Формалин

— Асэми, мать твою, Мурата! Доминант недоделанный! Какого черта я вообще согласился на эту авантюру?! Митсеру копошился в компьютере, пытаясь привести камеры видеонаблюдения в исходное состояние или, хотя бы, установить хоть какую-то связь с парой, но ни одна попытка не увенчался успехом. Все, что делал молодой человек, было таким же бесполезным, как резиновые сапоги в солнечный день. Достаёт сигарету. Сколько он уже не курил? Мало. Ничтожно мало. Любую проблему и неудачу парень заглушал ударом никотина в головной мозг, считая, что подобное успокаивает его и отгоняет боль. Он сладострастно верил в это, убеждал себя в этом, выкуривая в день по три пачки. «Ты вообще все, что можно скурить — скуришь!», – шутя твердила Асэми, будучи еще подростком. Митсеру знал, что это не было шуткой. В одиннадцать лет он научился крутить самокрутки, изготавливать самодельное подобие никотиновой смеси. Сестра ненавидела его за сигареты, а он был очарован её выдержкой. За все то время, что Митсеру курил, девушка не держала ни единой сигареты в зубах. — Ой, братишка, зубы желтые будут! Бе-бе-бе! – передразнил он Асэми, – Зубы-то не желтые, ошиблась. Отгоняя клубы дыма, дабы не сработала пожарная сигнализация, парень вспомнил о подсказке сестры, которую та оставила после своего ухода. Девушка завещала ему найти Ясухиро Хагакуре, который также остался снаружи, ибо попросту опоздал на встречу. Откровенно говоря, программист в гробу видал подобное. Кого-то искать, что-то делать, работать… Парень не был тунеядцем, но и перспектива превращения в «офисного планктона» не была привлекательной. Душа Митсеру была далеко не здесь, она была на рок-концерте в старом гараже, что вот-вот развалиться от сырости и грязи. Однако именно в этом грязном и старом гараже жили воспоминания тех двух лет, что парень провёл без сестры. Воспоминания о старых друзьях, крутых песнях, веселых вечеринках. Все кануло в небытие после инцидента отчаяния. Тряхнул головой. Нет, более нет смысла это вспоминать и ворошить прошлое, память о котором и без того постепенно угасает. — Надо найти этого Хагакуре.

***

— Умная девочка. Хочешь поиграть в мою же игру? Бьякуя крепко держал её за талию одной рукой, второй же убирал непослушную прядь волос, что норовила попасть в глаза Асэми и испортить зрение. Она знала, что происходит. Парень открыто манипулировал ей, не скрывая своих намерений. Главное – цель, во всяком случае сейчас и только для Тогами. — Пытаешься взять меня на крючок? Рокировка. Теперь она держит его в узде. Дорогой галстук намотан на правое запястье, на лице застыла самодовольная ухмылка. О да, Асэми действительно гордилась собой в этот момент. На данном этапе, она была единственной, кто мог найти с Тогами общий язык, уговорить его или даже взять под контроль. Методика кнута и пряника работала безупречно. Она манипулировала им, он качал её на эмоциональных качелях, но такой искры, такой химии и такой любви, как у этой пары, фонд Будущего не видел никогда. Зрачки расширены, пульс учащён настолько сильно, что казалось, будто сама кардиограмма его не зафиксирует. Это и было тем, что можно назвать любовью. Странной, бредовой, ненормальной, но искренней любовью. И даже сейчас, когда она стоит перед ним, держа на крючке, словно легкую добычу, Асэми прекрасно понимает, что, при желании Бьякуи, она может оказаться на его месте. Ей это нравится. — Мое запрещённое действие: не позволить кому-либо трогать мои волосы. — Так просто… Ты не врешь мне? — Хочешь взглянуть лично? — Нет, я тебе верю, просто… Это довольно странно. Монокума мог дать задание и пожёстче. Например: не общаться с Асэми больше пяти минут. Она усмехнулась и отпустила его галстук, направляясь в лабораторию. Парень удивленно последовал за ней, замедляя шаг. С ней определенно что-то не так, однако Бьякуя не мог понять, что именно, хоть раньше и читал возлюбленную, как открытую книгу. Несмотря на саркастичное поведение и внешнее хладнокровие, Асэми не была той, за кого себя выдаёт. Только Тогами знал, как сильно она боится грозы в холодный дождливый день. Только он знал, как она умеет веселиться и превращать мир вокруг себя в некую сказку, делясь этой сказкой с окружающими. И только Тогами знал, как она много думает и как ее это угнетает. Чем сильнее запутано то или иное дело, тем дольше Асэми будет над ним сидеть. В случае неудач, девушка закрывается в себе настолько, что может не разговаривать ни с кем до двух дней. Бьякуя не глуп, он прекрасно понимал, из-за чего это происходило. «Прошу тебя, девочка моя, выкинь все дурные мысли из головы. Ты прекрасна, словно магнолия в мае. Тебе не нужно перетруждать себя», – твердил наследник девушке каждую ночь перед сном, словно молитву. Она ценила каждое такое мгновение, она ценила его так, как никто другой. Неважно, как другие воспринимали их отношения, неважно, как другие воспринимали ту страсть и ту химию, что исходила от них, важно было то, что эту страсть и химию понимают они сами. Бьякуя зашёл в лабораторию вслед за Асэми. Резкий запах хлорки ударил в нос, в связи с чем молодой человек поморщился. Мурата не обратила на это внимания. Девушка открыла ящик и достала необходимую посуду, реактивы и оборудование. Бьякуя молча следил за ее легкими движениями, находя в них некую эстетику, красоту и изящество. Он наслаждался даже тем, как она роняет пробирку, рассыпая оксиды. Он был влюблён. — Как думаешь, Митсеру справиться? Вопрос телепата вернул наследника в реальность. Он деловито поправил очки, однако уверенности в своих словах подобный жест ему не принёс. Пришлось напрягать мозг. С одной стороны, программист не был идиотом, однако с другой… Для Бьякуи он был, несомненно, одним из низших слоев общества, однако он питал искреннее уважение к нему, как к человеку, за спасение остатков ментального здоровья Асэми. — Знаешь, у него выбора нет. Справиться. — Я волнуюсь, – на выдохе произнесла девушка, разводя раствор в пробирке, – А если вдруг он не сможет? — Тогда мы его уволим. Все равно в голове нет ничего, кроме текстов старых песен из своей группы. Тогами явно хотел что-то сказать, однако остановился, при виде спокойного, но такого холодного взгляда возлюбленной в свою сторону. Он прекрасно знал, что значит этот взгляд. Разочарования, боли, обиды. Скажи он что-то ещё — этот взгляд будет преследовать его всю свою жизнь. Отведя взгляд и кивнув головой, Бьякуя четко дал понять, что не собирается более поднимать данную тему. — Ребята, вот вы где! Неожиданно для пары, в комнату забежала разгоряченная Аой, рядом с которой, хвостиком, плёлся Наэги, позевывая и явно витая в облаках. «Не изменился», – на мгновение пронеслось в голове у Тогами. — Что-то случилось? Выглядишь довольно таки уставшей. Я понимаю, что убийственная игра влияет не очень хорошо, но высыпаться она позволяет, – мягко сказала Мурата, подмешивая раствор. — Не поверишь! Я тащила на себе Макото, но об этом позже! Вы не видели Киригири-сан? С тех пор, как мы очнулись, она куда-то ушла… Я беспокоюсь, вдруг с ней что-то случится! Аой беспокойно замотала руками, а Бьякуя и Асэми переглянулись. Пропажа Кёко была не только странной, но и не уместной, если рассматривать это понятие в более узком формате. На данном этапе убийственной игры пропажа, так называемой, жертвы сильно замедляет ход сюжета, развалите игры, и, самое главное, свободу. Однако бросить Кёко было последним, что могли сделать выжившие. — Не переживай, найдём.