Танцующий лепесток хайтана

...Сколько бы Мо Жань не пытался привести Чу в сознание, всё было напрасно. Мужчина его не слышал, его тело казалось пустой оболочкой. Слишком лёгкое. Редкие едва слышные удары сердца так сложно улавливались, что иногда казалось, будто балетмейстер мёртв. Липкий холодный страх был подобен быстро действующему яду. Мо Вэйюя начало трясти, словно в лихорадке. Тёмные глаза покраснели. — Ваньнин… Очнись… очнись ради этого достопочтенного… прошу… Он продолжал истерически сжимать прохладную ладонь в надежде, что мужчина наконец придёт в сознание — однако уже стало ясно, что этого не произойдёт. Это был не обморок. Мо Жань не припоминал, чтобы балетмейстер когда-либо терял сознание — даже в самых скверных обстоятельствах тот оставался при памяти. Почему же теперь, после всего нескольких минут танца, отключился, и даже острый спиртовой запах не привёл его в сознание?.. В таких обстоятельствах следовало вызвать врача. «Он тебя покинет. Сообщит в полицию о том, что ты удерживаешь его против воли в этом отеле…» Мо Вэйюй застыл. Сцепил зубы, пытаясь прогнать навязчивую мысль. Даже если он сядет в тюрьму на этот раз, ему плевать. Чу Ваньнин нуждался во враче — что могло быть важнее этого?.. «Ты его потеряешь…» Казалось, эта единственная мысль зудит в его голове, не давая дышать. Между тем, оператор «неотложки» уже ответил на звонок, и нетерпеливо требовал сообщить данные. Мо Жань как умел описал ситуацию, умалчивая о том, каким образом Чу Ваньнин оказался с ним вдвоём. Он вдруг осознал, что понятия не имеет, есть ли у балетмейстера аллергия на медицинские препараты, или пищевые продукты, принимает ли тот на постоянной основе какие-либо лекарства. Он не знал, когда тот в последний раз вообще ел или пил. Всё, что он мог сообщить, было «у него хроническая астма» — но... то, что происходило сейчас, выглядело совсем не как астматический приступ. Мо Вэйюю было, с чем сравнить. Чем больше вопросов задавал оператор, тем сильнее парня трясло — а, когда тот наконец завершил вызов, предварительно сообщив, что время ожидания — около пятнадцати минут… Мо Жань рухнул на пол, сжимая Ваньнина в объятиях так, словно тот мог в любой момент раствориться в воздухе. Исчезнуть. — Пожалуйста… очнись… — он перестал понимать, что бормочет. Его телефон был отключен уже пару дней, и уведомления о сообщениях и пропущенных звонках продолжали сыпаться. То чёртово видео… наверняка, труппа обо всём знает. Вероятно, хотят сообщить, что я больше не выступаю, и партию мою отдали Наньгун Сы, потому что я не появлялся на репетициях одним богам ведомо, сколько… Парень со злостью уставился на свой смартфон. Ему было плевать на роль, на свой статус — но думать о том, что Чу Ваньнин и без того разочарован в нём… а, когда придёт в себя, и получит доступ к сети и звонкам, ему расскажут, что Мо Жань попросту сбежал из постановки, саботировав её… всё это вызывало новый приступ желчи. Он надеялся удерживать мужчину рядом всеми способами, забрал у него личные вещи, включая мобильный… Чу Ваньнин и так был зол, думая, что Мо Жань ушёл из балета. Однако он не знал того, как именно Мо Жань ушёл. Насколько это будет неприятно для мужчины: знать, что все считают, будто они вместе, и при этом Мо Жань всё равно поступил с постановкой вот так. Вэйюй продолжал удерживать ладонь Ваньнина в своей, терпеливо ожидая врачей. Ему больше ничего не оставалось — только ждать помощи. На самом деле, в мире было так мало вещей, которые были бы хуже ожидания в полной неизвестности… Только бы он очнулся… пусть будет в ярости, разочарован, или изобьет меня, отправит меня за решётку, потому что я ужасен… мне уже всё равно. Парень провёл ладонью по тёмным выбившимся из пучка прядям, и вдруг понял, что балетмейстер надел его заколку с цветущей ветвью. Осознание этого факта походило на удар под дых: внезапно горло сковало, и Вэйюй понял, что ему впервые так отчаянно страшно. Он впился в бледное лицо Чу полуслепым от слёз взглядом, осознавая: это он довёл мужчину до такого состояния. Чу Ваньнин сейчас лежит у него на руках, словно тряпичная кукла, податливый и такой покорный… однако лучше бы он сопротивлялся, исходил ядом, или сломал Вэйюю пару рёбер… Боги свидетели, Вэйюй этого заслужил... — …Как давно он потерял сознание? — оборвал его размышления кто-то из неотложной помощи. Парень поднял красные от слёз глаза на невысокого роста молодую девушку, которая уже какое-то время была здесь. Он не помнил, ни как перенёс Чу в номер, переодев в свободную футболку и треники, ни как впустил врачей. Едва осознавал, что делает. — Я… я не знаю. Он действительно этого не знал. Как быстро он позвонил в скорую? Сразу же?.. Может быть, прошло около получаса… но за окном было светло, а, когда они с Чу Ваньнином танцевали, стояла глухая ночь. Он даже не удосужился засечь время. Он идиот. Молоденькая врач бросила на парня красноречивый взгляд. Похоже, она была полностью согласна с его самооценкой. — Так… кем вы друг другу приходитесь? — поинтересовалась она после непродолжительного неловкого молчания. Она уже измерила Чу давление, и взяла пробу крови на сахар. Вероятно, проделала ещё какие-то манипуляции… Вэйюй этого не помнил. Он продолжал сжимать ладонь Ваньнина в своей так крепко, как только мог. Словно от этого зависела его жизнь. Он уставился на неё немигающим взглядом, понятия не имея, что на это ответить. — Вы… член семьи? Он продолжал молча смотреть перед собой. Его колотило от ужаса, потому что он понимал, что за этим последует: Чу Ваньнина заберут в больницу. Он не имеет права ехать с ним вместе. Они с Чу друг другу никто — а, когда мужчина придёт в сознание, откроется, что Мо Вэйюй с ним делал. Его больше не оправдать состоянием аффекта или потерей памяти… быть может, он всё ещё не помнит деталей, но он сознательно запер балетмейстера Чу в гостинице. И он преследовал мужчину. Чу Ваньнин будет прав, если отправит его своими показаниями за решетку. Пусть. Главное — пусть очнётся. — Что с ним? — спросил он тихо, зная, что врач наверняка о нём далеко не самого лестного мнения. — Состояние похоже на гипогликемическую кому. Обыкновенно наблюдается у пациентов, страдающих диабетом, но может развиться и в случае физических нагрузок и постоянного недостатка питания. Вы сказали, что не знаете, когда он в последний раз ел?.. Мо Жань больше не мог этого слышать. В голове вдруг стало совершенно пусто. Каждое слово врача ранило точно в цель. Он не позаботился о том, чтобы Чу поел, с тех пор как встретил его в том придорожном кафе. Упустил это из виду. И… он заставил мужчину танцевать в таком состоянии. Сколько Ваньнин уже не ел? Питался ли вообще хоть сколько-нибудь регулярно с тех пор, как ушел в отпуск, и Мо Жаня не было рядом, чтобы о нём позаботиться?.. «Я не малое дитя, у меня есть руки — я могу приготовить, если захочу есть!» — злился Ваньнин, когда Мо Жань приносил ему салаты из свежих овощей и тофу на репетиции. По правде, Чу Ваньнин мог только злиться — что до его «могу приготовить», обычно речь шла о жидкой каше быстрого приготовления. Он ничего не жарил и не варил, когда жил один, и Вэйюй задавался вопросом, чем тот питался всё это время. Впрочем, однажды он сделал специально для Мо Жаня вонтоны в остром соусе — однако сам к ним не притронулся, и только наблюдал за тем, как парень их ест. Блюдо получилось и впрямь удивительно вкусным, аккуратно слепленные края теста выглядели едва ли не ювелирно выполненными. Сам бульон был как раз таким, как Мо Вэйюй любил… но он бы съел всё до последней капли, будь это даже резиновой подошвой. Всё дело было в том, что балетмейстер Чу готовил тогда специально для него, потратив практически весь свой выходной — всё это было невообразимо приятно, учитывая, что обычно мужчина находил, чем себя занять, и считал готовку пустой тратой времени. Выходит, он совсем ничего не ел... Мо Жань вдруг вспомнил, что именно ему рассказывал Хуайцзуй. «...Он перестал ходить на работу, появляться на репетициях. Поначалу я считал, что он заболел — однако он не отвечал на звонки и сообщения. Просто исчез отовсюду. Когда я пришел к нему домой, обнаружил, что он уже несколько дней ничего не ест и просто продолжает неподвижно лежать в постели... словно живой труп. Он пил снотворное всякий раз когда просыпался, чтобы снова заснуть — и в конечном итоге настолько ослаб, что не мог больше самостоятельно подняться…» Чу Ваньнин уже однажды исчезал — и закончилось это тем, что мужчина попал в больницу с сильнейшим истощением. Бл*ть… Вэйюй вцепился в ледяные пальцы Чу так, что те хрустнули. Его разбирало зло. — Чу Ваньнин… почему?.. Врач вздохнула, наблюдая всю эту сцену со стороны. — Думаю, вы сможете это выяснить чуть позже, уже в больнице. Оставьте свои контактные данные, и я сообщу вам, когда ваш парень будет готов к визитам. Скорее всего, нам придётся положить его под капельницы. — Я хотел бы отправиться вместе с ним, — Вэйюй полез в карман и, порывшись, извлёк несколько хрустящих банкнот. — Я не стану путаться под ногами, или мешаться. Он… мне дорог. — Это лишнее. — Я дам больше… — Я не возьму ваши деньги. Садитесь в такси и отправляйтесь в местный госпиталь прямо сейчас. Скорее всего, вашего друга определят на второй этаж для более обширного обследования. Вы ему никто, так что вас не пустят к нему в палату, пока он не придёт в себя, а это случится примерно через четверть часа — я ввела глюкозу, и ему должно стать легче. — …… — Вэйюй уставился на девушку, разинув рот. — Я не стану повторять дважды. С нами вы не поедете. Вызывайте такси, — прошипела она и, стянув стетоскоп, подала знак только что объявившемуся в дверях медбрату. — У мужчины предположительно гипогликемическая кома, однако нужно более обширное обследование. В себя он не приходит после введения глюкозы. Госпитализируем. Мо Жаню пришлось выпустить ладонь балетмейстера из своей. Он видел, как Чу уносят на носилках в машину «скорой», и ощущал себя совершенно разбитым. Ваньнин, почему... …Он действительно вызвал такси и отправился в госпиталь, однако в регистратуре Ваньнина ещё не оформили. Пришлось ждать в общем холле, ютясь на холодной металлической скамье. Впервые Мо Вэйюй почувствовал, что стоит начало декабря, и приморский климат далеко не так мягок, как ему, вероятно, казалось совсем недавно. Чу Ваньнин… в одной футболке… Парень закрыл лицо руками, понимая, что это, на самом деле, меньшая из проблем. Как он мог проглядеть, что балетмейстер Чу банально занимался саморазрушением? Вероятно, потому он так странно вёл себя в последние дни — ему было безразлично, что с ним случится. Он считал себя проигравшей стороной, и, вероятно, думал, что ему нечего терять. Как давно всё это продолжалось?.. — Мо Вэйюй, — Мо Жань не сразу заметил, что к нему подошёл молодой человек в униформе врача. — Пройдёмте. У меня есть к вам несколько вопросов — дежурный врач «скорой» утверждает, что вы были с Чу Ваньнином, и именно вы вызвали неотложку. Мо Жань отрывисто кивнул. Он опасался задавать какие-либо вопросы, и просто молча поднялся на ноги и прошёл в ординаторскую. Врач плотно закрыл за собой дверь, отрезая пути к отступлению. Теперь они с Вэйюем оказались лицом к лицу. — Я сообщил в полицию о происшествии, — начал врач, — так что будет лучше, если вы останетесь здесь и никуда не будете отлучаться. Для безопасности мне придётся закрыть вас… — Да, я понимаю, — кивнул Мо Вэйюй, и молодой мужчина неожиданно хмуро уставился на него. Было видно, что он отчего-то невероятно зол, но спокойный ответ Мо Жаня его сбил с толку. — Хорошо. — Чу Ваньнин… он пришёл в себя? — наконец нашёл Вэйюй в себе силы спросить. — Около десяти минут назад, — врач развернулся, собираясь уйти. — Он… говорил обо мне? Мужчина в униформе развернулся, вглядываясь в лицо Мо Жаня так пристально, словно пытался понять, насколько сильно парень тронулся умом. — К вашему счастью, нет. Затем он молча покинул ординаторскую. Вэйюй уставился непроницаемым взглядом на стерильно-белую дверь. Если Чу Ваньнин ничего не говорил о нём, то с какой стати врачам вызывать полицию?.. Он попытался вспомнить, что именно говорил девушке со «скорой». Она, казалось, не была настроена к нему враждебно — так… что же случилось? К несчастью, голова отчаянно раскалывалась всякий раз, когда он пытался вспомнить хоть что-нибудь такое, что могло бы свидетельствовать о том, что Чу Ваньнин находился с ним не по своей воле: если тот молчал, то ситуация становилась ещё более запутанной. Впрочем, один лишь факт, что балетмейстер очнулся, внушал определённую степень оптимизма. Мо Жань был готов во всём чистосердечно сознаться. Будь, что будет. Единственное, чего он хотел бы сейчас совершенно искренне — снова увидеться с Чу. Неважно, в последний ли раз... просто увидеть, что тот будет в порядке.