Танцующий лепесток хайтана

Мо Жань был не из тех, кто ценит комфорт превыше всего. Когда он только начинал делать карьеру, ему приходилось жить в полевых условиях, ночевать прямо на месте съемок, питаясь лапшой быстрого приготовления. Бывало, он участвовал в двух-трёх проектах сразу, так что требовалось переезжать из локации в локацию — а узнавал он об этом за несколько часов до отправления. Быстрые сборы и бессонные ночи в дороге были ему хорошо знакомы. И, всё же, когда Чу Ваньнин заявил, что собирается добираться до предполагаемого последнего места жительства семьи Жун Цзю автостопом, он едва нашёл в себе силы, чтобы не сорваться на мат. Балетмейстер Чу явно не знал, что такое автостоп, и совершенно точно не имел представления обо всех опасностях, подстерегающих в пути. Как бы там ни было, Вэйюй уговорил мужчину арендовать авто и задержаться в городе ещё на полдня — этим временем он воспользовался, чтобы приобрести всё необходимое для совместной поездки длиной в несколько дней. Никакого автостопа. Мо Жань был за рулём — и намеревался проследить, чтобы им обоим в дороге было хоть немного комфортно. Если это вообще возможно в их ситуации. В голове всё ещё с трудом укладывалось, зачем Ваньнин решил разыскать Жун Цзю — с чего вообще мужчина взял, что сможет это сделать, если адвокаты Вэйюя бросили попытки выйти на связь с парнем ещё пару лет назад, когда разразился скандал? Даже у них ничего не вышло — едва ли теперь сделать это будет проще. Впрочем, невыполнимость задачи составляла лишь полбеды; намного более странным было объяснение Чу Ваньнина такому решению: “Я хочу, чтобы ты доверял себе так, как доверяю тебе я — это меньшее, что я могу для тебя сделать.” Создавалось впечатление, будто балетмейстеру Чу Мо Жань далеко не безразличен — но… как мог Вэйюй осмелиться даже думать в этом направлении, когда мужчина ясно дал ему понять, что не любит его, как ему бы того хотелось? Как мог Вэйюй надеяться на что-либо после всего, что между ними произошло? Его и без того удивило, когда Чу Ваньнин выгородил его перед детективами — одним богам известно, чего стоило мужчине заявить во всеуслышание, что они вместе. Так долго он стремился скрыть эти отношения, а теперь вот так просто заговорил о них публично. Вероятно, внутри погибал от позора. В этом была лишь вина Мо Вэйюя. Ничья больше. В какой момент его желание защищать Чу Ваньнина, максимально оградив от любых кривотолков и косых взглядов, любить его, заботиться о нём — обернулось против них обоих, и Чу теперь приходилось такой ценой расплачиваться за то, в чём виноват был только Мо Жань?.. Это он украл телефон и выложил то дурацкое видео. Он усыпил Чу, и запер в гостинице. Он заставлял балетмейстера танцевать в полуистощённом состоянии. Он… он… всё время ОН. Вэйюй помнил каждую постыдную деталь — память была к нему немилосердна — и ему становилось дурно, стоило лишь представить, что в этот момент мог чувствовать Ваньнин. Опасался ли он за свою жизнь — или испытывал безразличие к судьбе, позволяя Мо Жаню творить с собой немыслимое?.. О чём он в этот момент думал? Что желал показать или доказать своими поступками?.. Мо Жань не знал. Он не понимал Чу Ваньнина — и почему тот вёл себя так странно: не сопротивлялся, не пытался сбежать. Хуже того — Вэйюй перестал понимать самого себя, потому что в те дни его рассудок словно помутился, однако впервые за всё время он помнил свои поступки до мелочей — и в то же время не знал, каким образом всё дошло до такого. Если до этого ему казалось, что он никогда не причинит вреда Чу, теперь само основание его убеждений пошатнулось. Стоило только вспомнить, как балетмейстер впал в кому от истощения, и как Мо Жань обращался с ним до этого… страшно представить, до чего могло дойти, если бы Ваньнина не забрали в госпиталь. Когда наваждение внезапно рассеялось, Мо Вэйюй оказался морально уничтожен. Ужас сотворённого смешался с потрясением, что Чу Ваньнин после всего случившегося по-прежнему пытался его покрывать. “Верный учитель готов на всё, лишь бы выгородить непутёвого психопата-ученика, — засела горькая мысль. — Мы оба пойдём на дно, если это не прекратится. Я тяну его в пропасть.” Он приходил в госпиталь каждый день, интересовался состоянием Чу Ваньнина у врачей, но избегал заходить в палату, потому что не знал, как посмотрит Чу в глаза, что скажет ему, если тот спросит его о чем-то. Как сможет вообще заговорить с ним теперь? Было слишком стыдно понимать, что он не просто подвёл человека, которого так сильно любит — но и буквально пытался его принудить любить в ответ, в то время как всё, чего желал Чу Ваньнин, сводилось к успеху Мо Жаня как танцовщика. Изо дня в день, пока Чу лежал в больнице, Вэйюй приходил к двери, за которой, как ему известно, находилась палата балетмейстера, и думал о том, чем тот занят. Стоял, прислонившись к стене, и считал, сколько часов прошло с тех пор, как они виделись в последний раз. Вспоминал те самые слова, что разбили ему сердце: “Я люблю тебя.” Раньше Мо Жань был бы безумно счастлив услышать их — но теперь они казались ему горькой насмешкой. Отравленной правдой, в которой было слишком много уродства. В том не было вины Чу Ваньнина — балетмейстер действительно всё время стремился помочь Вэйюю, чем мог. И по-своему любил его. Возможно, пойми парень раньше суть этой любви, он сумел бы остановиться. Но прошлого не вернуть. Оставалось только смириться с этой мыслью, и жить со знанием, что Чу действительно дал ему так много, и, похоже, ни в чём не винил — проблема была только в самом Вэйюе и его чувствах. Чу Ваньнин не обязан был любить его в ответ. На самом деле, именно Мо Жань был обязан Чу практически всем — неужели он не сможет дать балетмейстеру то малое, чего тот по-настоящему хотел бы?.. Даже если это будет значить, что он должен отпустить Ваньнина и вернуться в постановку. Вэйюй вздохнул, на секунду прикрыв глаза. Он и подумать не мог, что Чу Ваньнин, выписавшись из госпиталя, первым делом решит не обратиться в полицию, или уехать куда глаза глядят, лишь бы не видеть своего неадекватного ученика — а соберется на поиски Жун Цзю, человека, который был личной проблемой парня, его тайным кошмаром, но при этом не имел к самому Ваньнину никакого отношения. Кроме того, Чу Ваньнин согласился отправиться на поиски вместе с Вэйюем… Неужели совсем не боялся, что тот снова сойдёт с ума?.. “Я хочу, чтобы ты доверял себе…” — откликнулось где-то в памяти снова и пронеслось холодной рябью по поверхности сознания. Вэйюй перевёл взгляд на пристёгнутого на соседнем сидении Чу Ваньнина, который скроллил новостную ленту в WeChat. Они выехали из отеля примерно в обед, и с тех пор прошло около трёх часов. За это время мужчина не проронил ни слова, всё его внимание было поглощено телефоном. Мо Жань, в свою очередь, был бы и рад завязать беседу, но всякий раз думал, о том, что любая тема будет походить на пустую попытку отвлечь внимание от того, что действительно важно. Что, если Чу начнёт спрашивать о Жун Цзю в подробностях? Или, того хуже — попытается выяснить, зачем вообще Мо Жань решил тогда воспользоваться его услугами? — Может, включим музыку? — неожиданно прервал его поток хаотичных размышлений Чу Ваньнин. Вэйюй снова рискнул бросить осторожный взгляд в сторону балетмейстера. Было непохоже, чтобы тот шутил. — Музыку?.. — повторил он, пытаясь понять, правильно ли всё расслышал. Чу Ваньнин, выходит, не собирался его ни о чём спрашивать?.. — Сейчас так тихо, что, кажется, я слышу, как скрипят твои извилины, — Ваньнин пожал плечами. — Если не хочешь говорить, не нужно, но избавь меня от этого траурного молчания. — Я понял. Мо Жань практически не глядя включил первый попавшийся плэйлист — неожиданно это оказалась подборка музыки из “Баядерки”. Грустные скрипки и мягкие переливы арф больше подошли бы райским пейзажам, вот только внутри творился чёртов армагеддон. Ко всему прочему, это была та самая мелодия, под которую Чу Ваньнин танцевал для него впервые. — …… — Чу поджал губы, старательно отводя взгляд куда-то в сторону клонящегося к западу солнца. Его уши подозрительно порозовели, и это были не закатные отблески. — Я переключу. Прости. Вэйюй собирался сменить плэйлист, но Ваньнин вдруг остановил его: — Прошу, оставь. Теперь тёплый румянец затронул уже и его щеки. Мо Жань кивнул и вернулся к созерцанию дороги, изо всех сил стараясь отвлечься от воспоминаний о том, как легко парил в руках мужчины полупрозрачный белоснежный шарф. Казалось, в его ушах всё ещё звенели золотые колокольчики, воссоздавая в воображении кружащийся в турах гибкий силуэт, ловкие движения тонких запястий и изящные щиколотки, украшенные золотыми браслетами. Чу Ваньнин танцевал тогда лишь для него, но эта импровизация превосходила танец, который весь прошлый месяц так усердно репетировала Е Ванси. “Не смей даже думать об этом. Он танцевал лишь потому что…” — Мо Жань внезапно поморщился, понимая, что у него начинает болеть голова. Он в самом деле понятия не имел, зачем Чу Ваньнин согласился танцевать. Парень снова мельком взглянул на наконец будто бы расслабившегося Чу. Мужчина откинул голову назад, и, прикрыв веки, просто слушал музыку. По чётко очерченному профилю скользили янтарно-золотые отблески последних солнечных лучей. Длинные ресницы едва заметно подрагивали. — Почему ты… — пробормотал Мо Жань тихо, но затем лишь покачал головой, снова впиваясь злым взглядом в дорогу. Он не хотел знать. Достаточно больно было получить вполне честный ответ тогда, в госпитале. Иногда Вэйюй хотел бы отмотать время назад и заткнуть себе рот, чтобы никогда не знать правды. Он сам виноват. Он задал Чу Ваньнину этот чёртов вопрос — и получил на него ответ. “Да, Мо Жань, я люблю тебя, как учитель ученика.” Парень вцепился пальцами в руль, чувствуя, как жжет в груди. Казалось, этот ответ будет вплавлен в самые кости до конца его дней. Чу Ваньнин, бледный, едва пришедший в себя, лежащий среди капельниц, и тихо просящий Мо Жаня уйти. Зачем бы Чу Ваньнин не танцевал тогда, он считал это правильным, и относился к Мо Жаню, как к ученику. Парню следовало запомнить это накрепко, и больше никогда не задавать таких бестолковых вопросов. Не унижать ни себя, ни Чу Ваньнина излишними объяснениями, потому что между ними всё теперь стало наконец предельно ясно. Он и так доставил Чу так много проблем — и продолжал создавать новые, а балетмейстер Чу был слишком мягкосердечен, готов был приходить на помощь ему всякий раз, когда того требовала ситуация. Выгораживать Вэйюя. Спасать его репутацию — и его самого. А ведь это Мо Жань должен был заботиться о Чу Ваньнине. Собирался делать это, несмотря на чувства балетмейстера по отношению к нему — всего год назад. Что пошло не так? Куда девалось его уважение? Его благие намерения?.. Как Мо Вэйюй мог доверять себе, если не сумел защитить единственного дорогого ему человека от самого себя?.. — Я делал это, потому что мне это нравится, — тихо проговорил Чу Ваньнин. Музыка как раз на мгновение стихла. — Невозможно заставить танцевать того, кто этого не хочет. Если тебе нужно обвинить кого-нибудь в том, что я слёг с истощением, обвиняй меня. Выходит, он услышал вопрос?.. Парень снова покосился на Чу — и понял, что мужчина уже некоторое время наблюдает за ним. Сердце беспорядочно заколотилось где-то в груди, так что пришлось приложить усилия чтобы вернуть концентрацию на дороге. Ладони вдруг стали отвратительно липкими. Казалось, Вэйюй мог чувствовать жжение на своей щеке — ровно в той точке, куда упирался взглядом Ваньнин. Хуже всего было то, что он попросту не знал, что ответить. Никогда бы не подумал, что ему станет так неловко от одного лишь взгляда. Он едва был в состоянии дышать. “Почему ты не попытался сбежать, или хотя бы остановить меня?” — хотелось ему спросить, но он боялся, что воздуха не хватит в лёгких чтобы задать этот вопрос. Вместо этого он плавно вдавил педаль тормоза, паркуясь у пустой обочины. Вокруг уже стало темно, и лишь в отсветах фар кружилась мелкая взвесь не то снега, не то замёрзшего тумана. — Что ты делаешь?.. — встрепенулся Чу Ваньнин. Мо Жань остановил машину, и, раскрыв бардачок, принялся в нём рыться. Потребовалось всего несколько секунд чтобы он извлёк на свет хорошо знакомый Чу травмат. Лицо Ваньнина сделалось непроницаемым, и, казалось, утратило все краски. — Что это?.. — Вот, возьми. Если когда-нибудь ты по моей вине снова окажешься в опасной ситуации, воспользуйся им, — Вэйюй протянул оружие балетмейстеру. — К тому же, он и так твой. Ты его оставил у себя дома. — Ты всерьёз считаешь, что я захочу тебя однажды застрелить? — Ваньнин замер, и лишь кончик брови слегка дёрнулся, выдавая негодование. — Ты... ты, что, был в моём доме? — Был, — Мо Жань опустил голову. — Когда ты уехал, я поначалу ждал твоего возвращения, но, когда ты сменил номер… — он замолчал, понимая, что не должен рассказывать Чу о том, как несколько суток караулил его, надеясь, что мужчина всё-таки вернётся. Примерно в тот период у него снова участились провалы в памяти — однако он знал, что в одну из ночей вломился к Чу в пустой дом. Тогда же он и подобрал пистолет, который балетмейстер оставил без присмотра. — Возьми, — Мо Жань продолжал протягивать Чу оружие. Он уже знал, что это не огнестрел, однако на близком расстоянии травмат мог нанести не меньшие повреждения. Ваньнин в свою очередь даже не пытался его взять, и лишь смотрел на Мо Жаня чуть расширившимися от эмоций зрачками, которые в полумраке теперь попросту сливались с практически чёрной радужкой. — Мне это не нужно. — Ваньнин, — Вэйюй вздохнул, — просто возьми его. Так мне будет спокойнее. Чу хмуро покачал головой, а затем всё-таки взял оружие, и, повертев в руках, хмыкнул: — Ты зарядил его. Мо Жань на это лишь улыбнулся. Балетмейстер Чу всегда немного ревностно относился к своим вещам, и терпеть не мог, когда к ним прикасались посторонние люди. Вероятно, пистолет он тоже воспринимал как нечто очень личное. Вэйюй кивнул, трогаясь с места. Если даже у него снова сорвёт крышу, по крайней мере, Ваньнин сможет себя защитить. “Если того захочет, — тут же встрепенулся внутренний голос. — Разве не помнишь, как он едва не сломал тебе руку год назад, когда ты всего лишь собирался поцеловать его? А теперь он просто игнорирует опасность…” Парень снова бросил на Ваньнина быстрый взгляд — и понял, что мужчина не прекращал наблюдать за ним. — Мо Жань, — после недолгой паузы окликнул Чу парня. — Ммм? — Ничего. Думаю, пистолет мне пригодится, спасибо, — балетмейстер аккуратно отложил его снова в бардачок, поставив на предохранитель. — Неизвестно, что нас ещё ждёт впереди. Вэйюй кивнул, в который раз пытаясь сосредоточиться на дороге. Снегопад становился всё более густым, и в какой-то момент ему пришлось включить дворники. В салоне снова стало совсем тихо. — Ты знал, что Жун Цзю — один из тех ребят, кого удалось спасти из Жуфэн? — внезапно спросил его Ваньнин. — Нет… — Мо Жань нахмурился. — Откуда тебе это известно? — Неважно. Парня на секунду охватило дурное предчувствие. Такая информация находилась в закрытом доступе, а, значит, Чу пришлось либо сотрудничать с полицией, либо выйти на контакт с кем-то из Жуфэн. Он сам впервые слышал о том, чтобы Жун Цзю был как-либо связан с картелем — но, если всё так, что это значило для него и Чу Ваньнина?.. К тому же, едва ли полиция стала бы делиться с балетмейстером такими сведениями. Оставались люди из Жуфэн… те самые, против которых Чу в своё время свидетельствовал в суде. На какие уступки мужчина пошёл ради этих данных? Что он им пообещал?.. — Смотри на дорогу, а не на меня, — хмуро посоветовал ему Чу. — Информация, которую я сообщил тебе, достоверна. Подумай, почему кому-то из Жуфэн могло быть выгодно тебя подставить. Ты не общался с отцом — и рос без него. На момент происшествия с Жун Цзю ты уже знал о Наньгун Яне?.. — Да. Мо Жань неосознанно впился пальцами в руль. Он понимал, что всё это не имело ни малейшего смысла: Наньгун Янь на тот момент находился в тюрьме, сам парень никогда не воспринимал мужчину как отца. Была ли зацепка, найденная Чу Ваньнином, случайностью? Простым совпадением?.. — Ты знал о нём, но вы не общались? — уточнил Ваньнин. — Да. — Когда всё это произошло, ты обратился за помощью в Жуфэн, так?.. Мо Жань вздохнул. — Думаешь, они сами всё это подстроили? Это исключено, Ваньнин. — Почему?.. — балетмейстер удивлённо моргнул, когда Мо Жань свернул c междугородней трассы. — Потому что мои отношения с отцом весьма прохладные, однако это не значит, что они плохие, — тщательно подбирая слова процедил парень. Он понимал, что, вероятно, сам себе копает могилу, признавая, что Наньгун Янь играл в его судьбе какую-то роль, но иначе Чу попросту не отказался бы от этой теории. — Я не осуждаю тебя, — Чу Ваньнин покачал головой, но лицо его при этом потеряло всякое выражение. Очевидно, он пытался скрыть чувства за безэмоциональностью. “Черта с два ты меня не осуждаешь…” Вэйюй вполне мог представить, о чём мог сейчас думать балетмейстер: Жуфэн в своё время разрушили жизнь стольким людям, и дети вроде Чу Ваньнина были для них расходным материалом — к ним относились хуже, чем к животным. Их использовали, и от них избавлялись. Ими торговали, словно товаром. Каким бы ни был Жун Цзю, какие бы ужасные поступки он не совершил, он прошёл через этот ад, а затем пострадал — не исключено, что от рук Вэйюя. Чу Ваньнин не мог не задавать себе вопрос, действительно ли в тот момент Жун Цзю продолжал работать на Жуфэн, или за этим происшествием стояло что-то ещё? Или… кто-то. Вероятно, он снова всерьёз задумался: а что, если Мо Жань действительно виновен? Сам Мо Вэйюй в этом как раз не сомневался. — Ты так и не спросил, что именно произошло с Жун Цзю, — отметил он, стараясь говорить как можно ровнее, зная, что рано или поздно эта тема всё равно возникнет между ними. В этот момент они как раз подъезжали к небольшому отелю на окраине — им следовало где-то остановиться, потому что снегопад усиливался с каждой минутой. В скором времени ехать в таких условиях будет опасно — уже сейчас парень едва разбирал знаки сквозь белую пелену. К тому же, время шло к ночи. — Я читал заключение врача, оказывавшего первую помощь Жун Цзю, — Чу Ваньнин пожал плечами, — помимо сотен журналистских материалов, в которых описаны самые разные версии случившегося. На самом деле, я не уверен, что ты сам знаешь, что тогда произошло, а полицейского рапорта по делу не сохранилось, как и изначальных показаний пострадавшего, так что… заключение врача — единственное, на что можно опираться и делать какие-либо выводы. Кстати, не уверен, что ты сам его видел. Мо Жань затормозил на парковке и, забыв на секунду о том, что собирался говорить, удивлённо уставился на Чу Ваньнина, который, казалось, вещал не о закрытой ото всех информации, а пересказывал прогноз погоды. Балетмейстер вздохнул: — Ты считаешь, я стал бы ехать на поиски этого человека неподготовленным? Тон, которым он задал вопрос, красноречиво говорил Вэйюю, что тот, должно быть, совсем дурак. Впрочем, стоило признать, что Чу Ваньнин, похоже, действительно знал о Жун Цзю куда больше самого Мо Жаня. — Пойдём, спросим, есть ли у них свободные комнаты, — Мо Вэйюй решил сменить тему, ощущая себя крайне неловко. — Пойдём. Они вышли в метель и в обоюдном молчании направились ко входу в гостиницу — на этот раз это был видавший виды придорожный отель. В иных погодных условиях ни Мо Жань, ни Ваньнин не стали бы рассматривать его для ночлега, но ледяной ветер и метущий в лицо снег не оставляли им особого выбора.