Есть ли польза от слизеринцев

— Ну привет, — раздаётся за спиной невесёлый и чуть запыхавшийся голос, но Гарри не оборачивается, лишь что-то внутри закручивается ещё большей пружиной. Он смотрит вверх — небо над ними давно тёмное, с тяжёлыми густыми тучами, которые словно готовы разразиться грозой в любой момент, что ничуть не уступает состоянию Гарри на данный момент. Он опирается о поручни, слышит шаги за спиной, и резко останавливает их негромкой фразой: — Здесь скользко, не советую. Шаги замирают и Гарри медленно оборачивается, собираясь с духом. Он хотел бы оттянуть этот момент как можно дальше, но в глубине души понимает, что лучше будет поговорить здесь и сейчас. Особенно учитывая, что душевное состояние становилось уже чересчур нестабильным и, возможно, ему требовалось что-то… кто-то… хотя вот зачем? Как следует взгреть его неуёмную натуру? От этой мысли становится чуточку смешно, совсем немного, и он безрадостно хмыкает, потирая висок в некотором замешательстве. Взгреть, как же. Может разве что каким-нибудь Экспульсо, и это, разве что, программа-минимум. С одной стороны, Гермиона была для этого лучшей кандидатурой, а с другой… с другой было слишком много но. Пугающих до дрожи в коленках «но», отчего и делиться чем-либо желания у него, слишком привыкшего к одиночеству, совсем не находилось. Особенно теперь. — Тогда может тебе тоже стоит отойти от перил, — сухо доносится до его ушей и он, наконец, переводит на неё тусклый взгляд, неторопливо перед этим оперевшись спиной о поручни Астрономической башни и сунув руки в карманы. На нём снова эта уже раздражающая её чёрная толстовка с капюшоном, которая словно олицетворяет состояние друга, запершегося в себе, словно в тёмном чулане собственных мыслей. Впрочем, может так и было, пока он жил под лестницей у Дурслей? Эта мысль мгновенно вогнала её в состояние клокочущей и незамутнённой ярости, отчего с трудом сумела успокоить своё бешено дёргавшееся в грудной клетке сердце. Один, запертый в собственной голове и никому до этого нет дела... — А может проще одним неловким шагом всё тут и закончить? — пожимает он плечами небрежно и Гермиона с подозрением щурится, всё ещё ощущая нервно стучащий пульс где-то в районе горла. Она стоит шагах в десяти от него и с трудом сдерживается, чтобы не броситься и силой не оттащить его от края платформы. — В конечном счёте все останутся довольны, тут уж поверь мне. — Не понимаю, что ты такое несёшь, Гарри, — начинает заводиться Гермиона, сдвигая брови на переносице и озабоченно его оглядывая. Неожиданный страх сковывает сердце стальными прутьями, отчего она буквально чувствует себя на американских горках от подобных кульбитов организма. — Решил заделаться самоубийцей? Гарри фыркает, почти весело глядя на неё из-под растрёпанных ветром чёрных волос. Ну не настолько он эгоистичен, чтобы додуматься до такого решения, хоть шальная мысль о том, что проще было бы просто навернуться с башни, порой непроизвольно посещала. Но никогда всерьёз, на самом деле. Пока нет, по крайней мере. — Обещаю, что даже сопротивляться не буду, если решишь мне помочь случайно поскользнуться. У тебя ведь для этого есть довольно важная причина. Но сам? Это вряд ли. Гермиона в ужасе смотрит на него и Гарри чувствует себя до высшей степени неловко. Вероятно думает, что он совсем не в себе, раз несёт подобные вещи, да ещё с таким спокойным видом, словно обсуждает погоду. Он понимает, что подруга никогда не совершит подобного, но в глубине его души скреблись сотни Живоглотов с неподстриженными когтями, сердце ядом разъедало чувство вины невероятной силы, а сам же он уже начинает сомневаться в том, что не сбился с нужной тропки. Хм? С какой именно? Тут Гарри и сам уже мало что понимал, окончательно запутавшись и потерявшись в себе. Кто знал, что сложнее будет именно тогда, когда уже нет такого чёткого предназначения, как было раньше? Они молча смотрят друг на друга тяжёлыми взглядами. Гермиона убирает пушистые пряди с лица, которые настойчиво лезут в лицо от ветра и пытается найти нужные, те самые правильные слова, которые не сделают всё куда невыносимее между ними, чем сейчас. Понимает всем своим существом, что Гарри находится в таких же раздраенных чувствах, как и она сама, хоть дела у него обстоят явно хуже и без произошедшего между ними ранее. Гораздо, гораздо хуже, в этом сомневаться ей никогда не приходилось. Лишь знакомое ощущение беспомощности снова пронзает ледяной стрелой её рёбра насквозь. — Ты винишь себя в том, что было… между нами, верно? — выпаливает она и тут же тушуется, не зная куда деть свои глаза. Замолкает. Замечает краем глаза, как Гарри поджимает губы, задумчиво качается с пятки на носок, отчего у Гермионы сердце ухает куда-то в ноги — он же может неосторожно навернуться, в конце концов! На всякий непредвиденный случай настороженно нащупывает палочку в кармане юбки, чтобы быть наготове. Гермиона осознаёт, что ответа на её вопрос в конечном счёте даже не требуется, она и так знает Гарри. Даже слишком хорошо. Больше, чем он хотел бы в действительности. Больше, чем он, казалось бы, мог вынести, слишком непривыкший, что кто-то настолько настойчиво копается в его мозгах и душе. — Гарри, ты… — начинает она, собравшись с духом, ловит его мрачный взгляд и осекается. — Пожалуйста… отойди от края, пока меня кондратий не хватил. — Ну, вдруг ты решишь передумать, пока мы разговариваем, — бурчит он сдавленно, вытаскивая руки из карманов и скрещивая их на груди, словно в неком защитном жесте. — Пожалуй, пока побуду-таки здесь. Гермиона с шумом вдыхает воздух в лёгкие, продолжая чувствовать, как душа уходит в пятки и там и остаётся беспомощно лежать из-за этого упрямца. Она качает головой, начиная злиться. Разговаривать? Не похоже что-то это на разговор! — Что-то я не заметила, что ты настроен общаться. — Я не знаю… как, — отвечает он честно, и Гермиона в глубине его глаз замечает неуверенность. Как ни странно, именно это помогает ей собраться с духом, отчего она решительно поднимает голову и произносит с нервным вздохом: — Гарри. Нас ведь опоили. Здесь тебе не в чем себя винить. — Что ты говоришь, — недоверчиво отзывается он тут же, нахмурившись и смотрит словно сквозь неё. — Ещё скажи, что это не было похоже на… насилие, — выдавливает он из себя, уставившись в заледеневший пол. — Так ли важно из-за каких причин это вообще произошло? Гермиона открывает рот и снова закрывает. Её поражает, что Гарри отнёсся к произошедшему таким образом. В конце концов, она ведь даже не сопротивлялась. Да ни секунды. Неожиданно на её губах расползается лёгкая усмешка. Ситуация ей всё больше и больше напоминает сюжет, где два друга, напившись на какой-нибудь вечеринке, в конце концов оказываются друг с другом в одной постели. Да, неловко, может даже стыдно, но никакого намёка на насилие, будем честны. Может даже при помощи кого-то третьего это непроизвольно и произошло, но сам факт в виде их близости ничуть не напоминал какое-либо принуждение. Только вот Гарри воспринял произошедшее явно иначе. — Ты хорошо помнишь, что было? — переборов смущение, решила всё-таки уточнить она, с трудом сдерживая улыбку. Но Гарри замечает это и непонимающе смотрит на неё своим уже привычным безрадостным взглядом и отвечает: — Достаточно. Но в основном только то, что в голове был полнейший туман. Я не мог нормально думать, осталось лишь… — он запинается, не зная, как продолжить, вконец стушевавшись, но Гермиона кивает, давая понять, что понимает неоконченную мысль. — И только после… после произошедшего я сообразил добраться до Больничного крыла. Боюсь, на большее меня тогда не хватило. Извини, что так ушёл. — Почему же ты винишь себя? — мягко интересуется она, пытаясь сделать шаг к нему навстречу, но Гарри останавливает её попытку предостерегающим взглядом. Так дело не пойдёт. Гермиона, поёжившись от прохлады ночного ветра, оглядывает наледь поверх досок, тоскливо вздыхает и замирает. Она была готова поклясться, что скользкий пол — лишь причина оставаться как можно дальше от неё, несмотря на такую же скользкую тему, которая и обсуждалась в данный момент и, как ей казалось, требовала полной откровенности. Но полной откровенности от Гарри? Как же. Несмотря на всю свою врождённую честность, он по-прежнему оставался невероятно замкнутым человеком. — Знаешь, я, конечно, мог бы перед тобой просто извиниться, — угрюмо начал он. — Но не в этом случае. Это же не коту случайно на хвост наступить. Да я понятия не имею, что вообще здесь можно сделать, чтобы загладить вину. Даже не уверен, что чувствовал себя когда-либо настолько отвратительно… Поэтому предложение навернуть меня случайно с этой башни остаётся в силе. Гермиона опускает голову, прячась в волосах и внимательно изучая свои ботинки. Ей хочется одновременно и нервно рассмеяться, и сбежать отсюда как можно дальше, никогда больше не поднимая данную тему. Осталась бы в памяти просто как досадный инцидент, о котором стоит забыть, м? Можно было бы просто сказать друг другу «Забудь», на чём и закончить, разбежавшись. Вероятно, Гарри хотел бы услышать именно это. В конце концов, для него ведь это было… отвратительно? От этих слов непроизвольные слёзы появляются на карих глазах, но она усиленно заталкивает их поглубже. Забыть? Если бы её чувства были проще. Да и обычным «Забудь» ощущение вины у Гарри вряд ли испарится. По крайней мере, она могла бы хотя бы её уменьшить, а остальное сейчас не так уж важно, верно? — Ты можешь всё исправить, — сухо всё-таки сообщает она, побеждая подлые слёзы и решительно поднимая голову. Воздушный шарик, наполненный гневом, устал кататься на эмоциональных горках и не выдержал давления. — Только скажи как. — Для начала подходишь сюда и, фестрал тебя задери, всё рассказываешь мне о том, что творилось за последние недели! — вдруг рявкает она, едва не топая ногой и гневно глядя на друга, который застывает не моргая, оторопев от неожиданной вспыльчивости Гермионы. Гарри морщится, но обречённо отлипает от перил. Каждый шаг в её сторону даётся с трудом, едва он всё-таки решает сдвинуться с места; а когда он чуть поскальзывается, и лёд издаёт хруст под ногами, то подняв глаза замечает, как в руках у Гермионы уже сжата палочка, взгляд же полон страха. Он только недоверчиво качает головой, не понимая, почему та не ненавидит его, почему, в конце концов, не огреет каким-нибудь заклинанием, выпустив на него свой праведный гнев. Вместо этого же пытается помочь ему со слизеринцами, прикрывая спину, и следит за тем, чтобы он не слетел с этой проклятой башни. Это почти злит. Лучше бы она перестала о нём уже печься, это же не может вечно так продолжаться! Да и подвергать себя опасности из-за него он ей больше не позволит. По крайней мере, Гарри уже пытался это предотвратить, хоть и вышло погано. Когда он останавливается напротив неё шагах в пяти, снова сунув руки в карманы и ссутулив плечи, то Гермиона вымученно улыбается. Почему-то все заготовленные слова тут же вылетают из головы, и Гарри отчётливо осознаёт, что не сможет произнести ничего из задуманного, поэтому мычит что-то невнятное под нос, ощущая себя полным болваном. — Прохладно тут, — тихо говорит она, нарушив звенящую тишину. — Может поговорим где-нибудь в замке? Хоть отбой и давно уже был. — Используй заклинание, — неохотно ворчит он в ответ, ощущая себя не в своей тарелке под прицелом сурового взгляда подруги. Тут же слышит тяжёлый вздох — Гермиона осталась явно недовольна тем, что Гарри упрямится. — Ладно, — цедит сквозь зубы она, хмурится ещё сильнее. — Можешь рассказывать и так. — Могу ли, — вдруг фыркает Гарри, с насмешкой глядя на неё и она вспыхивает, пойманная врасплох таким неожиданно прямым взглядом. — Не уверен. — Ах да, — Гермиона упирает руки в бока. — Мне придётся делать это за тебя. — Может не пришлось бы, если бы вы с Забини не влезли, — тут же отвечает Гарри, испытывающе глядя её гневное выражение на родном милом лице, которое было таким знакомым, и в то же время неожиданно непривычным, воспринимая его теперь отчего-то совсем иначе. Он вновь чувствует раздражение, которое ведь уже вполне унялось после того, как они разобрались с этой шайкой, но отчего-то вернулось вновь. Ясно осознал, что вопрос произошедшего между ними толком не решился и вряд ли решится разговорами о слизеринцах. Но Гермиона с ним говорила, а не шарахалась в сторону при виде его, и это всё же слегка обнадёживало и выдавало кислород в лёгкие, которого отчаянно не хватало. — И что, тогда бы ты во всём сам разобрался, а? А я бы просто ничего не узнала? — Точно так, — голос Гарри неожиданно отдаёт холодком и Гермиона ёжится уже не от ветра. — Твой Забини меня сдал и развалил весь план. Уверен, без тебя тут дело не обошлось. Она судорожно выдохнула. Может и так. Но справился бы он сразу с тремя в той ситуации? Или там всё-таки был некий план действий… — Забини не мой, — угрюмо отвечает она, ловя косой взгляд друга. — По крайней мере, вот он мне попытался сообщить о том, что слизеринцы что-то замышляют… — В отличие от меня, — добавляет Гарри, заканчивая её мысль и ловит обиженный взгляд напротив. Отчего-то на губах сама собой жаждет появиться идиотская улыбка, но он всё-таки сумел её сдержать. Что за фокусы организма, чему ты улыбаешься? — Да, в отличие от тебя. Несмотря на Обет! — он почти видит, как та пылает от злости, будучи сильно расстроена его недоверием, но старательно сдерживается. — Я ведь тебя столько раз допытывала, пока ты в Больничном крыле находился, мог бы хоть намекнуть что ли! — А с чего ты вообще Забини доверилась, собственно говоря? — Гарри не отвечает на её выпад, только пристально изучает перед собой девичий профиль, явно задумавшись о своём. Было странно и непривычно видеть её снова так близко после того, что между ними случилось, и он никак не мог чётко сформулировать что именно изменилось в его ощущениях, кроме того, что добавилась жирная порция замешательства. — Не по доброте душевной, как ты мог подумать, — она устало проводит ладонью по лицу, усаживается на ступени, опускает взгляд на руки. — Как только ты навернулся с метлы, я сразу заподозрила слизеринцев. Ну, не только потому, что те рассылали поганые валентинки, да в коридорах отрабатывали навык оскорблений в мою сторону. Было несколько факторов, которые навели мысль на их участие, — Гермиона принялась загибать пальцы. — Кто-то обчистил кладовку Слизнорта — раз; профессор Макгонагалл и профессор Стебль обнаружили какое-то неизвестное вещество на останках твоей метлы, а среди слизеринцев немало неплохих зельеваров — два; Блейз обожает совать нос и быть в курсе всех дел, недаром-то старостой выбрали, хоть и старается ни во что толком не влезать. Это три. В общем, я была уверена, что тот наверняка знает что к чему. Гарри уселся рядом на пару ступенек ниже, оказавшись на приличном расстоянии, словно опасался находиться чуть ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Гермиона заметила это, и в груди что-то неприятно кольнуло от этого факта. Словно она какая-то прокажённая. Обида в глубине души лишь усилилась и вконец затянулась в тугой морской узел. Она подняла ногу на ступеньку выше, положила на него локоть и прижала ладонь к щеке, скрывая лицо также и волосами. Вот сейчас ей неожиданно захотелось швырнуть в него каким-нибудь заклятием, может полегчало бы. Да только это не поможет решить ни одну проблему. — Пригрозила ему, что либо сдам со всеми потрохами, либо он со мной будет сотрудничать, — продолжила она, не глядя на Гарри. — В итоге даже оказалось, что ему невероятно интересно было узнать, что там Нотт от тебя так рьяно хочет, раз готов идти на такой риск. Решил попытаться обойти Обет. — Не уверен, что понимаю о чём речь, — лаконично отозвался Гарри, постукивая пальцами по колену. Он так и не обернулся. — Я тоже поначалу, — согласилась она. — Не знаю всех нюансов этой клятвы, о ней безобразно мало написанного, но Забини сообщил, что у него есть кое-какие идеи на эту тему и попытался найти обходные пути. Сказал, что прочёл об этом в одной «из тех тёмных книжек, которые у вас, гриффиндорцев, вызовут лишь несварение желудка от одного вида обложки», — процитировала Гермиона, красноречиво подняв брови. — Насколько я уловила — всё дело в том, как был составлен сам Обет. То есть, если он звучал только как «Не рассказывать никому о плане захвата Гарри Поттера, и исключение составляют только те, кто участвует в заговоре», то, к примеру, о самом Обете тут вот речи нет. То есть ты можешь сказать кому угодно, что тебя сдерживает Обет и ты не можешь обсуждать планы слизеринцев, но не должен никому рассказывать сам план, если не хочешь кары небесной. Или ты можешь намекнуть на то, что что-то случится, но ведь о самом плане ты всё равно не сообщаешь. — Звучит опасно, — прокомментировал Гарри и Гермиона со вздохом согласилась. — Угу. На самом деле, где кончается граница возможного в контексте клятвы? Дело ли в намерении сообщить о плане или словах, которые ты употребляешь для попытки передать сам план, будучи связан клятвой? Или важно только то, что именно подразумевал или произносил автор клятвы в момент обряда? Считается ли, что раз формулировка была как «не можешь рассказывать», то означает, что ты можешь где-нибудь написать этот план и «случайно» оставить его где-нибудь, где кто-нибудь его найдёт или просто письменно сообщить обо всём, кому хотел бы сообщить? А если просто также «случайно» подслушать, как кто-то из участников Обета говорит о плане, да хоть сам с собой? Вопросов на эту тему много. — Забини, однако, рисковый, — качнул головой Гарри, и перевёл взгляд в сторону тёмного неба. — Но знаешь, не уверен, что жажду узнать не пронзит ли меня молния, если начну использовать, кхм, абстрактные описания, — тут он невесело фыркнул. — Гарри, — тяжело вздохнула она, приглаживая непослушные волосы, которые в очередной раз взвились от сквозняка. — Я знаю, что ты не можешь говорить о плане, который придумал Нотт и который уже даже совершился, но говорить о том, что ты делал, чтобы помешать слизеринцам и что с ними в конце концов случилось — вполне. Не пытайся даже увильнуть или я и в самом деле сброшу тебя с этой башни. После этих слов Гермиона накладывает согревающее заклинание на Гарри и на себя, неторопливо переводит взгляд на друга, слабо и даже ободряюще улыбается: — А слизеринцы хоть не помрут, пока мы тут общаемся? Гарри щурится. Поднимает брови, ощущая в душе странное облегчение и поражаясь про себя с каким спокойствием она это спрашивает, с кривой усмешкой отвечает: — Не должны. — Так как ты узнал обо всём? — подавив нервный вдох, интересуется Гермиона, не без интереса косясь на Гарри, который так и не повернул головы, сидя на нижней ступеньке. — От Монтегю, — доносится лишь лаконичное в ответ. Гарри, откинувшись назад на ступени и упираясь в них локтями, замолкает. Гермиона, скрипнув зубами, всё же вежливо произносит: — Рассказывай как следует. Она не видит, как Гарри улыбается с некоторой безысходностью, и не знает, какой кавардак творится у него внутри, словно в доме Уизли в день сбора на поезд в Хогвартс. — Он за тобой следил, — выдавливает он наконец, вытягивая ноги и скрещивая их перед собой. Почти невидяще разглядывает потасканные джинсы и находит даже в районе коленки небольшую дырку. — Когда ты патрулировала. — Как и ты, судя по всему? — хмурится она, сверля взглядом его затылок и Гарри ёжится, ощущая неловкость от данной ситуации. Он-то надеялся, что не придётся об этом упоминать. Желательно никогда. Интересно, она сильно разозлится, если он попросит её что-нибудь спеть? Лишь прокашливается в ответ и продолжает: — В общем, я его словил в один из дней и… допросил. Гермиона проводит ладонями по лицу и едва слышно спрашивает: — Как? — Так ли это важно, а? Он рассказал зачем это делал и что они кое-что… планируют, — осторожно добавил Гарри, косясь в небо, не без опаски ожидая карающей молнии, но, к счастью, ничего не происходит и он с облегчением выдыхает. — Я и собирался узнать что именно. Кхм… взял оборотку и решил прикинуться Монтегю. — Гарри, — почти шипит она, вскакивая и возвышаясь над ним. Тот отвечает ей донельзя кислым взглядом и снова утыкается взглядом в колени, всем своим видом давая понять, что и без подробностей ничего рассказывать не желает. Оба это понимали, но Гермиону такие ответы явно не устраивали. — Ну хорошо, — раздражённо отзывается он, осознавая, что теперь его точно швырнут через парапет. — Я использовал… одно заклинание, — буркнул он, опасаясь смотреть на подругу, лишь слыша скрип зубов. — Ну а что? Разве это не лучше, чем начать макать его головой в унитаз на радость Плаксы Миртл, выпытывая информацию? Гарри осторожно поднимает глаза и нервно сцепляет пальцы перед собой, весь подобравшись. Идиотская была идея была рассказать обо всём, теперь он уже жалел. Может лучше было оставить как есть и пусть чувство вины и мучило бы его перед ней, но вот презрения с её стороны он бы точно не выдержал. Мысленно посыпая голову пеплом, Гарри не без опаски изучает выражение лица над ним, в особенности глаз. Она кажется погружённой в себя, задумчиво и внимательно разглядывая его в ответ, словно пытаясь что-то понять. — Я только попросил его рассказать обо всём, что он знает и стащить оборотку. — Которую они украли у Слизнорта, — добавила лишь медленно Гермиона и Гарри так и не сумел понять, что она думает по поводу использования им Непростительных. Сдавленно сглотнув, он негромко продолжает: — Я, может и рассказал бы обо всём тебе, — говорит он и она недоверчиво щурится в ответ. — Но сама понимаешь… После того, как я узнаю то, что мне требовалось узнать от Нотта, уже думаю как этих мерзавцев словить. В образе Монтегю избавляюсь от Пайка, потом в образе Пайка уже от Гойла. Позже планировал проникнуть в их гостиную и захватить Харпера или Забини… Но проклятые приворотные просто сбили всё к чёрту! — он снова злится, не зная даже, что сделает с тем человеком, когда узнает, кто именно устроил такую подлянку. — Знаешь, не думаю, что я хоть как-то могу исправить то, что натворил, рассказывая тебе это всё, Гермиона. Гарри же отчего-то поверил Нотту, когда тот сообщил, что о никаких приворотных даже понятия не имеет. Да и зачем бы это ему? Если это были бы и слизеринцы, то почему бы не напоить Гермиону сразу после того, как она оказалась бы в их руках? С преувеличенным вниманием изучая свои ладони, он не замечает, как болезненно морщится Гермиона, до боли закусывая щеку изнутри. Ей до глубины души хотелось, чтобы Гарри не испытывал и капли вины из-за произошедшего с ними, с него, чёрт побери, и так хватит — и без этого совершенно погряз в собственной совести и одиночестве, а она не хотела бы быть тем, кто утащит его на дно собственной тюрьмы. Его поникшие плечи и безэмоциональный взгляд говорят красноречивее любых слов. Мягкая, но чуть грустная улыбка касается её губ. Нет, она не позволит этому случиться. — Помнишь, как мы были вдвоём в той палатке? — вдруг спрашивает она, присаживаясь напротив Гарри и аккуратно беря его ладони в свои. Он от неожиданности вздрагивает и поднимает на неё взгляд. Слишком близко. Несмотря на согревающее заклинание руки Гарри ледяные, и она осторожно проводит большими пальцами по ним, вспоминая, как он касался её тела. — Не было никакого плана, не было ничего, но было так много, так невероятно много людей, которых мы оставили за собой. Живых и мёртвых. Мы были потеряны и ощущали только полную безнадёжность. Всё казалось совершенно беспросветным, помнишь? Гарри молча смотрит на неё, но она видит, как в зелёных глазах мелькает непонимание. Руки Гермионы согревают, но от этого ему лишь становится труднее дышать, словно этими словами она проникает в самую сердцевину души и начинает ковыряться в ней раскалёнными щипцами. — Мы верили в самопожертвование ради общего блага. Мы верили в поиск радости везде, где её можно было отыскать. Мы всегда верили друг в друга. И наши с тобой истории тому подтверждение, а ведь у нас есть невероятные истории! Мы — те, кто мы есть благодаря им. — И мы тогда могли во многом ошибаться, а я ведь был так отвратительно наивен… — Нет, — упрямо мотнула она головой, сильнее сжимая холодные мужские пальцы. — Дело не в этом. Несмотря ни на что мы преодолевали все трудности, и каким-то непостижимым образом всегда находили луч света впереди. А ты всегда был тем, кто его создавал, даже если казалось, что нас всех поглотит глобальная тьма и ужас. Знаешь, я и сама забыла, каково это, когда есть рядом такой человек, которому ты можешь доверить всё на свете. И вот лично я зря доверилась Забини. Это было... не то, — она на несколько секунд замолкает в горьком сожалении, а Гарри, чересчур изумлённый этими словами, даже не подаёт голоса. — Наверное потому, что тебя со мной уже давно нет рядом, — продолжает она тихо. — Тогда мы были лишь друг у друга, больше никого за много миль вокруг, и этого нам было достаточно. Можешь считать меня закостенелой оптимисткой, но я всё ещё верю в нас. В тебя. Мы можем ошибаться, порой даже идти неверным путём, но ничего из этого не изменит того, что я никогда не отвернусь от тебя. Я знаю, что мы, возможно, ещё не раз станцуем на краю пропасти, но если не сможем, то и не сумеем больше бороться ни за что стоящее в этом мире, правда? — Лучше бы ты просто дала мне хорошего подзатыльника, — бурчит Гарри, чувствуя как теплеют его ладони и встревоженно вглядываясь в её полные слёз глаза, но она всё же видит, как уголок его губ слегка приподнимается, намечая улыбку. Гермиона судорожно всхлипнув, бросается вперёд и обнимает его, отчаянно стискивая в своих горячих объятиях. Утыкается лицом в чёрные волосы и бормочет: — Мы верили друг в друга. И так будет всегда, Гарри.