жаня. — Ты ушёл от этого достопочтенного. Почему меня должно волновать, что важно для тебя, если тебя не волную я?.. Ваньнин сжал челюсти, пытаясь выровнять дыхание. То, что говорил Мо Жань, не имело никакого смысла. Он медленно покачал головой: — У тебя было всё. Ты стал премьером, и получил роль, о которой другие мечтают всю жизнь, за год. Что ты наделал?.. Вэйюй даже глаз не опустил — так и продолжал смотреть на балетмейстера с абсолютно ледяным выражением. Ему не было стыдно, и он не видел ничего зазорного в том, чтобы в который раз всё бросить — это было очевидно. На его левой щеке распускался словно лепестки лотоса алый след от пощёчины, но он даже не обратил внимания ни на боль, ни на что-либо ещё, словно этого удара вовсе не было. — Надевай костюм, — тихо проговорил он. Чу Ваньнин уставился на него во все глаза. — Это всё, что ты можешь мне сказать?.. — Да, — Мо Жань усмехнулся, заметив, как Чу вскинул подбородок. — Или ты наденешь его сам, или я тебе помогу. Балетмейстер подавил тихий истерический смешок — однако тут же осёкся, потому что горло всё ещё болело, напоминая о том, как Вэйюй душил его. Он не мог понять, шутит ли парень над ним, или действительно всерьёз предлагает ему надеть эти вульгарные тряпки?.. Что, если он не станет этого делать?.. Чу покачал головой, пытаясь избавиться даже от тени мысли о том, чтобы действительно переодеться. Он не станет всерьёз воспринимать угрозы Мо Жаня — тот никогда не навредит ему. Это ведь не в его характере. Что до того, что произошло в океанариуме… атмосфера в номере почему-то становилась всё более тревожной, и с каждой секундой приходило осознание, что происходящее ненормально. — Мне повторить ещё раз?.. — Мо Вэйюй отбросил наконец поясной шнурок и впился в лицо Чу жёстким взглядом. — Я непонятно выразился? — Я не стану этого делать, — Ваньнин скрестил руки на груди, и примерно в то же мгновение Вэйюй вдруг вцепился в его запястье и рванул на себя. Чу от неожиданности не успел сгруппироваться и налетел прямо на парня, едва сумев выставить перед собой свободную руку чтобы предотвратить падение. Его пальцы натолкнулись на грудь Мо Жаня, и он поразился, как быстро колотится сердце под его ладонью — словно тот только что пробежал кросс. Жар кожи обжигал сквозь тонкий чёрный шёлк. — Мо Жань… — Чу попытался отстраниться, но Вэйюй снова потянул его на себя, и на этот раз свободной рукой принялся расстёгивать его спортивную кофту. Змейка с тихим треском разъехалась. Ваньнин после душа не успел пододеть футболку, о чём теперь неистово сожалел, потому что его мгновенно начало знобить там, где прохладный воздух теперь беспрепятственно соприкасался с кожей. Действительно ли Мо Жань собирался его раздевать?.. Чу безуспешно попытался вывернуть запястье чтобы высвободить хотя бы одну руку — вторую он не мог убрать с груди Вэйюя, потому что в противном случае бы потерял равновесие. Мо Жань же даже не думал ослаблять хватку — при этом теперь переключился на пояс джинсов. — Стой!.. — Чу едва не задохнулся, когда длинные пальцы уверенно расстегнули верхнюю пуговицу. — Мо Жань, это ведь глупо, ты сам понимаешь… — он оборвался потому что парень уже взялся стягивать джинсы с его бёдер, и ощущение было далеко не самым нежным, грубая ткань не хотела опускаться вниз и тянула за собой нижнее бельё.. — Я… сам!.. Мо Жань наконец остановился, и, казалось, начал обращать внимание на то, что ему говорит балетмейстер. — Я сам, — повторил Чу Ваньнин, и уверенно кивнул в сторону белого полупрозрачного ханьфу. — Если тебе так хочется, я надену его. — Не наденешь, — расплылся в знающей усмешке Вэйюй. — Ты думаешь, что я отпущу тебя в ванную переодеться. Этого не будет. В следующую секунду он вывернул руку Ваньнина под углом, и мужчина вскрикнул, впечатываясь лицом и грудью в постель. Мо Жань, воспользовавшись его секундной дезориентацией, оседлал поясницу, и в один момент полностью стащил с него кофту, а затем перехватил левую руку, и продел узкую ладонь в шёлковый рукав. У Чу Ваньнина после падения всё ещё немного кружилась голова — видимо, давали о себе знать последствия хлороформа. Он предпочёл не сопротивляться, потому что Мо Вэйюй действительно переодевал его. Прикосновения были максимально мягкими и нейтральными, в них не было никакого сексуального подтекста или агрессии. Если бы не определённая часть анатомии Вэйюя, напряжённо упирающаяся куда-то в область поясницы Чу, балетмейстер бы подумал, что тот и вовсе не заинтересован. “Это какое-то безумие…” Когда обе его руки оказались продеты в рукава, Мо Жань снова принялся стаскивать с Чу джинсы, притом проделывал это уже намного аккуратней, проводя ладонями по бёдрам вслед за спускающейся тканью. Там, где его пальцы касались оголившейся кожи, Ваньнин ощущал нарастающее тепло, от которого невозможно было укрыться. В какой-то момент Вэйюй спустился к его лодыжкам и на секунду сжал их — а затем послышался тихий щелчок и позвякивание. Чу Ваньнин попытался дёрнуться, но не смог, потому что Мо Жань крепко перехватил его ступни: — Расслабься. Это всего лишь небольшие браслеты. Балетмейстер застыл, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Он… добровольно позволил себя раздеть, и теперь мало того, что на нём было лишь полупрозрачное одеяние, которое и ханьфу-то назвать язык не поворачивался — теперь Мо Жань ещё и нацепил на него побрякушки!.. За весь год, что он провёл с Вэйюем, с ним никогда не случалось ничего настолько отвратительного. Он даже решить для себя не мог, чего ему хотелось сильнее: провалиться сквозь землю от стыда, или просто сразу умереть, чтобы этот позор наконец закончился. Между тем, Мо Жань теперь уже склонялся над его спиной, оставив наконец в покое его ноги — и Чу смутно ощущал что-то прохладное на своей талии. В какой-то момент его бёдра потянули вверх — и ещё одна золотая цепочка теперь тихо защёлкнулась на его поясе. “Клац”. Она оказалась связанной с браслетами на ногах. Чу резко перекатился, пытаясь отползти в дальнюю часть кровати, не давая Мо Жаню завершить начатое — но браслеты неожиданно впились в тонкие щиколотки, и он снова упал, задыхаясь, проезжая коленями по гладким простыням. Мо Жань рывком перевернул его на спину, и в два счёта застегнул ещё два браслета на его запястьях, а затем, склонившись к шее, погладил кадык пальцами и нахмурился. — Прости. Чу Ваньнин уставился на Вэйюя испепеляющим взглядом. Он был настолько зол, что у него разом пропали все слова. Буквально задыхался от гнева. Его лицо полыхало. — Я причинил тебе боль, — Мо Жань снова прошёлся по шее, и вздохнул. Послышался финальный щелчок — и на этот раз Ваньнин оторопело осознал, что Вэйюй застегнул что-то теперь уже у него на горле. Мужчина, забыв обо всём, поднёс руку, морщась от мягкого позвякивания бубенцов — и на ощупь понял, что это тонкий металлический ошейник. Мо Жань продолжал наблюдать за ним и его реакцией, как если бы ему было интересно, что балетмейстер будет делать дальше. Он даже немного отстранился — впрочем, по правде, скорее, был вынужден это сделать, чтобы наконец завязать полностью ханьфу. Чу, в свою очередь, молчал. Внутренний ужас мешался с непониманием и стыдом. В голове не укладывалось, зачем Мо Жань всё это делает: ему, правда, не хватает острых ощущений?.. Или он считал, что это всё уместно в их отношениях?.. — Готово, — Вэйюй завязал последний узелок на поясе и поднялся с постели. — Тебе идёт. Чу Ваньнин прожёг его злым взглядом, всё ещё не понимая, как должен реагировать на происходящее. Он тоже попытался подняться — и на этот раз беспрепятственно сел на кровати, мельком проходясь по скреплённым цепочками между собой браслетам и поясу. Тонкие золотые нити свободно тянулись от его шеи к запястьям, ниспадали по груди к поясу, опускались по спине, повторяя изгибы позвоночника. Кое-где на них поблёскивали крошечные золотые бубенчики, украшенные камушками.Выглядело всё это дорого — словно изысканное ювелирное украшение, изготовленное на заказ. Что там Мо Жань говорил о его костюме? Для постановки?.. Любопытно, какой. — Ты привыкнешь, — Вэйюй улыбнулся. — На самом деле, я долго выбирал их. И… я принёс твою заколку. Он кивнул головой в сторону прикроватной тумбочки, на которой лежала та самая вычурная золотая заколка в форме цветущей ветви, инкрустированная алыми камнями. Чу Ваньнин должен был признать, что все украшения действительно сочетались между собой — и с его нарядом. Но… зачем? Мо Жань холодно усмехнулся: — Тебе не нравится? Чу Ваньнин поджал губы, не понимая, какой ответ от него хотят услышать. “Нет, ты что, мне всё нравится — особенно то, что в таком виде я, скорее, застрелюсь, чем выйду туда, где меня могут увидеть… Не беспокойся, смело оставляй номер открытым..." — так? — Ты говорил, что хочешь, чтобы я станцевал для тебя, — выдавил он из себя вместо язвительной тирады. — Именно, — Мо Жань кивнул. — Что именно? Вэйюй внимательно осмотрел Чу Ваньнина с ног до головы, и этот взгляд можно было расценить как любопытный — как если бы он был заранее уверен, что его ответ может взбесить балетмейстера. — Я хотел бы увидеть тебя в партии Никии. Чу Ваньнин не позволил себе ничем выдать состояние внутреннего шока. Он помолчал несколько секунд прежде чем ответить, потому что ему стало действительно не по себе. Медленно выдохнул, проходясь взглядом по браслетам на руках, тщательно взвешивая в голове каждое слово. — Ты ради этого на самом деле приехал? Мо Вэйюй изумлённо уставился на Чу, и, казалось, потерялся с ответом. — Я станцую, — балетмейстер кивнул, но затем снова поднял глаза на Мо Жаня. — Но тебе придётся вернуться к своей роли. Поверить не могу, что ради этого ты проделал весь этот путь. Это… — “Вздор”? — подсказал Мо Жань. — Именно. Я думал, ты бросил балет. Посчитал… — Я оставил труппу, — оборвал его Мо Вэйюй, разрушая все иллюзии на то, что между ними возникло недопонимание. Чу Ваньнин старался сидеть неподвижно, чтобы не зазвенеть колокольчиками — если бы не это, он бы уже, вероятно, вытряс из Мо Жаня душу. Единственным, что его останавливало, был невероятно глупый наряд, от одного вида которого на себе у него ползли мурашки по спине… да и то, что Мо Вэйюй был физически сильнее, и, если прежде это никак не сказывалось на их отношениях, теперь парень, похоже, не испытывал особых угрызений совести, применяя силу — всё это тоже не внушало уверенности. — Тогда… зачем? — спросил Ваньнин хмуро. — Я этого хочу. Мо Жань откинулся на подушки, как если бы вот этим “я хочу” всё и объяснил. Чу Ваньнин вздохнул. Он положительно не понимал, зачем всё это: попытка поиздеваться напоследок, перед тем, как в очередной раз закрыть дверь и оставить классический танец?.. Или всё обстоит ещё хуже, и Вэйюй хочет унизить его за что-то — вероятно, свой провал после того, как сам же выложил то видео?.. Ему мало того, что Чу Ваньнин ушёл — или он злится, что тот его оставил, и не смог выручить, когда всё полетело к чертям?.. — Какую сцену ты хотел бы, чтобы я импровизировал? — поинтересовался он сухо. Решил не спорить: в конце концов, они оба находятся за закрытыми дверями гостиничного номера, свидетелей у происходящего нет. И на том спасибо. — Ты же понимаешь, что я не танцую женские партии, и это глупо, пошло, и совершенно бессмысленно… — Ваньнин, — оборвал его Мо Жань, — если ты не начнёшь прямо сейчас, я тебя заставлю, и тебе это не понравится. Чу моргнул, пытаясь понять, как именно кого-либо можно заставить танцевать, если человек не хочет этого делать, но так и не пришёл ни к какому ответу. Впрочем, он не собирался прояснять этот момент, потому что всё давно уже для себя решил. Мо Жань хотел посмотреть его импровизацию?.. Что же, он и сам давно не танцевал, его тело определённо тосковало по свободе движений. Ему было совсем несложно что-нибудь придумать на ходу, совместив с классической хореографией Петипа. Вэйюй так и не ответил на его вопрос, какую сцену он хотел — а потому балетмейстер справедливо рассудил, что выбор за ним. Ему всегда нравился танец теней: летучий, ломкий и меланхоличный. Он любил эту сцену, хоть никогда сам и не представлял себя в солирующей роли: он был бы совершенно негодным Солором, брамином, или раджой, и уж тем более не ассоциировал себя с полной жизни Никией, или коварной Гамзатти. Зато представить себя тенью мира мёртвых, призрачной иллюзией, безусловно, мог. Поднявшись с постели, он бросил на Вэйюя очередной негодующий взгляд — и принялся разогреваться прямо в цепочках и браслетах. Те мягко позвякивали при малейшем движении, однако звук этот раздражал и вызывал стыд лишь первые несколько минут — вскоре Чу вообще перестал обращать на них внимание. Никакие полупрозрачные одеяния и прочие гадкие вещи не могли поколебать его уверенность в том, что он не позволит себя унизить подобным образом. Он исполнял разные роли, и совершенно точно не ударит лицом в грязь теперь. Если Мо Вэйюй решил, что станцевать эту партию ему не по силам, или решил посмеяться… что же, парня ожидает сюрприз. — Мне нужна музыка, — тихо проговорил он, когда почувствовал, что готов. — Из третьего акта. Вступление, танец Никии, или сцена с шарфом. На твоё усмотрение. Мо Вэйюй приподнял уголки губ в улыбке: — Сцена с шарфом подойдёт, — он приподнял пальцами одной руки длинное шёлковое полотно из такой же безупречно-белой ткани, что и наряд Чу Ваньнина. Всё это время шарф лежал вместе с костюмом. Чу поджал губы, думая о том, что сцена, выбранная Мо Вэйюем, вообще-то, дуэт. Когда он говорил о музыкальной композиции, имел в виду в первую очередь сопровождение, а не сам танец. Длинный гладкий шёлк, стоило Вэйюю всколыхнуть его, невесомо воспарил в воздухе — и Чу ничего не оставалось, кроме как перехватить его, механически обвивая вокруг запястья. Он не знал, как именно собирается исполнять композицию, потому что пространство гостиничного номера очень сильно ограничивало в возможностях, да и отсутствие нормальной в меру скользящей обуви явно играло не на руку. Зато тонкие золотые цепочки мешались и раздражали. Чу замер, вслушиваясь в мягкое скрипичное соло, открывающее сцену, мысленно выстраивая цепочку из па-де-ша и парящих аттитюдов, чередующихся с полутурами и турами на полупальцах. Танцевать без обуви оказалось не так уж сложно, как он мог предположить — к тому же, длинный полупрозрачный шёлк струился до самого пола, скрывая часть движений, отчего временами казалось, будто фигура мужчины действительно неподвластна гравитации. В то же время, мягкие арабески вздымали плавными волнами льющуюся ткань, и размеренная мелодия соединялась с его телом в целое: тонкие руки то рисовали в воздухе полный круг, и ткань шарфа будто оживший призрак парила над головой — то описывали восьмерки, заставляя прозрачное полотно змеиться и ластиться к изгибам талии, медленно ниспадая вниз, отчасти скрывая силуэт. Колокольчики мелодично звенели на браслетах, с каждым завершённым движением ставя крошечный акцент — и Чу Ваньнин этим беззастенчиво пользовался: ему необходимо было лишь выполнить ещё одно пор-де-бра — и вот его запястье снова отдавалось эхом мелодии, увлекая с каждым шагом его в бесплотный призрачный танец. Голова всё ещё слегка кружилась, а потому балетмейстер прикрыл глаза — неизменная привычка отсекать от себя окружающий мир оказалась как нельзя кстати. В какой-то момент ему удалось отпустить себя, и наконец ощутить всю лёгкость движений, перетекающих друг в друга словно нескончаемый поток. Он даже не сразу осознал, когда край полупрозрачного шарфа обвился вокруг его пояса плотнее, чем следовало — и снова выполнил полный тур, позволяя ткани описать вокруг себя ещё одно кольцо. Неожиданно его лицо соприкоснулось с обжигающе горячими ладонями. Чу инстинктивно отклонился назад, в попытке отстраниться — но ткань шарфа не дала ему сделать это достаточно проворно и глубоко. Балетмейстер распахнул глаза, и понял, что Мо Жань удерживает свободный край шарфа, в то время как его вторая рука протянута к его щеке и осторожно поглаживает высокую скулу. Вэйюй улыбнулся, заметив, что Ваньнин на него смотрит. — Это было прекрасно. Всего три слова, произнесённые шёпотом, обожгли мужчину нестерпимым жаром. В какой-то момент Ваньнин забылся и просто танцевал — так, словно был один в этом номере, будто не было Мо Жаня, который неотрывно следил за каждым его движением. Словно ему ничто не угрожало, откажись он танцевать вовсе. Внезапно ему захотелось забыть обо всём и прижаться щекой к ладони Вэйюя. Он был разгорячён движениями, его тело пело свою мелодию, и жаждало разделить эту песнь. Это было странное помутнение рассудка, длившееся всего долю секунды — но и его было достаточно, чтобы Ваньнин, едва подавшись вперёд, тут же содрогнулся от пронзительного перезвона колокольчиков, которые напомнили ему, почему всё это — невозможно. Неправильно. Гадко. Унизительно. Он уставился на руку Мо Жаня так, словно та была ядовитой змеёй. — Я станцевал для тебя. Что ещё тебе нужно?.. — процедил он, щуря тёмные от внезапной злости глаза.