Драко Малфой был всегда лучшим во всём. По крайней мере, он к этому стремился. Отец презирал его, если хоть кто-то в чём-то превосходил его. В учёбе это была Грейнджер, в квиддиче — Поттер, и даже сама смерть обошла его во всём, забрав единственный свет, который был в его жизни. Он был слишком слабым для Пожирателя, слишком гордым и надменным, чтобы иметь друзей, слишком чёрствым и замкнутым, чтобы быть обычным нормальным человеком. Он ненавидел свою никчёмную жизнь, своего отца, своё отнятое детство, а на верхушке его собственной пирамиды ненависти находился он сам. Каждый свой день с момента смерти Астории он начинал с ненависти к себе и заканчивал его ещё большей ненавистью, подкреплённой бутылкой огневиски.
Год назад пейзаж за его окном сменился с садов Малфой Мэнора сначала на оживлённые улицы магического Лондона, а после, потерпев поражение перед своими собственными воспоминаниями, Драко был вынужден поселиться в тихом маггловском районе, где бы ничего не напоминало ему о прошлой жизни.
Драко уже полчаса смотрел невидящим взглядом в потолок, покрытый паутинкой мелких трещин, собираясь с силами, чтобы поднять своё тело с постели. Тело было сильнее и сопротивлялось, но мозг генерировал так много мыслей, что не получилось сосредоточиться ни на единой. Он слышал свои собственные потоки размышлений, её голос и крики многолетней давности.
Грейнджер…
Недавняя встреча с бывшей сокурсницей вытащила на поверхность воспоминания, о существовании которых он и не подозревал.
Он ясно помнил, как волновался в первый раз на вокзале Кингс Кросс, как мать трепетно прижимала его к себе и давала наставления на учебный год, как холоден был отец, и как резко забилось его сердце, когда он на какое-то мгновение встретился глазами с девчонкой с копной вьющихся каштановых волос и вздёрнутым носиком.
Он помнил её уверенный взгляд и ободряющую улыбку, как будто она сейчас была перед ним. Он тогда ещё не знал, что Гермиона Грейнджер выскочка и зазнайка, магглорождённая, и что ему ни за что на свете нельзя в неё влюбляться. И те несколько дней, когда он пребывал в этом детском неведении, были самыми счастливыми в его жизни. Он мог втихаря улыбаться ей или взглядом искать копну пышных волос в Большом зале, мог не отводить взгляд, когда она подпрыгивала от нетерпения, кусала губы и тянула руку на уроках.
Он помнил каждую их перебранку, её маленький кулачок, рассекающий воздух и тот удар, которым она отправила его в больничное крыло залечивать сломанный нос.
Он помнил, как сильно она изменилась на четвёртом курсе и каких усилий ему стоило хотя бы разок не подойти к ней и не заговорить по-человечески, как обычный парень с обычной девушкой.
Он помнил, как она была красива в гневе и как сильно он её ненавидел за то, что должен был её ненавидеть.
Он помнил её крики во время пыток в Мэноре, которые ещё долго снились ему в самых кошмарных снах. Те крики, после которых он запрятал все мысли о воспоминания о ней дальше самых далёких глубин своей памяти и не хотел о них вспоминать вплоть до того вечера в баре.
Драко медленно закрыл глаза, заставляя успокоиться взбунтовавшийся мозг и очистить мысли. Его ресницы трепетали, а губы трогала еще заметная улыбка, придавая лицу прежний мальчишеский облик.
Касание босыми ногами холодного пола отрезвляло, но ему нужен был душ.
Малфой встал под ледяные струи воды, чувствуя как все мышцы тела разом напряглись.
«Пора заканчивать с алкоголизмом и снова подружиться со спортом, я, чёрт возьми, становлюсь дряблым стариком, » — подумал мужчина, проводя рукой по идеально ровному худощавому торсу. Драко не мог понять, в какой его мозг начал перестраиваться с режима «выживать» на «жить дальше», если в его голове появились мысли о спорте и трезвости, но эта тенденция ему определённо нравилась. Он много раз пытался заставить себя выйти из комы, которую другие люди почему-то называли жизнью, пойти на пробежку, в тренажёрный зал или провести хоть один вечер без огневиски, но все те попытки оказывались безрезультатными. Драко будто чувствовал блок в своей голове, который с каждым днём всё больше продолжал подталкивать его к краю.
«Почему сейчас? И почему Грейнджер? Каким образом воспоминания о ней, словно бы тёплым маслом окутали внутренности и заставили весь организм с новой силой завести шестерёнки и пробудиться от вечного сна?», — думал он, оборачивая полотенце вокруг бёдер и подходя к зеркалу. Его мозг просто вопил и разрывался на части, норовя сломать своей мощью кости черепа и вырваться на свободу.
Драко призвал к себе из комнаты волшебную палочку, и в тот же миг его губы произнесли несколько заклинаний по улучшению внешнего вида одно за другим. Вот и всё. Теперь он был собой, насколько это могли позволить только лишь внешние изменения. И если бы не глубокие морщины и почти прозрачные мертвецкие глаза, он бы вполне мог сойти за себя прежнего. Драко попытался улыбнуться своему отражению, но вместо этого получился лишь натянутый оскал.
«Ладно, Малфой, всему своё время», — печально произнёс Драко и прошёл в небольшую кухню, обставленную современной маггловской техникой. Одним взмахом палочки он открыл занавески, впуская в небольшое помещение редкие лучи зимнего солнца, которые тут же заплясали тёплыми тенями по светлым стенам кухни и придали его коже более живой вид.
Мужчина налил свежий кофе в гигантскую кружку, единственную, которую он признавал для утреннего пробуждения, и открыл свежую газету, которую его домовой эльф Тинки заботливо оставляла каждое утро в его квартире. Тинки не могла просить хозяина остаться в поместье, где была похоронена вся его прошлая жизнь, поэтому проявляла свою заботу о нём в этом магической островке среди мира магглов, именуемом новой квартирой Малфоя, забивая каждое утро холодильник домашней едой и доставляя прямо в руки хозяину свежую почту.
Прямо с обложки ему тепло улыбалась Министр Магии в своём несменном строгом чёрном платье. Статья пестрила эпитетами в адрес девушки и расхваливала её влияние на магический мир и новые международные сотрудничества.
«Чёртова Грейнджер… Почему ты считаешь, что можешь оккупировать мою голову и продолжать радоваться жизни?», — подумал Малфой, но тут же почувствовал, как где-то в грудине неведомое существо начало скрести когтями прямо по сердцу, — «Нужно с ней ещё раз поговорить. Может дело было вовсе не в ней, и моя жизнь вернётся в своё прежнее никчёмное русло».
Драко взял с гладкого кухонного стола мобильный телефон, который стал отличным дополнением к его новой маггловской жизни, и покрутил его в руках.
«И как я, находясь в здравом уме могу объяснить такое желание поговорить с человеком, с которым никогда раньше не общался? Видимо, производители огневиски забыли указать, что напиток разъедает мозг изнутри и приводит к сумасшествию», — простонал Драко, и, откинув телефон в сторону дивана, взял из стопки бумаг чистый листок и ручку.
«Хм… Привет, Грейнджер! Хочешь выпить…», — он постучал краешком ручки о столешницу и быстро приписал, — «…со мной кофе?»
Драко почувствовал, как уголки его губ бессознательно поползли вверх. Осознание того, что он собирается сделать, холодило все внутренности и одновременно будоражило что-то внутри. Он свернул письмо и, потянувшись к фамильному конверту, в последний момент одёрнул руку и взял обычный белый.
Мгновение спустя Малфой подскочил на месте от настойчивого стука в окно. Поторапливаясь, чтобы соседи не заподозрили неладное в поведении птицы, он открыл окно и впустил сову своей матери в комнату. Отвязав от лапки одно письмо и привязав к ней другое, с указанным на нём адресом Министерства Магии, Драко направил сову именно туда, а сам спешно открыл конверт с фамильной печатью.
«Мой дорогой Драко,
Я не смогла вызвать патронус, поэтому пришлось отправить к тебе сову.
Сегодня ночью скончался твой отец. Пожалуйста, приезжай!
С любовью, мама»
И лишь несколько расплывшихся пятен от слёз в нижней части листа отражали истинную скорбь матери.
